А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Сержант спит в своей комнате. Еще остаются часовой на воротах и часовой в "башне. От Миетуса потребуется быстрота действий. А что с грузовиком, Абу? Сегодня я видел, его вроде бы чинили. Он что, сломался?
— Да нет, грузовик в порядке. Обычный профилактический осмотр.
Полковник отошел от окна.
— Да, Миетусу придется действовать быстро, только тогда мы сможем рассчитывать на успех. Хорошо, если часовой в башне, заслышав шум внизу, захочет узнать, что там такое. Так им будет проще с ним разделаться. А где хранится ключ от башни, Абу?
— Ночью часовой носит его в кармане и передает тому, кто сменяет его утром.
— Тот, кто будет выпускать нас, должен принести с собой оружие. Мы выберемся на лестницу, а люди Миетуса проникнут в коридор с другой стороны, где расположены комнаты офицеров.
Дверь на лестницу запирается?
— Нет, мой господин.
— А где они держат оружие, когда спят?
— В казарме на полке возле двери. В сторожевой будке люди спят с винтовками у изголовья.
— А майор Ричмонд?
— Сегодня утром я заходил в его комнату. Пистолет и портупея висят у него над постелью.
Хадид встал и принялся беспокойно вышагивать по комнате:
— Меня беспокоит миноносец.
— Если мы захватим форт, миноносец нам не помеха. Мы должны захватить форт — это самое главное. И тогда остальная часть операции пройдет как по маслу. — Моци повернулся к Абу и, подняв левую руку, растопырил пальцы. — Ты понимаешь, Абу, как важно, чтобы все были на своих местах? Включая часового у входа в башню. — И он принялся по очереди загибать пальцы. — Губернатор, адъютант и майор Ричмонд в своих комнатах. Часовой на воротах. Сержант в своей комнате рядом с кухней. Остальные в казарме.
— Точно так, полковник.
— Где спит повар? Вместе с остальными?
— Нет, полковник. У него своя комната рядом со спальней сержанта.
— Если ты что-то напутал и кто-нибудь окажется в другом месте, наш план может провалиться.
— Нет, полковник. Я не напутал.
В наступивших сумерках у окна маячила темная фигура Хадида. Полковник Моци и Абу, казалось, не замечали его. И словно желая напомнить о себе и тоже получить роль в этой сцене, зная при этом, что в будущем его ждет куда более серьезная роль в гораздо более колоритной сцене, он сказал:
— А вы уверены, что миноносец и вправду ничего нам не сделает?
Не поворачиваясь к нему, полковник Моци ответил:
— «Ничего» — это не совсем то слово, Хадид. Я просто уверен в этом. Я столько раз объяснял тебе насчет миноносца, и ты продолжаешь задавать этот вопрос.
— Два снаряда из его орудий могут разнести здесь все.
— Снарядов не будет.
Хадид открыл рот, собираясь еще что-то сказать, но Абу предостерегающе поднял руку и прильнул к дверной щели. Через мгновение он расслабился и медленно открыл дверь.
На пороге стояла Мэрион.
Абу посторонился, чтобы впустить ее, и снова притворил дверь, оставив небольшую щелку. Мэрион посмотрела на Моци, потом перевела взгляд на Хадида: она и без слов понимала, что они сейчас обсуждали. И все же вопросительно еще раз взглянула на Моци:
— Все произойдет завтра ночью?
— Да, перед рассветом.
— От меня что-нибудь нужно?
— Ничего. Просто оставайтесь в своей комнате и ждите.
— Ничего?… Итак, стало быть, нет никакой надобности посвящать меня в подробности?
Моци улыбнулся и развел руками. Сейчас он напоминал ей тощую птицу, расправившую крылья, чтобы почистить перья.
— — Ничего, — повторил он. — Через несколько часов Миетус выйдет на связь, а мне еще нужно кое-что обдумать и принять окончательное решение, чтобы сообщить потом ему. А что бы вам еще хотелось узнать, кроме того, что скоро вы станете свободны?
Мэрион молчала. Она прекрасно понимала, что с тех пор, как сообщила им о своем намерении покинуть их при первой же представившейся возможности, она больше не может рассчитывать на их доверие.
— Здесь прольется кровь. Я понимаю, что это неизбежно, и знаю, что кто-то должен будет погибнуть.
— Да, кто-то должен погибнуть, — эхом отозвался Моци.
— И вам конкретно известно кто?
Моци покачал головой:
— Сами посудите, как может быть что-то известно заранее?
Кто хуже обращается с оружием, тот и погибнет. Я могу обещать только одно: неоправданных жертв не будет.
— А губернатор?
— Он поедет с нами в Кирению. Англичане же не захотят его смерти. Стало быть, нам незачем убивать его. Он будет нашим оружием и нашим щитом. Он останется жив и когда-нибудь напишет мемуары, в которых расскажет, как был в плену у полковника Моци, и будет совершенно искренне считать, что лучше всех разбирается в киренийском вопросе.
Моци редко отпускал шуточки и теперь повернулся к своим собеседникам, поочередно глядя на каждого и демонстрируя удовольствие, испытанное от собственной удачной остроты. Но, глядя на Хадида, он подумал: "Он даже не заметил, что я сказал «в плену у полковника Моци», вместо того чтобы сказать «в плену у Хадида Шебира». Потом, повернувшись к Абу и заглянув в потемневшие серые глаза, он подумал, что Абу, вероятно, единственный, кто заметил эту замену имен.
— А майор Ричмонд? — спросила Мэрион, стараясь придать голосу как можно больше небрежности. Еще сидя в своей комнате и думая о майоре, она не осознавала, что ее интерес к этому человеку возник сначала благодаря его фигуре. Но теперь, поняв, что именно беспокойство о нем привело ее сюда, она боялась, как бы кто-нибудь из присутствующих не заподозрил, что для нее он не просто один из безымянных солдат форта.
— Да какая разница, кто умрет? О чем мы вообще толкуем? — возмутился Хадид.
— Сейчас нам важнее всего бежать отсюда и вернуться в Кирению, — уверенно поддержал его Моци. — И мы должны предусмотреть все. Майор Ричмонд, — он сделал шаг к Мэрион и провел рукой по своим волосам, — будет сопровождать нас до Ардино. И пока мы на острове, он, как и губернатор, будет нашим заложником…
Моци намеренно старался говорить жестко и теперь сделал паузу, чтобы произвести впечатление на Мэрион, довольный тем, что ей не удалось ввести его в заблуждение. Другой на его месте, может быть, стал бы ревновать, но он не чувствовал ревности. Ему казалось вполне естественным, что в преддверии приближающейся свободы в ней проснулась женщина. Она начала смотреть по сторонам, и рядом в этот момент оказался майор. Кроме него самого и Хадида, этот майор был единственным, с кем она могла поговорить. К тому же он из тех мужчин, которые нравятся женщинам.
— На берегу в Ардино, — продолжал он, видя, как она плотно сжала губы в ожидании, — мы расстанемся с ним. — И, сверкнув белозубой улыбкой, Моци быстро повернулся к окну и проговорил:
— Только пусть никто не ждет от него мемуаров.
Он не по этой части.
В этот момент Моци подумал, что, раз в Мэрион снова проснулась женщина, ему стоит попытаться еще раз. И если она откажет ему и теперь, тогда с тем же спокойствием, с каким киренийские женщины смотрят, как ложится узор на вышиваемое ими полотно ковра, он будет смотреть, как умирает майор Ричмонд на берегу в Ардино.
Снова заговорил Хадид:
— Эти берега займут свое место в истории Кирении. Мой народ, который живет далеко отсюда, будет произносить здешние названия так же легко, как названия родных городов и деревень.
Побережье Ардино, Форт-Себастьян, миноносец «Данун»…
На слове «Данун» лицо его на мгновение оживилось, но лишь на мгновение, и тут же оно, казалось, снова растворилось в сгущающихся сумерках комнаты. Но никто из них не удивился этому мимолетному порыву, ибо они знали, что внутри у этого человека живет много страха и мало смелости. Завтра ночью он найдет в себе силы и смелость, но обретет их лишь для того, чтобы окончательно не утратить. Хадид же тем временем думал: «А что, если у капитана „Дануна“ не хватит ума или выдержки и он начнет палить по крепости?» И словно наяву услышав протяжный вой летящих снарядов, он нервно закусил нижнюю губу.
— Да забудь ты о миноносце! — сказал Моци, словно читая его мысли. — Сейчас все мы должны думать лишь о Кирении и нашем восставшем народе.
Он произнес эти слова бесстрастно, почти цинично и, снова заглянув в серые глаза Абу, понял, что тот обо всем догадался и уже знает, что Хадиду не суждено больше увидеть Кирению и что страна получит нового мученика героя.
— О них я думаю всегда, — проговорил Хадид, — но забыть вой летящих снарядов я просто не в силах.
Его нескрываемый страх вызвал у Мэрион едва заметную гримасу отвращения, она повернулась и быстро вышла из комнаты.
Какое-то время все молчали, потом Моци сказал Хадиду:
— Зря ты говоришь такие вещи вслух. — И, положив руку ему на плечо, проводил его до двери. — Мне еще нужно окончательно все обдумать, прежде чем Миетус выйдет на связь.
Поэтому я должен побыть один.
Хадид ушел в свою комнату, а Моци еще долго стоял прислушиваясь у двери вместе с Абу. Оба молчали, потом Моци произнес:
— Видишь, Абу, все совсем не так, как в былые времена…
— Да, полковник. Но они скоро вернутся.
— Вернутся, Абу, обязательно вернутся. — Они переглянулись, понимая друг друга без лишних слов. — Скоро все будет как в былые времена.
Абу улыбнулся, согнувшись в поклоне, в глаза ему бросились его собственные босые ноги, белевшие из-под брюк, и он подумал: «Мои ноги стосковались по раскаленному песку, руки изнывают без винтовки, а плечо зудит в ожидании, когда оно сможет наконец почувствовать сотрясающую силу ружейного ствола, чье горло обожжет горячая пуля».
— Ступай, — проговорил Моци. — И возвращайся, когда придет время Миетусу выходить на связь. Покараулишь у двери. Ничего не должно случиться сегодня ночью, с тем чтобы завтра с наступлением темноты все прошло как надо.

***
Тедди Берроуз брел по саду, направляясь в самый дальний его угол, где с выступавшего мыса открывался вид на Порт-Карлос.
В темноте среди множества огней были видны и огни «Дануна». Майор стоял, опустив руки в карманы, и смотрел на темные воды залива. Из дома доносились звуки музыки, голоса, и среди них он различал веселый смех Дафни… Он закрыл глаза и стиснул зубы.
Последние три часа явились для него сущим кошмаром. Сегодня, возвращаясь с «Дануна» на обед, он явился чуть раньше положенного и решил заглянуть в кабинет Грейсона, чтобы забрать предназначавшуюся ему почту. Рядом со стопкой лондонских писем на столе лежало странное, написанное карандашом письмо в дешевом непроштампованном конверте. Простые фразы, написанные на испанском вперемешку с плохим английским, застряли у него в мозгу…
Почувствовав внезапное отвращение, он отвернулся от моря и закурил. Господи, какая грязь! Только глупец может обращать внимание на анонимные письма… Какая-нибудь уволенная прислуга или кто-нибудь, кого обидела когда-то Дафни…
Он сидел на скамейке в беседке, яростно втягивая легкими дым. Пошли их всех к черту, Тедди, говорил он себе. Ты же знаешь, что этого не может быть, так зачем же верить анонимкам? Да, Дафни иногда может взбунтоваться…, может пообедать с этим пилотом с амфибии или даже отправиться с ним ночью купаться. Может позволить ему пару поцелуев, но не более того.
В конце концов, она ведь чертовски привлекательная женщина. Но чтобы такое… И чтобы именно с Грейсоном… Этого просто не может быть. Этот ублюдок не решился бы на такое, даже если бы Дафни сама к нему пристала. Слишком трясется за свою карьеру… Боится скандалов.
Он внезапно отшвырнул сигарету и подумал: «Забыть. Надо просто забыть об этом».
Но забыть оказалось не так-то просто. Сколько ни тверди себе одни и те же слова, яд уже успел проникнуть в кровь и теперь наступал против логики… В течение всего обеда он неотрывно следил за обоими и должен признать, что не заметил ни единого подозрительного слова или жеста. Но если бы это действительно была правда, разве стали бы они выдавать себя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49