— Я такого не наблюдала, — сказала она.
Меня не удовлетворила расплывчатость ответа.
Дженет отмела сомнения и продолжила более уверенно:
— Дети обычно приравнивают всех взрослых к родителям. Они хотят быть на них похожими в буквальном и переносном смысле. Когда малыш напуган или обижен, он инстинктивно кидается за защитой к взрослому. Так он поступает всегда, пока кто-то не злоупотребит его доверием.
— Что сбивает ребенка с толку?
— Рушится незыблемость его внутреннего мира, — подытожила Дженет.
— Обжегшись однажды, ребенок уже не знает, кому можно доверять?
— Да, точно. Ему не к кому обратиться.
Я покончил с вопросами. Элиот не возражал тоже. Было около шести, присяжные устали. Я удивился, когда Дженет отпустили и судья Хернандес вопросительно уставился на меня. Я наклонился к Бекки.
— Я что-то не так сделал?
Она показала мне свою копию обвинения, где подчеркнула все детали преступления, которые мы осветили в ходе свидетельских показаний. Оставалось надеяться, что мы сумели убедить присяжных.
Меня угнетала неизвестность и не позволяла сказать то, что я собирался.
— Обвинение закончено, ваша честь.
Судья коротко кивнул, повернувшись к Элиоту.
— Вы будете готовы начать утром, мистер Куинн? У вас есть свидетели?
— Есть, ваша честь. Мы будет готовы.
— Теперь я могу всех отпустить… — Судья Хернандес проинструктировал присяжных, прежде чем дать им уйти.
— Вот черт, — сказал я.
Бекки показала глазами на Элиота.
— Мне надо извиниться перед доктором, — добавил я.
Дженет не успела покинуть зал. Я подбодрил ее парой фраз и похлопал по руке. Репортеры, ожидавшие сенсаций, быстро ретировались, услышав мои нарочито громкие разглагольствования: «Этот парень еще пожалеет, что взбудоражил наш округ, клянусь!» И мы двинулись к выходу. Бекки, доктор и я.
— Прости, — сказал я Дженет на лестнице. — Я был обязан первым спросить тебя насчет медицинского заключения. Мне следовало получше тебя подготовить к его нападкам.
— Эй, — просто ответила она. — Я же говорила тебе, что это для меня не в новинку. Я и не ждала, что легко отделаюсь.
— Ну и хорошо. Легко сейчас говорить о перекрестном допросе, но я видел, как ее бросало в пот во время суда. Я обнял ее, и она дотронулась до моей руки. Мимолетно. Поднимаясь по лестнице, мы были игроками одной команды.
Войдя в кабинет, я обратился к Бекки.
— Он что-то пронюхал. — Я говорил об Элиоте. Бекки не надо было отвечать. — Но что? — добавил я.
— Что он может вызнать? — переспросила Бекки.
— О чем вы? — не поняла Дженет.
— Томми однажды отступился от своего рассказа в моем присутствии, — сказал я, — кому еще он мог открыться?
Бекки пожала плечами.
— Может, родителям? Учителю или кому-то в интернате?
Я обратился к Дженет:
— Томми никогда не говорил тебе, что его обидчик кто-то другой, не Остин?
Дженет покачала головой.
— Клянусь, — улыбнулась она довольно иронично.
— Он блефует, — предположила Бекки. — Он стремится зародить у присяжных подозрения.
— Возможно, — сказал я. — Но это слабое утешение.
Элиот мастерски владел этой тактикой, в наших кругах подобное приветствовалось: посеять сомнение в показаниях свидетеля, но я бы очень удивился, если бы Элиот не имел на руках хотя бы каких-то доказательств. Он ведь об этом намекнул, когда убеждал меня, что Остин не виновен. Он был не промах.
— Нам ничего не остается, как только ждать, — покорно вздохнула Бекки, но ее хитрющая физиономия выражала совсем иное.
Она явно сейчас ринется за доказательствами. Я думаю, Бекки, будучи прекрасным юристом, блестящим прокурором, сожалела о своей неприметной роли на этом процессе. Но я не мог выпустить нити обвинения из своих рук. От этого дела зависела моя судьба.
— Как держался Томми? — спросила Дженет, она появилась в зале только в момент дачи показаний.
— Сносно. — Я не стал распространяться.
Бекки возразила мне.
— Чего уж там! Он так нерешительно прошел к месту свидетеля, что я решила: толку не будет.
— Ты тоже так подумала? — с облегчением сказал я, а Дженет спросила:
— В каком смысле?
— Марк переломил ситуацию, — восхищенно произнесла моя помощница. — Он заставил Томми вновь прочувствовать случившееся, мальчик вспомнил свой страх двухлетней давности и поэтому не скомкал свои показания. Он поначалу говорил, как сторонний свидетель, но потом разрыдался, и все увидели в нем несчастного маленького мальчика.
Дженет с сомнением выслушала Бекки.
— Надеюсь, это не выглядело нарочито, — сказал я.
— Я поверила ему, — убедила меня Бекки.
— Трудно сказать, как оценили показания Томми присяжные. Иногда в своих вердиктах они опирались на такие несуразные детали, о которых мы и понятия не имели.
— Мы не намеревались вызывать вас сегодня, — сказала Бекки Дженет. — Потребовалось объяснить долгое молчание Томми. Элиот сегодня постарался! — Бекки повернулась ко мне. — Ты ведь не предполагал, что доктор Маклэрен станет гвоздем программы?
Обе леди посмотрели на меня, как будто ожидая от меня пророчеств.
— Да, — подтвердил я. — Дженет была крепкой поддержкой Томми. Позволь доктор Маклэрен сбить себя с толку, Томми остался бы в одиночестве.
— Но он не стал слушать Томми, — сказала Бекки.
Да. Элиот ловко увернулся от капкана, который я ему расставил. Старый лис учуял подвох.
Дженет удивленно перевела взгляд с Бекки на меня. Затем она обратилась ко мне.
— Я тебе сегодня еще понадоблюсь, как ты думаешь? Мы могли бы пойти перекусить…
Бекки уставилась на нас.
— Я тебе позвоню, — сказал я Дженет. — Мне надо кое-куда заглянуть.
Я оставил их в недоумении.
Было поздновато для визита, но удивленные хозяева впустили меня. Они накинулись на меня с вопросами, чтобы избежать пресс-конференции. Я поспешил через элегантную прихожую в гостиную, выдержанную в белых тонах.
— Можно? — спросил я, они не препятствовали.
Миссис Олгрен взяла мужа за руку, он взглянул на нее удивленно, а я направился в комнату Томми.
Сквозь жалюзи от окна с кровати пробивалась прерывистая полоска света. Даже в темноте я понял, что Томми не спит. Он ждал меня. Я остановился посреди комнаты.
— Я пришел, чтобы сказать, ты держался сегодня молодцом.
Я видел в полумраке, как он замотал головой в знак несогласия.
— Нет, правда, — сказал я. Я нащупал спинку стула, что стоял у стола, и присел рядом с узкой кроватью, на которой сжался в комок Томми. Казалось, под одеялом лежит нечто бесформенное. Похоже, я не мог его переубедить.
— Простите, — прошептал он.
— Тебе не за что извиняться.
— Я не хотел… — сказал Томми.
— Это не твоя вина, — успокоил его я.
Поверх одеяла белела его рука, я прикрыл ее своей ладонью. Он вздрогнул.
— Это Остин попросил тебя?
Томми кивнул.
— Он звонил мне.
— Когда с тобой был мой сотрудник?
Он снова кивнул.
— Я обманул его, сказал, что звонил приятель.
Остин сумел с помощью самого Томми подобраться к нему.
— Не волнуйся, — подбодрил я.
Голос Томми прерывался.
— Он сказал мне, что его бросят в тюрьму и как ему там будет плохо.
— Остин заслужил наказание. Ты был слишком мал, Томми, ты не виноват. Он занимался этим давно. Пострадали другие дети. Мы должны остановить его.
Томми молчал. Сколько времени мальчик лежал в темноте, ожидая моего прихода, и сколько еще бессонных ночей ожидает его. Я снова сжал его руку.
— Он не посмеет больше приблизиться к тебе, — пообещал я.
Томми заплакал. И кто знает, то ли от облегчения, то ли от мысли, что навсегда потерял Остина.
Я обнял его, он потянулся ко мне. Во мне вспыхнуло то давнее чувство ответственности, когда у меня в руках были судьбы моих детей. Я крепко прижал его к груди, это мое объятие должно было остаться в памяти Томми надолго, на всю жизнь.
Мое плечо повлажнело от его слез. Он прошептал:
— Мистер Куинн знает.
— Забудь о нем, — попросил я. — Тебе уже не понадобится появляться в зале суда.
Томми замотал головой.
— Он знает, — упрямо повторил он.
Я пригнул его голову к подушке.
— Что знает?
Он промолчал.
— Что ты хотел помочь Остину? Это не имеет значения. Он никому об этом не скажет.
Я ушел не сразу, мы успели пошептаться в темноте. Поговорили о школе, о том, что его ждет впереди, я очень надеялся, что калейдоскоп событий увлечет его, и боль затихнет, и он забудет себя сегодняшнего, виноватого и беспомощного. Томми произносил слова все медленнее, часто затихая. Я укрыл его, убрал со лба прядь волос и поцеловал его.
— Спокойной ночи, — сказал я в дверях, в ответ мне донеслось едва различимое бормотание.
Глава 15
После того как предъявлено обвинение, возвращаться в зал суда — настоящая пытка для прокурора. Я сделал все от меня зависящее, вытерпел нападки, оставалось ждать, что выкинет защита. Неожиданностей для адвоката в начале процесса не предвидится, позиция обвинения ей известна заранее. Прокурор оговаривает своих свидетелей в обвинительном заключении, значит, адвокат имеет доступ к списку. Возможно, он не в курсе всего, что скажет прокурор, но позиция последнего не тайна.
Прокурор же, напротив, даже не догадывается, что припасено у защиты. Многое всплывает неожиданно. Остается безмолвно внимать в надежде отбиться во время перекрестного допроса и ожидать, что тебя посетит вдохновение.
Единственное, в чем не приходилось сомневаться, — это в показаниях Остина. Мы с Элиотом знали, чего стоила презумпция невиновности. Подзащитный недвижно сидит перед присяжными, не реагируя на обвинения прокурора, и дожидается решения своей участи. Элиот должен был вызвать Остина для свидетельских показаний.
Троица: Элиот, Остин и Бастер, оживленно беседуя, появилась в зале суда. Блистал красноречием Бастер. Судя по всему, он клокотал от ярости, что Элиот не выпускает его к барьеру в таком важном процессе, но Элиот крепко держал вожжи в своих руках, поддерживаемый Остином, который точно знал, кто в суде лучший. Очевидно, сегодня ему все же удалось убедить Остина позволить ему выступить.
Мы с Бекки молча расположились на своих местах. Мы не знали, что нас ждет.
Некоторое время спустя, когда присяжные заняли свои кресла и появился судья, Элиот произнес:
— Защита вызывает Мартина Риза.
Мы с Бекки переглянулись. Это был сюрприз для нас. По проходу катился упитанный коротышка, облаченный в костюм на два размера меньше. Его отвислые щеки вздрагивали, отвлекая внимание от пышных темных усов и клочка каштановых волос, переброшенного от уха до уха. Он зыркнул глазами на меня, как будто я был возмутителем его спокойствия.
Бекки вздохнула. Этого типа она не знала.
— Я, — настойчиво произнесла она.
Весь процесс полностью шел под надзором главного прокурора. Я допрашивал потерпевшего и обвиняемого, а моему заместителю достались менее значительные свидетели. Мне не хотелось выпускать нити обвинения из своих рук, слишком многое зависело от исхода этого дела, и, пока коротышка присягал и занимал свидетельское место, я приглядывался к нему, прикидывая, с какой стороны подойти.
Бекки не сдавалась, она прошептала:
— Я!
Ее рука намертво вцепилась в мое запястье. Я перевел дыхание и сдался:
— Твой.
Она пододвинула к себе документы, взяла ручку, не спуская глаз со свидетеля. Кто был этот Мартин Риз?
Это открылось сразу же после очередного вопроса:
— Где вы живете, мистер Риз?
— Я бы предпочел не говорить, — сказал свидетель, покосившись на меня.
— Вы живете в Техасе? — спросил Элиот.
Он выдержал долгую паузу. Наконец его прорвало:
— Я не хочу, чтобы все знали, где я живу. Я и так уже порядком натерпелся!
Присяжные проследили за взглядом мистера Риза, но я не изменился в лице, сохраняя озабоченность и непонимание. Это не составляло труда.
— Поставим вопрос иначе, — утешительно проворковал Элиот. — Где вы жили два года назад?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60