А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


— Конечно нет. Источник информации — я сам. Мистер Райнер имел дела только со мной и ни с кем больше. Он отказался от встречи с искусствоведами. и главным смотрителем музея, чем его очень обидела Я удивляюсь, как он согласился встретиться с руководителями страховых компаний?! Но тут никуда не денешься, последнее слово эксперта по оценке за мистером Райнером. Его цена будет записана в страховой полис без оговорок. Напомните ему, что встреча назначена на полдень десятого октября, за день до открытия выставки. К этому времени все картины должны висеть в зале.
— Все это у меня записано. Мой босс держит в голове все, что касается искусства, а я механическая, математическая машина. Даты, числа, адреса, суммы, имена и прочие детали, которыми нет смысла занимать мозг ученого.
— Тогда напомните своему боссу, что он уже трижды забывал приехать к доктору Бауэру. Нельзя обходиться так с нашим светилом.
— Удивительно, но босс не называл мне этого имени.
— Какая беспечность. Доктор Бауэр — самый богатый коллекционер на Восточном побережье. У него грандиозные связи. На девяносто процентов успех в организации выставки зависит от него. Он лишь использовал имя знаменитого эксперта и вашего босса, но остальное — это Бауэр. Но он, как и все владельцы частных коллекций, желает оставаться в теяи. Вся слава достанется мистеру Райнеру. Он легализованное лицо!
— Хорошо. Мистер Райнер, вероятно, уже вернулся. Я свяжусь с ним и постараюсь внушить ему, что визит к доктору Бауэру — главное мероприятие дня.
— Этим вы принесете ему лишь пользу.
— Кстати. У меня нигде не зафиксирован адрес доктора Бауэра.
— О, конечно, я передавал визитную карточку вашему патрону, но он, очевидно, потерял ее.
Порывшись в столе, Торн достал твердую белую карточку и передал Коттону.
— Я позвоню доктору и предупрежу, чтобы тот готовился к визиту.
Коттон вышел на улицу с головной болью. Он привык сам создавать трудности, и сам их с легкостью преодолевал. Это привилегия любого автора, но когда тебя заносит в сторону, и ты попадаешь в чей-то чужой сценарий, то любые накрутки в процессе действия сбывают с ног. Теряется нить! Коттон привык быть хозяином положения и хозяином сюжета.
Он сел в машину, достал визитную карточку, врученную ему Торном и прочел:
Доктор Фенимор Дж. Бауэр, 375 Карибский бульвар Нью-Джерси. Коттон достал карту из ящика для перчаток и долго искал в ней адрес, указанный в визитке. Нью-Джерси располагался в двух часах езды от того места, где он находился. Расстояние и время не смущали Коттона. Его смущала цель. Он ее не видел и не знал. Второй день подряд ему снился один и тот же сон. Он выходил на сцену в переполненном зале под аплодисменты, но не знал текста роли. Он знал о чем пьеса. Это была какая-то знакомая классика, но он молчал. Под лучами юпитеров с него стекал грим вместе с потом. Вокруг стояли партнеры и взирали на главное действующее лицо. Они были в шикарных нарядах с цветами. Коттон в растерянности смотрел по сторонам и не видел выхода со сцены. Черный зрительный зал и белые маски вместо лиц. Их тысячи. Он не решался сделать и шага в их сторону.
Коттон ехал в Нью-Джерси озлобленным. Он чувствовал, что попусту тратит время, но хуже всего то, что у него не было плана действий. Он плыл по течению, не зная реки. Не хватало стремительности, полета мысли, азарта. Существовала чужая воля, которая руководила им, как марионеткой.
По указанному адресу находился особняк, который он видел с шоссе, но когда подъехал к воротам, то здание спряталось за стены высокого забора. Из калитки вышел охранник в униформе и подошел к машине.
— Вы по договоренности, сэр? Коттон точно знал, что Бауэр не знал Райнера лично, и решил рискнуть.
— Передайте хозяину, что приехал Робин Райнер.
— Слушаюсь, сэр.
Охранник исчез. Коттон по непонятным причинам развеселился. А чего он боится? Кого? Ему никто не грозит! В любой момент цапнул портфель с миллионом, и ищи ветра в поле. Он валяет дурака, а ему все подыгрывают. Ну и пусть.
Ворота растворились. Коттон въехал на территорию усадьбы. Асфальтированная дорога проходила по сосновой аллее, здесь пели птицы и легко дышалось.
«Ягуар» Райнера подкатил к особняку, утопающему в соснах. Возле дверей его встречал обаятельный старик в белом пиджаке в серую клетку и с подвязанным на щее цветастым шарфом, убранным под темно-синюю рубашку. Белые волосы, красиво уложенные волной, едва не достававшие плеч, светлый пиджак лишь только подчеркивали смуглость морщинистого лица, сохранившего определенную степень красоты. Это необычное лицо украшали выразительные умные глаза необычного цвета. Можно сказать, что они были сделаны из янтаря.
— Я очень тронут, профессор Райнер, что вы нашли время посетить мой скромный уголок.
Помимо голубой крови еще и звание профессора. Это льстило ему и преображало осанку. Он и сам заметил, что давно уже не горбится, как слепец, переходящий дорогу.
— Прошу вас в дом, любезный профессор.
Дом походил на филиал Лувра, или наоборот, что це имело для Коттона никакого значения.
Они поднялись на второй этаж, и Бауэр провел гостя через анфиладу комнат, увешенных картинами. Коттон не мог изображать из себя равнодушного сухаря и пару раз притормозил у картин, которые выглядели наиболее ярко.
— Удивительно, что вы придали больше значения Гогену, а не любимому Лотреку, — мягким голосом сказал хозяин, когда они вошли в его просторной, насыщенный свежим воздухом кабинет.
Коттон что-то вспомнил из прочитанного в книгах Райнера и коротко ответил:
— Я рад, что мы оба отдаем предпочтение постимперессионистам.
Коттон старался делать легкий английский акцент. У него неплохо получалось. Ему случалось пару раз побывать в Лондоне, когда в Англии снимали одну из его картин. Он летал туда на пересъемки эпизодов, где пришлось сменить женскую роль на мужскую из-за скандала актрисы с режиссером.
Когда они устроились друг против друга, Бауэр завел разговор на заданную — Наша ассоциация собирателей или коллекционеров, как вам будет угодно, мечтает о встрече с вами. Мы информированы о наших неприятностях в Париже и сделаем все, чтобы оградить вас здесь от подобного казуса. Мы имеем достаточно силы и влияния, чтобы создать для вас оранжерейные условия. С вашими знаниями и опытом вы станете самым почитаемым экспертом Америки. Я даясе готов закинуть удочку дальше. Только при вашем содействии возможно объединение союзов частных музеев Европы и Соединенных Штатов.
Коттон уже твердо стоял на ногах и мыслил категориями предложенной ему игры.
— Идея интересная. Реальная, но для продвижения такой идеи мне необходимо ознакомится с богатствами страны, а не вашей личной галереи. Кто и чем здесь владеет, кто готов выставляться, а кто маскироваться. Кто хочет сделать шаг навстречу, а кто уйти в тень. И, наконец, какие шедевры спрятаны за высокими кирпичными стенами.
Бауэр был таким внимательным и деликатным слушателем, что говорить можно до бесконечности, но у Коттона не хватало запаса слов. 'Ведь речь шла не о джунглях Юго-Восточной Азии.
— Конечно, профессор. Нам известно, что только вы имеете полный каталог частных собраний Европы и даже бывали в музее знаменитого Клузо в Бразилии. Вы знаете все, что есть и чего нет за океаном. Вы затратили многие годы на составление этого каталога. Наша ассоциация или, проще говоря, Союз составил аналогичный каталог по нашей стране. Он существует в единственном экземпляре. Составлял его лично я по описи каждого человека, имеющего в собственности хоть одно произведение искусства, заслуживающее внимания. Мы начали работать над каталогом два года назад, когда не рассчитывали на ваш приезд в Соединенные Штаты. Но после вашего появления здесь совет старейшин. решил предложить вам обмен. Копию на копию. К счастью, нашлись трезвые головы и отмели это предложение. Мы заочно выдвинули вас в единоличного, хранителя тайны.
— Похоже на орден иезуитов. Масонская ложа — А почему бы и нет. Мы вручаем вам наш каталог, но ничего не требуем взамен. Вы хранитель печати, реликвии, вы казначей, Вы умеете, как никто другой, ориентироваться в этом лабиринте, и вы не коллекционер и не заинтересованное лицо. Вы чисты. Отдай эту привилегию другому — и начнется чехарда. Кто-то захочет заполучить Рембрандта из Испании, а другой Матисса из Англии. В итоге мы получаем бессистемный неупорядоченный рынок с внутренними трениями, конкуренцией, где невозможно будет проследить за движением полотен, и мы не сможем управлять и организовывать такие вернисажи, какой вы задумали открыть на днях в «Метрополитен». По нашему мнению, только вы способны стать координатором обмена, и вручаем наш каталог, как библию, ничего не требуя взамен. Таким образом, вы сможете проследить движение картин из Европы в Америку и обратно. И после такого выдвижения мы обязаны познакомить вас со всеми членами ассоциации.
— Вы что-то говорили о старейшинах?
— Это наподобие Совета. Наиболее богатые и влиятельные коллекционеры. В наш Совет входит девять человек.
— Этим и следует ограничиться. А для широкой публики я могу предстать на каком-нибудь закрытом приеме после открытия вернисажа. Ну, скажем, вы его устроите в своем поместье на следующий день после открытия.
— Принимается, великолепная идея. Хэнк Брандон будет рад видеть вас. Он очень сожалеет, что вы не смогли его посетить в день совершеннолетия его дочери, но он с упоением рассказывал мне о ва-щих встречах во Франкфурте-на-Майне. Брандон уже успел мне похвастаться, что вы абонировали сейф в его банке. Это самый надежный банк в Нью-Йорке. Вы не прогадали.
— А для банкира Брандон не очень скромен.
— Ну, это не секрет. Он даже не знает номера вашего сейфа, а его к сейфу не подпустят. Там главную роль играет ключ, а не личность. Слова Брандона равны тому, если бы он заявил, что свои ценности вы храните в Швейцарском банке. Вы не ошиблись!
— Очень трудно не ошибаться в чужой стране!
Коттон едва не сказал: «в чужой шкуре». Но из-за того, что он следил за своим акцентом, он успел поймать себя за язык.
— Не огорчайтесь. Здесь вас знают единицы. Но вскоре ваша слава прогремит громом над страной.
— Боюсь, что слава приходит раньше времени. Сегодня днем какой-то репортер снял меня на пленку в гараже.
— Из какой газеты?
— Меня это не интересовало.
— Хорошо. Я подключу нужных людей, и огласки не будет. Вы довольны своим благоустройством?
— Вполне миленькая квартирка!
— Квартирка? Но мы можем предоставить вам любое поместье вдоль берегов Лонг-Айленда.
— Нет необходимости. Я предпочитаю жить в Лос-Анджелесе.
— Вы правы. Там чудный климат. Бауэр встал и подошел к встроенному в стене сейфу. Набрав нужный код, он открыл дверцу и извлек их хромированного ящика увесистую книгу в кожаном переплете и перевязанную тесьмой. Сверху лежало несколько листов машинописной бумаги, свернутых вчетверо.
— Вот наш каталог. Я рад, что он переходит в надежные руки. Титанический труд. Да что и говорить, вы сами это прекрасно знаете. Рами проделан такой же. А это реестр картин для экспозиции. Сто восемь, наименований. «Метрополитен» выделяет нам девять залов. Этого достаточно. Вы можете откорректировать реестр. Вычеркнуть или внести туда нужные работы. Ваше слово для нас закон. Сообщите мне о вашем решении за два дня, чтобы мы успели доставить картины в Нью-Йорк. Они разбросаны по всей стране. А дальше ваш королевский ход!
— Реестр соответствует теме или…
— Только по вашей рекомендации. Импрессионисты и постимрессионисты Мане, Ренуар, Дера, Моне Писарро, Сислей, Сезанн, Ван Гог, Гоген, Тулуз-Лотрек. Такой экспозиции и Европа не помнит.
Коттон встал.
— Я очень признателен, доктор Бауэр. Ваше доверие мне льстит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24