Снова, как в Афганистане, Косарев готов был в секунду проснуться и вскочить на ноги. Он ворочался на кипе матрасов, настеленных на пол.
— Работенка, мужики.
Посреди ночи этими словами разбудил всех заместитель начальника ГУОШа по криминальной милиции — плотный, с пышными усами полковник МВД.
— Дудаева брать? — послышались сонные прибаутки.
— Басаев Кремль захватил?
— Нет, просто к Черномырдину в гости зашел, а все переполошились…
— Завод «Красный молот», — сказал полковник, — «нохчи» заняли.
— Рядом с комендатурой?
— Точно, — кивнул полковник.
— Обнаглели, сучьи дети, — покачал головой Косарев.
— По машинам, — приказал полковник. — На все про все десять минут…
С кряхтеньем ребята поднимались, натягивали кроссовки. Омоновскими, с высокой шнуровкой, ботинками — этим изобретением какого-то безымянного вредителя пользоваться перестали давным-давно. Собровцы (в отличие от солдат) по привычке бронежилеты не брали — снайперы лепят в голову или подмышку, а движения бронежилетсковывает, замедляет, в когда припрет — потерянных секунд может не хватить. Некоторые повязывали шеи и головы платками — не для пижонства, не для того, чтобы походить на пиратов. Пыль и жара, пот течет по лицу, въедается в глаза. Тут платок и помогает.
Ночная пора — время «нохчей». «Мирные жители» превращались в снайперов, гранатометчиков, доставали из тайников оружие и лупили кто по чему мог — по комендатурам, по расположениям воинских частей, по блокпостам. В основном били без всякого результата, но эффект достигался — они напоминали о своем присутствии, давили на психику солдат и жителей, как бы напоминали: «Мы не ушли. Мы всегда маячим за вашими спинами — черными, готовыми к смертельному броску тенями».
Заспанный, спокойный, индифферентно относящийся ко всему, пузатый общевойсковой полковник — комендант района — обвел равнодушным взором прибывших на трех БТРах бойцов МВД.
— Чего это вы? — осведомился он.
— Нам сообщили, что «нохчи» завод взяли, — сказал полковник МВД. — Ложная тревога?
— Почему ложная? — пожал плечами комендант. — Ну, взяли.
— Принимайте командование группой, — кивнул полковник. — Будем освобождать.
— Не-а, мы так не договаривались.
— То есть?
— Не буду. У нас с «чичами» договор о ненападении.
— Что ?! — не поверил своим ушам полковник.
— Мужики, у меня вокруг комендатуры шесть постов: четыре моих, и два — омоновских. Мои посты «чичи» не обстреливают. А у омоновцев договора нет — вот по ним и палят. Мне с ними ссориться не резон. Вам надо — вы и освобождайте завод.
— Та-ак, — протянул полковник МВД.
— Мне этот завод без надобности. Все равно там ни одного цеха целого не осталось. И солдат своих гробить мне без резона…
— Ах ты крыса, — Косарев двумя пальцами презрительно оттянул пуговицу на выглаженном не по местным условиям кителе коменданта. — Тебя первого в расход пускать надо.
— Что вы себе позволяете? — приосанился комендант, вспомнив неожиданно о своих погонах и должности.
— Я забираю ваших людей, — сказал полковник МВД.
— Нет, это не…
Косарев выразительно положил руку на рукоятку автомата и одарил коменданта таким взором, что у того вдруг нервно дернулась щека.
— Тебе, афганец, командовать, — сказал полковник МВД Косареву.
— Это можно, — кивнул тот.
Комендатура размещалась рядом с заводом, где сейчас хозяйничали чеченцы. Зачем им понадобился этот завод? Скорее всего все для того же — для бандитского понта. Мол, вот вам цена заявлений о контроле над городом. Трепите языком, а между тем пусть горят нефтехранилища, взрываются заводские корпуса, осыпаются расположения федералов стальным дождем.
Полковник, Косарев и капитан из комендатуры выбрались на крышу ближайшего здания и через прибор ночного видения рассматривали вражеский бастион.
— Сколько их там? — спросил Косарев.
— Не меньше полусотни, — ответил капитан. В приборе ночного видения мир выглядел ирреально загадочным, бледно-желто-зеленым.
— Вон они, — сказал Косарев. — У них точка на крыше цеха. Если ее снять, то мы их накроем.
— Как снять? — спросил полковник.
— Попытаюсь. Нужно просто забраться туда и разобраться с ними.
— Забраться, — хмыкнул полковник.
— Ничего, сделаем, — Косарев сжал пальцами рукоятку разведножа…
Все повторялось. Снова он карабкался наверх. Снова должен был накрыть огневую точку. Только маршрут был полегче. Да вместо штатного ПМа в кобуре был спецназовский Макаров для бесшумной стрельбы. И война шла на своей земле. В России.
«Нохчей» было трое, одетых в новенькие комбезы, с новейшими разгрузочными жилетами — снабжение, похоже, у бандитов было на уровне — то же самое, с одних заводов, что и для Российской армии, но гораздо более щедрое. Вели они себя беспечно. Двое дрыхли без задних ног, а третий, сидя на корточках, чуть слышно мычал какой-то восточный мотив и время от времени оглядывал окрестности в прибор ночного видения — точно такой же, в который недавно рассматривали и его самого.
Он даже не успел понять, что происходит. Косарев вогнал ему в горло нож, закрыв рот рукой, чтобы не крикнул перед смертью. Второму «нохче», испуганно встрепенувшемуся, тяжелая рукоятка ножа обрушилась под ухо. Третий был не дурак поспать, что для солдата непозволительно. Красная полоса прочертила и его шею.
— Доброй ночи, — прошептал Косарев и нажал два раза на кнопку оперативной рации «Джонсон» — сигнал, что полдела сделано.
Небо начинало бледнеть. Когда рассвело, «нохчи» начали выползать из укрытий, менять посты. Чувствовали они себя на территории завода, как дома. И сильно просчитались.
Первый залп смел нескольких бандитов. Рвались гранаты, молотил пулемет, по территории метались перепуганные боевики, пытаясь занять выгодные позиции. Они отстреливались, но их выбивали с рубежа за рубежом. Через час зачистка территории была завершена. Понесшая серьезные потери банда уходила. «Нохчи» потеряли еще троих, пытаясь забрать тела погибших товарищей. Для них это — святое.
Убитого врагами воина Ислама нужно хоронить, как полагается — до восхода солнца.
— Молодец, «Рэмбо», отличная работа. Коли дырку для ордена, — сказал полковник МВД.
— А, — отмахнулся Косарев. — У нас есть потери?
— Ни одного убитого. Пацаев и Гаврилюк ранены.
— «Нохчей» хорошо потрепали, — Косарев посмотрел на лежащие трупы, на зеленоповязочников — воинов Ислама.
Один из бандитов, скрючившийся за бетонными плитами в углу дворика перед третьим цехом, застонал, приподнялся, потряс головой.
— О, живой, гаденыш, — Косарев подошел к бандиту, нагнулся над ним. — Не похож на чеченца. Наемник.
Парень лет двадцати пяти, кучерявый, с длинным шнобелем, приподнял залитое кровью лицо и пронзил Косарева наполненным ненавистью взором. Огромный двухметровый собровец легко, как куклу, вздернул бандита и поставил его на ноги.
— Идейный. Зеленоповязочник, — собровец сорвал с головы бандита зеленую повязку.
— Не убивайте, — прохрипел пленный. — Деньги будут.
— О чем ты поешь, гаденыш? — Косарев взял бандита за короткие волосы и внимательно посмотрел ему в глаза. — Я бы всю жизнь на хлебе и воде провел, лишь бы вас, крыс, додавить.
— У меня семья. Не убивайте.
— Азер? — спросил Косарев.
— Да. Ленкорань. Не убивайте, да, прошу.
— Трясешься, газаватчик.
Косарев обшарил карманы пленного, извлекая из них пачки денег, какую-то бумагу с арабской вязью.
— Во, с паспортом, — удивился Косарев. В кармане пленного действительно лежал обернутый целлофаном паспорт. Довольно странно — обычно наемники предпочитали с собой не таскать документов.
— Керимов Бакир Бехбуд оглы, житель и уроженец Мингечаурского района. Можно верить? — осведомился Косарев.
— Можно. Я и есть.
Косарев по оперской привычке переписал данные в свой блокнот.
— Куда его? В контрразведку? — спросил он полковника.
— Да. Пусть разбираются.
Глава шестая
ПЕРВЫЕ ХЛОПОТЫ
— Это что? — в тот день, сразу по выходу из колонии озадаченно осведомился Гвоздь, разглядывая спрятавшийся в зелени деревьев за высоким забором двухэтажный кирпичный дом, украшенный бойницами, башенками, колоннами.
— Это твоя хата, — пояснил Матрос.
— На какие такие деньги ?
— Ухмыльнулся Матрос.
— Добрые люди деньги дают,
— Уважают Гвоздя. Ценят.
— Добрые, значит.
— Добрые, — Матрос распахнул металлическую катку.
— Дорого встало? — Гвоздь ступил на посыпанную гравием дорожку и огляделся. Бассейн, .беседка, скамейки, фонари, кажется, сворованные с какой-нибудь городской улицы.
— Не дороже денег. Прошу.
Гвоздь осмотрел все восемь просторных комнат, обставленных жутко безвкусно, но дорого . Резная мебель, аляповатые, в тяжелых рамах, картины, две неизвестно откуда стянутые статуи «ню», в каждом углу по иконе, как в церкви, в столовой — две (!) хрустальные люстры. Гвоздь устроился в кресле напротив керамического, украшенного затейливыми узорами, похожего на праздничный торт, камина.
— Ну как? — Матрос явно напрашивался на комплимент.
— Ты небось обставлял? — усмехнулся Гвоздь.
— Ага.
— Заметно.
— Душевно получилось, Гвоздь. Тут ханурики, дизайнеры эти, сперва возникали — то не то, се не се. Я им гонор-то сбил. Сделали, как сказал. А то забыли, кто баксы платит.
У Гвоздя было смешанное чувство. Тут было, конечно, неплохо. Этот дом — его дом, в нем есть какая-то магнетическая притягательность, с ней бороться невозможно. И вместе с тем давало о себе знать многолетнее тюремное воспитание. Вор в законе он или барыга? Это звание подразумевало определенный аскетизм, презрение к житейским благам и суете.
Законник не мог раньше иметь никакого имущества. Считалось, что на воле он лишь гость. Настоящий дом вора — тюрьма. Зараза роскоши поползла в этот суровый орден с Кавказа — еще в начале семидесятых годов. Тогда как раз пошла в гору теневая экономика, и воры включились в дележ пирога, пошли огромные деньги. А зачем они, если их не расходовать на красивую жизнь? «Мерседесы», огромные дома, видики, роскошная одежда, деликатесы, бесконечные рестораны, загулы — это стало нормой сначала для воров на Кавказе. А потом пришло и в Россию.
Лет двадцать назад Гвоздь был на похоронах вора в законе в Грузии. Уважаемого человека провожала в последний путь толпа, как на первомайской демонстрации. Кортеж машин, море цветов, венки — от родственников, от товарищей по ремеслу и, тайные, от местных власть придержащих, которые не могли по понятным причинам сами посетить похороны. Играл оркестр. Мальчики в строгих костюмах поддерживали под руки плачущих, одетых в черное вдову и дочерей безвременно ушедшего вора. Почтил похороны своим присутствием и главный пахан России, приехал из Ростовской области, где скромно проживал между отсидками. Пожилой, угрюмый, с изъеденным язвой желудком, синими от наколок руками, в сопровождении прихлебателей пахан, покачивая головой, обошел дом, осмотрел внимательно комнаты, лестницы из резного камня, старинную, с золотом, мебель, заваленные старинным фарфором горки. Посмотрел на рыбок, плещущихся в фонтанчике во дворе. И презрительно процедил:
— Он жил не как вор, а как князь. Повернулся и ушел. И тут же, как по волшебству, куда-то делись машины.
Исчезли строго одетые мальчики. Растворился оркестр.
И некому было тащить гроб…
Сейчас именно этот случай пришел на память Гвоздю.
— Чересчур богато. Не по совести, — покачал он головой угрюмо.
— Да ты что, Гвоздь?! — возмутился Матрос. — Сейчас все так живут. У меня такого дома нет. А тебе положен. Иначе не поймут.
— Кто не поймет?
— Да никто не поймет. Если ты пахан — хаза должна соответствовать. Нет у тебя такой хазы, значит, и цена тебе как пахану невысока.
Гвоздь недовольно вскинул бровь.
— Это не я так думаю, — поспешно поправился Матрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
— Работенка, мужики.
Посреди ночи этими словами разбудил всех заместитель начальника ГУОШа по криминальной милиции — плотный, с пышными усами полковник МВД.
— Дудаева брать? — послышались сонные прибаутки.
— Басаев Кремль захватил?
— Нет, просто к Черномырдину в гости зашел, а все переполошились…
— Завод «Красный молот», — сказал полковник, — «нохчи» заняли.
— Рядом с комендатурой?
— Точно, — кивнул полковник.
— Обнаглели, сучьи дети, — покачал головой Косарев.
— По машинам, — приказал полковник. — На все про все десять минут…
С кряхтеньем ребята поднимались, натягивали кроссовки. Омоновскими, с высокой шнуровкой, ботинками — этим изобретением какого-то безымянного вредителя пользоваться перестали давным-давно. Собровцы (в отличие от солдат) по привычке бронежилеты не брали — снайперы лепят в голову или подмышку, а движения бронежилетсковывает, замедляет, в когда припрет — потерянных секунд может не хватить. Некоторые повязывали шеи и головы платками — не для пижонства, не для того, чтобы походить на пиратов. Пыль и жара, пот течет по лицу, въедается в глаза. Тут платок и помогает.
Ночная пора — время «нохчей». «Мирные жители» превращались в снайперов, гранатометчиков, доставали из тайников оружие и лупили кто по чему мог — по комендатурам, по расположениям воинских частей, по блокпостам. В основном били без всякого результата, но эффект достигался — они напоминали о своем присутствии, давили на психику солдат и жителей, как бы напоминали: «Мы не ушли. Мы всегда маячим за вашими спинами — черными, готовыми к смертельному броску тенями».
Заспанный, спокойный, индифферентно относящийся ко всему, пузатый общевойсковой полковник — комендант района — обвел равнодушным взором прибывших на трех БТРах бойцов МВД.
— Чего это вы? — осведомился он.
— Нам сообщили, что «нохчи» завод взяли, — сказал полковник МВД. — Ложная тревога?
— Почему ложная? — пожал плечами комендант. — Ну, взяли.
— Принимайте командование группой, — кивнул полковник. — Будем освобождать.
— Не-а, мы так не договаривались.
— То есть?
— Не буду. У нас с «чичами» договор о ненападении.
— Что ?! — не поверил своим ушам полковник.
— Мужики, у меня вокруг комендатуры шесть постов: четыре моих, и два — омоновских. Мои посты «чичи» не обстреливают. А у омоновцев договора нет — вот по ним и палят. Мне с ними ссориться не резон. Вам надо — вы и освобождайте завод.
— Та-ак, — протянул полковник МВД.
— Мне этот завод без надобности. Все равно там ни одного цеха целого не осталось. И солдат своих гробить мне без резона…
— Ах ты крыса, — Косарев двумя пальцами презрительно оттянул пуговицу на выглаженном не по местным условиям кителе коменданта. — Тебя первого в расход пускать надо.
— Что вы себе позволяете? — приосанился комендант, вспомнив неожиданно о своих погонах и должности.
— Я забираю ваших людей, — сказал полковник МВД.
— Нет, это не…
Косарев выразительно положил руку на рукоятку автомата и одарил коменданта таким взором, что у того вдруг нервно дернулась щека.
— Тебе, афганец, командовать, — сказал полковник МВД Косареву.
— Это можно, — кивнул тот.
Комендатура размещалась рядом с заводом, где сейчас хозяйничали чеченцы. Зачем им понадобился этот завод? Скорее всего все для того же — для бандитского понта. Мол, вот вам цена заявлений о контроле над городом. Трепите языком, а между тем пусть горят нефтехранилища, взрываются заводские корпуса, осыпаются расположения федералов стальным дождем.
Полковник, Косарев и капитан из комендатуры выбрались на крышу ближайшего здания и через прибор ночного видения рассматривали вражеский бастион.
— Сколько их там? — спросил Косарев.
— Не меньше полусотни, — ответил капитан. В приборе ночного видения мир выглядел ирреально загадочным, бледно-желто-зеленым.
— Вон они, — сказал Косарев. — У них точка на крыше цеха. Если ее снять, то мы их накроем.
— Как снять? — спросил полковник.
— Попытаюсь. Нужно просто забраться туда и разобраться с ними.
— Забраться, — хмыкнул полковник.
— Ничего, сделаем, — Косарев сжал пальцами рукоятку разведножа…
Все повторялось. Снова он карабкался наверх. Снова должен был накрыть огневую точку. Только маршрут был полегче. Да вместо штатного ПМа в кобуре был спецназовский Макаров для бесшумной стрельбы. И война шла на своей земле. В России.
«Нохчей» было трое, одетых в новенькие комбезы, с новейшими разгрузочными жилетами — снабжение, похоже, у бандитов было на уровне — то же самое, с одних заводов, что и для Российской армии, но гораздо более щедрое. Вели они себя беспечно. Двое дрыхли без задних ног, а третий, сидя на корточках, чуть слышно мычал какой-то восточный мотив и время от времени оглядывал окрестности в прибор ночного видения — точно такой же, в который недавно рассматривали и его самого.
Он даже не успел понять, что происходит. Косарев вогнал ему в горло нож, закрыв рот рукой, чтобы не крикнул перед смертью. Второму «нохче», испуганно встрепенувшемуся, тяжелая рукоятка ножа обрушилась под ухо. Третий был не дурак поспать, что для солдата непозволительно. Красная полоса прочертила и его шею.
— Доброй ночи, — прошептал Косарев и нажал два раза на кнопку оперативной рации «Джонсон» — сигнал, что полдела сделано.
Небо начинало бледнеть. Когда рассвело, «нохчи» начали выползать из укрытий, менять посты. Чувствовали они себя на территории завода, как дома. И сильно просчитались.
Первый залп смел нескольких бандитов. Рвались гранаты, молотил пулемет, по территории метались перепуганные боевики, пытаясь занять выгодные позиции. Они отстреливались, но их выбивали с рубежа за рубежом. Через час зачистка территории была завершена. Понесшая серьезные потери банда уходила. «Нохчи» потеряли еще троих, пытаясь забрать тела погибших товарищей. Для них это — святое.
Убитого врагами воина Ислама нужно хоронить, как полагается — до восхода солнца.
— Молодец, «Рэмбо», отличная работа. Коли дырку для ордена, — сказал полковник МВД.
— А, — отмахнулся Косарев. — У нас есть потери?
— Ни одного убитого. Пацаев и Гаврилюк ранены.
— «Нохчей» хорошо потрепали, — Косарев посмотрел на лежащие трупы, на зеленоповязочников — воинов Ислама.
Один из бандитов, скрючившийся за бетонными плитами в углу дворика перед третьим цехом, застонал, приподнялся, потряс головой.
— О, живой, гаденыш, — Косарев подошел к бандиту, нагнулся над ним. — Не похож на чеченца. Наемник.
Парень лет двадцати пяти, кучерявый, с длинным шнобелем, приподнял залитое кровью лицо и пронзил Косарева наполненным ненавистью взором. Огромный двухметровый собровец легко, как куклу, вздернул бандита и поставил его на ноги.
— Идейный. Зеленоповязочник, — собровец сорвал с головы бандита зеленую повязку.
— Не убивайте, — прохрипел пленный. — Деньги будут.
— О чем ты поешь, гаденыш? — Косарев взял бандита за короткие волосы и внимательно посмотрел ему в глаза. — Я бы всю жизнь на хлебе и воде провел, лишь бы вас, крыс, додавить.
— У меня семья. Не убивайте.
— Азер? — спросил Косарев.
— Да. Ленкорань. Не убивайте, да, прошу.
— Трясешься, газаватчик.
Косарев обшарил карманы пленного, извлекая из них пачки денег, какую-то бумагу с арабской вязью.
— Во, с паспортом, — удивился Косарев. В кармане пленного действительно лежал обернутый целлофаном паспорт. Довольно странно — обычно наемники предпочитали с собой не таскать документов.
— Керимов Бакир Бехбуд оглы, житель и уроженец Мингечаурского района. Можно верить? — осведомился Косарев.
— Можно. Я и есть.
Косарев по оперской привычке переписал данные в свой блокнот.
— Куда его? В контрразведку? — спросил он полковника.
— Да. Пусть разбираются.
Глава шестая
ПЕРВЫЕ ХЛОПОТЫ
— Это что? — в тот день, сразу по выходу из колонии озадаченно осведомился Гвоздь, разглядывая спрятавшийся в зелени деревьев за высоким забором двухэтажный кирпичный дом, украшенный бойницами, башенками, колоннами.
— Это твоя хата, — пояснил Матрос.
— На какие такие деньги ?
— Ухмыльнулся Матрос.
— Добрые люди деньги дают,
— Уважают Гвоздя. Ценят.
— Добрые, значит.
— Добрые, — Матрос распахнул металлическую катку.
— Дорого встало? — Гвоздь ступил на посыпанную гравием дорожку и огляделся. Бассейн, .беседка, скамейки, фонари, кажется, сворованные с какой-нибудь городской улицы.
— Не дороже денег. Прошу.
Гвоздь осмотрел все восемь просторных комнат, обставленных жутко безвкусно, но дорого . Резная мебель, аляповатые, в тяжелых рамах, картины, две неизвестно откуда стянутые статуи «ню», в каждом углу по иконе, как в церкви, в столовой — две (!) хрустальные люстры. Гвоздь устроился в кресле напротив керамического, украшенного затейливыми узорами, похожего на праздничный торт, камина.
— Ну как? — Матрос явно напрашивался на комплимент.
— Ты небось обставлял? — усмехнулся Гвоздь.
— Ага.
— Заметно.
— Душевно получилось, Гвоздь. Тут ханурики, дизайнеры эти, сперва возникали — то не то, се не се. Я им гонор-то сбил. Сделали, как сказал. А то забыли, кто баксы платит.
У Гвоздя было смешанное чувство. Тут было, конечно, неплохо. Этот дом — его дом, в нем есть какая-то магнетическая притягательность, с ней бороться невозможно. И вместе с тем давало о себе знать многолетнее тюремное воспитание. Вор в законе он или барыга? Это звание подразумевало определенный аскетизм, презрение к житейским благам и суете.
Законник не мог раньше иметь никакого имущества. Считалось, что на воле он лишь гость. Настоящий дом вора — тюрьма. Зараза роскоши поползла в этот суровый орден с Кавказа — еще в начале семидесятых годов. Тогда как раз пошла в гору теневая экономика, и воры включились в дележ пирога, пошли огромные деньги. А зачем они, если их не расходовать на красивую жизнь? «Мерседесы», огромные дома, видики, роскошная одежда, деликатесы, бесконечные рестораны, загулы — это стало нормой сначала для воров на Кавказе. А потом пришло и в Россию.
Лет двадцать назад Гвоздь был на похоронах вора в законе в Грузии. Уважаемого человека провожала в последний путь толпа, как на первомайской демонстрации. Кортеж машин, море цветов, венки — от родственников, от товарищей по ремеслу и, тайные, от местных власть придержащих, которые не могли по понятным причинам сами посетить похороны. Играл оркестр. Мальчики в строгих костюмах поддерживали под руки плачущих, одетых в черное вдову и дочерей безвременно ушедшего вора. Почтил похороны своим присутствием и главный пахан России, приехал из Ростовской области, где скромно проживал между отсидками. Пожилой, угрюмый, с изъеденным язвой желудком, синими от наколок руками, в сопровождении прихлебателей пахан, покачивая головой, обошел дом, осмотрел внимательно комнаты, лестницы из резного камня, старинную, с золотом, мебель, заваленные старинным фарфором горки. Посмотрел на рыбок, плещущихся в фонтанчике во дворе. И презрительно процедил:
— Он жил не как вор, а как князь. Повернулся и ушел. И тут же, как по волшебству, куда-то делись машины.
Исчезли строго одетые мальчики. Растворился оркестр.
И некому было тащить гроб…
Сейчас именно этот случай пришел на память Гвоздю.
— Чересчур богато. Не по совести, — покачал он головой угрюмо.
— Да ты что, Гвоздь?! — возмутился Матрос. — Сейчас все так живут. У меня такого дома нет. А тебе положен. Иначе не поймут.
— Кто не поймет?
— Да никто не поймет. Если ты пахан — хаза должна соответствовать. Нет у тебя такой хазы, значит, и цена тебе как пахану невысока.
Гвоздь недовольно вскинул бровь.
— Это не я так думаю, — поспешно поправился Матрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27