Нет ничего антисанитарного в том, чтобы позволить собаке предварительное мытье посуды. Мы же не возражаем, чтобы из нашей посуды ели друзья, так какая беда, если из нее ест пес?
Моя спальня могла бы быть премиленькой — в один прекрасный день таковою станет. Она окрашена в белый цвет, в ней белые шторы. Диван под наклонным окном увеличит само окно, а еще там хватит места для качалки и большого шкафа. Но этим я обзаведусь когда-нибудь. А пока комната обставлена очень скудно. Кровать королевских размеров, с дубовой спинкой в изголовье. Приставка для расширения кровати — из маленьких белых секций на темном основании. Под кроватью — выдвижные ящики. Там было и гнездо Винни, но, когда она умерла, я вымыла ящик и выставила ее постель в подвал. К аккуратности я привыкла, пожалуй, потому, что, когда была ребенком, все, что бы я ни оставляла валяться, погибало: было изгрызено или закопано.
Я решила, что Рауди приятнее всего будет остаться в моей комнате. Перед тем как лечь, я погасила верхний свет и включила ночник. У кровати с обеих сторон есть по встроенному ночному столику. Это хорошая кровать. По-моему, лучше купить одну стоящую вещь, чем уйму дешевки. Рауди побрел ко мне — жетоны на его ошейнике зазвякали. Не та была ночь, чтобы оказаться разбуженной собачьими жетонами. Я расстегнула ошейник и положила на ночной столик.
Не могу объяснить, но, по-моему, в тот миг, когда я снимала с него ошейник, он понял — что-то не так. Положил обе передние лапы на кровать и уставился на меня. Что мне нравится в маламутах — так это то, что им не обязательно быть всем капля в каплю схожими. У Рауди морда сплошь белая — безо всякой черноты вокруг глаз или пасти, — кроме носа, черного, каким ему и следует быть. Он выглядел столь разумным, что я почувствовала, будто обязана объяснить ему, почему он здесь. Может, это и глупо, но я это сделала. Рассказала ему и о Винни.
— Она была истинно высшего класса, — сказала я. — Мне ее подарила моя мама. Теперь я их обеих потеряла. Ты должен понять, что замены я не ищу.
Он прижал уши, раскрыл шире некуда свои миндалевидные глаза и положил лапищу мне на руку. Поговорив с ним, я выключила ночник и проспала до семи утра. Меня разбудил телефонный звонок. Это был Стив, напросившийся завтракать. Обычно я ему говорю, чтобы шел в «Макдоналдс» и дал бы мне еще поспать, но мне хотелось пообщаться с ним до визита Кевина. Я не была уверена, нужно ли рассказывать Кевину о Маргарет Робишод, и Стив мог дать мне беспристрастный совет. Ведь клуб уволил ее более чем за год до прихода Стива.
Согласно стандартам АКС, лайка не пес-однолюб, и для Рауди было благом, что он соответствовал стандарту. Не похоже было, что он тоскует по д-ру Стэнтону. Я на минутку выпустила его во двор, а вернувшись в дом, он проводил меня до двери ванной. Винни, которая любила воду, обычно оставалась в ванной и составляла мне компанию, пока я принимала душ, — всегда надеялась, что я ее к себе приглашу; но, даже когда я закрыла воду и стала сушить волосы, Рауди по-прежнему стоял в коридоре с недоверчивым выражением на морде.
Стив с Индией пришли в четверть восьмого. Я рассказала Стиву о Рауди по телефону, и мы рассудили, что он вполне может привести с собой Индию. Рауди с Индией знали друг друга, а если бы и не знали — самец и самка редко дерутся. Иное дело — два самца. А для смертельной схватки, боя по существу, не ради простой бравады, нужны две суки, которые не любят друг друга. Пожалуй, это звучит как антифеминистское высказывание, но что правда, то правда.
После того как собаки обнюхались и мы сводили их во двор — я подчиняюсь закону поводка, — Стив меня поцеловал.
— Так доброе утро, прелестная Холли, — сказал он.
Одно из последствий частого обращения к собакам в том, что начинаешь и с людьми говорить тем же тоном. Он погладил меня по волосам. Глаза у него — голубее не бывает.
— Знаешь, твои волосы чуть ли не первое, что я в тебе отметил. Мне захотелось к ним прикоснуться.
— Линатон. Секрет профессиональных конюхов. Возвращает шкуре лоск и блеск. И придает особую привлекательность омлету. — Я поставила на стол тарелку. — Ну, выкладывай! — добавила я, когда мы начали есть.
— Не уверен, что смогу.
Вечно он не уверен, что сумеет что-либо объяснить. На самом-то деле он привык объяснять сложные ветеринарные проблемы обеспокоенным владельцам животных, и здорово это умеет. Говорит он тихо и медлительно, у него теплый голос — хороший голос для собак. И для женщин.
— Позволь тебя подтолкнуть, — сказала я. — Ты, Лин, Диана и д-р Стэнтон работали с Розой. Вы уложили собак в укладку.
— Верно. Лин, Диана и я пошли в тот коридор за конторкой.
— Который был час?
— О Боже, не знаю. Без четверти девять, что ли? Потом ты окликнула Диану — ее Курчи встал, — и она ушла. Вернулась. Потом Роза позвала нас всех назад. Я увидел — ты мне машешь, и попросил тебя включить прожекторы.
— Это сделал Джерри.
— Так или иначе, я понял, что он мертв, как только его увидел, но должен был поступать как положено. Я велел тебе позвонить в «Скорую».
— И в полицию, — дополнила я.
— Верно. То, что произошло, было очевидно. Сняв поводок с Рауди, он повесил его себе на шею. Тот тонкий, кожаный, с полдюйма шириной и с четверть дюйма толщиной. Он и Рон ушли вместе, и Рон удалился в туалет.
— Зачем же он удалился?
— Зачем и все, по-моему, — просветил меня Стив. — Это выглядит как-то странно, но при его Виксен удалиться можно. При любой другой собаке Роза может позвать тебя назад, но Виксен никогда не встает во время укладки. Ты что, видишь в Роне убийцу?
— Конечно нет, — ответила я. — Просто это как-то странновато. В полиции к нему могли привязаться. Ты не знаешь как?..
— Ничего такого не слышал, — сказал Стив. — Потом Стэнтон вышел и встал на лестнице. Кто-то либо поднялся к нему туда, либо оставил его открыть воротца и выйти на лужайку. В любом случае этот «кто-то» подобрался к нему сзади, выскочил вперед и схватил поводок.
— Знаешь, если к нему кто-то подкрался, он вряд ли его увидел. Я имею в виду, что он почти точно его не увидел, и не убеждена, что услышал. У него было и впрямь плохое зрение, и не уверена, хорошо ли он слышал.
— Не слишком хорошо, — откликнулся Стив, словно анализируя данные о стареющем сеттере. — Для его возраста недурно, но и не остро. Он мог стоять на нижней ступеньке. Этот малый мог оставить воротца открытыми и ждать рядом с арсеналом, на лужайке. Там темно. И когда Стэнтон туда вышел, этот малый мог пройти через открытые воротца пригнувшись, а потом встать прямо позади него. Секундное дело. Одно тебе скажу. Он, этот малый, не слабак и, наверное, проделал это по-настоящему быстро. По-моему, Стэнтон так и не понял, что произошло. Он стоял там одну секунду, а в следующую секунду поводок так стянули, что он не мог сопротивляться. Он был немолод, но мужчина крупный, плотный.
— Так кто же был этот малый? — спросила я.
— Ну, этот бродяжка, как там его зовут, Шагг кажется. Его забрали.
— Ох, гады, — сказала я. — Неужели?
— Да разве не ты сама его видела?
— Да, — сказала я. — Видела, как он убегал, но он всегда убегает. Или еще подходит и называет свое имя, а потом о чем-то бубнит. Половины и не разберешь. Или пробубнит что-то непонятное, а потом скажет: «Мне не положено этого говорить». Видимо, кто-то пытался внушить ему не говорить чужим жалких слов. Но понимаешь, он только пьет, рассчитывается за банки-бутылки, которые сдает, да шляется. В Кембридже где его только не встретишь! Я с ним иногда разговариваю, во всяком случае пытаюсь. Он любит собак.
— Значит, он не способен был такое проделать, так, по-твоему?
— Не в том дело, — ответила я. — Просто не вижу в нем насильника. Знаешь, будь он обыкновенным парнем в деловом костюме, его не арестовали бы.
— Будь он обыкновенным парнем в деловом костюме, он не болтался бы там, ожидая, когда откроют приют, — не без некоторой, признаю, правоты возразил Стив. — Но ты права. Его допросили бы, но не заграбастали. Если только у него не было какой-либо связи с доктором Стэнтоном.
— Не могу себе представить, что это сделал Гэл, — сказала я. — Но знаешь, он странного вида парень. Ты его когда-нибудь видел?
— Что-то не припомню.
— Если его выкупать, выбрить и одеть в костюм от Братьев Брук, он выглядел бы словно прибыл в город на заседание совета гарвардских попечителей или что-нибудь в этом духе. У него чистопородная внешность. Боже, до чего же гадко! Зря я брякнула, что он там был. Кстати, мне нужно тебя кое о чем спросить. Ты знаешь Маргарет Робишод?
— Только по слухам.
— Ну так вчера вечером Кевин… Помнишь копа Кевина?
— Участник марафонов.
Я не отреагировала:
— Оказалось, он лейтенант. Так вот, он ко мне подвалил и задал несколько вопросов, и хочешь верь, хочешь нет, но фактически расспрашивал, были ли у доктора Стэнтона враги. Избитая дорожка! Так или иначе, я ничего не сказала обо всей этой кутерьме с Маргарет.
— Что же ты сказала?
— Ох, и не знаю. Что у Стэнтона характер был не сахар, а это правда. Что-то в таком роде, туманное. Так или этак, Кевин собирается сегодня сюда заявиться, главным образом по поводу этой заварушки с Гэлом, а мне лучше, может, и вообще помалкивать. Я имею в виду… я ведь считала, что она как ведущий дрессировщик — сущее Божье наказание, и радовалась, когда ее ушли, но…
— Вчера вечером ее там не было?
— Боже упаси. Что она забыла в клубе?
— Слушай, а почему попросту не сказать правду? У тебя ведь нет никакой тайной информации, да и все дело совершенно гласное. Не скажешь ему ты, так скажет кто-нибудь другой.
После того как Стив ушел на пятничный прием, я принялась за свою колонку, где обсуждала электронные ошейники от блох. Винни обычно спала у моих ног под кухонным столом, покуда я писала, но Рауди явно решил, что спальня — его логово, свернулся там и проспал все утро на том месте, где под окном должен был когда-нибудь разместиться диван. На вечерней прогулке он, против ожидания, вел себя далеко не как чудовище. Необученная лайка обойдется с вами как с ездовыми нартами, но Рауди всего пару раз проволок меня по улице, завидев чужих собак. Лайка может вас и не защищать и уж точно не будет охранять ваш дом, но если чужой пес когда-нибудь попытается напасть на вас сзади или что-нибудь у вас стащить, то вы в надежных лапах. К тому времени, когда мы вернулись с прогулки, трое людей успели мне сказать, что у меня очень славная лайка. В первый раз я ответила, что пес не мой. Во второй — что он вовсе маламут. В третий раз просто сказала «спасибо».
Глава 4
Когда мы входили в дом, телефон заливался. Рэй Меткалф желал знать, смогу ли я вечером встретиться с ним, Лин и другими. К стыду моему, я забыла: главнейшее, что было на уме у Рэя, не убийство д-ра Стэнтона, а состязание по кунштюкам, которое мы планировали на следующую неделю. Дабы замазать вину, я предложила встретиться у меня дома, и Рэй согласился. Едва повесив трубку, я услышала — у дверей Кевин.
— Что хорошенького поделываешь, Холли? Пса нянчишь, а?
При звуках его голоса кое-кто шлепнулся брюхом вверх, прикрыв глазамв ожидании блаженства. Не я.
— Здесь временно воспитательный дом, — объявила я. — Входи. Я решила тебе все рассказать.
— Все… Так моя работенка окончена, а? Он нагнулся, поскреб косматую грудь Рауди, почесал ему шею и повторил это своим предназначенным для разговора с собаками голосом. Дважды повторил: — Так моя работенка окончена, а? Так моя работенка окончена, а?
— Нет, — сказала я. — Просто я решила, раз вы арестовали Гэла, у которого нет никакой причины убивать доктора Стэнтона, то должны услышать о том, у кого она есть, или хоть что-то в этом роде. Таким образом, вы сможете арестовать двух невиновных людей вместо одного-единственного.
В этом месте я хочу признаться, что существовали две причины, по которым я считала Гэла невиновным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29