— Э-э… Что вы говорите? — Серые глаза на обезьяньем лице сэра Джорджа заморгали, и он глубоко вздохнул, вынужденный вернуться из такой приятной далекой прогулки по королевскому парку Кью. — Понятия не имею. Да и что оно, собственно, может сделать? Некоторые вопросы, как вам известно, не имеют решения. Может быть, вы еще слишком молоды, чтобы поверить в это. Но это так, поверьте. Люди заблуждаются, полагая, что на эти вопросы есть ответы. А их попросту не существует.
Да и почему они должны существовать? И пусть вас не вводят в заблуждение все эти разговоры на тему морали, политики и экономического прогресса. Единственное, что я понял в свои шестьдесят с лишним лет, это то, что жизнь такая непростая штука!… И, согласитесь, очень быстротечная… А сейчас, если вы покажете, где моя комната, я бы хотел принять душ перед ленчем. Скоро вернется Нил с Тедди Берроузом.
Место, куда они перебрались из пещеры, представляло собой расщелину в скале шириною примерно в двенадцать футов, расположенную на полпути вниз от кратера и сокрытую от постороннего глаза зарослями акации. В полдень Роупер отнес Плевски еды и питья. Когда он вернулся, Миетус принялся расспрашивать его о девушке. Роупер пожал плечами:
— У нее болит нога и, кажется, жар. Временами приходит в себя. Зачем ты решил ее оставить?
— Хочу сверить с нею план крепости и удостовериться, что переданное сигналами Моци и то, что я рассмотрел в бинокль, не имеет расхождений. А эти местные знают крепость как свои пять пальцев.
— Думаешь, она захочет помочь нам?
Миетус, занятый чисткой автомата, поднял голову и кивнул.
Роупер уселся на глинистом пятачке возле расщелины, прислонившись спиною к скале. Вытащив пачку сигарет, он бросил одну Миетусу. Какое-то время они молчали. В глубине расщелины спал Сифаль, Лоренцен лежал на боку, подперев рукою голову и уставившись вдаль, словно пытаясь что-то рассмотреть сквозь зеленый заслон акаций. Все четверо отдыхали.
Наконец Роупер нарушил молчание:
— Этот ублюдок чуть не отправил нас ко всем чертям. Хотел бы я знать почему.
Миетус, продолжавший возиться с автоматом, ответил:
— Думаю, он ее брат. А она девушка того солдата, которого мы убили.
— Их могут хватиться.
— До полуночи не хватятся, а потом это уже не будет иметь значения. — Миетус собрал автомат и отложил его в сторону.
— Знаешь, — сказал Роупер, — когда-то я был знаком с девчонкой, которая немного похожа на эту. Такая же скуластая и губастая.
Миетус улыбнулся:
— Все вы одинаковые — и ты, и Плевски, и Лоренцен. Все девушки кажутся вам похожими друг на дружку, особенно если у вас вообще давно не было никакой девушки… — Улыбка вдруг сползла с его лица, отчего оно сделалось словно деревянным.
Роупер знал, о чем подумал Миетус, и хотя не пылал к нему особой любовью, уважение его к этому человеку заставило его сменить тему:
— У тебя уже есть план действий на сегодняшнюю ночь?
— Да, я изложу его вам, когда придет Плевски. — Он медленно поднялся, заслонив своей тенью Роупера.
— Ты куда?
— Пройдусь. — Миетус наклонился и поднял с земли пистолет и бинокль.
Роупер провожал его взглядом, пока тот не скрылся из виду.
Ничего он не боится, подумал Роупер, и все ему безразлично, а все потому, что ему нечего терять. И ему вспомнился недавний разговор с Плевски, когда он поднимался к нему в пещеру, чтобы отнести еды.
— Какая необходимость убивать девчонку? Она почти все время бредит и с такой больной ногой далеко не убежит. Лучше оставить ее здесь, когда будем уходить, а кто-нибудь потом найдет ее. Но убивать? Зачем?
— Она желала нам смерти.
— Ну и что? Ведь все обошлось.
— Пусть Миетус решает.
Ну что ж, пусть решает Миетус. А это означает, что ее ждет смерть. Для Миетуса любая женщина — пустое место. Просто даже смешно, что он вспомнил при нем про какую-то девчонку.
Он и сам-то ее толком не помнит И Роупер принялся тихонько насвистывать «Дублинские девушки, как вы хороши…». Эх, Дублин!… Это ж надо, в какую даль его занесло и какая пропасть его отделяет от ближайшей кружечки настоящего «Гинесса». Потом взгляд его упал на автомат, оставленный на земле Миетусом, и он почти явственно ощутил отдачу, от которой содрогается тело, когда стреляешь от бедра. Губы его перестали насвистывать песенку, а рот наполнился слюной, когда он представил себе отвратительный треск, с которым вылетают из ствола четырехсот пятидесятидюймовые пули… А моя мать хотела, чтобы я стал приходским священником… И отец был таким законопослушным… И что из этого получилось? Лежу тут, как гадюка на солнце.
Рядом вдруг раздался голос Лоренцена. Он лежал неподвижно, уставившись вдаль сквозь акации, и говорил так, словно продолжал давно начатый разговор:
— Как ты думаешь, животные чувствуют?
— Чувствуют — что? — Роупер уже давно привык к странностям Лоренцена.
— Когда люди их недолюбливают. Стоит мне, например, подойти к собаке, как она сразу бросается наутек. И все собаки так. А вот лошади другое дело…
Роупер улыбнулся:
— Животные ничем не лучше людей. Лично я всегда подозревал, что собаки могут ошибаться в людях. Они судят по внешности, а внешность обманчива.
— Что верно, то верно. — Лоренцен тихонько рассмеялся. — Вот, например, моя внешность… Голова как яйцо, сам тощий как жердь… — Он вздохнул и улегся поудобнее. — Как здесь тихо! Хорошо отдыхается. К ночи буду как огурчик.
Поднявшись на вершину, Миетус нашел место, откуда была хорошо видна Мора и Форт-Себастьян. Приставив к глазам бинокль, он некоторое время наблюдал за «Дануном», вокруг которого сгрудилось несколько местных лодок. От миноносца к берегу двигалась гребная шлюпка, белые шапки матросов казались издалека таблетками аспирина… Должно быть, отпустили в увольнительную, подумал Миетус. Он направил бинокль левее и обвел взглядом горные склоны до самого форта. Во дворе крепости царило оживление, там же он заметил грузовик и джип. На галерее возле тента стояли полковник Моци и Хадид Шебир.
Мэрион он не увидел, предположив, что она, должно быть, сидит под тентом. Из-за жаркого марева, сползавшего со склонов Ла-Кальдеры, ему трудно было разглядеть мелочи. Далеко-далеко слева виднелась деревенская площадь Ардино и сверкавший на солнце шпиль местной церквушки. На площади он не заметил никакого движения.
Завтра, подумал Миетус, они будут на берегу в Ардино, куда прибудет Макс Дондон на самолете-амфибии… Они доберутся до него на рыбацкой лодке (надо будет уточнить у девушки, где ее взять), потом улетят, и с этим делом будет покончено…
Пройдут месяцы, и появятся другие задания и проблемы, а потом еще и еще, и так всю жизнь. Когда не трясешься за свою шкуру, подумалось Миетусу, тогда все получается отлично. Вот и за сегодняшнюю ночь он не боится. Да и чего бояться? Все тщательно обдумано, спланировано. Кроме того, у них преимущество неожиданного нападения, и никаких неприятностей случиться не должно. Иногда, когда он старался быть откровенным с самим собой, ему даже хотелось, чтобы что-нибудь случилось. Может, это положило бы конец всему… Но пока этого не произошло, он должен продолжать начатое. Миетус не принадлежал к тем людям, которые способны покончить со всем сами. Ничто на свете не могло заставить его достать из кармана пистолет и приставить его к виску. Но он был уверен, что когда-нибудь, не в пылу сражения и не в перестрелке, пуля все же настигнет его и покончит с тем одиночеством, которое началось много лет назад под наехавшими на него гусеницами танка.
Он долго лежал, наблюдая за Морой и за крепостью. Солнце начало клониться к морю, и длинная тень, отбрасываемая парапетом, теперь пересекала двор форта. В Море возле берега купались матросы, до Миетуса доносились их крики и смех.
Когда он наконец решил подняться, то почувствовал, что нога его затекла, и ему пришлось растереть ее, пока он спускался на дно кратера.
Плевски сидел в глубине пещеры, прячась от солнца. Над мешками, наброшенными на мертвое тело, роились мухи. В дальней части пещеры, прислонившись спиною к груде обломков, полулежала девушка Она уже пришла в сознание и теперь следила глазами за Миетусом.
Присев на корточки рядом с Плевски, Миетус вынул из кармана лист бумаги.
— Давно она очнулась? — спросил он по-немецки.
— Час назад.
— Что-нибудь говорила?
— Нет Я не знаю испанского. Попробовал поговорить с ней по-английски, она не ответила. Думаю, это обычная глупая деревенская девка И притом напуганная до смерти.
— До того глупая, что надеялась получить удовольствие, глядя на то, как мы взлетим ко всем чертям?
— Но ведь мы убили ее парня. Разве нет?
— А что мы могли поделать?
Миетус приблизился к Арианне. Перепачканное лицо девушки было изрезано острыми осколками, волосы растрепались.
Немного наклонившись вперед, она правой рукой держалась за щиколотку. Нога была покрыта синяками и ушибами и, судя по всему, болела. Миетус посмотрел ей в глаза и встретил в них выражение испуга и враждебности.
Обращаясь к ней на испанском, он небрежно проговорил:
— Слушай меня внимательно. Кто мы такие и что здесь делаем — не твоего ума дело. Сейчас важно другое. Ты хочешь жить?
Арианна молчала.
— Я спрашиваю: ты хочешь жить? — спокойно повторил он вопрос, не выходя из себя.
Арианна перевела взгляд на тело под мешками, лежавшее у входа в пещеру, и когда она снова встретилась глазами с Миетусом, они горели еще большей ненавистью.
Миетус с размаху ударил ее по щеке.
— Поняла, что тебе говорят? А ну, отвечай! Хочешь жить?
Слезы навернулись на глаза девушки.
— Хочу, — сказала она.
— Будешь жить, если ответишь на мои вопросы. Только не пытайся обмануть меня. На некоторые из них я знаю ответы, так что тебе не удастся меня провести. Говоришь, что хочешь жить Тогда отвечай. Сколько лодок будет завтра в десять утра на берегу в Ардино?
— Четыре.
— Среди них есть такая, которая вместила бы десятерых человек?
— Да.
Она отвечала так тихо, что Плевски ее почти не слышал.
Миетус сунул ей на колени листок бумаги:
— Знаешь Форт-Себастьян?
— Да.
— Вот план крепости. Я буду отмечать расположение комнат, а ты подтвердишь. Потом расскажешь про лестницы и коридоры.
Миетус подсел к ней поближе и достал из нагрудного кармана карандаш — Я не все знаю в крепости, — сказала Арианна.
— Расскажешь, что знаешь.
— Как я узнаю, что останусь жива?
— Я же сказал, что останешься. А теперь смотри… — Он принялся водить острием карандаша по бумаге. — Вот главные ворота. В них есть железная дверь? Так?
— Так.
— Сразу за воротами сторожевая будка. Она справа или слева?
— Слева; Справа маленькая, там у них телефон.
Плевски слушал их разговор и знал, что девушка обречена.
Это вполне в стиле Миетуса. Ведь эти двое тоже хотели убить их.
Парень мертв. И девушка тоже должна была умереть, если бы Миетус не промахнулся. Теперь он постарается извлечь пользу даже из того, что ему не удалось попасть в цель. Миетус из всего старался извлечь пользу. Он как машина…, надежный, бесперебойный механизм. А девушку жаль. Много часов он наблюдал за ней и за это время не раз вспоминал ту молодую польку, с которой был знаком когда-то… Его удивляло, что память его сохранила множество мелких подробностей. Он, например, помнил, как она держала сигарету, зажав ее между пальцами правой руки, или как безошибочно определяла петушков и курочек среди цыплят-однодневок, переворачивая их вниз головой и смешно раздувая им перышки…
— Миетус продолжал расспрашивать Арианну, и ее еле слышный голосок отзывался словно речной тростник на ветру. Время от времени Миетус делал пометки на бумаге, потом убрал ее вместе с карандашом в нагрудный карман и подошел к Плевеки. Тот спросил:
— Ну что, помогла она?
— Да.
— Вот и отлично. А что теперь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49