Но кто сказал, что Шрамов выписал билет до самого низа?
Там, внизу, мелькнула черная тень, и знакомый голос истошно завопил, пугая эхо:
– На кого ты нас покидаешь, отец родной?!
По-обезьяньи перелапав руками и ногами пять горизонтально приваренных ржавых железных прутьев, Сергей в три гимнастических маха раскачал свою задницу маятником на лестнице (он крепко рисковал, что древняя сварка не выдержит напряга ) и послал послушное тело точнехонько в ближайшее окно. Извините, ногами вперед.
Со звоном влетев в чужую квартиру, он опомнился только на полу. Из распоротой наискось левой ладони толчками хлестала кровь. Кровь стекала по щеке. Ну а костюм реально превратился в наряд папуаса из отдельных ленточек.
– Папаша, сантехника вызывали? – с бритвенным блеском в глазах усмехнулся Шрам в рожу мужику, застывшему на диване с газетой «Экспресс-Вирши». К Шраму газета была повернута аршинным заголовком «Никто от преступности не защищен даже дома!». Сергей, кряхтя, сгреб себя и поднял на приличный уровень с линолеума. Выглянул в ошкерившее кривые, как турецкие сабли, обломки окно. Ого! Второй раз такой прыжок Шрамову ни за что не повторить.
Серега по-соседски смахнул с телевизора декоративную салфетку и перетянул руку. Мужик тем временем сполз с дивана и бестолково залопотал:
– Точно. Вызывали. У нас кран на кухне течет!
– Для крана на кухне надо было водопроводчика вызывать! – вытряхнул из уцелевших карманов осколки стекла, осмотрел себя – нет ли больше зияющих ран и отстранил жильца с пути беглец.
И ломанул в прихожую. А из прихожей на лестницу. А из подъезда налево в парк. Черт его знает, удалось ли оторваться?
К великому сожалению, не удалось. Опять сзади хлопнул выстрел, будто шкодливый мальчишка проколол сестре воздушный шарик. И пуля улетела в молоко разлива Пискаревского молочного комбината. Вжимая голову, Сергей пересек по диагонали площадку с благо под дождем пустыми качелями и каруселями. Перепрыгнул окоченевших под зонтами над шахматной доской старичков и пересек штрафную линию ворот парка. Он вновь оказался на главной улице.
Вдалеке шаркал хвост траурной церемонии. Никого из группы захвата невинного парня по кликухе Шрам вокруг заметно не было. Как затравленная крыса, Сергей постелился вдоль жирных серых стен домов, вдоль тускло мерцающих витрин, вдоль во всю фейерверочную мощь пышущих неоном вывесок.
Магазин мужской одежды «Фаворит», «24 часа», «Спортивная обувь», кафе «Чародейка», «Пункт обмена валюты»... Лишенная всяческих художественных наворотов скромная табличка «Баня». Горло Шрама пылало, будто он закусил пучком горького перца. Воздух врывался в легкие с вантусным всхлипом. Дольше снаружи околачиваться – значило в конце концов нарваться на свежих оперов. А второй раз уже не уйти, он не акробат и не иллюзионист.
Сергей приотворил со скрипом тяжелую броневую дверь, благо еще не заперто, и ввинтился внутрь.
– Мест нет, – не узнал банщик гостя.
– Уже есть, – нашел силы широко и властно улыбнуться гость. И по праву сильного запер за собой дверь на звонко щелкающий засов.
И тогда банщик узнал. И засуетился, забегал вокруг Сереги на коротких ножках, колыхая пышными телесами под халатом:
– Вы за деньгами?
Сергей устало, но с презрением вздохнул. Не объяснять же толстяку, что Шрамова в этом казино под названием «Жизнь» интересуют гораздо более высокие ставки:
– Неужели ты еще не прослышал, что Храм денег не берет?
– Как же это так? Мне что, обратно Пырею платить?
– Глупый ты, человечище, – надменно и небольно боксанул банщика в плечо визитер, – Успокойся, я был и остаюсь твоей крышей. Но денег с тебя не возьму. Мне нужны только маленькие необременительные услуги.
– Какие услуги? – еще больше напрягся бог знает что себе вообразивший содержатель бани. Он наконец приметил, что наряд гостя, мягко говоря, не в порядке. А может этот Храм – маньяк психованный?
– Например, сейчас мне нужен бинт и перикись водорода. Сойдет йод.
– И все? – шумно выпустил воздух из легких пузан.
– И если есть – свободный люкс. И дверь входную никому не отпирать.
– И все? – щечки зарделись, вот-вот несмело улыбнется.
– И простыни хрустящие, и мыло клубничное, и пару пива студеного.
– И все? – почти пропел в мажоре банщик.
– И все, – почти ласково Серега задвинул на место пальцем отвисшую челюсть банщика.
– Выбирай любой номер, – тогда признался хозяин заведения, – Никого все равно нет.
– А что ж ты гнал, что все занято?
– Форс держу, чтоб заранее по телефону заказывали. Когда по телефону заказывают, идет наценка.
– Понятно, – кивнул Шрам, – Пережитки социалистического мышления, – и отправился в люкс, в котором уже бывал.
Он не стал сразу раздеваться, а упал на протраханный диванчик и перво-наперво глубоко отдышался в ожидании, пока принесут хотя бы бинт. И тут приглушенный дверьми и стенами звук просочился тревожным колокольчиком в ухо Шраму.
Сторожко подкравшись к двери, Сергей уставился в щелочку.
– Что вы, товарищ лейтенант? – общался с улицей, приоткрыв входную броню, банщик, – Никого нет, все на похоронах, у меня санитарный час. Все хлоркой засыпал, аж глаза щиплет... Вы ко мне лучше вечерком попариться загляните в порядке шефского надзора, я вас бесплатно, как представителя власти, по первому разряду обслужу... Храмов? Слыхал о таком. Говорят, весь городок на уши поставил, житья от него никому нет. Если проявится, тут же сообщу, как положено... Ну до вечера. Значит, ждать вас?
Когда банщик с бинтами заглянул к Сергею, Шрам ни словом не отчитал толстозадого за нарушение приказа не открывать дверь. Банщику на своей территории виднее, как от настырных гостей избавиться. А то, что не сдал «покровителя» пышнотелый коммерсант, Шрам приписал правильно выбранной политике. Типа, своими ожиревшими мозгами барыга допер, что лучше крышей Серега с необременительными заявами, а не безбашенный Пырей. Ведь свято место пусто не бывает.

Глава 14

Атас! Будь веселей, рабочий класс!
Танцуйте мальчики, любите девочек.
Атас! Пускай запомнит нынче нас
Малина-ягода. Атас!
Ночная бабочка, мельтеша млечными, будто испачканными мелом, крылышками, перемахнула колючку, вывешенную по стене Виршевского нефтеперерабатывающего комбината. Ей бы мотать отсюда, из нефтяного смрада, а она, мозгов ни грамма, затрепыхалась у одинокого фонаря перед проходной. Забилась об лампочку и обожглась.
От скуки наблюдающий за ночной бродяжкой вахтер только беззлобно матюкнулся ей вслед. Вахтеру по инструкции не полагалось спать. Забил бы он на инструкцию, но следовало дождаться, пока начальство не покинет территорию. Засиделось начальство сегодня.
Горячий фонарь несколько остудил пыл бабочки и она пошуршала дальше, над перегонными бункерами, над отражающими боками луну, расчерчивающими территорию, словно вены и артерии, трубопроводами, над хозпостройками и пропитанными вездесущей нефтью дорожками. Теперь целью мотылька стало одиноко светящееся окно в пристроенном к Управлению комбината трехэтажном здании.
Раньше здесь размещался актовый зал, бюро комсомола, партбюро, профком и первый отдел. От прежних времен остался один профком. Остальные помещения перешли в черт знает чье заведование.
Бабочка всмак побилась тупой головой в оконное стекло, за которым так поздно горел свет, обломалась и полетела дальше искать приключений на брюшко.
А в кабинете столь поздно заседали Шрам и профсоюзный лидер. На завтра, точнее – уже сегодня, гендиректор со своей бандой назначил внеочередное собрание учредителей. И именно завтра гендиректор со своей бандой собирался на собрании провести решение о уступке пятидесяти одного процента учредительного капитала нефтекомбината некой американской компании вроде бы из штата Алабама. Вот ее представители, полюбуйтесь, какие приличные улыбчивые белозубые люди. Вам под их игом будет самый торч.
Впрочем, никто верительных грамот этой компании в упор не видел, и Шрам крепко подозревал, что это банальный офф-шор, а не штат Алабама. С другой стороны, обломись гендиректор на народном вече, он все равно останется в силе решить вопрос в свою пользу. Просто нынче такие времена, когда с народом принято заигрывать.
В шкафу чинно продолжали ссыхаться полные классовой мудрости пудовые рекламные проспекты Карла Маркса. Бюст Ленина гулял по столу с края на край, потому что где б ни оказался, всюду мешал.
– Хоть ты тресни, ничего не могу придумать! – наказал себя ладонью по лбу Андрей, – По документам выходит, что ни к чему не подкопаешься, – добытые агентурой ксерокопии документов ворохом были рассыпаны по столу, – Брокерская контора скупала акции весь год! Набрала таки двадцать один процент. Тридцать процентов принадлежит Лапчатому. Простить себе не могу, что когда это проворачивалось, я не понимал, что к чему! И сидел, засунув язык в...
– Не отвлекайся, – холодно ободрил, будто оборвал, Шрам и потряс в воздухе кофейником. Кофейник был пуст, будто пещера разбойников после визита Аладина.
– Я не отвлекаюсь, – расстегнул на горле пуговицу рубашки Андрей и начал закатывать рукава. Ему было душно. Наверное, от бессилия, – Я прекрасно понимаю, что брокерская контора выкупала акции у работяг не на свои денежки. Что она – подставная! Рабочим стабильно задерживали зарплату, а деньги Гусь Лапчатый стабильно отправлял в заем конторе. Понятно, когда дети голодные, отец и мать последнюю наволочку отдадут. А уж акции, типа какие-то непонятные бумажки, продать – милое дело. Я это все прекрасно понимаю, но внешне сделка легальна с любого бока!
– В Уголовном Кодексе есть такая статья – мошенничество.
– А в Библии есть заповедь – «Не укради». Ну и что?
– Уже хорошо, что правда на нашей стороне, – в поддержку хлопнул друга по плечу Шрамов, – Если мы это понимаем, значит сила не у них, а у нас.
– И что теперь? Прыгать на месте от негодования? Звонить в Смольный? Слать телеграммы президенту? Уважаемый господин Президент, остановите разбазаривание страны! Так что ли?
– Сила без ума – понты на ветер. Придумаем что-нибудь. Ночь длинна. А в Смольный ломиться – без резона. Сквозь секретарей не пробьешься. Да и явно наш Гусь Лапчатый пару бугров городского масштаба ради спокойствия души подмазал, – обретаясь в профсоюзном кабинете, Шрам не посчитал нужным поставить профсоюз в известность, что вынужден усиленно скрываться от милиции. У Юрьевича и так голова пухнет от проблем, зачем еще расстраивать человека? Зачем профсоюзу знать лишнее?
– Может быть, опротестовать сделку через прокуратуру или арбитражный суд? – сделал Андрей Юрьевич ход конем в сторону Сереги, передвинув Ленина.
– Опротестовать – это махание кулаками уже потом, когда сделка состоялась. Лучше сделку не допускать. И кроме того, что-то на моей памяти не густо историй, когда подобный ход, – Шрамов задвинул Ленина на прежнее место, – Давал реальные результаты. Закон – что дышло... Давай еще помозгуем. – Сергей вспомнил про Эрмитажные списки. Бумаги, которые он никогда в упор не видел и из-за которых чуть не погиб. Были б эти компроментирующие чуть ли не половину городских властей документы сейчас у Шрамова, он бы отхапал комбинат у америкосов одной левой.
Андрей Юрьевич почесал руку, где был выколот якорь, будто профсоюзного лидера укусил комар. И подступил к окну:
– Вот он – наш комбинат. Сегодня еще наш.
– Что это прямо по курсу? – через плечо друга глянул в окно Сергей Шрамов.
– Прямо по курсу склады для бочек.
– Может, вы бензин и в канистры разливаете? – вспомнил Шрам, как усмирял азеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42