А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Минуту он сидел с закрытыми глазами, тяжелая усталость сковывала тело. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы смерть Вальды оказалась случайной. И винить нужно было бы только Бога. Его одного.
Наконец он подался вперед и взял с маленького столика полученный от Гаррисона конверт. Джон знал, что его содержимое не подделка. На подделку Гаррисон не пойдет. Они соперничают друг с другом честно. С первой детской встречи между ними возникла любовь, ненависть и грубоватое панибратство. Почему? Не потому ли, что с самого рождения они ощущали в себе извечную неудовлетворенность, неспособность довольствоваться обывательским благополучием и стандартными радостями?
Он вскрыл конверт. В нем лежали отпечатанное на машинке письмо Гаррисона, несколько сделанных с микрофильма снимков и светокопии двух документов. В письме Гаррисона, адресованном Гримстеру, говорилось: «Рассказывала ли она тебе об этом? Как многое бы тогда изменилось, какая замечательная пара вышла бы из вас — два разведчика».
Один из документов оказался свидетельством о браке, выданным в Хельсинки Вальде Тринберг и удостоверяющим, что она вышла замуж за некоего Полса Сборденса, якобы морского офицера (Гримстер этому не удивился — Вальда рассказывала ему о замужестве). Другой документ — Джон узнал его мгновенно, он не раз сталкивался с подобными бумагами, — был донесением агента ЦРУ о тайном трибунале, осуждении и казни Полса Сборденса за измену Финляндии и разведывательную деятельность в пользу Швеции и Норвегии. Это была новость для Гримстера, однако она его не тронула, он лишь мысленно отдал должное человеку, оказавшемуся достаточно умным, чтобы работать на двух хозяев. В другом документе — тоже донесении агента ЦРУ — сообщалось о безуспешной попытке завербовать вдову Сборденса, которая вернулась на родину в Швецию, восстановила национальность и девичью фамилию. В донесении указывалось, что Вальда отрицала факты шпионской деятельности мужа, оспаривала причину его смерти. Она считала его погибшим на маневрах. Так она и Гримстеру говорила, однако он был готов признать, что ко времени их знакомства она вполне могла узнать правду. Из донесения следовало, что Вальда ценилась не слишком высоко, поэтому методы интенсивной вербовки к ней применять не стали. Последним документом была светокопия письма главе шведского туристического агентства, в котором Вальда рекомендовалась для работы в его лондонском бюро (там с ней и познакомился Гримстер), кратко сообщалось о причинах гибели ее мужа и подтверждалась ее невиновность.
Гримстер подошел к столу, написал записку сэру Джону, приложил к ней все документы, кроме письма Гаррисона, и объяснил, что по личным причинам не упомянул о них в донесении на имя майора Кранстона. Письмо уйдет в Лондон с ежедневной почтой. Гаррисон должен понять, что на Гримстера не действуют его мелочные разоблачения. Вальде просто не повезло с мужем. Не знала она и чем занимается Гримстер. Для нее он был лишь хорошо оплачиваемым служащим Министерства обороны.
В записке на имя сэра Джона Гримстер не спрашивал, известна ли Ведомству правда о Вальде и ее муже. Ему не хотелось обременять сэра Джона своим любопытством. Это была бы слабость с его стороны, которая пошатнула бы положение Гримстера в Ведомстве, а он хотел его укрепить, пока не появятся доказательства убийства Вальды. Гаррисон раздобыть их не сможет — он имеет дело лишь с осязаемым: с документами и копиями писем. А истина о смерти Вальды нигде не запротоколирована. Она в памяти сэра Джона и, может быть, еще двоих-троих агентов, а в память проникнуть нелегко.
Гримстер вышел в холл, бросил письмо в сумку с почтой и увидел Лили. Он повел ее в маленький бар рядом со столовой и предложил выпить. Лили выбрала сухой мартини с маслиной. Она была отнюдь не печальной: еще бы, съездила в Барнстепл, сделала прическу, к обстановке уже привыкла, с людьми освоилась. Гримстер шутил и смеялся, понимая: настало время взяться за нее основательно. Медовый месяц кончился. Гримстер — профессионал, Лили — его работа, а самолюбие профессионала выше личных симпатий или проблем. Лили Стивенс — загадка, которую нужно разгадать. В некотором смысле она все еще живет под крылышком у Гарри Диллинга. А должна перейти к нему.
Гримстер увидел, как она залезла мизинцем в стакан с мартини — Гарри бы не сделал ей замечание, лишь внутренне улыбнулся бы и испытал садистское удовольствие от недостатка, нарочно сохраненного им в собственном творении. Он больше всего на свете любил играть в прятки. Прозвал друга Билли Кто. Оставлял Лили в машине у станции. Без обиняков давал понять, если хотел от кого-нибудь что-нибудь скрыть. Лили ни разу не была у него в Лондоне. Гарри — тайник. Если бы он захотел спрятать нечто важное, то положил бы его в необычное место. Разгадка шарады, подкинутой им Ведомству, без сомнения, заключена в Лили, в этом красивом пышном теле, чересчур накрашенном лице, в ее ленивых, послушных, мечтательных мыслях.
Глава шестая
Назавтра Гримстер встал рано. Дождь шел уже вторые сутки, впрочем, теперь он едва моросил. Надев плащ, Гримстер направился через лес к Скалистому озеру. Вода поднялась, по цвету стала еще больше похожа на кофе. Река, вытекавшая из озера, бурлила, шум воды не перекрывал грохота камней, катившихся под напором воды по дну. Перейти речку вброд сейчас невозможно было даже в болотных сапогах. Гримстер повернул налево в лес, двинулся вдоль длинного прямого участка, принадлежавшего усадьбе. Место звалось Докторским перекатом, здесь хорошо ловился лосось. Если сегодня дождь перестанет, завтра, когда вода начнет спадать, у переката стоит порыбачить.
Гримстер пошел вдоль берега — он знал окольный путь, которым можно вернуться к машине, минуя лес. В его сознании текли, не сливаясь, два потока мыслей, две мысленные реки. Одна была связана с предстоящим сегодня наступлением на Лили, он собирал силы для атаки, вспоминал слабости девушки, прикидывал, какими из них воспользоваться в первую очередь. Пока он это обдумывал, другая река, наполненная медлительными рассуждениями и воспоминаниями, текла плавно и спокойно… Гримстер вспомнил, как вчера Гаррисон, неуклюжий и мокрый, стоял на песчаном берегу под проливным дождем. Гримстер на самом деле когда-то чуть не отпустил его первую и самую крупную рыбину. Потом он научился одним мощным ударом загонять багорчик под спинной плавник — там у рыбы центр тяжести, в таком положении она не срывается. Когда улов Гаррисона все-таки вытащили, Гаррисон обругал Гримстера и они подрались тут же, на мокрой траве, рядом с огромным лососем. Пока бакенщик молча сматывал снасти, Гримстер успел выбить Гаррисону зуб и в кровь расшибить нос, — потом они изворачивались, как ужи, скрывая правду от матерей. Их многолетняя дружба изобиловала стычками. «А теперь, — размышлял Гримстер, — мы сцепились, наверно, в последний раз, хотя из-за женщины воюем впервые». Нет, речь идет не о Лили. Она — лишь объект наблюдения. Все дело в Вальде, которую Гаррисон лично знал и недолюбливал, называл «проклятой белобрысой льдиной». «Она заморозит тебя, старик», — говаривал он. На самом деле Вальда была иная, хотя именно такой, холодной и равнодушной, казалась Гаррисону. Давешние документы Гаррисон достал, пытаясь продолжить старую битву. Даже после смерти Вальды он хотел растоптать светлые воспоминания о ней, сделать ее смерть и бесчестье оружием против него. Чего он пыжится? Жаждет и Гримстеру привить неприязнь к добродетели, внушить собственное ледяное равнодушие к идеалам, благородству и бескорыстию, превратить в подобный себе живой труп?
Гримстер направился прочь от реки, пошел по раскисшим тропкам к машине… "И к Лили, — думал он, — к насущной профессиональной проблеме… " А потом, после Лили, — Гримстер прекрасно это понимал — к решению другой, более важной задачи, независимо от того, появятся бесспорные доказательства насильственной смерти Вальды или нет. Это предугадал и Гаррисон. Не имея возможности ускорить развязку, он делал все, чтобы с наибольшей выгодой ею, развязкой, воспользоваться. А пока есть Лили. Вспомнив о ней, Гримстер вдруг подумал, что его знакомство с Вальдой похоже на знакомство Диллинга с Лили. Однажды Джон заглянул в лондонское бюро шведского туристического агентства выяснить какую-то мелочь о рейсах теплоходов в Стокгольм. Вальда вышла к прилавку помочь ему, не успела рта раскрыть, как он почувствовал — она ему нужна… Такое ясное и мощное желание он ощутил впервые в жизни…
Дождем залило лицо, и Гримстер замер; охваченный приступом тоски, он вновь пережил ту встречу. Затем, раздраженный минутной слабостью, отогнал щемящие воспоминания, начал спускаться по заросшей тропе, глядя на розовые лепестки шиповника, сорванные с кустов и лежащие теперь в траве мокрым конфетти, краем глаза приметил белый хвостик убегающего в кусты кролика.
Лили была у себя. Она тепло поздоровалась с Гримстером, протянула ему руки — хотела похвастаться новым, купленным в Барнстепле лаком для ногтей.
— Нравится, Джонни?
Он кивнул в ответ и включил магнитофон.
— Оно и видно. Сегодня вы настроены серьезно. Не выспались?
Воспользовавшись таким началом разговора, Гримстер сказал:
— Возможно. Но дело не в моем сне. Дело в нас, в Гарри и пятнице двадцать седьмого февраля. Тут концы с концами не сходятся, и пока мы не разберемся с этим, дело дальше не пойдет.
— Но я рассказала все, что знаю.
— Дело не в том, что вы, по вашему собственному мнению, знаете. Иногда можно знать что-то, даже не догадываясь об этом. Понятно?
— Нет.
— Ладно, это не важно. Давайте начнем сначала. — Он взял ее за руку и усадил в кресло. — Располагайтесь поудобнее. — Когда Лили устроилась, Гримстер продолжил: — Я прошу вас вспомнить ту пятницу. Мысленно вернуться к ней.
— Это было так давно…
— Ничего, ничего. Расслабьтесь, подумайте о ней и расскажите, что помните. Рассказывайте все, что захотите, и в любом порядке. Но лучше начать с утра и прогнать весь день по порядку. Вы сумеете, правда? — Он умело изобразил теплую, подбадривающую улыбку.
— Я запутаюсь.
— Если понадобится, я помогу вопросами.
Она откинулась на спинку кресла и, помолчав немного, начала, закрыв глаза:
— Ну что ж. Я встала около половины восьмого, надела халат и спустилась в кухню заварить себе кофе, а Гарри — чаю…
Гримстер слушал, время от времени задавая вопросы. Из газет того дня Лили не помнила ничего. Да, она их смотрела, но теперь все забыла. Хотя о том, что они с Гарри ели, что она делала по хозяйству, Лили рассказывала почти без запинки. Гримстер даже подивился отдельным выхваченным ею мелочам. Она прекрасно помнила, как готовилась к отъезду, могла перечислить все, что положила в чемодан. На сей раз уже без смущения упомянула, что днем они занимались любовью. Когда Лили начала описывать вечер, Гримстер, заранее проверивший программу по газетам, поинтересовался, что они смотрели по телевизору. Как оказалось, Гарри сидел у экрана, пока Лили готовила обед и мыла посуду, потом она присоединилась к нему.
— Вы помните, какие передачи смотрели?
— Джонни, что за вопросы вы задаете? — вздохнула Лили.
— Попробуйте вспомнить. Вы сказали, телевизор у вас принимал только первую программу Би-би-си и Южное телевидение. По Би-би-си с пяти до восьми передавали комедию о монахах под названием «О, братец!» Вам она не знакома?
Гримстер не пытался провести Лили. Эта комедия на самом деле шла в тот день.
— Нет. Тогда я обед готовила… Подождите-ка. — Лили прикрыла глаза руками. — Да, что-то припоминаю. — Она опустила руки, улыбнулась, довольная собой. — Вспомнила, потому что мы с Гарри тогда немного повздорили. Он хотел смотреть детективный сериал в девять по Южному, а я — серию «Саги о Форсайтах» по Би-би-си, и он мне уступил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33