На всякий случай обшарил взглядом страницу, где длинными столбцами шли фамилии на букву «З». Однако Рэма Заварзина среди них тоже не было.
На улице все так же тепло и безветренно. Город тихонечко тлел угольками огней, а по улицам все шли и шли плотные потоки машин.
Не успел доехать до Валдемарас, бывшей улицы Горького, как меня остановили полицейские дорожной службы. Они всегда прячутся в этом изгибе и ловят зазевавшихся частников. Особенно — владельцев иномарок.
Обвинили в превышении скорости, и я без лишних разговоров откупился пятью латами. Хлебное здесь для полиции место — об этом нельзя забывать.На перекрестке Дзирнаву и Тербатас едва не столкнулся с разворачивающейся «девяткой». Все эти мелочи раздражали, и, стиснув зубы, я повернул к ресторану «Мариенбад».
На стоянке, как всегда, правили бал иномарки, но «мерседеса» Шашлыка среди них не было. Не было его и возле ночного казино, куда поиграть собирается публика посолиднее, которой Мишка и в подметки не годится. К тому же играть он никогда ни во что не умел, разве что на пальцах в очко.
Я решил немного помотаться по городу наудачу, но так, чтобы особо не мозолить глаза полиции.
И во втором, и в третьем казино я его не нашел. Конечно, он мог оставить машину и дома, но тогда это был бы не Шашлык. Он постоянно должен демонстрировать свои модерновые «колеса».
Когда в центре его следов не обнаружилось, я отправился на Юглу, в ресторан «Лидо». Это новьй кабак, теперь в городе уже три подобных заведения с таким названием. Судьба играет не только людьми, но и недвижимостью. Старое «Лидо» в Юрмале умерло естественной смертью вместе с курортом, зато в Риге появилась целая гроздь ресторанчиков с таким названием.
Юглский отличался тем, что был любимым местом авторитетов типа Заварзина. Он стоял на отшибе, на берегу озера, где полиция частенько находила неопознанные трупы. Причина смерти — пуля в затылок или удушение.
Напротив «Лидо», почти вплотную, находилось маленькое кафе-стекляшка, в котором постоянно, под видом молодоженов, ошиваются сотрудники отдела по борьбе с организованной преступностью.
Вырулив на стоянку у «Лидо» в половине одиннадцатого, я сразу увидел «мерседес» Шашлыка, ко-торый стоял рядом со спортивным «вольво». Правда, стопроцентной уверенности в этом еще не было, следовало подъехать поближе, чтобы увидеть под зеркалом заднего вида болтающийся на резиночке амулет — желтого попугайчика с зелеными крылышками.
Без сомнения, это была машина Шашлыка: и попугайчик, и наклейка с изображением Стигла на панели оказались в наличии.
Ждал, не выходя из машины, видел все и вся, меня же скрывали тонированные стекла. Я невидимка, такая уж профессия — оставаться в тени. Но сейчас у меня страшно горел зуб на одного, только на одного человека, с лицом выразительным, как подушка. Я ее должен сегодня распотрошить и посмотреть, как из ее нутра разлетится пух по всей округе.
Подкатили еще две иномарки, из которых вышли четверо бритоголовых с проститутками. Они уже были на взводе, разговаривали громко и вызывающе, словно им отстегивали за ругань по стодолларовой бумажке.
Из ресторана долго никто не показывался.
Жевать «Орбит» наскучило. Я вышел из машины и спустился к озеру. Оттуда тоже хорошо просматривался вход, ярко освещенный большой неоновой лампой.
Минут через сорок-пятьдесят, когда я уже снова сидел в машине, в дверях появился малый в кожаной куртке-реглане и светлых брюках. Он направился в сторону серебристого «форда», и вскоре машина резво тронулась с места, лишь синий клубок дыма какое-то время плыл в сторону озера.
Шашлыка я заметил не сразу. Из дверей ресторанa вывалилась какая-то гора и довольно шустро стала скатываться по ступенькам. На ней была желтая кожанка и джинсы. Срань Иванович куда-то торопился.
Я не отпускал его дальше 150 — 200 метров . Включив дальний свет, лишил его возможности меня засечь. Да он и не крутился, ехал себе и ехал.
В Задвинье мы прибыли уже ночью, подрулили к платной стоянке, что раскинулась под Калнциемским мостом. Я подождал, пока он устроит свою машину, и когда он пошел на выход, то уже был тут как тут. Подрулил к самому турникету. А Шашлыку только того и надо: он поднял руку и по-хамски заорал в мою сторону: «Эй, шеф, гони сюда!»
Я понимал его заботы: не тащиться же ему в Иманту на своих двоих. Я слегка вывернул руль, и колеса едва не уперлись ему в колени.
В салоне было темно, и Шашлык, забравшись на переднее сиденье, скомандовал:
— Гони в Иманту!
— Сколько? — спросил я.
— Чего — сколько? — не понял Срань Иванович.
— Ладно, договоримся, — сказал я и надавил на газ.
— Пятерки хватит? — это он мне о латах.
— Договоримся, — повторил я, слегка изменив голос.
С моста я свернул на Мелнсила и погнал в сторону ботанического сада. Выехав на улицу Юрмалас гатве, дал как следует по газам.
Шашлык сидел молча, салон заполняли запахи пота, сигаретного дыма и спиртного. Он спохватился только, когда машина уже въехала в березовую аллею, на старую бабитскую дорогу, соединяющуюся с юрмальской магистралью.
— Ты куда, шеф, охренел, что ли? — возопил Шашлык, и его горячая мясистая ладонь легла на баранку рядом с моей рукой. Но я руку не отдернул, только сказал:
— Почти приехали, — и тут же свернул на дорогу, ведущую в Варнукрогс. Эта дорога мне хорошо знакома — ведет в дачный поселок, где жила подружка моего доброго знакомого. Туда мы не раз выезжал «на природу», благо природа там и впрямь замечательная.
Шашлык открыл на ходу дверь — уж не знаю, что он собирался без парашюта делать, а может, так ему было спокойнее.
Проехав метров триста в глубь леса, я резко свернул на проселочную дорогу. Он не успел очухаться, как его левая рука оказалась в наручниках, одно очко которых я моментально пристегнул к баранке. Теперь он мог уйти разве что вместе с моей машиной.
— Что тебе, шеф, надо? — поняв безвыходность положения, простонал Шашлык.
— Мне надо твою харю увидеть и, если она того заслуживает, уделить ей самое пристальное внимание.
После этих слов я на несколько секунд включил свет. Шашлык ошалело уставился на меня и мгновение оценивал ситуацию.
— Не дури, Макс, за такие дела тебе башку оторвут.
Он подергал наручниками.
— Говори, что тебе надо, и поедем дальше.
Он замолчал, видимо, про себя прикидывая, как бы половчее выкрутиться. Но, не давая ему времени подумать, я стал наезжать на него:
— Это ты продал меня Заварзину? Чем быстрее будешь соображать, тем быстрее определимся.
В слово «определимся» я постарался вложить все, что было во мне темного и жестокого. И он понял, что я не блефую.
— Допустим, произошло это не без моей помощи… Но ты ведь сам пошел на это. Никто не насиловал.
— А кто тебя просил давать мне рекомендации?
— Когда речь зашла об этом… Ну, ты понимаешь, о чем… Я вспомнил о тебе… что ты без работы, много воевал, метко стреляешь…
— Заткнись, срань! — этого я уже не мог слушать.
Он говорил так, будто речь шла о чем-то будничном, например о расписании поездов. Но это уже не имело никакого значения.
Я достал из кармана кассету и вставил ее в гнездо магнитофона. Перемотал и остановил на том месте, где речь шла о звонках Эдуарду Краузе. Шашлык заерзал, он понимал, куда я клоню, а ему очень не хотелось колоться.
— Узнаешь голос?
— Первый раз слышу.
— Кто мог звонить Краузе? — я нащупал под сиденьем монтировку.
— Затрудняюсь сказать… Во всяком случае, не я. А что?
— А то самое, — я саданул наотмашь Шашлыка по роже. Мне жаль было машину, ибо я понимал, сколько в этом борове черной крови. Но другого выхода не было. Таким, как Шашлык, язык можно развязать только так.
Его голова откинулась назад, затем упала на грудь. Свободной рукой он закрыл лицо.
— Будешь продолжать игру в молчанку или все же осознал, что твои телеса навсегда могут остаться в этом лесу?
И Шашлык раскололся. А по-другому и быть не могло.
— Это звонил телохранитель Рэма Валерка Солдатенок…
— А чья пуля во лбу Краузе?
Молчание.
Я слышал, как шумят сосны, и ощутил то же самое, что в джунглях, в своих ночных охотах.
— Точно не скажу, но возможно, это тоже его работа.
— Почему так спешили?
— Потому что на тебе поставили крест. Пацана посылали, а он не вернулся. В канальчике у Бастионной горки нашли. Ты сам вышел из игры, и теперь у тебя выбор небогатый.
— Ты не сказал самого главного…
— Не понял.
— Ты не сказал, какую роль во всем этом играет Рэм.
— Основную. Он хозяин положения. Ему мешает эта упрямая баба. Ничего не может от нее добиться.
— А что он еще хочет, кроме хаты?
— Того, что между ног…
— Этот Солдатенок — просто пешка или бугор? Откуда он взялся?
— Бригадир. Сидел за убийство, год как освободился.
— Почему же ты, мразь, не его рекомендовал, а меня?
— Потому что хотел тебе помочь. И ты надежнее в таких делах.
Я размахнулся и нанес еще один удар по лицу Шашлыка. Он замычал и рухнул головой на панель. Я завел двигатель и проехал еще несколько сот метров в глубь леса.
Он стонал, и мне хотелось побыстрее от него отделаться. Я потряс его за плечо.
— Не убивай, — взмолился Мишка, — я тебе расскажу такое, о чем знают только три человека.
— Солдатенок, ты и Заварзин?
— Да.
— Вы меня тоже надумали убрать?
— Да. Но это не моя идея…
— А кому поручено достать Велту?
— Солдатенку… Он, кажется, уже поехал туда… Во всяком случае, собирался.
— Куда собирался ехать?
— В Пыталово, искать Краузе.
— А кто меня должен был убрать?
Шашлык закусил губу. Потом издал пронзительный гортанный звук.
Я понял все. Со мной рядом — моя несостоявшаяся смерть. Протяни руку — и ощутишь ее гниющую плоть.
Я включил в салоне свет и увидел бледную луну с кровавыми разводами. Таким показалось мне лицо Шашлыка.
— Пойми, Максим, мне надо было выбирать…Или я тебя, или они меня. Возможно, я не смог бы, не знаю… Не сделал бы я, пригласили бы кого-нибудь из Татарии. Ты уже приговорен, и я не знаю, что может тебя спасти.
Я убрал свет, и темнота вновь обрела свою власть. Протянув руку, я открыл дверь с Мишкиной стороны. Отстегнул наручник и сильно толкнул Шашлыка плечом. Я уже набирал скорость, когда его тело медленно, словно глыба льда, стало вываливаться наружу. Он даже не пытался удержаться, и мне показалось, что ему в этот момент хотелось быть меньше самой малой песчинки.
Я подал машину назад и на приличной скорости направился в сторону юрмальской магистрали…
Глава четвертая
…Через неполных три часа я уже был на псковской границе. Не доезжая примерно километр до пограничного шлагбаума, остановился, чтобы спрятать у придорожного камня свой пистолет. С ним я не решился пересекать границу. Когда выходил из машины, увидел на сиденье пятна крови. Я снял чехол и засунул его под заднее сиденье.
Пограничник, взглянув на мой серпастый паспорт, внимательно изучил мое лицо и сверил с фотографией. Однако было сумеречно, и он вряд ли рассмотрел меня и то, что изображено в паспорте.
Латвийская таможня была во хмелю и потому до осмотра не охочая. Зато российские таможенники потрясли основательно. Один из них даже открыл капот и, вертя усатой башкой, заглядывал во все щели агрегата.
В Пыталово я не стал искать гостиницу и, припарковавшись у одного из немногих здесь пятиэтажных зданий, попытался уснуть. И сделал это без натуги. Приснилось, будто я, одетый в солдатскую шинель, хочу перед составом вагонов перейти на другую сторону перрона. Подобрал будто полы шинели, нагнулся и вдруг увидел, что колеса вращаются, а я еще только на полпути…
Я проснулся раньше, чем кончился сон. А кончиться он мог только одним… Да и в жизни я где-то на полпути, а рядом, впритирку, вращаются жуткие колеса действительности. И я подумал, глядя через боковое стекло на полную луну, вовсю светившую над крышами домов, что жизнь — это тоже своего рода сон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20