Спустя мгновение все были на ногах.
Барабанщики затеяли мелкую и тихую сбивку, которая, однако, быстро прибавляла в громкости. Главный колдун скакал перед быком.
Тот отвечал довольно тупым взглядом.
Лишь размахивал хвостом, отгоняя мух.
Странный бык. Это, должно быть, от голода. В дороге волновался, крутил рогатой башкой, думал: там, куда ведут, накормят или не накормят?
Оказавшись в центре внимания, бык понял: не накормят. Сами голодные.
Перед таким быком можно поставить настоящего испанского тореадора с настоящей ярко-красной мулетой. Все равно коррида не получится.
Тысяча пар карих глаз напряженно следила за происходящим. Основной интерес вызывали два объекта.
Страшные лезвия в руках Каплу.
И рельефно выделяющаяся на бычьей шее артерия.
12
«Там-та-тата-там, там-та-тата-там, тамта-тата-там», — врывались звуки в пальмовую хижину вождя.
«Там-та-тата-там, там-та-тата-там, тамта-тата-там», — врывались звуки а бритую головку Зуби.
Черно-розовые ладони и конические барабанные палочки односельчан словно били прямо по мозгу. Крепкими белыми зубами страдалица закусила широкую коричневую губу. Глаза полуприкрыты. По лицу струится пот.
Черные пальцы дочери вождя с такой силой впились в основание ее ложа, что под ногтями стало белым-бело. Зуби испустила хриплый густой стон, и голова ее перекатилась налево.
— Я умираю! — заорала Зуби. — Не могу больше!!!
Голова ее перекатилась направо.
Две старые негритянки, совершенно голые, сидели рядом на пальмовых листьях. Старой в тропической Африке считают женщину после тридцати пяти. На старость отводится в среднем еще десять лет.
— Не умрешь, — равнодушно глядя, как перекатывается голова Зуби, сказала одна старуха.
Постель Зуби представляла собой нечто вроде широких носилок из пальмовых же ветвей. Груда листьев была прикрыта галабией. Над ней возвышался раздутый живот дочери вождя. Широко раскинулись ее ноги. Воды уже отошли. Галабия была совершенно мокрой. Шел четвертый час мучений — схватки начались на рассвете. Первый раз трудно рожать.
Негритянка рожает за свою короткую жизнь десятки раз. Большая часть детей либо рождается мертвыми, либо погибает во младенчестве.
К заболевшему ребенку родители сразу утрачивают всякий интерес. Пытаться спасти его бессмысленно. Можно лишь продлить мучения. Даже туберкулез не умеют лечить в африканских деревнях.
Жизнь детей природы подчинена закону естественного отбора. Гибель ослабленной особи — нормальное явление. Все равно до подлинной, немощной, старости лучше не доживать. Когда рука не сумеет поднять мотыгу или копье, кормиться станет нечем. Придется совершить ритуальное самоубийство под восторженные крики соплеменников.
В природе смерть — нормальное явление. Лишь белые извращенцы могли дойти до того, чтобы с помощью хитроумных аппаратов годами поддерживать жизнь человека, находящегося в коме.
Лишь белые извращенцы могли договориться до того, что вместе с человеком умирает целый мир. Если человек не в силах участвовать в добывании пищи, то это уже не целый мир, а целый лишний рот.
— Конец! — страшно закричала Зуби. — Смерть!
Крик перешел в рычание. Из прикушенной губы потекла кровь. Красный ручеек на черной атласной коже. Потный подбородок, потная шея. Раскинутые ноги содрогнулись в конвульсиях.
В глазах поплыл красный туман. Тамтам-тата-там, там-там-тата-там, там-тамтата-там. Бессильно разжались пальцы, сжимавшие пальмовые струги ложа.
В тот же миг ликующие крики донеслись с площади. Барабаны неожиданно смолкли. Ах, какой восторг. Старухи с сожалением переглянулись. Им хотелось быть там, со всеми. Их тоже мучил голод.
13
Погонщики висели на саблеобразных рогах. Прочные пальмовые веревки спутывали кривые передние и кривые задние ноги.
Ассистенты протягивали глиняные тазы. В последний раз молнией сверкнул нож колдуна под испепеляющим взглядом Солнечного бога. И вонзился в шею быка.
Из артерии, которая рельефно проступала под темной шкурой, хлынуло. Бык дернулся. Глаза его округлились и готовились выпасть из орбит.
Барабанщики замерли. Народ фон, как один человек, испустил вопль восторга.
Животное удержали. Кровь лилась в подставленный сосуд. Жители Губигу сглатывали набегающую слюну. Они испытывали танталовы муки. Однако процедура есть процедура.
Размахивая окровавленным ножом, Каплу совершал невероятные прыжки.
Едва касаясь земли босыми ступнями, он взлетал, словно резиновый черт.
Непрестанно выкрикивая слова заклинаний, колдун то возвращался к сосуду с кровью и подставлял руки под струю. То прыгал вверх, размазывая кровь по лицу.
То прыгал вокруг племенного дерева, обмазывая кровью маски идолов.
Перепачкав очередную маску, он орал:
— Бог Земледелия первую жертву принял!
Народ фон, свободный от тяжелых работ, дружно повторял:
— Бог Земледелия первую жертву принял!
14
Вторая старуха увидела, как между ног дочери вождя появляется темный предмет. Сотни раз принимала она роды. Сотни раз была на похоронах. Сама она рожала двадцать четыре раза. У нее было девять детей.
При виде новой жизни она не испытала ни радости, ни сострадания. Она не испытала ровным счетом ничего. Подсела поближе к роженице и стала глядеть, как выходит новый односельчанин. Не надо ли ему помочь.
Другая старуха придвинула большой глиняный таз с водой. С той мутной зеленой жидкостью, которая текла в соседней реке. Скорее обмыть новорожденного, привести в чувство молодую мать и — к своим. На площадь. Там вот-вот начнется самое интересное.
15
От горячей бычьей крови где-нибудь в России поднимался бы пар. Горячая кровь, холодный воздух. В тропиках если пар и поднимается, то над ядовитыми болотами. Да над действующими вулканами.
Которых, к счастью, нет в окрестностях Губигу.
Горячий воздух быстро донес аромат крови до чутких ноздрей второго быка.
Ноги его уже тоже были спутаны. Стоял он так, что не мог видеть первого жертвоприношения. Бык пытался повернуть голову.
Посмотреть, что происходит.
Будь бык потолще, может, и преуспел бы. Но много ли преуспеешь, когда бока как стиральные доски? Погонщики легко удержали саблевидные рога.
Едва под оглушительные вопли рухнуло обескровленным первое животное, Каплу всадил нож в шею второго. Площадь огласили новые приветствия народа фон. Как же не радоваться. Еще триста килограммов говядины.
Да, мясо костлявое и жилистое, но предназначено оно не на антрекоты с бифштексами, а для двух огромных чанов, которые служили некогда белым людям непонятную службу, а после стали главной посудой деревни Губигу.
Три дня вся деревня будет пожирать наваристую сытную похлебку. Четыреста граммов чистой говядины достанется каждому. Четыре раза в год люди из дагомейского буша едят мясное до отвала.
Это случается в праздники Первого, Второго, Третьего и Четвертого урожаев.
Причем Четвертый — главный праздник, потому что уборочная страда совпадает с началом охотничьего сезона. Малыши в стадах уже подросли, и животные возвращаются к обычной кочевой жизни.
Вождь Нбаби слышал в разное время от редких белых гостей, что белые снимают в год всего два урожая, но едят мясо ежедневно. У этих белых все очень странно.
Колдун скакал как обезумевший. Словно якутский шаман, наевшийся супа из мухоморов.
— Бог Зеленой реки принял вторую жертву! — кричал Каплу.
— Бог Зеленой реки принял вторую жертву! — вторил ему народ.
Наконец Каплу исчерпал весь запас заклинаний — и больших, и средних, и маленьких. Наконец все боги были дважды измазаны кровью.
— Солнечный бог принял вторую жертву! — с энтузиазмом скандировал народ фон заключительные слова обязательного текста.
«Та-та-тата-там, тата-тата-та-там», — вновь загремели пять пар барабанщиков, стоя друг против друга.
16
«Та-та-тата-там, тата-тата-та-там», — вновь посыпались удары на бритую головку страдалицы Зуби. Понемногу к ней возвращалось сознание. Слух уже вернулся.
Она слышала барабанную дробь и какието стонущие звуки. Будто кошка призывает самца.
Зуби открыла глаза. Солнечный свет, проникший в хижину через откинутый полог входа, таял и обращался в полумрак под коническим потолком. Зуби перевела взгляд. Ее живот стал заметно меньше.
Словно воздух выпустили.
Она слабо пошевелила рукой, ногой.
Поискала что-то глазами. Тело казалось чужим.
— Слава Солнечному богу! — воскликнула одна из старух, вставая с колен.
Только что она брызгала дочери вождя в лицо водой, чтобы быстрее привести в чувство.
Другая женщина протянула крошечное черное тельце:
— Вот твой сын. Он не такой черный, как наши дети. Значит, это ребенок когото из тех белых, что приезжали к нам девять лун назад.
Пока белые не превращают черных в рабов или прислугу, черные против белых ничего не имеют. Повитуха просто констатировала, что сын Зуби имеет менее темную кожу, чем любой другой житель деревни. Из этого не следовало, лучше он или хуже других. Первобытные народы не знают ни национализма, ни расизма.
Не было в словах старой негритянки и осуждения внебрачной связи. Первобытные люди не знают лицемерия, поэтому делают всегда то, что хочется. Если женщина хочет отдаться, она отдается. За последствия этого шага никому и в голову не придет ее осуждать.
Зуби ощутила прикосновение теплого комочка к своей груди. Это плакал ее ребенок. Сын ее и прекрасного белого человека, который улетел на страшной железной птице.
Сын, зачатый на хлопковом поле. Когда-нибудь железная птица вернет Зуби возлюбленного, и она с гордостью покажет ему их ребенка. У сына появится отец.
«Он мой, мой», — с гордостью подумала молодая мать о сыне советского капитана.
Старухи покинули пальмовый дом вождя и бросились на площадь. Во-первых, объявить Нбаби, что дочь родила светлого мальчика. Во-вторых, принять участие в торжествах.
17
Они успели. Над тушами быков работали два десятка человек. Над ними кружили тучи мух. Уже полыхали два костра.
Специальная бригада вкатила на площадь праздничные чаны и сейчас пыталась установить их на огонь. Неудача следовала за неудачей. В толпе хохотали.
Женщины, пригубив свежую кровь, носили от реки воду в глиняных сосудах. Они их ставили на бритые головы и перемещались бодрым шагом вопреки закону всемирного притяжения. Вода предназначалась для варки.
По одной из улочек, упираясь, несколько мужчин втащили три джутовых мешка с ямсом. Бычья похлебка без ямса — все равно что борщ без картошки.
Основная масса народа фон пила из больших глиняных кружек парную бычью кровь. Люди делали глоток и передавали кружку дальше.
Каждый старался отхлебнуть как можно больше. Вождь Нбаби, пользуясь статусом племенного аристократа, выпил граммов триста и сейчас, присматривая за сородичами, наслаждался теплом в желудке.
Не меньшее удовольствие может доставить лишь огненная вода, которую ему давали пробовать французы много лет назад.
Местная ямсовая самогонка, сказать по правде, страшная дрянь.
18
Весь шум и гам центральной площади продолжал вворачиваться в мозг измученной Зуби. Однако переносить его стало гораздо легче. Она то забывалась во сне, то смотрела, как спит ее первенец.
Но спал он недолго. Зажмурил свои крохотные глазенки и снова заплакал.
Этим неповторимым звукам дочь вождя настолько умилилась, что и сама заплакала. Сквозь пелену слез смотрела она на сморщенное личико.
«Кофи, я назову тебя Кофи, — думала Зуби. — Это самое красивое мужское имя в нашей деревне. И ты будешь самым красивым и сильным».
Дочь вождя знала, что в смешанных браках черных и белых вырастает весьма здоровое потомство. Кто в Африке этого не знает.
Молодая мать почувствовала голод.
С жаждой было проще. Она протянула руку к глиняному тазу с зеленой водой из реки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32