Давай не будем торопиться. Если твои глаза не врут, то ты сможешь подождать. Мне нужно время.
— Хорошо. Я подожду.
Коттон отвык от таких разговоров и чувствовал себя очень глупо. Он не знал, как внушить девушке, что такого с ним никогда не случилось. Он не умел легко и непринужденно притягивать красоток к себе и в нужную секунду опрокидывать их на кровать. Но может быть Синтия понимала это и ей нравилось такое неуклюжее ухаживание и растерянность.
— Я должна ехать с тобой.
— Нет. Ты права. Картину я завезу завтра утром. Сам завезу. Там, где она находится, тебе лучше не появляться. Но мне хотелось бы еще немного побыть с тобой. Ты помнишь ресторан в Нью-Йорке, как мы танцевали до утра?
— В моей комнате есть проигрыватель и пластинки. Правда, у меня нет вина и свечей.
— Я и без вина пьяный.
— Тогда пойдем.
Синтия открыла дверцы огромного шкафа из черного дерева, задняя стенка поднялась вверх, и они оказались в другой комнате.
На следующее утро Коттон приехал к дому Троутона-Эльмира, но ни хозяина, ни его секретарши не застал. Его встретил индус и провел в холл первого этажа.
— Хозяин уехал до вечера. Мисс Синтия сопровождает хозяина. Они делают покупки. Вы можете оставить послание, оно будет передано.
Коттон усмехнулся.
— Веселый ты малый. Знал бы ты сколько стоит это послание!
— Миллион долларов, сэр. Эти деньги оставлены для вас.
Индус достал из резной тумбочки сверток и положил его на инкрустированный столик, где стоял телефон.
— Это деньги, сэр. Вы можете пересчитать. Но я знаю, что хозяин никогда не ошибается.
Коттон долго не мог прийти в себя.
— Ну, а то, что я принес, ты будешь проверять?
— Я все передам, как есть, сэр. Коттон положил на кушетку у вешаяки завернутую в бумагу и перевязанную картину и взял сверток.
— Что ж. Будем жить на доверии. Это твой хозяин научился у индусов, или еще у кого, но только не у американцев. Тут нужен глаз, да глаз!
— Но вы ведь тоже из Европы, а не американец, мистер Райнер.
Коттон поперхнулся. Здесь все знают все. Генри был прав, язык надо держать за зубами.
— Передай хозяину, что пять картин Дега должны быть в музее «Метрополитен» двенадцатого утром. Точнее, послезавтра. Я не отвечаю за сохранность и доставку.
— Я вас понял, сэр. Вы хотите взглянуть на эти работы сейчас?
— Нет. Я взгляну на них со всеми экспертами музея. Надеюсь, что они будут подписаны автором.
— Я все передам, сэр.
Коттон вернулся к ждавшему его у ворот такси и попросил отвезти его на «Парамаунт».
Попадая в святую святых фабрики грез, Коттон чувствовал волнение. Он не появлялся здесь уже год, и ему не хватало этого воздуха, этой атмосферы, этих людей. Здесь можно было встретить Цезаря и Линкольна, Жанну Д'Арк и Елизавету Викторию Английскую. Эти люди были заражены той же болезнью, что и Коттон, но мир относился к ним с симпатией и даже обожанием. Это устраивало всех. Даже тех, кто сидел без работы, и их объединяло то, что их больше, и то, что они жили надеждой.
Кто— то здоровался с Коттоном, кто-то не замечал его, кто-то похлопывал его по плечу, но равнодушных не оставалось.
Он вошел в дверь, где висела табличка: «Кадры».
Милая сорокалетняя стерва показала ему белые, немного испачканные помадой зубы и спросила:
— Итак, душечка, ты хочешь наняться в осветители?
— Скажи мне, остренький язычок, а кто из хороших операторов сейчас не у дел?
— Хорошие операторы стоят за камерами. в павильонах, а остальные сшиваются в многочисленных пивных близлежащих районов.
— Тонко замечено, ядовитые зубки, но даже на гениев работы не хватает.
— Зачем тебе нужен Митч?
— Ага! Значит Митчелл Уилдинг свободен. Спасибо, моя прелестная гремучая змейка, кролик за мной.
— Какой еще кролик?
— Которого ты будешь пожирать взглядом, а я уже ухожу.
Митчелл Уилдинг был одним из лучших операторов Голливуда, он хорошо знал Коттона и неплохо к нему относился, когда не работал на его картинах. Коттон изводил всех, требуя снимать один эпизод с бесконечными текстовыми переделками.
Коттон застал гения дома за чисткой зубов. Уилдинг жил один после того, как от него ушла жена, которую он впихнул в запертые ворота «Парамаунта», и она получила роль подруги сестры главной героини.
То, что пытался ему объяснить Уилдинг с щеткой во рту, Коттон не слушал. Он устроился в продавленном кресле в крошечной комнате и налили сам себе из кофейника горячего кофе. Когда вернулся хозяин, то ему пришлось заваривать кофе заново.
— Ты зачем пожаловал, Даг? Учти, что я ни на какие аферы не подряжаюсь. У меня полно работы, на носу два сложных проекта и куча не проявленной пленки.
Коттон молчал. Он ждал, пока Уилдинг успокоится и сядет пить кофе. Пока тот заваривал новую порцию. Коттон поднял с пола старую газету и прочитал ее.
Одна из фотографий на третьей полосе заставила его застыть на месте. Страница повисла в воздухе. На снимке был изображен труп с веревкой на шее. Он узнал того, кого тащил на собственном горбу. Ниже шел заголовок: «Странное убийство».
Под заголовком шел анализ следствия. Во время дежурства сержант отдела по борьбе с бандитизмом Арчи Хористер и лейтенант из полиции нравов Мо Голдфилл взяли из гаража управления полицейскую машину и уехали в неизвестном направлении. До сих пор остается неясным, что связывало этих людей между собой? Их служебные интересы никогда не пересекались, и работали они в разных концах здания. Никто их никогда вместе не видел. К утру патрульная машина была найдена у отеля «Мери-Стар». О ней сообщил в ближайший участок портье отеля. К полудню был обнаружен труп лейтенанта Голдфилла на крыше лифта того же отеля. Он был задушен шелковой бельевой веревкой, никто не видел, как лейтенант заходил в отель. Однако, следственная бригада установила, что в отель можно проникнуть через котельную, на двери которой был сорван замок. На угле обнаружены следы ног, но следы ведут к выходу, а не внутрь. К сожалению, и вынужденный ночной напарник лейтенанта сержант Арчи Хористер исчез. Он не появился на работе и его нет дома. Мы должны оговориться сразу и предупредить, что у следственных органов нет никаких подозрений в адрес сержанта. Он проявил себя отличным работником правопорядка и прекрасным семьянином. У Хористера трое детей и отличная жена, которая все еще ждет его и надеется на его возвращение. Управление внутренних дел Лос-Анджелеса просит сообщить всех, кто видел или знает, где находится сержант Арч Хористер.
Ниже размещался небольшой снимок сержанта. Это была увеличенная копия снимка со служебного удостоверения, и по такой фотографии трудно узнать человека. Коттон был уверен, что никогда не видел этого человека, но он также был уверен, что сержант остается подозреваемым номер один, и пока его не найдут, других версий не будет. Коттон понял, что всю ночь, сумасшедшую ночь, проведенную в отеле, он боялся «Летучего голландца». Некой патрульной машины с потушенными огнями. Оставил бы ее сержант в другом месте, все могло бы сложиться по-другому.
И все же Райнер ушел через котельную. Кого же он боялся? Не лейтенанта же из полиции нравов? Но лейтенант мог представиться и по другому. Значки у полицейских одинаковые. Никто номера не запоминает и в управление не звонит…
Мысль Коттона была оборвана, как веревка висельника с третьего выстрела.
— Даг! Ты оглох или заболел? Я не врач. Ты ошибся дверью.
Коттон отбросил газету в сторону.
— Сколько ты получаешь на студии?
— К чему ты клонишь?
— Я не клоню, я спрашиваю тебя о заработке.
— Триста в неделю!
— Мечтатель! Талант твой того стоит, но ни один продюсер с тобой такой контракт не подпишет.
— Чего ты хочешь?
— Нанять тебя.
— Только сумасшедший добровольно согласится с тобой работать…— Значит ты сумасшедший. Плачу пятьсот в неделю.
— А я не говорил, что я здоров! Все мы сумасшедшие, но деньги вперед… Наличными. На сколько недель?
— Ничего не знаю. Сценария нет, снимаем все, что видим.
— Тебе не кажется, что двое сумасшедших — это уже много.
— Послушай, Митч, мы снимаем документальный фильм. Все будет решать монтаж. Несколько дней в Нью-Йорке и пару недель здесь ты будешь снимать из-за угла. Тебя никто не будет видеть.
— Это называется «скрытая камера». Но эти методы беззаконны.
— — Но нет законов, запрещающих снимать все, что хочешь.
— Военные объекты.
— Они нам не нужны. Мы делаем фильм о фальшивках. Идея уже сидит во мне. Мы назовем фильм «Кривые зеркала». Это будет настоящий фурор!
— А свет! Для съемок нужно много света.
— Света там столько, сколько на солнце.
— Кто продюсер?
— Я. Все — только я и ты. Мы вдвоем.
— А ты знаешь, сколько стоит пленка, во сколько обойдется прокат камеры, лаборатория? Бешеные деньги.
— Они у нас есть! Слушай меня внимательно, ты отказываешься от всех контрактов на следующий месяц. Арендуешь помещение под лабораторию, обуетраиваешь его, достаешь камеру и пленку. Обус-траиваешь лабораторию и послезавтра утром вылетаешь в Нью-Йорк. Дашь мне телеграмму, и я тебя встречу.
Коттон взял свой сверток, распечатал один край и вытащил пачку сотенных купюр.
— Здесь десять тысяч. Это на аренду и камеру. Желательно, чтобы она была компактной, как у ребят их хроники.
— Этого не хватит. Они потребуют гарантий и задаток. А пленка? Коттон достал еще две пачки.
— Бери. Это лишь начало. Мы не должны себе ни в чем отказывать. Найми двух лаборантов, и нам еще понадобится монтажный стол. Ребята должны работать день и ночь.
— Нужны микрофоны и магнитофоны. Ты об этом подумал? Звуковая дорожка!
— 0'кей, Митч. Здесь миллион долларов. Распоряжайся сам. Я тебе доверяю! Но уровень должен быть наивысший.
— Ты обчистил национальный банк? И без того узкое лицо Митча вытянулось еще больше, когда на его грязный стол посыпались пачки в банковской упаковке.
— За все отвечаю я сам, Митч. Я продюсер, режиссер и автор. Твое дело — техника!
— И ты хочешь, чтобы я все подготовил за завтрашний день.
— Точно. Послезавтра с камерой в руках я жду тебя в Нью-Йорке. Съемки начинаем в «Метрополитен». Запомни. Меня зовут Робин Райнер, и для всех ты — мой личный секретарь. Подбери хорошую сумку для кинокамеры, чтобы посторонние не догадались, что ты в ней носишь. Заряди пленкой несколько кассет сразу и сложи их в чемодан с бельем. Сейчас трудно предположить, сколько по времени будет длиться каждый съемочный день. В Нью-Йорке тебе придется побегать, и не исключено, что там мы откроем филиал нашей студии.
Уилдинг не мог оторвать взгляда от кучи денег и только кивал головой.
— А они настоящие, Даг?
— Можешь взять одну штучку и пойти пропить на радостях, но завтра ты должен включиться в работу и забыть обо всем на свете.
— Я уже забыл!
Коттон похлопал приятеля по плечу и ушел. Он не сомневался, что Митч сделает все, как надо.
Вернувшись в грязный отель, где он оставил свои вещи, Коттон заполнил дневник и сделал несколько набросков сценария. Он пытался выработать общую концепцию, но ничего не получалось. Все сводилось к тому, что сценарий здесь не нужен. Понадобится сопроводительный текст. Комментарий, легкий, ненавязчивый, чтобы зритель не чувствовал себя полным идиотом.
Коттон порвал наброски и в этот вечер вылетел в Нью-Йорк.
Флейшер отказался приезжать в курятник дважды и появился в зале аэропорта за двадцать минут до вылета.
Он привез ему свидетельство, оформленное с излишней напыщенностью и заверенное у нотариуса задним числом, что Даг Коттон является дипломированным литератором и работает под псевдонимом Робин Райнер.
— Это бумага тебя не спасет, но от крупных неприятностей огородит. Если тебя посадят, то я решусь на этот кошмарный перелет и появлюсь в Нью-Йорке. Но не забывай главного. В любой момент, в любом месте ты должен иметь возможность на заявление, что ты не самозванец, ибо никогда и никому не представлялся Робином Райнером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
— Хорошо. Я подожду.
Коттон отвык от таких разговоров и чувствовал себя очень глупо. Он не знал, как внушить девушке, что такого с ним никогда не случилось. Он не умел легко и непринужденно притягивать красоток к себе и в нужную секунду опрокидывать их на кровать. Но может быть Синтия понимала это и ей нравилось такое неуклюжее ухаживание и растерянность.
— Я должна ехать с тобой.
— Нет. Ты права. Картину я завезу завтра утром. Сам завезу. Там, где она находится, тебе лучше не появляться. Но мне хотелось бы еще немного побыть с тобой. Ты помнишь ресторан в Нью-Йорке, как мы танцевали до утра?
— В моей комнате есть проигрыватель и пластинки. Правда, у меня нет вина и свечей.
— Я и без вина пьяный.
— Тогда пойдем.
Синтия открыла дверцы огромного шкафа из черного дерева, задняя стенка поднялась вверх, и они оказались в другой комнате.
На следующее утро Коттон приехал к дому Троутона-Эльмира, но ни хозяина, ни его секретарши не застал. Его встретил индус и провел в холл первого этажа.
— Хозяин уехал до вечера. Мисс Синтия сопровождает хозяина. Они делают покупки. Вы можете оставить послание, оно будет передано.
Коттон усмехнулся.
— Веселый ты малый. Знал бы ты сколько стоит это послание!
— Миллион долларов, сэр. Эти деньги оставлены для вас.
Индус достал из резной тумбочки сверток и положил его на инкрустированный столик, где стоял телефон.
— Это деньги, сэр. Вы можете пересчитать. Но я знаю, что хозяин никогда не ошибается.
Коттон долго не мог прийти в себя.
— Ну, а то, что я принес, ты будешь проверять?
— Я все передам, как есть, сэр. Коттон положил на кушетку у вешаяки завернутую в бумагу и перевязанную картину и взял сверток.
— Что ж. Будем жить на доверии. Это твой хозяин научился у индусов, или еще у кого, но только не у американцев. Тут нужен глаз, да глаз!
— Но вы ведь тоже из Европы, а не американец, мистер Райнер.
Коттон поперхнулся. Здесь все знают все. Генри был прав, язык надо держать за зубами.
— Передай хозяину, что пять картин Дега должны быть в музее «Метрополитен» двенадцатого утром. Точнее, послезавтра. Я не отвечаю за сохранность и доставку.
— Я вас понял, сэр. Вы хотите взглянуть на эти работы сейчас?
— Нет. Я взгляну на них со всеми экспертами музея. Надеюсь, что они будут подписаны автором.
— Я все передам, сэр.
Коттон вернулся к ждавшему его у ворот такси и попросил отвезти его на «Парамаунт».
Попадая в святую святых фабрики грез, Коттон чувствовал волнение. Он не появлялся здесь уже год, и ему не хватало этого воздуха, этой атмосферы, этих людей. Здесь можно было встретить Цезаря и Линкольна, Жанну Д'Арк и Елизавету Викторию Английскую. Эти люди были заражены той же болезнью, что и Коттон, но мир относился к ним с симпатией и даже обожанием. Это устраивало всех. Даже тех, кто сидел без работы, и их объединяло то, что их больше, и то, что они жили надеждой.
Кто— то здоровался с Коттоном, кто-то не замечал его, кто-то похлопывал его по плечу, но равнодушных не оставалось.
Он вошел в дверь, где висела табличка: «Кадры».
Милая сорокалетняя стерва показала ему белые, немного испачканные помадой зубы и спросила:
— Итак, душечка, ты хочешь наняться в осветители?
— Скажи мне, остренький язычок, а кто из хороших операторов сейчас не у дел?
— Хорошие операторы стоят за камерами. в павильонах, а остальные сшиваются в многочисленных пивных близлежащих районов.
— Тонко замечено, ядовитые зубки, но даже на гениев работы не хватает.
— Зачем тебе нужен Митч?
— Ага! Значит Митчелл Уилдинг свободен. Спасибо, моя прелестная гремучая змейка, кролик за мной.
— Какой еще кролик?
— Которого ты будешь пожирать взглядом, а я уже ухожу.
Митчелл Уилдинг был одним из лучших операторов Голливуда, он хорошо знал Коттона и неплохо к нему относился, когда не работал на его картинах. Коттон изводил всех, требуя снимать один эпизод с бесконечными текстовыми переделками.
Коттон застал гения дома за чисткой зубов. Уилдинг жил один после того, как от него ушла жена, которую он впихнул в запертые ворота «Парамаунта», и она получила роль подруги сестры главной героини.
То, что пытался ему объяснить Уилдинг с щеткой во рту, Коттон не слушал. Он устроился в продавленном кресле в крошечной комнате и налили сам себе из кофейника горячего кофе. Когда вернулся хозяин, то ему пришлось заваривать кофе заново.
— Ты зачем пожаловал, Даг? Учти, что я ни на какие аферы не подряжаюсь. У меня полно работы, на носу два сложных проекта и куча не проявленной пленки.
Коттон молчал. Он ждал, пока Уилдинг успокоится и сядет пить кофе. Пока тот заваривал новую порцию. Коттон поднял с пола старую газету и прочитал ее.
Одна из фотографий на третьей полосе заставила его застыть на месте. Страница повисла в воздухе. На снимке был изображен труп с веревкой на шее. Он узнал того, кого тащил на собственном горбу. Ниже шел заголовок: «Странное убийство».
Под заголовком шел анализ следствия. Во время дежурства сержант отдела по борьбе с бандитизмом Арчи Хористер и лейтенант из полиции нравов Мо Голдфилл взяли из гаража управления полицейскую машину и уехали в неизвестном направлении. До сих пор остается неясным, что связывало этих людей между собой? Их служебные интересы никогда не пересекались, и работали они в разных концах здания. Никто их никогда вместе не видел. К утру патрульная машина была найдена у отеля «Мери-Стар». О ней сообщил в ближайший участок портье отеля. К полудню был обнаружен труп лейтенанта Голдфилла на крыше лифта того же отеля. Он был задушен шелковой бельевой веревкой, никто не видел, как лейтенант заходил в отель. Однако, следственная бригада установила, что в отель можно проникнуть через котельную, на двери которой был сорван замок. На угле обнаружены следы ног, но следы ведут к выходу, а не внутрь. К сожалению, и вынужденный ночной напарник лейтенанта сержант Арчи Хористер исчез. Он не появился на работе и его нет дома. Мы должны оговориться сразу и предупредить, что у следственных органов нет никаких подозрений в адрес сержанта. Он проявил себя отличным работником правопорядка и прекрасным семьянином. У Хористера трое детей и отличная жена, которая все еще ждет его и надеется на его возвращение. Управление внутренних дел Лос-Анджелеса просит сообщить всех, кто видел или знает, где находится сержант Арч Хористер.
Ниже размещался небольшой снимок сержанта. Это была увеличенная копия снимка со служебного удостоверения, и по такой фотографии трудно узнать человека. Коттон был уверен, что никогда не видел этого человека, но он также был уверен, что сержант остается подозреваемым номер один, и пока его не найдут, других версий не будет. Коттон понял, что всю ночь, сумасшедшую ночь, проведенную в отеле, он боялся «Летучего голландца». Некой патрульной машины с потушенными огнями. Оставил бы ее сержант в другом месте, все могло бы сложиться по-другому.
И все же Райнер ушел через котельную. Кого же он боялся? Не лейтенанта же из полиции нравов? Но лейтенант мог представиться и по другому. Значки у полицейских одинаковые. Никто номера не запоминает и в управление не звонит…
Мысль Коттона была оборвана, как веревка висельника с третьего выстрела.
— Даг! Ты оглох или заболел? Я не врач. Ты ошибся дверью.
Коттон отбросил газету в сторону.
— Сколько ты получаешь на студии?
— К чему ты клонишь?
— Я не клоню, я спрашиваю тебя о заработке.
— Триста в неделю!
— Мечтатель! Талант твой того стоит, но ни один продюсер с тобой такой контракт не подпишет.
— Чего ты хочешь?
— Нанять тебя.
— Только сумасшедший добровольно согласится с тобой работать…— Значит ты сумасшедший. Плачу пятьсот в неделю.
— А я не говорил, что я здоров! Все мы сумасшедшие, но деньги вперед… Наличными. На сколько недель?
— Ничего не знаю. Сценария нет, снимаем все, что видим.
— Тебе не кажется, что двое сумасшедших — это уже много.
— Послушай, Митч, мы снимаем документальный фильм. Все будет решать монтаж. Несколько дней в Нью-Йорке и пару недель здесь ты будешь снимать из-за угла. Тебя никто не будет видеть.
— Это называется «скрытая камера». Но эти методы беззаконны.
— — Но нет законов, запрещающих снимать все, что хочешь.
— Военные объекты.
— Они нам не нужны. Мы делаем фильм о фальшивках. Идея уже сидит во мне. Мы назовем фильм «Кривые зеркала». Это будет настоящий фурор!
— А свет! Для съемок нужно много света.
— Света там столько, сколько на солнце.
— Кто продюсер?
— Я. Все — только я и ты. Мы вдвоем.
— А ты знаешь, сколько стоит пленка, во сколько обойдется прокат камеры, лаборатория? Бешеные деньги.
— Они у нас есть! Слушай меня внимательно, ты отказываешься от всех контрактов на следующий месяц. Арендуешь помещение под лабораторию, обуетраиваешь его, достаешь камеру и пленку. Обус-траиваешь лабораторию и послезавтра утром вылетаешь в Нью-Йорк. Дашь мне телеграмму, и я тебя встречу.
Коттон взял свой сверток, распечатал один край и вытащил пачку сотенных купюр.
— Здесь десять тысяч. Это на аренду и камеру. Желательно, чтобы она была компактной, как у ребят их хроники.
— Этого не хватит. Они потребуют гарантий и задаток. А пленка? Коттон достал еще две пачки.
— Бери. Это лишь начало. Мы не должны себе ни в чем отказывать. Найми двух лаборантов, и нам еще понадобится монтажный стол. Ребята должны работать день и ночь.
— Нужны микрофоны и магнитофоны. Ты об этом подумал? Звуковая дорожка!
— 0'кей, Митч. Здесь миллион долларов. Распоряжайся сам. Я тебе доверяю! Но уровень должен быть наивысший.
— Ты обчистил национальный банк? И без того узкое лицо Митча вытянулось еще больше, когда на его грязный стол посыпались пачки в банковской упаковке.
— За все отвечаю я сам, Митч. Я продюсер, режиссер и автор. Твое дело — техника!
— И ты хочешь, чтобы я все подготовил за завтрашний день.
— Точно. Послезавтра с камерой в руках я жду тебя в Нью-Йорке. Съемки начинаем в «Метрополитен». Запомни. Меня зовут Робин Райнер, и для всех ты — мой личный секретарь. Подбери хорошую сумку для кинокамеры, чтобы посторонние не догадались, что ты в ней носишь. Заряди пленкой несколько кассет сразу и сложи их в чемодан с бельем. Сейчас трудно предположить, сколько по времени будет длиться каждый съемочный день. В Нью-Йорке тебе придется побегать, и не исключено, что там мы откроем филиал нашей студии.
Уилдинг не мог оторвать взгляда от кучи денег и только кивал головой.
— А они настоящие, Даг?
— Можешь взять одну штучку и пойти пропить на радостях, но завтра ты должен включиться в работу и забыть обо всем на свете.
— Я уже забыл!
Коттон похлопал приятеля по плечу и ушел. Он не сомневался, что Митч сделает все, как надо.
Вернувшись в грязный отель, где он оставил свои вещи, Коттон заполнил дневник и сделал несколько набросков сценария. Он пытался выработать общую концепцию, но ничего не получалось. Все сводилось к тому, что сценарий здесь не нужен. Понадобится сопроводительный текст. Комментарий, легкий, ненавязчивый, чтобы зритель не чувствовал себя полным идиотом.
Коттон порвал наброски и в этот вечер вылетел в Нью-Йорк.
Флейшер отказался приезжать в курятник дважды и появился в зале аэропорта за двадцать минут до вылета.
Он привез ему свидетельство, оформленное с излишней напыщенностью и заверенное у нотариуса задним числом, что Даг Коттон является дипломированным литератором и работает под псевдонимом Робин Райнер.
— Это бумага тебя не спасет, но от крупных неприятностей огородит. Если тебя посадят, то я решусь на этот кошмарный перелет и появлюсь в Нью-Йорке. Но не забывай главного. В любой момент, в любом месте ты должен иметь возможность на заявление, что ты не самозванец, ибо никогда и никому не представлялся Робином Райнером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24