— Я бы и хотела рассказать тебе, — ответила она. — Может, еще и расскажу, в пятницу, когда все кончится.
— Все может кончиться гораздо раньше пятницы, — заметил он.
Она бросила взгляд в заднее стекло, но их никто не преследовал.
— Почему? — спросила она. — Теперь они не смогут нас преследовать.
— Я не о них говорю, а о нас.
— Ты хочешь сказать, что бросишь меня? Уйдешь?
— Какое, к чертям, уйду. Я убегу. Я бы и улетел, кабы только мог.
— Сегодня пополудни ты...
— Сегодня пополудни все кончилось постелью. С нашей первой встречи мы оба знали, что это непременно произойдет. Это и произошло, независимо ни от чего. Ты же влезла ко мне в постель не по контракту, в соответствии с которым я должен остаться с тобой до пятницы, а я оформил тебя не для того, чтобы удержать при себе.
— Оформил!
— Так уж это называется.
— А ты можешь быть первостатейным мерзавцем, если только пожелаешь, а?
— Ты послала меня драться с тремя парнями, а оказалось, что против меня целая летучая бригада. Тебе ли говорить о мерзавцах?
Она с царственным презрением сложила руки на груди и уставилась в окно.
Остаток пути до гостиницы они проехали в молчании, а когда вылезали из машины, Элли сказала:
— Ты знаешь, машину взяла напрокат я. Когда мы разойдемся, она достанется мне.
— Возьми ее с моим благословением. Можешь высадить меня в первом же городе, к которому мы подъедем.
— Иными словами, прямо здесь.
— Не умничай, Элли Мэри!
— Ты злопыхатель. Самый злобный тип, которого я когда-либо встречала.
Грофилд оставил ее, подошел к своей комнате, отпер дверь и, войдя, принялся собирать вещи. Ключи от “датсуна” лежали у него в кармане, поэтому он не боялся, что Элли уедет без него.
Оба пистолета и три бумажника лежали в его новом чемодане. Он вытащил из бумажников все нужное, швырнул их в корзину для мусора, а документы засунул в кармашек чемодана. Два запасных пистолета рассовал по карманам нового плаща, затем уложил остальные пожитки, оставив только плащ, который намеревался нести отдельно.
Она вошла в комнату, когда он закрывал чемодан.
— Прости.
Он посмотрел на Элли. Она снова превратилась в маленькую девочку, на этот раз прямо Крошка Снукс.
— Опять “прости”? — буркнул он. — Тяжелая же у тебя жизнь, если ты все время просишь прощения то за одно, то за другое.
— Но мне и правда жаль, — отвечала она, садясь на кровать. — Я просто была расстроена, потому что те люди схватили меня.
— Ты заслуживаешь доверия не больше, чем акула в заводи, — заявил Грофилд. — Перестань играть, сними маску невинной, перепуганной девочки, я тебя насквозь вижу.
— Я не притворяюсь, Алан, честное слово, не притворяюсь. В каком-то смысле я действительно невинна, и ты можешь спорить на свой последний доллар, что мне страшно.
— А ты можешь поставить свой последний доллар, что между нами все кончено.
— Алан...
— Все кончено, — проговорил он. Маленькая девочка подпустила немного обольстительности.
— Ну, пожалуйста.
— Все, — сказал он и подхватил два чемодана. — Лучше оттащи свой скарб в машину. Рано или поздно они приедут сюда искать нас.
— Алан, ну, пожалуйста.
Он вышел из комнаты, отнес чемоданы к машине и положил их на заднее сиденье. Потом принялся ждать. Элли подошла к нему без вещей.
— Какая прекрасная ночь, — сказала она.
— Вздор. Ты прекратишь или нет?
— Кабы те двое не набросились на меня, мы бы сейчас не ругались, правда? Мы бы вернулись сюда, поплавали при луне — ты хоть заметил, что на небе луна? — а потом...
— Да, луна есть, — сказал он. — Тоненький серебряный серп. И огромный бассейн, полный теплой воды. И такая хорошая постель. И ни один из нас не дотянет до пятницы, потому что у тебя не хватает мозгов рассказать мне, что же на самом деле происходит, чтобы я хотя бы мог сообразить, что же делать.
— Алан...
— Через две минуты я уезжаю, — сказал он, бросив взгляд на часы. — С тобой или без тебя.
— Алан, я хочу рассказать тебе. Он стоял молча, демонстративно следя за бегом секундной стрелки на циферблате.
— Теперь мы можем от них отделаться. Мексика — большая страна, мы можем поехать, куда хотим, они никогда нас не найдут.
Он пропустил ее слова мимо ушей.
— У нас был уговор, — напомнила Элли.
— Он теряет силу.
— Алан, ну, пожалуйста!
— Одна минута прошла, — сказал он. — Лучше бери свои сумки.
— Откуда тебе знать, что я расскажу правду? Что снова не солгу тебе?
Он оторвал взгляд от часов.
— Если это будет похоже на ложь, я тебя брошу, — сказал он. — Брошу. А я, пожалуй, в состоянии определить, лжешь ты или нет. Я видел врунишек получше.
Она безнадежно махнула рукой.
— Хорошо. Я все тебе расскажу.
Глава 8
— Не знаю, с чего начать, — сказала она, мрачно глядя на приборную доску.
Грофилд оторвал взгляд от дороги.
— Это весьма похоже на преамбулу к очередной басне, — заметил он. — Смотри у меня.
— О-о, я расскажу правду, — заверила она его. — Об этом не беспокойся.
В ее голосе слышалась покорность судьбе. Последний бастион пал.
Они ехали на север. Вместо того чтобы стоять у гостиницы и слушать рассказ Элли, Грофилд заставил ее принести и спрятать багаж, и вот они снова в пути, и Элли рассказывает ему свою историю.
Бросив быстрый взгляд на дорожную карту, он решил направиться к Сан-Луис-Потоси, небольшому городку в ста двадцати милях от Сан-Мигеля. Им пришлось проехать по этой второстепенной дороге к северу от Долорес-Идальго, затем еще по одной второстепенной дороге, чтобы снова выехать на основную магистраль, шоссе № 57, после чего они покатили прямо на север, к Сан-Луис-Потоси.
Пока они ехали, ей бы полагалось рассказать ему о том, что творится, однако после двусмысленного вступления Элли помрачнела, замолчала и уставилась на приборную доску.
— Последнее, что я от тебя слышал, — сказал он, чтобы помочь ей, — это признание в том, что ты не знаешь, как начать.
— Я просто пытаюсь сама во всем разобраться, — ответила она и посмотрела на него. Выражение ее лица, освещенного лампочками приборного щитка, было серьезным. — Я надеюсь, что ты и впрямь умеешь определять, когда я лгу, а когда нет, поскольку я ужасно боюсь, что мой рассказ покажется тебе самой вопиющей ложью.
— А ты попробуй.
— Ну что ж. — Она набрала в грудь воздуху: — Лучше всего, пожалуй, начать с губернатора Харрисона. С губернатора Люка Харрисона из Пенсильвании. Губернатором он был несколько лет тому назад, но титул так при нем и остался.
— Стало быть, наш главный герой — губернатор Люк Харрисон из Пенсильвании, — пробормотал Грофилд.
— Я тебе не лгу!
— Что? — Он посмотрел на Элли и увидел, что она явно расстроена. Снова взглянув на дорогу, Грофилд сказал: — Ах, ты это из-за моих слов “наш главный герой”? Ну, да я без всякой задней мысли, я просто употребил профессиональное выражение. Я ведь актер, ты не забыла?
— Актер? Ты хочешь сказать, настоящий?
— Не будем уклоняться от темы, золотко, свой альбом для газетных вырезок я тебе потом покажу. А сейчас мы займемся Люком Харрисоном, губернатором из Пенсильвании.
— Да. Я... Пожалуй, расскажу тебе о том, какой он, чтобы ты понял все остальное.
— Ради Бога.
— Прежде всего он один из самых богатых людей в штате, может быть, самый богатый. Ему принадлежат шахты, он имеет интерес в сталелитейном производстве, и его семья владеет землями в окрестностях Филадельфии с начала гражданской войны.
— Деньги и общественное положение?
— Да, было бы желание. Он, как выражаются в Филадельфии, “главная линия”.
— Я знаю. В Нью-Йорке это называется, или прежде называлось, “четыреста семейств”.
— Да. Но дело в том, что он все это унаследовал — и деньги, и положение, и все остальное. А он человек энергичный, сильный, он... его присутствие едва ли не пугает, до того в нем много энергии и жизненной силы.
— Выходит, ты с ним знакома? Она едва заметно улыбнулась, потом произнесла бесцветным голосом:
— Да.
— Хорошо, динамо-машина с деньгами и общественным положением, полученным по наследству. Такие люди обычно уходят в политику, чтобы избавиться от излишков энергии. Он может позволить себе быть либералом, поскольку с него все равно берут девяносто один процент подоходного налога, а сознание того, что он получит все на серебряном блюдечке, делает его несгибаемым борцом за счастье простых людей: повышение минимальных заработков, пособий по безработице, затрат на образование. Он помогает правительству решать эти задачи и делать мир лучше.
— Совершенно верно, — согласилась Элли. — Именно такой он человек.
— Вот тебе еще один пример, — сказал Грофилд. — В старые времена, когда власть переходила из рук в руки, она принадлежала то боссу партийной машины, то реформаторской группе. Тридцать лет — машине, два года — реформаторам, потом опять тридцать лет — машине, и так далее. Но теперь это кончилось. В наши дни власть переходит от экономистов к общественным деятелям. Готов спорить, что твой парень пошел по стопам того человека, который ставит себе в заслугу устройство бюджета штата.
Она улыбнулась, хотя и неохотно.
— Опять верно. А следующие выборы проиграл человеку, который обещал сократить штатный налог. Ты просто угадал, или тебе доводилось жить в Пенсильвании?
— На политику мне плевать, где бы я ни жил. Она интересует меня только в самом общем смысле. Вернемся к нашей истории?
— Да. — Она снова улыбнулась, на этот раз устало, и сказала: — Ты даже не знаешь, как мне не хочется об этом говорить. Но раз уж приходится... Ради Бога, Алан, никогда никому этого не передавай.
— Честное бойскаутское.
— Ладно. Вернемся к губернатору Харрисону. Он пробыл у власти всего один срок, а затем попытался превратить выдвижение “любимого сына штата” в настоящую президентскую номинацию. Из этого ничего не вышло, и многие партийные боссы не на шутку на него разозлились, поэтому, когда он попробовал выдвинуть свою кандидатуру в сенаторы от Пенсильвании, дело не дошло даже до номинации.
— Со многих что-то требуют, но мало кого выбирают.
Это замечание, которое Грофилд отпустил, просто чтобы заполнить молчание, похоже, заинтересовало Элли.
— Ты так думаешь? Возможно, ты и прав. Может, в этом-то все и дело?
— У меня такое чувство, — сказал он, чтобы вернуть беседу в прежнее русло, — что губернатор Люк Харрисон не готов отойти от дел и по-прежнему добивается какой-то общественной должности. Мэр Филадельфии?
— О нет. Он слишком горд для этого, он не пойдет на понижение.
— Поэтому он переключил свои интересы из области политики куда-то еще.
— Не совсем. За последние несколько лет он ничего особенного не сделал. Он заправлял благотворительными фондами, занимался какой-то работой по линии ЮНЕСКО, недолго проработал советником в Вашингтоне, не делал ничего такого, что отнимало бы все его время, чему он мог бы отдать все свои силы. Ничего основательного.
— Судя по описанию, это пороховая бочка, — сказал Грофилд.
Элли кивнула.
— Да. Которая вот-вот взорвется.
— Теперь перейдем к тебе.
— Погоди. В дело замешаны и другие люди. Сын губернатора Харрисона, Боб. Ему двадцать девять лет, и вот уже восьмой год он служит пресс-секретарем при генерале Позосе.
Это имя она произнесла так, будто ожидала, что Грофилду оно знакомо, но это, разумеется, было не так.
— Генерал Позос? Не имел удовольствия.
— О-о, ты наверняка о нем слышал. Он диктатор Герреро.
— Я потрясен. В который уже раз.
— В самом деле? Это страна в Центральной Америке. Ты что, никогда о ней не слышал?
— Если и слышал, то не помню. Но ничего, я верю тебе на слово. Генерал Позос — диктатор Герреро. Его что, так и называют? Диктатор?
— О нет. Официально он “эль-президенте”. Его выбрали еще в тысяча девятьсот тридцать седьмом году. А теперь, как только они подготовят Конституцию, состоятся новые выборы, и на смену временному правительству придет постоянное, демократическое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24