Ее тугой широкий зад, казалось, обхватывал его член по всей длине.
Пятью минутами раньше, когда она впервые подержалась за него, она сказала:
— Черт, мужик, ты же никогда не введешь это в такую маленькую щелку, как моя.
А он ответил:
— Слушай, давай я лягу на спину, а ты сядешь сверху и введешь его так, как захочешь.
Потом были охи и ахи, а через пару минут, которые тянулись бесконечно, она наполовину села, наполовину встала на колени, и он начал привычные движения, стараясь избежать разочарования для них обоих. Неуверенно поначалу, потом со все большей уверенностью, она начала сама двигаться вверх и вниз, и теперь охи и ахи раздавались снова, но уже звучали совершенно иначе.
— О, черт, как ты приятно двигаешься, — воскликнул он. «Двести пятьдесят пять, — сказал он про себя, — двести тридцать девять». Но это было не нужно, его большие черные руки нащупали и сжали ее плечи, ее руки ритмично двигались по его груди, почти так, как если бы она делала массаж сердца, затем они разом кончили, и она завертелась на нем, корчась со стонами, так что он мог чувствовать спазмы внутри ее, каких он никогда не ощущал прежде, и его член выскользнул.
— Девочка, — сказал он, когда его дыхание успокоилось настолько, что он смог говорить, — это было великолепно. Лучше у меня никогда не было.
Задыхаясь, она проговорила:
— Ты говоришь это всем девчонкам.
Это было правдой, но он попытался обратить все в шутку.
— Как ты об этом узнала?
— Моя мамаша сказала мне, — и она захихикала, но тут же оборвала смех. — Боже, ты слышишь это?
Он слышал, его уши были так же настороже, как в джунглях Брунея три года назад.
— Передняя дверь заперта?
Она кивнула, глаза ее расширились и побелели от ужаса.
— Это мои братцы, должно быть. Мамаша на работе. Они убьют тебя.
Когда дверь начала открываться, Уинстон припер ее стулом, влез в свои плавки, закружился в поисках рубашки, но тут стул поддался неистовому натиску снаружи.
— Рози, хренова ты шлюха, мы знаем, что ты там с этим жеребцом Уинстоном, и он будет на пару шариков легче, когда мы с ним кончим...
Стул разлетелся на куски, и двое братьев, один в среднетяжелом весе с серьезными намерениями, а другой его спарринг-партнер, влетели внутрь, а Уинстон одновременно выскочил. Через окно.
Он сделал правильно. Квартира была с измененной планировкой, окна спальни и ванной выходили прямо наружу, выше и ниже были открытые лестницы, а входная дверь и окна другой комнаты выходили на средний этаж. Это было нелегко, и он заработал неприятную царапину на спине, но это было все же лучше, чем лететь вниз с четвертого этажа.
Он срезал путь до лифтов и лестничных клеток. Добравшись туда, он остановился и прислушался. Ни звука. Затем донесся издалека вопль. Вниз? Нет, именно этого они и ждут. Тогда...
Один ждал его за первым поворотом, а другой топотал по лестнице, чтобы отрезать его от выхода. Уинстон развернулся, прыгнул вниз по лестнице и встретил второго хорошим ударом, который мог бы снести этому боксеру голову. Тот видел это, и принял удар своим могучим плечом, но даже так был отброшен назад в полуприсед. Уинстон перескочил через него на манер Дэйли Томпсона и оказался на свободе. Одна неприятность — он все еще был в чем мать родила, если не считать плавок, и враги были за спиной.
Он спустился на первый этаж, вылетел пулей из дверей, пробежался по двору прогулочным шагом, и увидел возможное убежище — «шевроле» на стоянке. Уинстон ввалился на заднее сиденье и крикнул:
— Давай, мужик, гони! Черт подери, сержант Беннет! Какого хрена вы здесь делаете?
— Ищу тебя, сынок. Что же еще?
Беннет поглядел в зеркало заднего вида и увидел двух здоровенных, весьма мускулистых черных мужчин, выбежавших из дверей в охотничьем азарте. Он включил зажигание.
— Ты мог положить их.
— Конечно, мог, мистер Беннет. Но вы же видели, они дрались всерьез. Я мог только убить их, чтобы они не убили меня. Или, — он припомнил что-то насчет того, чтобы сделать его на пару шариков легче, — не оторвали мне яйца.
Они свернули на Кеннингтон-парк роуд.
— Хочешь, скажу, почему они за тобой гнались? Ты трахнул их сестричку!
— Откуда вы знаете?
Гордон Беннет бросил неприязненный взгляд на ноги Уинстона.
— У тебя потекло.
— Их малолетнюю сестричку. Мистер Беннет, давайте направо, и мы найдем местечко, где вы сможете купить мне какой-нибудь холодной дряни.
* * *
— Гордон Беннет! Какой сюрприз!
— Джина! Ты, как всегда, прекрасно выглядишь.
Они с жаром обнялись. Беннет был высок, но даже босиком Джина была почти одного с ним роста.
— Черт, я посадила тебе на джемпер пятно.
Так оно и было. Джина Браун была одета в длинную мужскую рубашку поверх свитера и джинсов. Похоже, гость оторвал ее от работы.
— Не беспокойся.
— Входи же.
Небольшой дом был перестроен Джеффом, ее любовником на протяжении уже десяти лет, бывшим солдатом и бывшим скульптором, отчасти строителем, отчасти солдатом удачи, который был лет на пятнадцать младше ее. Первый этаж занимала теперь одна комната, студия Джины, полная огромных холстов, прислоненных к стенам. Один из них был расположен напротив задней, стеклянной, стены.
— Идем.
Он поднимался по лестнице вслед за ней, удивляясь ее темно-рыжим волосам (разумеется, крашеным, но какое это имело значение?) и ее все еще стройной фигуре.
— Я-то знаю, что на самом деле тебе нужен Джефф. Но прежде чем я скажу тебе, где он, ты можешь посидеть со мной, поболтать и выпить.
Так они и сделали, пили чай и джин на крохотной кухоньке, откуда виден был убогий двор, заполненный не разобранными лесами. Наконец Беннетт сказал:
— Так где же он? Где Джефф?
— В Боснии, — ответила она, и ее большие карие глаза неожиданно наполнились слезами, — Давай, Гордон, уматывай. Джеффа никогда нет, когда он тебе нужен. Точно так же и для меня.
* * *
Джек Глеу обхватил огромный цветок георгина своей большой рукой. Сотни его острых лепестков были темно-пурпурными, с белыми краями. Целый год он возился с ним ради этого момента. И со смешанным чувством он занес над ним секатор. Он срезал цветок и бережно поместил его в свою тачку вместе с десятком других, которые он заявил на завтрашнюю выставку. Он выпрямился и оглядел участок.
— Мерзавец, — пробормотал он.
Пробираясь через ряды цветов, к нему приближалась знакомая по прошлым временам фигура.
— Гордон. Гордон Беннет.
Они пожали друг другу руки, и Джек Глеу выслушал предложение Беннета. Потом он спросил:
— А кто главный? Не этот ли свихнутый ублюдок Ник Паркер?
— Ну он. Но это же будет раз плюнуть.
— Может, да, а может, нет. Но этот Паркер псих. И говоря прямо, Гордон, мне такие деньги больше не нужны. Полмиллиона в Ливерпуле, это да. Откупить магазинчик — да. Но что я буду делать с пятью тысячами? Они не стоят риска.
Он развернулся и взялся за тачку. А когда выпрямился, он увидел, что Беннет уже исчез. Он почувствовал мгновенное сожаление, но тут же решил, что правильно сделал — ему уже почти пятьдесят и он слишком стар для таких штучек.
Но Беннет думал иначе. «Полоумный ублюдок, — сказал он себе, — останется здесь, пока мороз не превратит эти кроваво-красные цветы в мокрую солому. Или что-нибудь еще не попортит их». Он знал пару ребят в Калвертоне, которые устроят это за пятерку...
6
Вернувшись к себе на Бейкер-стрит, Финчли-Кэмден ожидал рапорта от Беннета. Он считал и пересчитывал на своем калькуляторе, но чем дальше, тем больше ему не нравилось то, что получалось.
Оружие: что-то около девяноста тысяч, а в худшем случае — четыреста тридцать. Надо учитывать все самое худшее. Плата: одному — двадцать, двум — по пятнадцать, двадцати — по пять тысяч, это еще сто пятьдесят. Двадцать три билета на самолет в Коста-Рику и обратно — скажем, сорок тысяч. Снаряжение, провизия и прочее примерно на три недели — скажем, восемь тысяч. И еще не меньше сотни на непредвиденные расходы. Проклятие! Он пересчитал еще раз, и снова черные цифирки показали: 662 тысячи. И если он хочет сохранить все это — он обвел взглядом трофеи, гравюры, ковер и все остальное, — он должен срезать эти шестьдесят две тысячи. Проблема была в том, что четыреста тысяч, которые он был должен синдикату, стали символической цифрой, навязчивой идеей, и этот контракт с МПА был попыткой справиться с ней. Он должен был раздобыть эти четыреста тысяч, и ни пенни меньше. Больше — да, если это возможно, но не меньше.
Зеленый телефон зазвонил.
— Говорит Беннет.
Беннет. Он стоил Волкодаву дорого, как Паркер и Гудалл, которые уже улетели в Сан-Хосе. Еще две статьи расходов, не учтенные его расчетами.
— Гордон, где ты?
— В Ливерпуле, на Скотланд-роуд. Полковник, как вы думаете, мистер Паркер не будет против близнецов Стрэхан?
— Я думал, они еще в тюрьме.
— Уже нет и ищут работу. Дело в том, сэр, что я с трудом могу набрать пять патрулей, которые вам нужны. Многих привлекла Босния, кроме тех психов...
— Без которых мы можем обойтись.
— ...и кое-кто отказался, когда узнал, что командир — капитан Паркер.
— Это не очень хорошо.
— Может быть. Однако как насчет Стрэханов?
— Нужда заставит — свяжешься и с дьяволом. — Волна эйфории поднималась у Финчли-Кэмдена в груди. Он старался, чтобы ни одна ее нотка не прозвучала в голосе, и говорил настолько серьезно, даже возвышенно, насколько мог. — Гордон, ты знаешь обстановку так же хорошо, как и любой из нас, и у тебя есть опыт. Если уж дойдет до этого, какое нужно минимальное количество людей? Нижний предел.
В трубке долго молчали.
— Можно, я вернусь к вам со всем этим? Мне нужно полчаса, чтобы это обдумать.
Беннет вышел из телефонной будки, слегка сбитый с толку, и вернулся в машину. Дождь сыпался сверху, вода скорее сползала, чем бежала по лобовому стеклу, которое почти мгновенно запотело. Он включил дворники, посчитав, что аккумуляторы еще дееспособны после поездки через горы.
Мысленно он был далеко, съежившись в импровизированном укрытии на склоне горы Кент. «Каждый раз мы наталкивались на аргентинский патруль, они там ходили... Мы напоролись на один как-то ночью. Взяли двоих, двоих ранили, троих убили», — сказал он сам себе. На другую ночь он был в дозоре и столкнулся с аргентинским дозорным лицом к лицу. Он придушил его, но второй успел кинуть гранату. Она упала рядом, но, к счастью, осколки задели только плечо, которое с тех пор побаливает в холодную погоду.
Интересно, они все такие, эти латиноамериканцы? А какими окажутся эти сандинисты? Ну, пусть они были хороши в своей стране, сражаясь с регулярной армией — но регулярной армией вроде себя, плохо экипированной, плохо тренированной.
«Калашниковы». Лучшие в мире автоматы. Янки во Вьетнаме бросали свои М16, если могли добыть АК47. Но это было давно. Никакое оружие не может оставаться надежным после двадцати пяти лет использования. К тому же такое старое оружие не может соперничать с последними образцами.
Он устроился поудобнее на сиденье, достал пакет тонких сигарет, извлек одну из целлофановой оболочки, чиркнул спичкой по потемневшему от никотина ногтю и припомнил с фотографической точностью карты и изображения со спутников, которые они изучали во Врайкин-Хит. Если у них будет миномет калибра 81 мм, последняя модель, стандартный британский адаптированный карабин FN и пара хороших снайперов с L96A1, и если у них будет преимущество внезапности и они будут знать точно диспозицию гарнизона, тогда они вполне способны силами двенадцати или пятнадцати человек нейтрализовать этот гарнизон прежде, чем противник сможет собраться для серьезного отпора.
Он мог представить это. Предрассветные сумерки, три группы по четыре человека окружают объект с трех сторон. Затем хорошо спланированный обстрел, минометы в арьергарде, покидывающие в этот фруктовый пудинг фосфорные бомбы, сжигающие урожай и строения не хуже привычного взрыва, взрывы гранат для пущей дезориентации противника, трассирующие очереди по всему, что двигается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Пятью минутами раньше, когда она впервые подержалась за него, она сказала:
— Черт, мужик, ты же никогда не введешь это в такую маленькую щелку, как моя.
А он ответил:
— Слушай, давай я лягу на спину, а ты сядешь сверху и введешь его так, как захочешь.
Потом были охи и ахи, а через пару минут, которые тянулись бесконечно, она наполовину села, наполовину встала на колени, и он начал привычные движения, стараясь избежать разочарования для них обоих. Неуверенно поначалу, потом со все большей уверенностью, она начала сама двигаться вверх и вниз, и теперь охи и ахи раздавались снова, но уже звучали совершенно иначе.
— О, черт, как ты приятно двигаешься, — воскликнул он. «Двести пятьдесят пять, — сказал он про себя, — двести тридцать девять». Но это было не нужно, его большие черные руки нащупали и сжали ее плечи, ее руки ритмично двигались по его груди, почти так, как если бы она делала массаж сердца, затем они разом кончили, и она завертелась на нем, корчась со стонами, так что он мог чувствовать спазмы внутри ее, каких он никогда не ощущал прежде, и его член выскользнул.
— Девочка, — сказал он, когда его дыхание успокоилось настолько, что он смог говорить, — это было великолепно. Лучше у меня никогда не было.
Задыхаясь, она проговорила:
— Ты говоришь это всем девчонкам.
Это было правдой, но он попытался обратить все в шутку.
— Как ты об этом узнала?
— Моя мамаша сказала мне, — и она захихикала, но тут же оборвала смех. — Боже, ты слышишь это?
Он слышал, его уши были так же настороже, как в джунглях Брунея три года назад.
— Передняя дверь заперта?
Она кивнула, глаза ее расширились и побелели от ужаса.
— Это мои братцы, должно быть. Мамаша на работе. Они убьют тебя.
Когда дверь начала открываться, Уинстон припер ее стулом, влез в свои плавки, закружился в поисках рубашки, но тут стул поддался неистовому натиску снаружи.
— Рози, хренова ты шлюха, мы знаем, что ты там с этим жеребцом Уинстоном, и он будет на пару шариков легче, когда мы с ним кончим...
Стул разлетелся на куски, и двое братьев, один в среднетяжелом весе с серьезными намерениями, а другой его спарринг-партнер, влетели внутрь, а Уинстон одновременно выскочил. Через окно.
Он сделал правильно. Квартира была с измененной планировкой, окна спальни и ванной выходили прямо наружу, выше и ниже были открытые лестницы, а входная дверь и окна другой комнаты выходили на средний этаж. Это было нелегко, и он заработал неприятную царапину на спине, но это было все же лучше, чем лететь вниз с четвертого этажа.
Он срезал путь до лифтов и лестничных клеток. Добравшись туда, он остановился и прислушался. Ни звука. Затем донесся издалека вопль. Вниз? Нет, именно этого они и ждут. Тогда...
Один ждал его за первым поворотом, а другой топотал по лестнице, чтобы отрезать его от выхода. Уинстон развернулся, прыгнул вниз по лестнице и встретил второго хорошим ударом, который мог бы снести этому боксеру голову. Тот видел это, и принял удар своим могучим плечом, но даже так был отброшен назад в полуприсед. Уинстон перескочил через него на манер Дэйли Томпсона и оказался на свободе. Одна неприятность — он все еще был в чем мать родила, если не считать плавок, и враги были за спиной.
Он спустился на первый этаж, вылетел пулей из дверей, пробежался по двору прогулочным шагом, и увидел возможное убежище — «шевроле» на стоянке. Уинстон ввалился на заднее сиденье и крикнул:
— Давай, мужик, гони! Черт подери, сержант Беннет! Какого хрена вы здесь делаете?
— Ищу тебя, сынок. Что же еще?
Беннет поглядел в зеркало заднего вида и увидел двух здоровенных, весьма мускулистых черных мужчин, выбежавших из дверей в охотничьем азарте. Он включил зажигание.
— Ты мог положить их.
— Конечно, мог, мистер Беннет. Но вы же видели, они дрались всерьез. Я мог только убить их, чтобы они не убили меня. Или, — он припомнил что-то насчет того, чтобы сделать его на пару шариков легче, — не оторвали мне яйца.
Они свернули на Кеннингтон-парк роуд.
— Хочешь, скажу, почему они за тобой гнались? Ты трахнул их сестричку!
— Откуда вы знаете?
Гордон Беннет бросил неприязненный взгляд на ноги Уинстона.
— У тебя потекло.
— Их малолетнюю сестричку. Мистер Беннет, давайте направо, и мы найдем местечко, где вы сможете купить мне какой-нибудь холодной дряни.
* * *
— Гордон Беннет! Какой сюрприз!
— Джина! Ты, как всегда, прекрасно выглядишь.
Они с жаром обнялись. Беннет был высок, но даже босиком Джина была почти одного с ним роста.
— Черт, я посадила тебе на джемпер пятно.
Так оно и было. Джина Браун была одета в длинную мужскую рубашку поверх свитера и джинсов. Похоже, гость оторвал ее от работы.
— Не беспокойся.
— Входи же.
Небольшой дом был перестроен Джеффом, ее любовником на протяжении уже десяти лет, бывшим солдатом и бывшим скульптором, отчасти строителем, отчасти солдатом удачи, который был лет на пятнадцать младше ее. Первый этаж занимала теперь одна комната, студия Джины, полная огромных холстов, прислоненных к стенам. Один из них был расположен напротив задней, стеклянной, стены.
— Идем.
Он поднимался по лестнице вслед за ней, удивляясь ее темно-рыжим волосам (разумеется, крашеным, но какое это имело значение?) и ее все еще стройной фигуре.
— Я-то знаю, что на самом деле тебе нужен Джефф. Но прежде чем я скажу тебе, где он, ты можешь посидеть со мной, поболтать и выпить.
Так они и сделали, пили чай и джин на крохотной кухоньке, откуда виден был убогий двор, заполненный не разобранными лесами. Наконец Беннетт сказал:
— Так где же он? Где Джефф?
— В Боснии, — ответила она, и ее большие карие глаза неожиданно наполнились слезами, — Давай, Гордон, уматывай. Джеффа никогда нет, когда он тебе нужен. Точно так же и для меня.
* * *
Джек Глеу обхватил огромный цветок георгина своей большой рукой. Сотни его острых лепестков были темно-пурпурными, с белыми краями. Целый год он возился с ним ради этого момента. И со смешанным чувством он занес над ним секатор. Он срезал цветок и бережно поместил его в свою тачку вместе с десятком других, которые он заявил на завтрашнюю выставку. Он выпрямился и оглядел участок.
— Мерзавец, — пробормотал он.
Пробираясь через ряды цветов, к нему приближалась знакомая по прошлым временам фигура.
— Гордон. Гордон Беннет.
Они пожали друг другу руки, и Джек Глеу выслушал предложение Беннета. Потом он спросил:
— А кто главный? Не этот ли свихнутый ублюдок Ник Паркер?
— Ну он. Но это же будет раз плюнуть.
— Может, да, а может, нет. Но этот Паркер псих. И говоря прямо, Гордон, мне такие деньги больше не нужны. Полмиллиона в Ливерпуле, это да. Откупить магазинчик — да. Но что я буду делать с пятью тысячами? Они не стоят риска.
Он развернулся и взялся за тачку. А когда выпрямился, он увидел, что Беннет уже исчез. Он почувствовал мгновенное сожаление, но тут же решил, что правильно сделал — ему уже почти пятьдесят и он слишком стар для таких штучек.
Но Беннет думал иначе. «Полоумный ублюдок, — сказал он себе, — останется здесь, пока мороз не превратит эти кроваво-красные цветы в мокрую солому. Или что-нибудь еще не попортит их». Он знал пару ребят в Калвертоне, которые устроят это за пятерку...
6
Вернувшись к себе на Бейкер-стрит, Финчли-Кэмден ожидал рапорта от Беннета. Он считал и пересчитывал на своем калькуляторе, но чем дальше, тем больше ему не нравилось то, что получалось.
Оружие: что-то около девяноста тысяч, а в худшем случае — четыреста тридцать. Надо учитывать все самое худшее. Плата: одному — двадцать, двум — по пятнадцать, двадцати — по пять тысяч, это еще сто пятьдесят. Двадцать три билета на самолет в Коста-Рику и обратно — скажем, сорок тысяч. Снаряжение, провизия и прочее примерно на три недели — скажем, восемь тысяч. И еще не меньше сотни на непредвиденные расходы. Проклятие! Он пересчитал еще раз, и снова черные цифирки показали: 662 тысячи. И если он хочет сохранить все это — он обвел взглядом трофеи, гравюры, ковер и все остальное, — он должен срезать эти шестьдесят две тысячи. Проблема была в том, что четыреста тысяч, которые он был должен синдикату, стали символической цифрой, навязчивой идеей, и этот контракт с МПА был попыткой справиться с ней. Он должен был раздобыть эти четыреста тысяч, и ни пенни меньше. Больше — да, если это возможно, но не меньше.
Зеленый телефон зазвонил.
— Говорит Беннет.
Беннет. Он стоил Волкодаву дорого, как Паркер и Гудалл, которые уже улетели в Сан-Хосе. Еще две статьи расходов, не учтенные его расчетами.
— Гордон, где ты?
— В Ливерпуле, на Скотланд-роуд. Полковник, как вы думаете, мистер Паркер не будет против близнецов Стрэхан?
— Я думал, они еще в тюрьме.
— Уже нет и ищут работу. Дело в том, сэр, что я с трудом могу набрать пять патрулей, которые вам нужны. Многих привлекла Босния, кроме тех психов...
— Без которых мы можем обойтись.
— ...и кое-кто отказался, когда узнал, что командир — капитан Паркер.
— Это не очень хорошо.
— Может быть. Однако как насчет Стрэханов?
— Нужда заставит — свяжешься и с дьяволом. — Волна эйфории поднималась у Финчли-Кэмдена в груди. Он старался, чтобы ни одна ее нотка не прозвучала в голосе, и говорил настолько серьезно, даже возвышенно, насколько мог. — Гордон, ты знаешь обстановку так же хорошо, как и любой из нас, и у тебя есть опыт. Если уж дойдет до этого, какое нужно минимальное количество людей? Нижний предел.
В трубке долго молчали.
— Можно, я вернусь к вам со всем этим? Мне нужно полчаса, чтобы это обдумать.
Беннет вышел из телефонной будки, слегка сбитый с толку, и вернулся в машину. Дождь сыпался сверху, вода скорее сползала, чем бежала по лобовому стеклу, которое почти мгновенно запотело. Он включил дворники, посчитав, что аккумуляторы еще дееспособны после поездки через горы.
Мысленно он был далеко, съежившись в импровизированном укрытии на склоне горы Кент. «Каждый раз мы наталкивались на аргентинский патруль, они там ходили... Мы напоролись на один как-то ночью. Взяли двоих, двоих ранили, троих убили», — сказал он сам себе. На другую ночь он был в дозоре и столкнулся с аргентинским дозорным лицом к лицу. Он придушил его, но второй успел кинуть гранату. Она упала рядом, но, к счастью, осколки задели только плечо, которое с тех пор побаливает в холодную погоду.
Интересно, они все такие, эти латиноамериканцы? А какими окажутся эти сандинисты? Ну, пусть они были хороши в своей стране, сражаясь с регулярной армией — но регулярной армией вроде себя, плохо экипированной, плохо тренированной.
«Калашниковы». Лучшие в мире автоматы. Янки во Вьетнаме бросали свои М16, если могли добыть АК47. Но это было давно. Никакое оружие не может оставаться надежным после двадцати пяти лет использования. К тому же такое старое оружие не может соперничать с последними образцами.
Он устроился поудобнее на сиденье, достал пакет тонких сигарет, извлек одну из целлофановой оболочки, чиркнул спичкой по потемневшему от никотина ногтю и припомнил с фотографической точностью карты и изображения со спутников, которые они изучали во Врайкин-Хит. Если у них будет миномет калибра 81 мм, последняя модель, стандартный британский адаптированный карабин FN и пара хороших снайперов с L96A1, и если у них будет преимущество внезапности и они будут знать точно диспозицию гарнизона, тогда они вполне способны силами двенадцати или пятнадцати человек нейтрализовать этот гарнизон прежде, чем противник сможет собраться для серьезного отпора.
Он мог представить это. Предрассветные сумерки, три группы по четыре человека окружают объект с трех сторон. Затем хорошо спланированный обстрел, минометы в арьергарде, покидывающие в этот фруктовый пудинг фосфорные бомбы, сжигающие урожай и строения не хуже привычного взрыва, взрывы гранат для пущей дезориентации противника, трассирующие очереди по всему, что двигается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34