Дело в том, что пенсия, какая бы она ни была, волшебным образом приравнивала Джо ко всем остальным гражданам великой страны, он начинал чувствовать себя честным и достойным стариком и даже, смущенно кряхтя, признался Паркеру, что так называемые пенсионные дни отмечает как праздники небольшим стариковским загулом — с пивом, с пышным тортом (безе с орехами), — он почему-то с детским постоянством жадно любил всю жизнь именно такие торты...
Паркеру, честно говоря, все сладости были как-то без надобности.
Сделавшись Чарльзом Виллисом, наш герой, как чумы, сторонился всякого, кто пытался идентифицировать его как Паркера, — ведь поистине бесценным было для него это alter ego, — по крохам, год за годом нарабатывался имидж бизнесмена, человека широких взглядов, надежного, но жесткого партнера...
Да и безупречные документы, положим, на имя Чарльза Виллиса, стоили в свое время безумных денег... Впрочем, подобную двойную игру вели очень многие люди его круга, аналогичной двойной жизнью жило подавляющее большинство знакомцев Паркера, имеющих на плечах голову, а не ночную посудину, как, например, болтун и гуляка Тифтус.
В такой ситуации некий нейтральный человек, служащий передаточным звеном, или, если угодно, “почтовым ящиком”, между желающими установить контакт партнерами, — такой человек был особенно важен и нужен. Долгие годы услуги именно такого рода Джо Шир и оказывал Паркеру.
Два года назад Паркер обитал у Джо на квартире в Омахе, — дело в том, что фотогеничное и мужественное лицо Паркера как-то слишком примелькалось в полицейских отчетах о хитроумно и отчаянно ограбленных банковских сейфах. Паркер смотрел, смотрел с кислой улыбкой на все растущую популярность выразительных черт своего лица, нервы у него не выдержали, и он решился на крайний шаг: пластическую операцию.
Джо, там, в Омахе, подыскал ему отличного хирурга, дело было сделано прекрасно; с тех пор Паркер не видел Джо Шира.
Получив письмецо от него, Паркер, помнится, слабо и рассеянно поудивлялся, что там такое стряслось с обычно осторожным Джо, но за приятными хлопотами, связанными с проживанием шальных денег и с новой женщиной, как-то забыл о Джо; он, впрочем, был уверен, что тот сам справится со своими невзгодами. Временно не действующее передаточное звено его пока мало беспокоило — деньги из Северной Дакоты все не кончались, новых дел он пока не планировал.
Второе письмо было словно гром среди ясного неба; пришло оно через месяц после первого.
“Паркер,
прости меня, старика. Ты знаешь, я никогда никого ни о чем не просил. Всю жизнь был гордым и независимым. Да, видно, стар сделался.. Мне нужна твоя помощь. Ты человек молодой, сильный, сможешь мне помочь не особенно и рискуя, а потом будешь у меня отдыхать; попивая пивко... Я бы лет десять назад и сам справился, да теперь я не тот. Совсем не обижусь, коли ты не захочешь приехать помочь мне, но если решишь — выезжай немедленно. Вот только денег я тебе не смогу дать. Сумею правда оплатить железнодорожные билеты в оба конца. Если тебе одному скучно, Паркер, возьми свою женщину, я и ей оплачу все дорожные расходы, ты не сомневайся. Но в любой ситуации, Паркер, умоляю тебя, ради Бога, не звони мне!
Твой постаревший Джо”.
Паркер перечитал письмо трижды, так он был ошарашен им. Ясно, что аккуратные строки выведены рукой Джо Шира, стиль послания свойствен старику несомненно, но содержание! Люди их круга, бывало, обращались друг к другу за помощью, но свои личные проб темы каждый был обязан решать сам! Можно попросить о предоставлении тайного убежища, чтобы пересидеть там всплеск полицейской активности, можно попросить взаймы денег под “навар” от предстоящего дела, но — только...
Ни один из тех, кого знал Паркер, никогда не стал бы писать жалкие слова об оплате, о каком-то возмещении денег, тьфу! за железнодорожные билеты в оба конца... Все это означало, что у старика либо начался форменный сдвиг по фазе, либо — что гораздо хуже! — ему кто-то так наседает на пятки — дальше ехать некуда. И с деньгами у него полный аут, ясное дело, раз пишет такие пошлости в письме. Господи, куда же делся весь его солидный денежный запас? Не на приют же для омахских детей-сирот он всю эту громадную сумму анонимно зафутболил, как однажды размечтался в припадке старческого сумасшествия в присутствии Паркера?.. Правда они тогда крепко поддали...
Ругаясь про себя на чем свет стоит, Паркер побросал в чемодан необходимые вещи и позвонил в агентство воздушных сообщений, бронируя билет на рейс до Омахи.
Мысли его лихорадочно кружили около последнего письма старенького и, видно, вконец ослабевшего старого приятеля.
Из эгоизма, свойственного молодости, Паркер вначале думал вовсе не о сложностях, посетивших Джо Шира. Старик был где-то далеко за глазами, отсюда, из Майами-Бич представлялся бесплотным, нереальным, его зыбкий и призрачный образ не задевал ни одной струны в душе Паркера. Но вот о себе в связи в Джо Широм Паркер задумался крепко.
У Джо была превосходная память на адреса, цифровые коды телефонов, он знал о Паркере всю подноготную, помнил его лицо еще до пластической операции, мог перечислить десятка два продуманных и осуществленных Паркером денежных экспроприации, — в общем, мог, да-да, мог по старческой своей немощи заложить Паркера со всеми потрохами, и засадить милого дружка в клетчато-полосатые интерьеры на долгие годы, а то и на веки вечные!..
До получения тревожного письма Паркер как-то не думал о таких перспективах, поскольку Джо не внушал опасений: это был старый, но мудрый волк, смотревший на мир трезвым, тяжелым холодным взором, не покупающийся на отравленные приманки, за милю не подходящий к замаскированным капканам, чуявший по ветру, где затаились охотники со своими вонючими стволами, из которых вылетает огонь. В общем, Джо реально и трезво осознавал мир, себя и свое место в нем.
Но сейчас все, к сожалению, разительно изменилось. Картина мира исказилась, стала неверной и зыбкой в слезящихся глазах потерявшего нюх, ослабевшего с голоду старого зверя. Выгрызая из кровоточащей лапы льдинки, оставляя красный след на снегу, он поковыляет прямо на красные флажки охотников, а то, еще хуже, — потрусит рысцой прямо к святая святых — волчьему логову, где блестят голодными глазами волчата, и лежит, положив голову на тяжелые лапы, волчица...
За выжившим из ума зверем охотники подойдут к самому логову...
Паркер летел высоко над замлей, полузакрыв глаза, но сон так и не опустил свои прохладные ладони ему на веки. Самолет шел курсом на северо-запад, через весь материк, с дикими наводнениями на его могучих реках; с чудовищными лесными пожарами, с муравьиным копошением людей в городах; с океанским ветром, треплющим флаги и полосатую парусину над зеркальными стеклами магазинов; с ветром горных долин, несущим кофейную пыль и сдувающим соломенную шляпу с большими полями с прелестного, в крупных золотистых локонах затылка какой-нибудь незнакомки в розовом платье, летящей по серебристо-серому шоссе в своем белом открытом автомобиле где-то там, под кучевыми облаками, далеко внизу...
Хотя, честно говоря, Паркеру было не до незнакомок. Он даже не поднял глаза на стюардессу, уже несколько раз настойчиво предлагавшую ему как алкогольные, так и другие напитки...
В Омаху Паркер прилетел на склоне дня во вторник, а поздно вечером уже выходил из поезда в Сагаморе; здесь он снял номер в отеле.
В этот раз он не рассчитывал останавливаться у Джо, помня его письмо, полное смятения и страха.
Он, как всегда, зарегистрировался в местном отеле под уже ставшим ему привычным именем Чарльза Виллиса. Теперь, задним числом вспоминая свои действия, Паркер угрюмо думал о том, что знай он, как повернутся дела, — никогда бы не стал понапрасну трепать безупречное, никаким криминалом не запятнанное имя Чарльза Виллиса... Тем более, если в игру вступил этот, ползущий, как на дрожжах, полицейский капитан в дурацкой ковбойской шляпе.
А тогда, вечером, Паркер, мигая бессонными глазами, вошел в отель “Сагамор”, и ночной портье, окинув взором чуть ли не единственного за сутки постояльца, от нечего делать спросил себя о роде его занятий. Под утро портье все же решил, что, если новый постоялец чем и торгует, — либо оружием, либо спиртным... Дело в том, что Сагамор находился вдали от излюбленных праздными туристами маршрутов, достопримечательностей в городе не было никаких, лишь дымили по окраинам несколько заводиков, перерабатывающих мясо, молоко, овощи и фрукты; продукты переработки поставлялись на стол горожан.
Отель “Сагамор”, с его скрипучими лестницами, проржавелыми кранами, желтоватыми ваннами, прожженными покрывалами на ревматических кроватях, существовал исключительно за счет заезжих коммивояжеров...
Дождавшись полной темноты, Паркер направился к Джо, чтобы получить исчерпывающие ответы на ряд интригующих вопросов.
Он опасливо пошел пешком, передвигаясь с большой осторожностью, хоронясь от редких прохожих, дабы никто не засвидетельствовал, что видел приезжего незнакомца у дома старика, пораженного некими таинственными напастями...
Уже при звездах он подошел к парадному входу, позвонил, и, пока слушал, как скатывается ветер по черепичной кровле, еще поразмышлял, почему это старые люди так любят сидеть в потемках, как вдруг с крыльца соседнего коттеджа молодой мужской ломающийся голос крикнул ему, что мистер Шардин умер вчера и хоронить его будут завтра поутру...
К такой новости Паркер готов не был.
Он еще постоял под звездами, послушал ветер, шелестящий в подсыхающих лианках каких-нибудь повилик и плющей, оплетающих крыльцо, и в состоянии смятения вернулся в отель. Стало быть, старый Джо был уже мертв, когда Паркер получил от него тревожное письмо... Что же с ним было, какие скоты обложили его, так взволновав и напугав?! И не грозят ли неприятности Паркеру? Джо отстранял его от себя еще в первом письме, все ставил между собой и Паркером запретительные знаки, некие шлагбаумы, — следовательно, не хотел навести своих преследователей на старого приятеля...
Теперь Джо не стало, свои тайны он унес за пределы жизни, и Паркеру их не откроет никто, кроме Паркера. Следует разузнать — как умер старик, не помог ли кто ему отправиться на тот свет, и есть ли в этом задрипанном городишке живая душа, знающая о существовании Паркера и могущая сделать гадость пусть не ему, но Чарльзу Виллису...
Выяснить все это следовало как можно скорее, чтобы обязательно успеть самому нанести упреждающий удар.
Он плохо спал в отеле в эту ночь, все слышалось: под кем-то скрипел рассохшийся паркет в его номере; все чудилось: озаряется смоляная бездна зеркала, и чье-то мученически искаженное лицо высветляется из глубины.
Рано утром, спустившись в холл. Паркер спросил у нового, только что заступившего портье газету, но печаталась она здесь единожды в неделю, в четверг; впрочем, все местные новости можно было почерпнуть из газеты округа, в Линбруке, милях семи от Сагамора.
У пышного железнодорожного вокзальчика, с колоннами и лепниной по фасаду, томился без всякой надежды на пассажира водитель единственного на стоянке такси. Паркер нанял его старомодный, запыленный “шевроле” до Линбрука и обратно.
В соседнем городке, выходя из редакции со вчерашней газетой в руках, Паркер обнаружил впритык стоящий за “шевроле” черный “форд”, похожий на лакированного гигантского жука.
Располневший господин в коричневом, видавшем виды костюме, и комической шляпе цвета кофе с молоком, наклонясь к таксисту в “шевроле”, о чем-то говорил с ним, но, завидя Паркера, тут же прервал беседу, тяжело забрался в свой “форд” и выжидательно замер, пристроив подбородок на скрещенные руки, лежащие на руле.
Весь обратный путь этот тип в ковбойской шляпе неотступно гнал свой “форд” за “шевроле”, так что Паркер спросил таксиста, мотнув головой в сторону бурого облака пыли за их машиной:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Паркеру, честно говоря, все сладости были как-то без надобности.
Сделавшись Чарльзом Виллисом, наш герой, как чумы, сторонился всякого, кто пытался идентифицировать его как Паркера, — ведь поистине бесценным было для него это alter ego, — по крохам, год за годом нарабатывался имидж бизнесмена, человека широких взглядов, надежного, но жесткого партнера...
Да и безупречные документы, положим, на имя Чарльза Виллиса, стоили в свое время безумных денег... Впрочем, подобную двойную игру вели очень многие люди его круга, аналогичной двойной жизнью жило подавляющее большинство знакомцев Паркера, имеющих на плечах голову, а не ночную посудину, как, например, болтун и гуляка Тифтус.
В такой ситуации некий нейтральный человек, служащий передаточным звеном, или, если угодно, “почтовым ящиком”, между желающими установить контакт партнерами, — такой человек был особенно важен и нужен. Долгие годы услуги именно такого рода Джо Шир и оказывал Паркеру.
Два года назад Паркер обитал у Джо на квартире в Омахе, — дело в том, что фотогеничное и мужественное лицо Паркера как-то слишком примелькалось в полицейских отчетах о хитроумно и отчаянно ограбленных банковских сейфах. Паркер смотрел, смотрел с кислой улыбкой на все растущую популярность выразительных черт своего лица, нервы у него не выдержали, и он решился на крайний шаг: пластическую операцию.
Джо, там, в Омахе, подыскал ему отличного хирурга, дело было сделано прекрасно; с тех пор Паркер не видел Джо Шира.
Получив письмецо от него, Паркер, помнится, слабо и рассеянно поудивлялся, что там такое стряслось с обычно осторожным Джо, но за приятными хлопотами, связанными с проживанием шальных денег и с новой женщиной, как-то забыл о Джо; он, впрочем, был уверен, что тот сам справится со своими невзгодами. Временно не действующее передаточное звено его пока мало беспокоило — деньги из Северной Дакоты все не кончались, новых дел он пока не планировал.
Второе письмо было словно гром среди ясного неба; пришло оно через месяц после первого.
“Паркер,
прости меня, старика. Ты знаешь, я никогда никого ни о чем не просил. Всю жизнь был гордым и независимым. Да, видно, стар сделался.. Мне нужна твоя помощь. Ты человек молодой, сильный, сможешь мне помочь не особенно и рискуя, а потом будешь у меня отдыхать; попивая пивко... Я бы лет десять назад и сам справился, да теперь я не тот. Совсем не обижусь, коли ты не захочешь приехать помочь мне, но если решишь — выезжай немедленно. Вот только денег я тебе не смогу дать. Сумею правда оплатить железнодорожные билеты в оба конца. Если тебе одному скучно, Паркер, возьми свою женщину, я и ей оплачу все дорожные расходы, ты не сомневайся. Но в любой ситуации, Паркер, умоляю тебя, ради Бога, не звони мне!
Твой постаревший Джо”.
Паркер перечитал письмо трижды, так он был ошарашен им. Ясно, что аккуратные строки выведены рукой Джо Шира, стиль послания свойствен старику несомненно, но содержание! Люди их круга, бывало, обращались друг к другу за помощью, но свои личные проб темы каждый был обязан решать сам! Можно попросить о предоставлении тайного убежища, чтобы пересидеть там всплеск полицейской активности, можно попросить взаймы денег под “навар” от предстоящего дела, но — только...
Ни один из тех, кого знал Паркер, никогда не стал бы писать жалкие слова об оплате, о каком-то возмещении денег, тьфу! за железнодорожные билеты в оба конца... Все это означало, что у старика либо начался форменный сдвиг по фазе, либо — что гораздо хуже! — ему кто-то так наседает на пятки — дальше ехать некуда. И с деньгами у него полный аут, ясное дело, раз пишет такие пошлости в письме. Господи, куда же делся весь его солидный денежный запас? Не на приют же для омахских детей-сирот он всю эту громадную сумму анонимно зафутболил, как однажды размечтался в припадке старческого сумасшествия в присутствии Паркера?.. Правда они тогда крепко поддали...
Ругаясь про себя на чем свет стоит, Паркер побросал в чемодан необходимые вещи и позвонил в агентство воздушных сообщений, бронируя билет на рейс до Омахи.
Мысли его лихорадочно кружили около последнего письма старенького и, видно, вконец ослабевшего старого приятеля.
Из эгоизма, свойственного молодости, Паркер вначале думал вовсе не о сложностях, посетивших Джо Шира. Старик был где-то далеко за глазами, отсюда, из Майами-Бич представлялся бесплотным, нереальным, его зыбкий и призрачный образ не задевал ни одной струны в душе Паркера. Но вот о себе в связи в Джо Широм Паркер задумался крепко.
У Джо была превосходная память на адреса, цифровые коды телефонов, он знал о Паркере всю подноготную, помнил его лицо еще до пластической операции, мог перечислить десятка два продуманных и осуществленных Паркером денежных экспроприации, — в общем, мог, да-да, мог по старческой своей немощи заложить Паркера со всеми потрохами, и засадить милого дружка в клетчато-полосатые интерьеры на долгие годы, а то и на веки вечные!..
До получения тревожного письма Паркер как-то не думал о таких перспективах, поскольку Джо не внушал опасений: это был старый, но мудрый волк, смотревший на мир трезвым, тяжелым холодным взором, не покупающийся на отравленные приманки, за милю не подходящий к замаскированным капканам, чуявший по ветру, где затаились охотники со своими вонючими стволами, из которых вылетает огонь. В общем, Джо реально и трезво осознавал мир, себя и свое место в нем.
Но сейчас все, к сожалению, разительно изменилось. Картина мира исказилась, стала неверной и зыбкой в слезящихся глазах потерявшего нюх, ослабевшего с голоду старого зверя. Выгрызая из кровоточащей лапы льдинки, оставляя красный след на снегу, он поковыляет прямо на красные флажки охотников, а то, еще хуже, — потрусит рысцой прямо к святая святых — волчьему логову, где блестят голодными глазами волчата, и лежит, положив голову на тяжелые лапы, волчица...
За выжившим из ума зверем охотники подойдут к самому логову...
Паркер летел высоко над замлей, полузакрыв глаза, но сон так и не опустил свои прохладные ладони ему на веки. Самолет шел курсом на северо-запад, через весь материк, с дикими наводнениями на его могучих реках; с чудовищными лесными пожарами, с муравьиным копошением людей в городах; с океанским ветром, треплющим флаги и полосатую парусину над зеркальными стеклами магазинов; с ветром горных долин, несущим кофейную пыль и сдувающим соломенную шляпу с большими полями с прелестного, в крупных золотистых локонах затылка какой-нибудь незнакомки в розовом платье, летящей по серебристо-серому шоссе в своем белом открытом автомобиле где-то там, под кучевыми облаками, далеко внизу...
Хотя, честно говоря, Паркеру было не до незнакомок. Он даже не поднял глаза на стюардессу, уже несколько раз настойчиво предлагавшую ему как алкогольные, так и другие напитки...
В Омаху Паркер прилетел на склоне дня во вторник, а поздно вечером уже выходил из поезда в Сагаморе; здесь он снял номер в отеле.
В этот раз он не рассчитывал останавливаться у Джо, помня его письмо, полное смятения и страха.
Он, как всегда, зарегистрировался в местном отеле под уже ставшим ему привычным именем Чарльза Виллиса. Теперь, задним числом вспоминая свои действия, Паркер угрюмо думал о том, что знай он, как повернутся дела, — никогда бы не стал понапрасну трепать безупречное, никаким криминалом не запятнанное имя Чарльза Виллиса... Тем более, если в игру вступил этот, ползущий, как на дрожжах, полицейский капитан в дурацкой ковбойской шляпе.
А тогда, вечером, Паркер, мигая бессонными глазами, вошел в отель “Сагамор”, и ночной портье, окинув взором чуть ли не единственного за сутки постояльца, от нечего делать спросил себя о роде его занятий. Под утро портье все же решил, что, если новый постоялец чем и торгует, — либо оружием, либо спиртным... Дело в том, что Сагамор находился вдали от излюбленных праздными туристами маршрутов, достопримечательностей в городе не было никаких, лишь дымили по окраинам несколько заводиков, перерабатывающих мясо, молоко, овощи и фрукты; продукты переработки поставлялись на стол горожан.
Отель “Сагамор”, с его скрипучими лестницами, проржавелыми кранами, желтоватыми ваннами, прожженными покрывалами на ревматических кроватях, существовал исключительно за счет заезжих коммивояжеров...
Дождавшись полной темноты, Паркер направился к Джо, чтобы получить исчерпывающие ответы на ряд интригующих вопросов.
Он опасливо пошел пешком, передвигаясь с большой осторожностью, хоронясь от редких прохожих, дабы никто не засвидетельствовал, что видел приезжего незнакомца у дома старика, пораженного некими таинственными напастями...
Уже при звездах он подошел к парадному входу, позвонил, и, пока слушал, как скатывается ветер по черепичной кровле, еще поразмышлял, почему это старые люди так любят сидеть в потемках, как вдруг с крыльца соседнего коттеджа молодой мужской ломающийся голос крикнул ему, что мистер Шардин умер вчера и хоронить его будут завтра поутру...
К такой новости Паркер готов не был.
Он еще постоял под звездами, послушал ветер, шелестящий в подсыхающих лианках каких-нибудь повилик и плющей, оплетающих крыльцо, и в состоянии смятения вернулся в отель. Стало быть, старый Джо был уже мертв, когда Паркер получил от него тревожное письмо... Что же с ним было, какие скоты обложили его, так взволновав и напугав?! И не грозят ли неприятности Паркеру? Джо отстранял его от себя еще в первом письме, все ставил между собой и Паркером запретительные знаки, некие шлагбаумы, — следовательно, не хотел навести своих преследователей на старого приятеля...
Теперь Джо не стало, свои тайны он унес за пределы жизни, и Паркеру их не откроет никто, кроме Паркера. Следует разузнать — как умер старик, не помог ли кто ему отправиться на тот свет, и есть ли в этом задрипанном городишке живая душа, знающая о существовании Паркера и могущая сделать гадость пусть не ему, но Чарльзу Виллису...
Выяснить все это следовало как можно скорее, чтобы обязательно успеть самому нанести упреждающий удар.
Он плохо спал в отеле в эту ночь, все слышалось: под кем-то скрипел рассохшийся паркет в его номере; все чудилось: озаряется смоляная бездна зеркала, и чье-то мученически искаженное лицо высветляется из глубины.
Рано утром, спустившись в холл. Паркер спросил у нового, только что заступившего портье газету, но печаталась она здесь единожды в неделю, в четверг; впрочем, все местные новости можно было почерпнуть из газеты округа, в Линбруке, милях семи от Сагамора.
У пышного железнодорожного вокзальчика, с колоннами и лепниной по фасаду, томился без всякой надежды на пассажира водитель единственного на стоянке такси. Паркер нанял его старомодный, запыленный “шевроле” до Линбрука и обратно.
В соседнем городке, выходя из редакции со вчерашней газетой в руках, Паркер обнаружил впритык стоящий за “шевроле” черный “форд”, похожий на лакированного гигантского жука.
Располневший господин в коричневом, видавшем виды костюме, и комической шляпе цвета кофе с молоком, наклонясь к таксисту в “шевроле”, о чем-то говорил с ним, но, завидя Паркера, тут же прервал беседу, тяжело забрался в свой “форд” и выжидательно замер, пристроив подбородок на скрещенные руки, лежащие на руле.
Весь обратный путь этот тип в ковбойской шляпе неотступно гнал свой “форд” за “шевроле”, так что Паркер спросил таксиста, мотнув головой в сторону бурого облака пыли за их машиной:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24