Она уже не чувствует недомогания, появление Коли означает какую-то опасность, и внутренне она сразу мобилизовалась.
— Что-нибудь случилось?
— Не знаю. — Коля пожал плечами — он и в самом деле ничего не знает. — Послали меня. Из комитета. Человек приехал. У него к вам поручение.
— А цветы при чем?
— Сказали — иди, да так, чтобы комар носа не подточил. Я посоветовался — под каким предлогом? Кто-то сказал: будто посыльный, купи цветов и дуй.
— А деньги откуда?
Коля даже обиделся:
— Я же зарабатываю!
Землячка улыбнулась цветам.
— Ну спасибо. Так кому я нужна?
— Приехал из Швейцарии и говорит, что у него к вам поручение.
Упоминание Швейцарии взволновало Землячку.
— Что за поручение?
— Говорит, скажет вам лично.
Из расспросов выяснилось, что человек этот социал-демократ, рижанин, в комитет явился, соблюдая все правила конспирации, пароль ему известен, лишних вопросов не задает; он назначил Землячке свидание завтра, в двенадцать.
— Где?
— У Казанского собора. Будет ждать у ограды.
— Не хватает только пойти в собор!
— А он так и сказал — в соборе всего безопаснее.
— А он что, знает меня?
— Должно быть, нет, велел сказать, что будет на нем картуз из серого каракуля, а через плечо бинокль.
— А как же он меня узнает?
— Вы подойдете к нему и спросите: «Это вы привезли мне духи из Парижа?», он ответит: «А какие духи вы ждете?», а вы скажете… — Коля запнулся. — Извините, названия не запомнил. — Он извлек из кармана клочок бумаги. — Я тут записал. «Виолет де парм», — четко прочел он. — Извините, не мог наизусть.
Удивительное дело: чувствовала она себя совсем больной, да не то что чувствовала, она действительно больна, но вот возникла необходимость встретиться с кем-то, и сразу она взяла себя в руки.
Она пришла на условленное место за полчаса — никогда она не пренебрегала мерами предосторожности. Прошлась, осмотрелась…
Господин в каракулевом картузе с биноклем появился ровно в двенадцать.
Землячка еще раз посмотрела во все стороны — как будто нигде никаких лишних глаз.
Подошла.
— Вы привезли мне духи из Парижа?
— А какие духи вы ждете?
— "Violette de Parme".
Он протягивает ей руку.
— Товарищ Землячка?
О том, что она Землячка, он не должен бы знать.
— Я вас слушаю, — уклончиво отвечает она.
— Биркманис, — представляется он и еще раз настойчиво спрашивает: — Товарищ Землячка?
— Допустим…
— Я бы хотел в этом убедиться.
А как убедить? Паспорт у нее на другое имя.
— Я затрудняюсь…
— Вам должны быть известны имена латвийских социал-демократов.
— Да, — соглашается она. — Егер. Берзиньш…
— Этого достаточно. — На губах Биркманиса вежливая улыбка. — Пройдемтесь.
Они медленно идут вдоль великолепной ограды, созданной знаменитым архитектором Воронихиным.
Биркманис сворачивает к собору, поднимается по ступенькам, снимает картуз, входит в храм.
Землячка вынуждена следовать за ним.
Пока все, что он сказал, вполне убедительно.
— Извините, что я вас задерживаю, — вежливо произносит Биркманис, — но подарок, который мне поручено вам передать, очень дорог…
И он подает Землячке… Да, духи, те самые духи, о которых она его только что спрашивала, — блещущий лаком футляр лиловой кожи, внутри на лиловом атласе лежит флакон дорогих парижских духов.
— Это очень хорошие духи, — говорит Биркманис. — Когда вы будете приходить домой, я вам советую немножко поднимать подкладку, там вы будете находить еще один сюрприз. А теперь я пойду, я сегодня же возвращаюсь в Ригу. Желаю успеха.
Он слегка кланяется и не спеша удаляется, будто они совсем незнакомы.
Землячка смотрит ему вслед.
Вроде бы никто не видел, как он передал ей этот парижский подарок.
И тоже не спеша — так надо, так полагается — возвращается к себе домой.
— Куда это вы ходили, Надежда Яковлевна, ведь вы больны? — с упреком спрашивает ее в передней Леночка.
— К врачу.
Она запирается у себя в комнате, кладет на стол коробочку, отставляет в сторону флакон, осматривает футляр. Атлас нигде не поврежден, все в полном порядке.
Однако у нее опыт по этой части. С помощью небольших ножничек для ногтей отдирает обтянутый атласом картон. А если содрать шелк с картона? И вот он — листок! Тот единственный листок, который — и настроение, и выздоровление, и вдохновение…
"Получил Ваше сердитое письмо и спешу ответить. Напрасно Вы обиделись. Если я ругался, то, ей-богу, любя и притом с оговоркой: если верны сведения Лядова. Вашу громадную работу по завоеванию 15 комитетов и организации трех конференций мы ценим чрезвычайно, как Вы видели из предыдущего письма по поводу северной конференции. Без Вас мы не делали и не делаем ни шагу. Поехавшая в Питер девица обещала использовать ее личные связи для добычи денег, а Н.И. мы писали для Вас, а вовсе не помимо Вас (надпись: «личное» делалась исключительно против врагов). Недоразумение насчет писем к Н.И. разъясним ей тотчас же. Н.И., конечно, к черту.
За присылку адресов комитетам большущее спасибо. Присылайте, пожалуйста, еще. Гусева отправили, Лядов едет, когда будут деньги.
Лядов немного неверно изложил дело об органе в России, и я прошу извинить меня, если погорячился и обидел Вас.
Насчет открытого выступления бюро не стану больше спорить. Две недели, конечно, пустяки. Поверьте, что считаться с мнением России я намерен вполне и во всем безусловно и прошу Вас об одном серьезно: извещайте меня, христа ради, почаще об этом мнении. Если я виноват, что поддаюсь настроению заграничных большевиков, то виноват без вины, ибо Россия дьявольски мало и редко пишет. Выбору северной конференции подчиняюсь вполне и, ей-богу, охотно. Старайтесь достать денег и напишите, что не сердитесь.
Весь ваш Ленин".
История сохранила пять писем Ленина, адресованных Землячке.
Все эти письма написаны в течение месяца и они — лучшее свидетельство тому, что Землячка находилась в самом центре борьбы за единство партии и созыв Третьего съезда.
Но помимо советов и указаний по работе в этих письмах проявилось и личное отношение Ленина к адресату. Как всегда, он все понял и все извинил — к товарищам по партии он относился с величайшим вниманием и добротой — он точно почувствовал, как нуждается в его поддержке Землячка.
Драгоценны все письма Ленина, но это — последнее — ей дороже всех остальных, тепло этого письма будет согревать Землячку в течение всей ее жизни.
Она снова ощущает прилив сил, она в строю, впереди борьба, не время поддаваться унынию.

Дорога в Лондон
Землячка никому не говорила, что съезд состоится в Лондоне; для конспирации везде называла Петербург.
Сложен был путь делегатов, непросто добирались они от одного условного места до другого. Большинство делегатов было уверено, что Петербург — конечная цель путешествия. Но, увы, это было только начало Им предстояло перейти границу и только в Берлине получить направление в Лондон.
Г.И.Крамольников рассказывает в своих записках, как он ехал на Третий съезд.
Он имел адрес, по которому следовало явиться в Петербурге: Николаевская улица, дом No 33, квартира зубного врача Лаврентьевой. Такова была явка для делегатов съезда.
Крамольников поднялся по лестнице, позвонил. Дверь, как потом выяснилось, открыла сама Лаврентьева.
— Мы объединяемся в партию, — произнес Крамольников.
Это был пароль.
— Долой бонапартизм, — ответила Лаврентьева, и это был отзыв.
После такого обмена условными фразами Лаврентьева впустила Крамольникова в переднюю и дала новый адрес: Малая Монетная, дом 9а, квартира Марии Петровны Голубевой.
Землячка упоминает ее в своих письмах.
В 1904 году Голубева работала в Организационном комитете по созыву Третьего съезда, а в октябрьские дни 1905 года в ее квартире находился штаб Петербургского комитета, хранились револьверы и бомбы. Позднее Мария Петровна руководила подпольной типографией.
Голубева приняла Крамольникова, но и это был далеко не конец, Крамольников получил еще один адрес.
Только на третьей квартире Крамольников нашел представителя БКБ и встретился там с делегатом Северного комитета Романовым.
Представитель Бюро выдал Крамольникову и Романову на дорогу семьдесят пять рублей и приказал ехать в Ригу, дал новую явку, где они должны были представиться некоему Папаше — Максиму Максимовичу Литвинову.
Литвинов, непревзойденный мастер конспирации, подробно разъяснил, как перебраться через границу.
Да, все было как в детективном романе: ночь, граница, контрабандисты…
— Только я вас очень прошу, товарищи, не портите мне границы, — предупредил их Литвинов. — Не переплачивайте лишних денег, через границу приходится переправлять десятки людей.
Крамольников обиделся, а Романов так даже рассердился:
— Мы же профессиональные революционеры, неужели не знаем цену партийным деньгам?
В ответ Литвинов рассмеялся:
— Не сердитесь на скромного «техника», я тоже забочусь о партийной кассе. Больше восьми рублей с человека мы не можем платить контрабандистам, иначе они совсем разорят ЦК.
Границу перешли ночью, очутились в Германии. Не так страшно, как казалось, но все-таки страшновато.
На границе получили новую явку — в Берлин.
Пароль для Берлина был ироничен:
— От русского папы Льва Тринадцатого.
Позже папу Льва Тринадцатого упомянул Ленин в своей работе «Две тактики социал-демократии в демократической революции». Этот папа, умерший в 1903 году, пытался использовать влияние католической церкви против социализма, и в целях борьбы с рабочим революционным движением поощрял создание католических профсоюзов.
И только из Берлина делегаты получали уже направление в Лондон.
Сама Землячка ехала в Лондон, минуя транзитные пункты: она входила в число тех работников партии, которым с самого начала было известно место проведения съезда.
Лондон был для нее обжитым уже городом, во второй раз она ехала туда так же уверенно, как ездила в Саратов или Баку, знала, где остановиться, где пообедать и как с наибольшим смыслом использовать выпавшее на ее долю свободное время. Она не нуждалась в гиде и за несколько свободных дней до открытия съезда успела побывать и в Британском музее, и в Национальной галерее.
Но едва съезд начался, как он поглотил все ее внимание.
Третий съезд открылся в Лондоне 12 апреля 1905 года. В нем участвовало тридцать восемь делегатов от двадцати одного комитета крупных промышленных центров России.
Это был съезд большинства, меньшевики отказались от участия в нем, поэтому на съезде не велось лишних споров и ненужных дискуссий.
И, пожалуй, съезд этот больше всего был дорог Землячке тем, что провозгласил курс на вооруженное восстание.
Ленин, живший долгое время вдали от России, ощущал нарастание революции с еще большей остротой, чем приехавшие из России товарищи. Он высмеивал боявшихся революции меньшевиков.
Землячка наслаждалась, слушая острые высказывания Ленина. У нее самой был острый ум, характеру ее была свойственна беспощадность, а выступления Ленина не оставляли места для компромиссов.
В эти дни отчетливо проявилась одна из характерных особенностей Землячки: она не стремилась на первые роли, с достоинством выполняя обязанности практика и организатора партийной работы.
За Лениным шел весь съезд.
Съезд рассмотрел коренные вопросы развития революции, определил насущные задачи пролетариата и принял революционные решения.
Две недели напряженной творческой работы!
На Третий съезд Землячку делегировал Петербургский комитет, и ей было с чем вернуться в Питер — голосуя за предложение Ленина, она выполняла волю пославшего ее питерского пролетариата.
Съезд принял ленинское определение движущих сил революции и определил стратегию и тактику партии.
«Долгая и упорная борьба за съезд в РСДРП наконец закончилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39