Им выдали очень старую схему, но с тех пор, как ее чертили, на острове ничего не изменилось. Сверяясь с ориентирами и компасом, они нашли заваленный вход. Здесь вышла задержка, над разбором каменного завала трудились до темноты. Уже в свете фонарей лопаты наконец застучали по дереву засыпанной двери старого блиндажа. За прошедшие годы петли намертво приржавели, пришлось пустить в ход топоры и без затей разбить гнилую дверь. Сорвав плащ-палатку, закрывавшую вход изнутри, они шагнули в сумрак. На мгновение показалось, будто они попали в прошлое, — за сорок с лишним лет, с тех пор как блиндаж покинули последние обитатели, ничего не изменилось. На полу стояли продолговатые ящики, обитые полосами металла…
ГЛАВА 8.
ОКТЯБРЬ 1944 ГОДА.
СЕВЕР ФИНЛЯНДИИ — ШВЕЦИЯ.
Должно быть, облик двух человек в потрепанной немецкой форме, расшитых узорами сапогах из оленьей замши и меховых шапках с длинными наушниками не внушил финскому военному патрулю доверия. Патруль местной обороны, ввиду очевидного отсутствия нарушителей, спокойно завтракал сосисками с пивом в единственном местном кабачке, куда имели неосторожность зайти и инженер с Вилли. Хотели поесть и вот нарвались… Ни предъявленные документы, ни подробные объяснения не убедили лейтенанта, олицетворявшего собой, в компании с двумя новобранцами, всю военную власть в окрестностях, предоставить коммутатор для связи с немецким командованием. Более того, с помощью почтальона и вооруженного дробовиком хозяина кабачка задержанных разоружили и препроводили в сарай с гордой вывеской «Гауптвахта». Новобранец с многозначительным видом закрыл двери сарая на амбарный замок. Внутри гауптвахта представляла собой обыкновенный склад сельскохозяйственного инвентаря. Прежние хозяева даже не удосужились убрать лопаты и вилы, которыми арестанты могли воспользоваться в качестве оружия. Похоже, в обозримом будущем в поселке не рассчитывали увидеть мало-мальски опасного нарушителя.
Обер-лейтенант специальных войск с кривой ухмылкой оглядел временное пристанище и полез на сеновал. Роттерна готовили для чрезвычайных ситуаций, и ему удавалось выводить своих солдат из переплетов куда серьезнее, нежели содержание под стражей в деревенском сарае под охраной необученного часового. За месяцы кампаний, в которых он принимал деятельное участие между посещениями лазаретов и госпиталей, за ним среди подчиненных закрепилось прозвище Везучий Вилли, а среди начальства родилась и окрепла репутация офицера, способного принимать правильные решения в любых обстоятельствах. При желании Роттерн мог украсить китель множеством наград, но обычно носил только рыцарский крест, полученный за Сталинград, нашивки в память об адриатических десантах и шеврон с эдельвейсом — эмблему горных егерей. Всевозможные значки за прыжки с парашютом, ранения и отличную стрельбу обер-лейтенант обычно игнорировал, считая, что настоящего солдата всегда видно и так, не нужна ему демонстрация своих отличий. Везучий Вилли собрался было проложить дорогу к свободе через кровлю сарая, когда пришел новобранец и вызвал арестованных на допрос.
Кабинет местного коменданта, по совместительству — начальника патруля и начальника гауптвахты, находился в доме рядом с местом заточения и по соседству с почтой. Если бы в поселке не было еще и престарелого полицейского, лейтенант имел бы право называть себя начальником гарнизона. Присутствие не подчиненного ему представителя полиции не давало лишний раз похвастаться на деревенских вечеринках почетной должностью и тем самым било лейтенанта по раздутому самолюбию. Обиднее всего, что местный пребст и бургомистр с одинаковым почтением приветствовали и его, и полицейского сержанта, прославившегося тем, что лет десять назад отобрал дробовик у подвыпившего местного фермера и посадил его до вытрезвления в местную каталажку. Снедаемый честолюбием лейтенант искал великих воинских подвигов, мечтая произвести впечатление на дочку патера — общепризнанную красавицу.
У крыльца комендатуры под бдительным надзором часового стояла обшарпанная легковушка. Ветер лениво колыхал полотнище белого с голубым крестом флага. Сопровождаемые конвоиром арестанты бодро протопали внутрь, надеясь, что ошибка, связанная с их необоснованным задержанием, будет наконец исправлена.
Рабочее место коменданта находилось за обычным крестьянским столом, даже не накрытым скатертью. На столе красовались традиционный графин со стаканом и телефонный аппарат. Писаниной комендант себя не утруждал, во всяком случае не держал на столе канцелярских принадлежностей. На деревянной столешнице остались круги от горячей посуды еще с тех пор, когда стол честно нес службу на кухне какого-то хутора. На стене за спиной коменданта красовался портрет Маннергейма. Маршал в мундире с орденами и высоких ботфортах грозно зыркал на входящих через монокль. С самодовольным выражением на лоснящейся сытой физиономии лейтенант сообщил задержанным о выходе Финляндии из войны и о том, что они отныне «находятся на положении интернированных».
— Ты что, сбрендил? — Роттерн с недоумением посмотрел на коменданта.
Между союзниками всегда были трения, но финны хорошо знали свое место. Рейхсканцелярия недвусмысленно дала понять финскому кабинету, что страна может превратиться из союзницы великого рейха в то же, что и соседняя Норвегия. Во избежание прямой и открытой оккупации Финляндия была вынуждена тянуть союзническую лямку в войне с русскими. И хотя первую скрипку играла дислоцированная в Финляндии 20-я армия вермахта, немалую часть группировки «Карелия» составляли именно финские войска.
— Немедленно дай телефон, недоумок, мне нужно связаться с моим командованием…
Комендант даже не пошевелился в ответ на тираду. Как будто представитель армии сателлита утратил всякое понятие о субординации в отношениях между союзниками.
— Ты что, олух, плохо понимаешь по-немецки? — Роттерн перешел на родной язык коменданта.
Спутник обер-лейтенанта не успевал дивиться языковым способностям своего товарища. Вилли неплохо знал финский, мог свободно объясняться по-шведски и по-английски и в совершенстве говорил по-русски. Свои навыки полиглота товарищ объяснял учебой на лингвистическом факультете берлинского университета и тем, что его родители — выходцы из немецкого Поволжья.
На этот раз лейтенант нехорошо улыбнулся, по лицу побежали желваки. Финскому коменданту еще с начала войны не нравилось, что союзники ведут себя в Суоми как дома или как в оккупированной Франции. Ну а уж сейчас, после разрыва, эти вояки и подавно не смеют держать себя с ним подобным образом. Больше незачем церемониться с бывшими союзниками. Тем паче что перед лейтенантом стояла парочка оборванных бродяг, вероятно, лишь выдающих себя за офицеров, а на самом деле — дезертиров в чинах не выше ефрейтора. В немецких эмблемах лейтенант разбирался слабо. Судя по всему, один из арестованных принадлежал к военным инженерам, а второго комендант принял за пехотинца. Этот был уж чересчур нахален и нуждался в уроке хороших манер. У лейтенанта взыграло чувство национального самосознания. Его страна — это вам не какое-нибудь гауляйтерство. Она сама решает, с кем воевать и с кем мириться. Кстати, русских в прошлой войне она довольно крепко била, не то что немцы в нынешней. Ну держитесь, потомки нибелунгов! Лучезарно улыбаясь, он расстегнул кобуру и вытащил допотопный наган.
— Господа, вы забыли об одной малости — вы не у себя дома. Вы в Суоми. И за оскорбление представителя власти… — Дуло ходило из стороны в сторону. Как и всякий офицер из малопривычных к оружию резервистов, комендант в этот момент считал, что выглядит очень воинственно. Стрелять лейтенант не хотел, грозный вид предназначался в основном для подчиненного. Комендант был уверен, что этим же вечером солдат расскажет за кружкой пива, как его начальник приструнил наглых тевтонов. А через день о подвиге прознает весь городок.
Пока финн упивался своим величием, ветеран зимней кампании Роттерн думал лишь о том, как бы половчее разоружить коменданта и его подручного, пока они кого-нибудь не застрелили ненароком. Пожалуй, не стоило их так нервировать, ну да теперь поздно извинения просить. Надо лишь отвесить хозяевам по паре не слишком крепких оплеух и добраться до телефона, а там ребята из штаба 20-й армии быстро уладят дипломатические трения.
Хотя сообщение о выходе Финляндии из войны застигло Роттерна и его товарища врасплох. Получается, за время их скитаний по тундре в мире кое-что изменилось. Самое разумное сейчас — спокойно все обдумать и решить, как действовать дальше. Но пляшущий под носом ствол отвлекал и раздражал обер-лейтенанта. Он оглянулся через плечо — новобранец, недавно мобилизованный крестьянский парень, взял винтовку наперевес, чтобы оказать коменданту огневую поддержку. Лейтенант и его подчиненный корчили из себя бывалых вояк. Можно было бы посмеяться над этим, но Роттерн не испытывал ничего, кроме досады. Обладая такой важной информацией, он и теперь зависит от каких-то глупых обстоятельств. Это несправедливо. Почему он должен тратить драгоценное время на пустяки из-за непомерного гонора какого-то финского полувоенного чиновника?!
— Рейно, обыщи этих господ, — выкрикнул лейтенант визгливым голосом, и новобранец метнулся выполнять приказание. — Все из карманов сюда…
Обшарив Роттерна, новобранец шагнул ко второму немцу. Задержанных еще не подвергали тщательному обыску, лишь отобрали оружие. Инженер смотрел на шарящего по его одежде солдата. Шумно дыша пивным перегаром, Рейно неуклюже лапал карманы немца. Наконец крепкие, привычные к тяжелой работе пальцы вцепились в мешочек во внутреннем кармане кителя. Небритая физиономия с гнилыми зубами оказалась совсем близко от его лица. Ударил тяжелый кислый запах. С радостной ухмылкой солдат выдернул кисет с опечатанными тесемками и номерной пломбой и подал его коменданту…
…Они падали с негромким стуком, отскакивали от замызганной столешницы. Роттерн удивленно присвистнул. Финский офицер взял один из рассыпавшихся камней и стал рассматривать на свет. До того заинтересовался, что даже отложил револьвер и попробовал камень на зуб. Несколько раз царапнул по графину. На стекле появились длинные борозды.
— Это еще что? Откуда у вас? У кого украли?
— Это не то… Это проба… — Тайна открылась в самый неподходящий момент. Надо же было так вляпаться!
— Думаю, при новых обстоятельствах вы с положения интернированных переходите на положение арестованных. Придется доставить вас в Оулу.
Сзади раздался стук. Это Везучий Вилли неожиданно упал на колени и, хрипя, протягивая руку к графину с водой, пополз к столу. Опешивший Рейно наклонился к командиру егерей и тут же получил сокрушительный удар в солнечное сплетение. Комендант кинулся за своим оружием, но Роттерн с силой толкнул на него стол. Ребро крышки впилось в объемистое чрево, финн хрюкнул и опрокинулся вместе со стулом. Обер-лейтенант подобрал выпавшую из рук солдата винтовку, дослал патрон в патронник, после чего перевел дух и довольно осмотрел место сражения.
— Ваш гарнизон захвачен, господин лейтенант. Власть переменилась. — И обратился к спутнику: — Да соберите же свои сокровища!
Вскоре комендант и его помощник были тщательно связаны кусками телефонного кабеля. Ткнув коменданту в брюхо стволом, Роттерн потребовал:
— Зови второго солдата.
У финна перекосилось лицо от бессильной ярости.
— Ну же! — Еще тычок.
Кривясь от боли, комендант позвал часового. Через мгновение тот разделил судьбу сослуживцев.
— Вот, значит, в чем дело. А я-то думал, какого черта для охраны убогого аэродрома с парком в одну эскадрилью отправлять спецвойска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34