Так что лучше не рисковать.
— Значит — простой насморк?
— Да, хотя это только наполовину гарантирует успех. Если Котов даже с соплями все-таки пойдет к ручью и окунется — наша карта бита.
— А может, залепить ему что покрепче? Дизентерию или гепатит, например?
— Об этом и думать брось. Как-то был у меня один стажер, так тот тоже решил «покрепче»… Ну и что вышло? Устроил мужику обширный инфаркт, а сущность была едва на пятьдесят процентов в минусе. Доставщики тоже лопухнулись. Стажер видит, что сущность с носителя сходит, начал ее, дурак, обратно запихивать. Реликтовый корчится, жуткие боли, а помирать не помирает. Как начал каяться, сразу тридцать процентов скинул. Доставщики все-таки сущность ухватили, потащили к Минусу, но тут этот клиент как пошел, извиняюсь, Господа Бога, не к вечеру будь помянут, молить: «Спаси и сохрани!» А это сигнал для плюсовиков. Атаковали плюсовички, как всегда, лихо и большой группой. Пара связала доставщиков, двое нас со стажером начали гонять, а пятый сущность и упер. Мне — лишение премии, а дурогона этого — стажера — на второй срок учебного курса. Вы, молодежь, в реликтовых болезнях понимаете плохо. Вместо дизентерии можешь ему холеру устроить, а вместо гепатита — цирроз в последней стадии… А даже если и не промахнешься, при тяжелой болезни от страданий минус снижается. Нет уж, делай ему сопли. Только упаси тебя черт что-нибудь перепутать.
— Тогда, может, вы сами сделаете, начальник?
— А когда самостоятельно работать станешь, тоже будешь дядю Дубыгу со второго уровня вызывать? Нет, милок, ты не практикант, а стажер. Иначе говоря, без пяти минут офицер первого уровня. Будь добр, действуй самостоятельно. Конечно, я подстрахую, но все будешь делать сам от и до. Ну а чтоб не напортачил по малограмотности, сейчас прикинешь и доложишь план работы.
— Есть! Первое — отделить Котова от остальных…
— Рационально. Методика?
— Принять оболочку Тани Хрусталевой и предложить Котову покататься на лодке.
— Оценка «отлично». Только не забудь сделать так, чтобы вас заметила Валя Бубуева. А то она плюс загребать начала, но ревность ей срубит его до минимума. Далее!
— Можно устроить драку между Колышкиным и Лбовым. Например, на почве их девочек.
— Уточняю: сейчас Лбов по минусу переплюнул Колышкина. Допустим, Лбов привык, что Соскина — шлюха и с ней можно обращаться как угодно. А Колышкин при теперешнем настрое способен проявить рыцарство. Вот отсюда и пляши, стажер. В целом одобряю. Продолжай.
— Контролировать развитие конфликта в треугольнике Пузаковы — Сутолокина. Согласно вашим установкам.
— Разумно, но одного контроля мало. Особенно резко надо вмешаться, если, скажем, Сутолокина захочет отравить Пузакову, но это начнет вызывать у нее отвращение к самой себе. Тут нужно короткими импульсами заставлять ее смотреться в зеркало. Вид царапин и синяков возбудит ненависть и желание отомстить. Этому толстопузому надо расшевелить память, пусть вспоминает все самое плохое о своей жене, а Марине Ивановне подобрать кавалера. Тогда она тут же реализует идею об измене. Лучше Светозара Трудомировича никого не подберешь — тем более что Бубуева его уже не примет. Директор — старый кобель, почти все грехи по прелюбодейной части, не считая хищений и взяток в средних размерах. В два счета загонит Марину в минус процентов на шестьдесят. В общем, давай, преобразуйся в Таню!
… Котов, с аппетитом позавтракав и будучи в прекрасном расположении духа, направлялся к корпусу в компании Колышкина. Чуть позади, позевывая, шел Лбов, за квадратные локти которого держались девицы.
— Ну, командир наш совсем одурел, — с ревностью в голосе заметила Шопина, — прямо не отлипает от этого Владика.
— Может, он это… — хихикнула Соскина. — Поголубеть решил?
— Будет языком чесать, — лениво одернул девиц Никита. — Андрюха дело не упустит. Похоже, денежками пахнет…
Между тем Котов и Колышкин рассуждали вовсе не о деньгах, хотя и говорили вполголоса, так, что даже шедшие за ними ничего не могли расслышать.
— Боюсь я, братан, — исповедным тоном говорил Колышкин. — В бирюльки мы все играем! Или нами играют как хотят…
— Кто? — спросил Котов, хотя не раз и не два тоже чуял нечто подобное, но ни с кем вслух об этом не говорил.
— Знал бы! — хмыкнул Андрей. — Может, менты, а может, ЦРУ… Или вообще пришельцы какие-нибудь. Решили, скажем, Землю завоевать и начали с нас. Вот я тебе без базара скажу: мы с пацанами держим все станции и вокзалы от облцентра до Старопоповска. Но в области есть мужик, которого я в глаза не видел и даже кликухи не знаю — он вообще держит десяток таких бригад, как моя. От него приезжают, мы отстегиваем и слова не говорим. Четверть от всего. И попробуй надуй — все цифры знает…
— Не надо мне этого знать, — нахмурился Котов. — Могу догадаться: тот «областной мужик» тоже не последний.
— А я что говорю? Значит, где-то есть еще. Скажем, в Москве. Но ведь и тот, может статься, с кем-то делится? Допустим, делает валюту и гонит в швейцарский банк.
— Не забивай себе голову, — посоветовал Котов, — если невзначай узнают, что ты тут меня просвещаешь…
— Да что тут такого, — перебил Колышкин, — все знают, что творится, только не знают, на кого работают. Вот и я… А ведь я сейчас получаю столько, сколько раньше на тысячу «Волг» хватило бы. В месяц! Однако сейчас, за какой-то драный «ауди» с пробегом в двести тысяч до сих пор не рассчитался.
— А ты думай о тех, кому на мясо не хватает…
— И думаю! Вот я и говорю: кто нами играет?! Мы мечемся, глотки рвем, режемся, а там подергают за веревочки и похихикают…
Они подошли к крыльцу корпуса, где ветераны шахмат разыгрывали партию из матча Таль — Ботвинник. Котов совершенно неожиданно услышал:
— Владислав Игнатьевич, вас можно на минутку?
Сначала у Котова сладко затрепетала душа, но уже через секунду, вспомнив о том, где он провел прошлую ночь, как и с кем, Котов почувствовал жгучий стыд. Колышкин, мельком бросив взгляд на Таню, появившуюся неведомо откуда, понимающе кивнул и присоединился к своей компании.
— Здравствуйте, Таня, — пробормотал Котов.
— Я решила вас найти и нанести ответный визит. Почему-то мне стало скучно. Вы никуда не собирались сегодня?
— Я? — растерянно спросил Котов. — Никуда…
— Может, опять покатаемся на лодке?
Котов не знал, что отвечать. Если бы не загар, то любой увидел бы, как ему стыдно. Тютюка дал короткий импульс, но пробить плюсовую защиту не смог. Оставалось воздействовать на вторую сигнальную.
— Наверно, вы все-таки куда-то собирались… — склонив голову набок, проговорила Таня. — Я вам помешала. Простите!
Она повернулась, но Котов, спохватившись, остановил ее:
— Нет, я правда никуда не собирался. Пойдемте, покатаемся.
Тютюка послал импульс Вале Бубуевой, чтоб она выглянула из окна, но та тоже была защищена — импульс не прошел.
— Дай импульс на кого-нибудь из отдыхающих, пусть крикнут: «Валя!» — подсказал Дубыга.
Но никого, кроме старичков у шахматной доски, поблизости не было. Пришлось остановиться на них.
— Валя! Горничная! — визгливо, но очень громко проблеял один из шахматистов.
Валя, мывшая пол на площадке второго этажа, подошла к окну, высунулась. Как раз в это время Котов и Таня уходили по дорожке от корпуса. Они сразу попали в поле зрения Валентины.
«Какая красивая! — вздохнула она про себя. — Куда мне до нее…» Злости у нее не было ни грамма, только обида, что уродилась такой толстой и непутевой.
— Повышения минуса не регистрирую, — доложил Тютюка разочарованно.
— Ишь ты, какой скорый! — сыронизировал Дубыга. — Конечно, когда она в активном плюсе, это не подействует. Но то, что она сейчас увидела, отложится в памяти. Завтра к утру активный плюс сойдет и она начнет так ревновать, что только держись! Продолжай вести Котова. Я тебя страхую.
Лодку взяли быстро, и Котов, стянув майку, подставил бронзовый торс под солнечный душ. Таня тоже сбросила платьице и смотрелась совершенно очаровательно, хотя на сей раз на ней был купальник. Едва лодка с Котовым и Таней отошла от берега, как на причале появилась компания Колышкина.
— Она ему чуть не в дочки годится, — усмехнулся Лбов. — Может, отобьем?
— А мы? — обиженно спросила Соскина.
Лодка с четверкой уже скользила по воде следом за лодкой Котова и Тани. Лбов греб, девицы кудахтали на корме, а Колышкин развалился на носу лодки.
— Ну что, командир, как насчет отбить?
— Я этого не слышал… — не поднимая век, прищуренных от солнца, буркнул Андрей. — Давай хоть несколько дней не будем сволочами, а? А то вот чурку уже побили, нарушили спокойный отдых… Зачем? Потом, если видел, этот дяденька нам таких пирожков вломить может, что мало не покажется.
— Как скажешь, начальник, — пожал плечами Лбов. — А бабу он себе клевую оторвал.
— Не дрейфь, мы себе лучше купим, — сонно сказал Колышкин, надвигая на нос козырек бейсболки.
— А нас совсем забыли… Ни к черту мы уже не годимся, Элка.
— Ну это ты зря, подруга боевая, — не согласился Колышкин, — может быть, тебя еще ждет в жизни счастье.
— Гы-гы-гы! — радостно заржал Лбов. Он любил юмор.
— Издеваешься? — обиделась Соскина.
— Вполне серьезно. — Андрей важно почесал волосатую грудь. — Конечно, сейчас вы слишком вросли в покупной секс, но ведь когда-нибудь и вас посетит это… любовь.
— Во дает! — Никита аж согнулся, перестав грести.
— Давай без комментариев, а? — проворчал Колышкин. — В конце концов, если имеешь одну извилину между ягодиц, то это лучше не показывать…
Девицы с готовностью прыснули, а Лбов, повернувшись к Колышкину, угрюмо спросил:
— Андрюха, ты чего? Умный стал? Обижусь!
— Не обижайся, это я по дружбе. И не гляди на меня, как Ленин на буржуазию. Продолжаю: ты, Людочка, и ты, Эллочка, — вы просто не понимаете, что можете жить как люди. Небось соплями исходите, когда смотрите всяких там «Рабынь Изаур», а то, что сами рабыни, не понимаете.
— Ишь, Леонс-ио нашелся! — хмыкнул Лбов.
— Да, я Леонсио. А ты — этот, как его… Надсмотрщик там был.
— Франсиско, кажется, — припомнила Соскина.
— Вот именно. На Франсиско тоже мокруха была, как и на тебе.
— Только этого не надо, — предостерегающе сузил глаза Никита.
— Да здесь все свои, чего там. Я ведь тебя тогда выкупил, менты даже заточку отдали, которую ты, как дурак, у Хряка под лопаткой забыл. С пальчиками. Ты ведь у меня в ногах валялся, помнишь?
— Попрекаешь, — у Лбова заходили желваки, — попрекаешь, да?
— Я просто напоминаю, Никитушка. Тебе еще рано забывать, рано… Тебя совесть не мучила, а?
— Ты чего пристал? — уже совсем разъярившись, зашипел Лбов. — Ты меня что, за шестерку держишь?
— Не, за козырного вальта… Не жми кулаки, пацан, пальцы не разогнутся… Ты лучше слушай, наматывай на ус. Если ты посадил подонка на пику — а Хряк был подонок, это все знают, — ты, в общем, поступил нормально и совести особо болеть не из-за чего. Но речь ведь идет не о самом факте, а о мотивах, как говорят наши общие друзья юристы. Ты ведь его запорол не за то, что он подонок, а за то, что не вовремя взялся тебя пугать. Ну и, конечно, за то, что взносы в профсоюз не платил. Заделал ты его дуриком, без моей санкции, так сказать, да еще визитку оставил в виде заточки. Ты бы минимум восемь лет зону топтал, а по первой ходке это очень скучно. Хорошо, что Хряк уже мало что значил, а то была бы разборочка. Мне ведь, чтобы Хряковых ребят перекупить, тоже пришлось разбашлиться немножко. Это, братанок, целая дипломатия была… Да я тогда только об этом и думал: как бы мне за Хряка решку не выписали. Заметь: мне, а не тебе. Потому что знали, ты — это так, пустышка, робот. Им даже в голову прийти не могло, что у меня в команде такие самостоятельные мальчики растут. Но не в этом дело. Вот сегодня я впервые чувствую, что меня за Хряка совесть гложет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46