А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Это такие сволочи, как Паркер, преступники. Бронсон возомнил себя бизнесменом. Ладно, пусть он даже и преступает закон, но у всех, кто занимается бизнесом, рыльце обязательно в пуху.
Но если Куилл и заметил предостережение, прозвучавшее в голосе Бронсона, то решил это проигнорировать.
— Они работают на мафию, мистер Бронсон, на преступный синдикат. Они за чертой закона, за пределами общества. И если они... — Тут он сделал паузу, чтобы собраться с мыслями. И, наконец, решился продолжить: — Давайте предположим... предположим, что в парке через улицу играют на деньги. В игре участвуют два взломщика, душитель, профессиональный киллер и поджигатель. Теперь допустим, что вы... Ну, предположим, что я направляюсь туда с пистолетом, чтобы ограбить их. Что произойдет?
Бронсон мрачно улыбнулся.
— Да они бы выдрали у тебя сердце! — ответил он, представив себе мысленно эту картину.
— Конечно! А почему? Да потому, что они — преступники. Объявленные вне закона негодяи. Они не считают себя членами общества и думают о себе как об индивидуалистах, волках-одиночках в городских джунглях. Следовательно, они всегда начеку, всегда готовы постоять за себя. Эти люди никогда не обратятся в полицию, никогда не застрахуют свое имущество на случай пожара или воровства, никогда не потребуют от общества, чтобы оно защитило их, возместило убытки или отомстило за них... Казалось бы, почему люди, работающие на синдикат, не мыслят подобными категориями? И, тем не менее, они так не думают. Служащие клуба “Какаду” тоже не причисляют себя к преступному клану, считая себя служащими, низшим рабочим звеном. И вот результат: они позволили двум грабителям беспрепятственно проникнуть в клуб, а потом скрыться. В противном случае грабителям бы не сдобровать — их бы растерзали на куски.
— Ты имеешь в виду, что мафиози стали слишком нежными?
Куилл улыбнулся, явно довольный собой:
— Я имею в виду, что мафия становится цивилизованней, так сказать, приобщается к культуре. Ведь синдикат — в высшей степени бюрократическая организация.
— Неужто даже так? — Бронсон уже не был уверен, злится он на Куилла или соглашается с ним. — И что же нам в таком случае делать с этим? У тебя есть какие-нибудь соображения на этот счет?
— Не думаю, что с этим вообще можно что-то поделать. Если вы вознамеритесь убедить работников клуба “Какаду”, что они всего-навсего преступники, то девять из десяти тут же оставят работу и найдут себе другие места. Они не хотят быть отторгнутыми от общества. — Куилл улыбнулся и развел руками. — Полагаю, это все результат процветания, во времена депрессии таких проблем не наблюдалось.
Бронсона так и подмывало спросить его: “Да ты-то откуда знаешь?” — но он сдержался и вместо этого задал вопрос:
— Что же тогда остается? Неужели ты так ничего и не можешь предложить конкретного?
— Нет, могу! — Лекция, судя по всему, закончилась, и Куилл заметно оживился. — Вы, очевидно, заметили, как и я, пристально взглянув на зияющую брешь в системе защиты клуба “Какаду”: это дверь из мужской комнаты, ведущая в клетку к кассирам.
— Но если им приспичит, они же должны пользоваться туалетом?!
— Конечно. Но не в одиночку, а парами! И при этом всегда должен присутствовать вооруженный человек у двери со стороны кассиров.
Бронсон опять посмотрел на лист кальки:
— Точно. Так почему же никто вовремя до этого не додумался?
— Потому что раньше так и было. Пятнадцать или двадцать лет назад на сей счет существовало неукоснительное правило: кассиры ходили в мужскую комнату парами, и у них в закутке всегда был пост охранника. Но ничего никогда не случалось, и за последние годы бдительность подкачала. На работе не могло не сказываться одновременное отсутствие сразу двух кассиров, а охранник был переведен в офис, где находился сейф и где он мог коротать время, болтая с управляющим.
— Чертовы дураки! — в сердцах бросил Бронсон.
— Конечно! Но раз ограблений не случалось долгие годы, то постепенно даже такая возможность вообще уже не представлялась реальной. — Куилл пожал плечами. — Полагаю, что теперь все мы извлекли необходимые уроки из этого печального факта в клубе.
— А из остальных?
— Ну... — замялся Куилл, — я слышал, будто имели место и другие случаи.
— Целых одиннадцать! И я хотел бы, чтобы ты разобрался с ними со всеми досконально, как и с этим.
— Сдается мне, что и тут я столкнусь с подобными проблемами.
— И что, у тебя уже есть готовые ответы?
— Нет, пока только предложения, мистер Бронсон. Первое. Каждая операция организации, которая постоянно или время от времени сопряжена с оборотом больших сумм денег, должна проводиться в обстановке полной информированности: то есть люди, отвечающие за нее, непременно должны быть в деталях осведомлены обо всех имевших место ограблениях и предупреждены о том, что и с ними может случиться нечто подобное. Второе. Все, кто проводит такие операции, должны знать, кому звонить в том случае, если случилось что-то непредвиденное, чтобы вызвать специальных людей, которые немедленно прибудут на место в случае ограбления. Третье. Если ограбление случилось из-за нерасторопности и халатности сотрудников, то эти сотрудники должны быть наказаны по заслугам: может быть, им будет снижена заработная плата, которая пойдет на возмещение убытков.
— “Снижена заработная плата”?! Да ты что думаешь — у нас тут детский сад?
Куилл печально улыбнулся:
— Да, мистер Бронсон, боюсь, вы привели сейчас очень точное определение. Если то, чему я стал свидетелем в клубе “Какаду”, присуще всей организации в целом, то даже наиболее квалифицированные работники столь же индифферентны к вопросам закона и порядка, как и их ближайшие коллеги по работе. Если бы “Дженерал электрик” начала угрожать убийством каждому своему плохо работающему сотруднику, то они наверняка решили бы, что их начальство попросту спятило. Они бы просто в такое не поверили! А вот в то, что им урежут зарплату, они бы поверили и задумались бы! Я не говорю сейчас о каре более жестокой, нет, я о наказаниях эффективных и общепринятых.
Бронсон потер рукой лицо, чувствуя себя слегка смущенным и даже отчасти потерянным: он слишком высоко взлетел по лестнице карьеры, и ему никогда не приходило в голову, что в основании пирамиды находятся обычные люди, просто зарабатывающие себе на жизнь. В какую же преисподнюю катится его мир?! Следующее, чего им захочется, — это профсоюза. Или же гильдии. Они, пожалуй, и впрямь возомнят себя “белыми воротничками”! О, Иисусе!
— Ладно, — произнес он. — Ладно, Куилл, хорошо! Ты справился с работой!
— Но у меня еще не все, мистер Бронсон.
— Готов биться об заклад, что ты не все выложил. Но знаешь, прибереги на потом! До завтрашнего утра. Мы обсудим остальное завтра, и я дам тебе список других мест, где мы потерпели урон.
— Да, сэр, мистер Бронсон!
— А пока хватит! Пусть один из телохранителей там, внизу лестницы, покажет отведенную тебе комнату.
— Да, сэр. Доброй ночи, мистер Бронсон!
— И тебе того же!
Оставшись один, все еще сидя за столом, Бронсон задумался: “Что же, во имя дьявола, происходит?” Он припомнил двадцатые годы. Да нет, ничего подобного тогда не происходило. Мыслимое ли дело, чтобы кто-то из мафии расхаживал вот так с кейсом, как этот Куилл, битком набитым всяческими отчетами?
— Мы все тогда были паркерами! — вырвалось вдруг у него громко, удивив и рассердив его. Он поднялся из-за стола, подошел к окну и выглянул наружу, думая о том, чего не досказал ему еще Куилл. Замешаны ли в этой игре и люди мафии? Возможно, некоторые — да, но, очевидно, немногие.
Вот сволочь, этот Паркер, заварил такую кашу! Бронсон словно бы видел его сейчас воочию вылезающим из старого голубого “олдса”, припаркованного на другой стороне улицы и углубляющегося как ни в чем не бывало в парк. Дьявольщина. Да разве хоть половина тех, кто состоит в мафии, отважится пойти в парк посреди ночи?!
Потом он опять задумался: где бы Паркер мог находиться в этот момент, прямо сейчас? Подумал и о том, насколько хороши эти его чертовы четверо телохранителей, правда, ему еще не доводилось видеть их в деле. Мысль о них вызвал легкий холодок в позвоночнике.
И когда Бронсон отвернулся от окна, он увидел, что дверь в холл была открыта.
В ней стоял человек. Бронсон прежде не видел его ни раз в жизни, но почему-то сразу догадался, что это Паркер.
Он даже не удивился.

Часть четвертая
Глава 1
Несколько дней спустя после налета на “Три короля” Паркер сидел в номере с приспущенными портьерами мотеля “Грин-Глен”, что к северу от Скрэнтона, и высматривал в окно дорогу номер шесть.
Было это в восемь тридцать вечера в четверг, Генди должен был появиться через полчаса.
Он услышал шаги, приближающиеся по цементной дорожке, и отпрянул назад, ожидая, когда тот, кто бы это ни был, пройдет мимо окна. Но звуки шагов стихли, и он услышал, как к нему в дверь постучали. Голос Мадж окликнул:
— Паркер? Это я!
Паркер покачал головой и поднялся на ноги. Придется — хочешь не хочешь — разговаривать с ней.
Мадж содержала мотель “Грин-Глен”. Сейчас ей уже шел шестой десяток, и она была из тех редких представительниц древнейшей женской профессии на земле, что удалилась от дел, отложив изрядную сумму денег в банке. Содержание мотеля давало ей средства на скромную жизнь, предоставляло возможность не сидеть сложа руки и пусть косвенно, но быть связанной со своей прежней профессией, так как большинство номеров в мотеле сдавалось на час проституткам. Из-за того, что Мадж можно было доверять, мотель иногда использовался для встреч и собраний людьми, занимающимися теми же делами, что и Паркер. Единственное, что являлось существенным минусом Мадж, было то, что она слишком любила болтать.
Паркер открыл дверь, и она вошла, неся в руках бутылку и два стакана.
— Включи свет, Паркер. Какого дьявола, ведь ты же не мотылек!
Паркер затворил дверь и включил верхний свет.
— Садись, — предложил он, зная, что она и так сядет, без его приглашения.
Мадж была тонкокостной, с острыми локтями, морщинистым горлом и волосами вызывающе белого цвета, очень коротко подстриженными. Снаружи стоял холод, но она даже не удосужилась накинуть пальто, чтобы дойти до номера от своей конторы. На ней были фирменные черные шерстяные слаки с острыми складками на брючинах и белая блузка с большими черными пуговицами по всей длине. В ушах красовались треугольные бирюзовые серьги, а черные же плетеные сандалии открывали бледные ноги с ярко накрашенными ногтями. Брови выщипаны почти до основания, и кожа под ними прочерчена заново черными, поистине сатанинскими линиями. Ногти на пальцах рук были длинными, изогнутыми, кроваво-красного цвета. Но помады на губах не было вовсе, отчего рот казался бледным шрамом на тонком, резко очерченном лице.
Мадж поставила стаканы на бюро и показала бутылку Паркеру.
— Высший класс! Только что с корабля! — похвасталась она и засмеялась, открыв ослепительно белые вставные зубы. Под молодежным одеянием скрывалось старческое тело; но в этом теле все еще таилась не желающая стареть плоть. Мадж никоим образом не позволяла себе этого. В 1920 году она был ровесницей века, столь же молодой, как и начавшееся новое столетие. Первая мировая война уже закончилась, “сухой закон” вступил в силу — и деньги буквально валялись под ногами. Это была великая вещь — в начале века быть молодой и полной жизни первосортной шлюхой, котирующейся по самому высшему разряду. И до самой смерти Мадж так и будет пребывать душой в том благостном для нее 1920-м.
— Хочешь льда? — спросила она. — Могу достать немного, если пожелаешь.
— Не беспокойся! — уверил Паркер. Все, что он хотел, — это чтобы она поскорее убралась подальше отсюда со своими разговорами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26