Она не раз видела подобное выражение и хорошо знала, что оно означает.
Последние несколько лет она на добровольных началах работала с «трудными» подростками, и через ее руки прошло множество их: «белых» и «цветных», богатых и бедных, выросших в нищих кварталах гетто и сбежавших из роскошных пригородных особняков. Проблемы у каждого из них были разные (Эллен давно поняла, что невозможно свести юношескую преступность к одной-единственной причине), но объединяло почти всех одно: то самое выражение. Лица, наглухо отгородившиеся от внешнего мира пустым взглядом и напускным безразличием, о многом говорили Эллен. Такие ребята не доверяли взрослым, подозревали каждого в лицемерии, и остерегались окружающих, больше всего на свете боясь подвергнуться насмешкам.
– А, вот и ты, – с напускной веселостью произнес Норман. – Входи, Тим. Познакомься с нашей новой соседкой.
Тим отреагировал не сразу – еще один тревожный симптом. После долгой паузы, тянувшейся до тех пор, пока не возникла ощутимая неловкость, он двинулся вперед, по-прежнему оставляя за собой грязные следы, и остановился перед Эллен – так близко, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним глазами.
– Привет, Тим, – сказала она.
Никакого ответа. Он молча высился над ней, не отводя от нее немигающего взгляда.
«Боже, какой он огромный!» – невольно подумала Эллен.
– Садись же, Тим, – Норман явно нервничал. – И... и выпей кока-колы или чего-нибудь еще. Обед подадут через минуту. Держу пари, ты проголодался. Опять целый день провел в лесу? Ты же знаешь, как они непоседливы в этом возрасте, – добавил он, обращаясь к Эллен с напускным добродушием, которое она нашла довольно противным.
Тим не шелохнулся. Эллен чувствовала замешательство Нормана, но помочь ему ничем не могла. Неизвестно, сколько бы длилась эта немая сцена, если бы не вошла Марта.
– Обед на столе, – провозгласила она бесстрастно, но тут же утратила невозмутимость.
– Тим! – возмущенно воскликнула она. – Посмотри, какую грязь ты тут развел! Немедленно отправляйся мыть ноги! И руки тоже. Разве тебя можно усадить за приличный стол? Давай-ка, парень, поторапливайся, а не то...
– Хорошо, Марта, – поспешно перебил ее Норман. – Тим, пожалуйста...
Сказать, что юноша подчинился, значило бы погрешить против истины. Он удалился, но весь его вид и походка свидетельствовали: он поступает так потому, что ему захотелось уйти, а не потому, что было велено.
Поднявшись, Норман протянул руку Эллен и выглядел при этом таким несчастным, что она не могла не посочувствовать ему, хотя подозревала, что он просто-напросто не умеет обращаться с непокорным племянником.
– Чудовищный возраст, правда? – весело спросила она. – У меня таких четверо, и мне не однажды казалось, что от их выходок я лишусь рассудка.
Ее прямота в данном случае оказалась уместной. Лицо Нормана прояснилось.
– Ведь они все ведут себя так... ужасно? Но мне кажется, я тоже виноват: меня слишком легко выбить из колеи. Мне явно не хватает твоего опыта.
– Им доставляет удовольствие шокировать окружающих. Единственная верная реакция в таких случаях – вежливая невозмутимость в ответ на любую дерзость.
Усадив ее за стол, Норман направился к буфету. Его умению открывать винные бутылки позавидовал бы любой бармен. Глядя на фамильный фарфор и фамильное серебро, Эллен вынуждена была признать, что под таким столом трудно представить себе грязные босые ноги Тима.
– Ты меня немного успокоила, – сказал Норман, разливая вино по бокалам. – Честно говоря, у меня опускаются руки. Я никогда не умел обращаться с детьми и пришел в ужас, когда узнал, что Бев и Джо назначили меня опекуном Тима. Но едва ли у меня была возможность отказаться. Других родственников у Тима нет.
– Ты явно недооцениваешь себя. Очевидно, у них имелись основания для такого решения.
– Отсутствие выбора – вот и все основания. – В голосе Нормана звучала горечь. – Пожалуй, Джо доверял мне, ведь я вел все его дела. Но Бев никогда не была обо мне высокого мнения. Она все время смеялась надо мной... Думаю, она просто не верила, что когда-нибудь умрет.
– Никто не верит в это, – мягко сказала Эллен.
– Да, наверное. Но Бев... она так любила жизнь... Ее радовала любая мелочь: новое платье, первый снег, пение малиновки весной. Я не в силах был поверить...
Вошедшая в столовую Марта принялась разливать суп, наполнив и тарелку Тима, хотя он еще не появился. Эллен удивилась, когда Норман, не обращая внимание на присутствие кухарки, продолжил:
– ... не в силах был поверить, что она погибла. В полиции сказали, что авария произошла по вине другого водителя. Она всегда обожала быструю езду... Благодарение Богу, смерть их не была мучительной, они умерли мгновенно. Потерять Джо – это тоже было потрясением, но Бев... Такая живая, такая веселая...
– Она была грешницей! – неожиданно вмешалась Марта. – Разбила сердце своим бедным родителям и испортила мальчишку.
– Марта, пожалуйста! – протестующе прервал ее Норман.
Презрительно фыркнув и выразительно глянув через плечо, кухарка удалилась. Эллен с трудом скрывала потрясение и негодование.
– Извини, – сказал Норман, пряча глаза. – Я понимаю, как это выглядит со стороны, но Марта почти член семьи, а не просто служанка. Она здесь уже десять лет и помогала мне растить Тима. Ее представления о воспитании столь же старомодны, как отношение к алкоголю, но у нее есть основания говорить так. Бев баловала Тима: позволяла прогуливать школу, отправляясь с ним в лес за ягодами, и прочее.
– Надеюсь, при Тиме Марта не высказывается подобным образом о его покойной матери? – сухо спросила Эллен.
– Я не могу ей помешать, – повинился Норман и добавил с надрывом: – Теперь ты видишь, что опекун из меня никудышный! Ах, Эллен, если бы ты дала мне какой-нибудь совет...
Все еще испытывая непреодолимое желание сказать Марте пару любезностей, Эллен не могла устоять перед столь отчаянной просьбой и слегка смягчилась.
– Ты недостаточно хорошо меня знаешь, – она слабо улыбнулась Норману, – иначе бы не просил об этом. На советы я щедра, но от них вряд ли будет толк: ведь я не специалист, хотя и работала с трудными подростками. Все же трудно поверить, что Тим так уж безнадежен.
– Он неплохой парень. – Норман смотрел на нее тревожно-выжидающе, и отзывчивое сердце Эллен дрогнуло: ей так часто доводилось слышать подобные утверждения из уст беспомощных родителей.
– Твой племянник – красивый мальчик, – ласково ответила она. – И очень похож на тебя.
– Стыдно тешить мое самолюбие подобным образом Тим похож на собственного отца, а в детстве нас с Джо все принимали за близнецов. Но чтобы заметить сходство под маской неизменной угрюмости Тима, требуется определенная зоркость.
Эллен искренне была готова воспринять откровенность Нормана, ей и самой интересно было поговорить о Тиме, но только не сейчас, когда в любой момент он мог появиться в столовой.
– Дивное консоме, – сказала она. – Ты не преувеличивал достоинств Марты.
Впрочем, перемена темы не дала никакого результата: пустующий стул неодолимо притягивал их взгляды. Бесшумно появившаяся Марта собрала тарелки, прихватив нетронутую порцию Тима. На сей раз она промолчала, но, вернувшись с блюдом великолепного жаркого с овощами, не выдержала и покачала головой:
– Не покормить бы его несколько дней – тогда научился бы ценить хорошую пищу. Небось, не шлялся бы во время обеда Бог весть где.
– Марта!
– Слишком вы мягкий, вот что я скажу, – проворчала кухарка, вызывающе уставившись на Эллен. Было совершенно ясно, что она подслушивала. Враждебный взгляд Марты Эллен встретила так холодно-высокомерно, что та молча отвернулась. Не успела она покинуть комнату, как в столовую вошел Тим. Рассчитанность действий была слишком безупречной, чтобы счесть ее совпадением. Марта пряталась за одной дверью, а Тим за другой... «Боже, что за дом!» – подумала Эллен.
Руки Тим вымыл. Теперь кисти его сияли чистотой, но чуть выше запястий отчетливо виднелась граница, за которой вода и мыло так и не побывали. Эллен посмотрела на его ноги. На них красовались поношенные кроссовки, но она готова была поспорить, что засохшая грязь внутри пребывала нетронутой.
В молчании Тим приступил к еде. На все попытки Нормана вовлечь его в разговор он отвечал лишь невнятным похрюкиванием.
Жаркое было изумительным, и если бы Норман не чувствовал себя так скованно, Эллен наслаждалась бы обедом – Тим ей совершенно не мешал. Подобных типов она повидала немало и знала, что натужное оживление в таких случаях – худший вариант поведения. Хладнокровно игнорируя Тима, она непринужденно болтала на отвлеченные темы и вскоре на самом деле почти забыла о его присутствии. Поэтому когда юноша внезапно обратился к ней, она испытала что-то вроде шока, как если бы заговорила мраморная статуя.
– А правда, что у вас есть кошка? – спросил Тим.
– Правда, – дружелюбно ответила Эллен, – сиамская. Ты любишь кошек?
– Нет. Я их терпеть не могу. Так ведь, Норман? – В ответе он не нуждался. – Мы оба их терпеть не можем. Но мой милый дядюшка – значительно больше. Я правильно говорю, Норман?
На Нормана больно было смотреть. Лицо его побелело, и в глазах застыл страх. Но не потому, что разговор зашел о кошках. Сочувственно наблюдая за его реакцией, Эллен поняла, что именно напугало его – ненависть, пылавшая во взгляде Тима, от которой у нее самой по спине забегали мурашки.
– Любая фобия – достаточно неприятное заболевание, – спокойно произнесла она. – Но я никогда не слышала, чтобы подобные вещи передавались по наследству. И даже не уверена, что кто-нибудь занимался исследованием этого вопроса.
Тим уткнулся в тарелку и принялся поглощать очередной шедевр кулинарного искусства Марты – земляничный пирог с хрустящей воздушной корочкой. Громко вздохнув, Норман заметно расслабился. Ощущая себя дрессировщицей в клетке с одним леопардом, Эллен тем же рассудительным тоном продолжила:
– Говорят, дети перенимают привычки и вкусы у собственных родителей, но я всегда в этом сомневалась. Моя дочь и племянники, например, обожают овощи, которые я терпеть не могу... Конечно, фобия не обычное предубеждение против чего-нибудь – это болезнь. Возможно, нарушение химического баланса в организме и...
– Нет, – перебил Тим, не подымая глаз. – Это наследственное, я знаю. У нас в семье это уже давно. Так ведь, Норман? С тех пор, как лет двести тому назад один из наших предков погиб от когтей ведьминой кошки. Ведьма навела на него порчу, и он ее убил. Тогда кошка...
– Тим! – Бледные щеки Нормана залил гневный румянец. – Тебе не следует рассказывать эту омерзительную историю – по крайней мере, за обедом.
– Я уже сыт. – Оттолкнув стул, Тим поднялся – и совершил то, что потрясло Эллен значительно больше, чем все его предыдущие выходки, – согнувшись в шутовском поклоне, он визгливо пропищал: – Будьте так любезны, сударыня, я могу идти? Соблаговолите отпустить меня, прошу вас.
К счастью, от необходимости подыскивать подобающий ответ Эллен была избавлена: внезапно выпрямившись, Тим решительным шагом вышел из комнаты.
Норман забормотал извинения, но Эллен не слышала его. Она пыталась понять, чем ее так смутила последняя дерзость мальчишки? Неожиданной злобностью?.. Да, острая неприязнь, рвущаяся наружу из притворно-почтительных фраз, задела ее – тем более, что была незаслуженной. Но гораздо больше ее потрясла внезапно открывшаяся мужественность Тима, на мгновение переставшего сутулиться и шаркать ногами. Может, эмоционально он и отставал в развитии, но физически это был вполне зрелый молодой мужчина, в каждом движении которого сквозила звериная грация... Разволновавшись, Эллен имела обыкновение говорить первое, что придет в голову, и теперь не задумываясь выпалила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Последние несколько лет она на добровольных началах работала с «трудными» подростками, и через ее руки прошло множество их: «белых» и «цветных», богатых и бедных, выросших в нищих кварталах гетто и сбежавших из роскошных пригородных особняков. Проблемы у каждого из них были разные (Эллен давно поняла, что невозможно свести юношескую преступность к одной-единственной причине), но объединяло почти всех одно: то самое выражение. Лица, наглухо отгородившиеся от внешнего мира пустым взглядом и напускным безразличием, о многом говорили Эллен. Такие ребята не доверяли взрослым, подозревали каждого в лицемерии, и остерегались окружающих, больше всего на свете боясь подвергнуться насмешкам.
– А, вот и ты, – с напускной веселостью произнес Норман. – Входи, Тим. Познакомься с нашей новой соседкой.
Тим отреагировал не сразу – еще один тревожный симптом. После долгой паузы, тянувшейся до тех пор, пока не возникла ощутимая неловкость, он двинулся вперед, по-прежнему оставляя за собой грязные следы, и остановился перед Эллен – так близко, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним глазами.
– Привет, Тим, – сказала она.
Никакого ответа. Он молча высился над ней, не отводя от нее немигающего взгляда.
«Боже, какой он огромный!» – невольно подумала Эллен.
– Садись же, Тим, – Норман явно нервничал. – И... и выпей кока-колы или чего-нибудь еще. Обед подадут через минуту. Держу пари, ты проголодался. Опять целый день провел в лесу? Ты же знаешь, как они непоседливы в этом возрасте, – добавил он, обращаясь к Эллен с напускным добродушием, которое она нашла довольно противным.
Тим не шелохнулся. Эллен чувствовала замешательство Нормана, но помочь ему ничем не могла. Неизвестно, сколько бы длилась эта немая сцена, если бы не вошла Марта.
– Обед на столе, – провозгласила она бесстрастно, но тут же утратила невозмутимость.
– Тим! – возмущенно воскликнула она. – Посмотри, какую грязь ты тут развел! Немедленно отправляйся мыть ноги! И руки тоже. Разве тебя можно усадить за приличный стол? Давай-ка, парень, поторапливайся, а не то...
– Хорошо, Марта, – поспешно перебил ее Норман. – Тим, пожалуйста...
Сказать, что юноша подчинился, значило бы погрешить против истины. Он удалился, но весь его вид и походка свидетельствовали: он поступает так потому, что ему захотелось уйти, а не потому, что было велено.
Поднявшись, Норман протянул руку Эллен и выглядел при этом таким несчастным, что она не могла не посочувствовать ему, хотя подозревала, что он просто-напросто не умеет обращаться с непокорным племянником.
– Чудовищный возраст, правда? – весело спросила она. – У меня таких четверо, и мне не однажды казалось, что от их выходок я лишусь рассудка.
Ее прямота в данном случае оказалась уместной. Лицо Нормана прояснилось.
– Ведь они все ведут себя так... ужасно? Но мне кажется, я тоже виноват: меня слишком легко выбить из колеи. Мне явно не хватает твоего опыта.
– Им доставляет удовольствие шокировать окружающих. Единственная верная реакция в таких случаях – вежливая невозмутимость в ответ на любую дерзость.
Усадив ее за стол, Норман направился к буфету. Его умению открывать винные бутылки позавидовал бы любой бармен. Глядя на фамильный фарфор и фамильное серебро, Эллен вынуждена была признать, что под таким столом трудно представить себе грязные босые ноги Тима.
– Ты меня немного успокоила, – сказал Норман, разливая вино по бокалам. – Честно говоря, у меня опускаются руки. Я никогда не умел обращаться с детьми и пришел в ужас, когда узнал, что Бев и Джо назначили меня опекуном Тима. Но едва ли у меня была возможность отказаться. Других родственников у Тима нет.
– Ты явно недооцениваешь себя. Очевидно, у них имелись основания для такого решения.
– Отсутствие выбора – вот и все основания. – В голосе Нормана звучала горечь. – Пожалуй, Джо доверял мне, ведь я вел все его дела. Но Бев никогда не была обо мне высокого мнения. Она все время смеялась надо мной... Думаю, она просто не верила, что когда-нибудь умрет.
– Никто не верит в это, – мягко сказала Эллен.
– Да, наверное. Но Бев... она так любила жизнь... Ее радовала любая мелочь: новое платье, первый снег, пение малиновки весной. Я не в силах был поверить...
Вошедшая в столовую Марта принялась разливать суп, наполнив и тарелку Тима, хотя он еще не появился. Эллен удивилась, когда Норман, не обращая внимание на присутствие кухарки, продолжил:
– ... не в силах был поверить, что она погибла. В полиции сказали, что авария произошла по вине другого водителя. Она всегда обожала быструю езду... Благодарение Богу, смерть их не была мучительной, они умерли мгновенно. Потерять Джо – это тоже было потрясением, но Бев... Такая живая, такая веселая...
– Она была грешницей! – неожиданно вмешалась Марта. – Разбила сердце своим бедным родителям и испортила мальчишку.
– Марта, пожалуйста! – протестующе прервал ее Норман.
Презрительно фыркнув и выразительно глянув через плечо, кухарка удалилась. Эллен с трудом скрывала потрясение и негодование.
– Извини, – сказал Норман, пряча глаза. – Я понимаю, как это выглядит со стороны, но Марта почти член семьи, а не просто служанка. Она здесь уже десять лет и помогала мне растить Тима. Ее представления о воспитании столь же старомодны, как отношение к алкоголю, но у нее есть основания говорить так. Бев баловала Тима: позволяла прогуливать школу, отправляясь с ним в лес за ягодами, и прочее.
– Надеюсь, при Тиме Марта не высказывается подобным образом о его покойной матери? – сухо спросила Эллен.
– Я не могу ей помешать, – повинился Норман и добавил с надрывом: – Теперь ты видишь, что опекун из меня никудышный! Ах, Эллен, если бы ты дала мне какой-нибудь совет...
Все еще испытывая непреодолимое желание сказать Марте пару любезностей, Эллен не могла устоять перед столь отчаянной просьбой и слегка смягчилась.
– Ты недостаточно хорошо меня знаешь, – она слабо улыбнулась Норману, – иначе бы не просил об этом. На советы я щедра, но от них вряд ли будет толк: ведь я не специалист, хотя и работала с трудными подростками. Все же трудно поверить, что Тим так уж безнадежен.
– Он неплохой парень. – Норман смотрел на нее тревожно-выжидающе, и отзывчивое сердце Эллен дрогнуло: ей так часто доводилось слышать подобные утверждения из уст беспомощных родителей.
– Твой племянник – красивый мальчик, – ласково ответила она. – И очень похож на тебя.
– Стыдно тешить мое самолюбие подобным образом Тим похож на собственного отца, а в детстве нас с Джо все принимали за близнецов. Но чтобы заметить сходство под маской неизменной угрюмости Тима, требуется определенная зоркость.
Эллен искренне была готова воспринять откровенность Нормана, ей и самой интересно было поговорить о Тиме, но только не сейчас, когда в любой момент он мог появиться в столовой.
– Дивное консоме, – сказала она. – Ты не преувеличивал достоинств Марты.
Впрочем, перемена темы не дала никакого результата: пустующий стул неодолимо притягивал их взгляды. Бесшумно появившаяся Марта собрала тарелки, прихватив нетронутую порцию Тима. На сей раз она промолчала, но, вернувшись с блюдом великолепного жаркого с овощами, не выдержала и покачала головой:
– Не покормить бы его несколько дней – тогда научился бы ценить хорошую пищу. Небось, не шлялся бы во время обеда Бог весть где.
– Марта!
– Слишком вы мягкий, вот что я скажу, – проворчала кухарка, вызывающе уставившись на Эллен. Было совершенно ясно, что она подслушивала. Враждебный взгляд Марты Эллен встретила так холодно-высокомерно, что та молча отвернулась. Не успела она покинуть комнату, как в столовую вошел Тим. Рассчитанность действий была слишком безупречной, чтобы счесть ее совпадением. Марта пряталась за одной дверью, а Тим за другой... «Боже, что за дом!» – подумала Эллен.
Руки Тим вымыл. Теперь кисти его сияли чистотой, но чуть выше запястий отчетливо виднелась граница, за которой вода и мыло так и не побывали. Эллен посмотрела на его ноги. На них красовались поношенные кроссовки, но она готова была поспорить, что засохшая грязь внутри пребывала нетронутой.
В молчании Тим приступил к еде. На все попытки Нормана вовлечь его в разговор он отвечал лишь невнятным похрюкиванием.
Жаркое было изумительным, и если бы Норман не чувствовал себя так скованно, Эллен наслаждалась бы обедом – Тим ей совершенно не мешал. Подобных типов она повидала немало и знала, что натужное оживление в таких случаях – худший вариант поведения. Хладнокровно игнорируя Тима, она непринужденно болтала на отвлеченные темы и вскоре на самом деле почти забыла о его присутствии. Поэтому когда юноша внезапно обратился к ней, она испытала что-то вроде шока, как если бы заговорила мраморная статуя.
– А правда, что у вас есть кошка? – спросил Тим.
– Правда, – дружелюбно ответила Эллен, – сиамская. Ты любишь кошек?
– Нет. Я их терпеть не могу. Так ведь, Норман? – В ответе он не нуждался. – Мы оба их терпеть не можем. Но мой милый дядюшка – значительно больше. Я правильно говорю, Норман?
На Нормана больно было смотреть. Лицо его побелело, и в глазах застыл страх. Но не потому, что разговор зашел о кошках. Сочувственно наблюдая за его реакцией, Эллен поняла, что именно напугало его – ненависть, пылавшая во взгляде Тима, от которой у нее самой по спине забегали мурашки.
– Любая фобия – достаточно неприятное заболевание, – спокойно произнесла она. – Но я никогда не слышала, чтобы подобные вещи передавались по наследству. И даже не уверена, что кто-нибудь занимался исследованием этого вопроса.
Тим уткнулся в тарелку и принялся поглощать очередной шедевр кулинарного искусства Марты – земляничный пирог с хрустящей воздушной корочкой. Громко вздохнув, Норман заметно расслабился. Ощущая себя дрессировщицей в клетке с одним леопардом, Эллен тем же рассудительным тоном продолжила:
– Говорят, дети перенимают привычки и вкусы у собственных родителей, но я всегда в этом сомневалась. Моя дочь и племянники, например, обожают овощи, которые я терпеть не могу... Конечно, фобия не обычное предубеждение против чего-нибудь – это болезнь. Возможно, нарушение химического баланса в организме и...
– Нет, – перебил Тим, не подымая глаз. – Это наследственное, я знаю. У нас в семье это уже давно. Так ведь, Норман? С тех пор, как лет двести тому назад один из наших предков погиб от когтей ведьминой кошки. Ведьма навела на него порчу, и он ее убил. Тогда кошка...
– Тим! – Бледные щеки Нормана залил гневный румянец. – Тебе не следует рассказывать эту омерзительную историю – по крайней мере, за обедом.
– Я уже сыт. – Оттолкнув стул, Тим поднялся – и совершил то, что потрясло Эллен значительно больше, чем все его предыдущие выходки, – согнувшись в шутовском поклоне, он визгливо пропищал: – Будьте так любезны, сударыня, я могу идти? Соблаговолите отпустить меня, прошу вас.
К счастью, от необходимости подыскивать подобающий ответ Эллен была избавлена: внезапно выпрямившись, Тим решительным шагом вышел из комнаты.
Норман забормотал извинения, но Эллен не слышала его. Она пыталась понять, чем ее так смутила последняя дерзость мальчишки? Неожиданной злобностью?.. Да, острая неприязнь, рвущаяся наружу из притворно-почтительных фраз, задела ее – тем более, что была незаслуженной. Но гораздо больше ее потрясла внезапно открывшаяся мужественность Тима, на мгновение переставшего сутулиться и шаркать ногами. Может, эмоционально он и отставал в развитии, но физически это был вполне зрелый молодой мужчина, в каждом движении которого сквозила звериная грация... Разволновавшись, Эллен имела обыкновение говорить первое, что придет в голову, и теперь не задумываясь выпалила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38