— Что с ним?
— Он в тюрьме. Арестован в связи с расследованием убийства Эда Бонифейса.
— В тюрьме? — Я уставился на него. Он тоже уставился на меня, изумленный эффектом, который произвели на меня его слова. — Это... очень хорошая новость, — сказал я. — Но как...
— Они там в полиции хорошо работают, — сказал Сайлем.
Я ничего не ответил. И испытал небывалое облегчение. Мне теперь ничто не угрожало; больше не придется вздрагивать при каждом шорохе. Осталось только выйти в море и выиграть гонку.
Дуг вдруг сменил тему.
— Я пошлю на борт наших операторов, — сказал он, — из рекламного отдела.
— Отлично, — поддержал я.
Мы побеседовали с журналистами. Для приличия немного выждав, я ушел.
Снова началась суета. Собрание шкиперов и метеосводки. Затем пришли операторы и начали нас снимать. Они дали нам камеру и объяснили, как она работает. По указанию режиссера мы подвесили ее к потолку кубрика.
— Не разбейте, — предостерегал режиссер. — Она ужасно дорогая. Куплена и предоставлена вам лично господином Сайлемом. Он сказал, что ее нужно установить как раз на этом месте, чтобы можно было все снимать, если вдруг случится что-нибудь непредвиденное. — Я удержался от замечания, что, если случится что-нибудь непредвиденное, нам будет чем заняться и без этой камеры.
Закончили мы, когда была уже полночь, и я от усталости валился с ног. Скотто всю ночь провел на трамполине. Я спал как убитый и проснулся на рассвете отдохнувшим и с огромным желанием заморить червячка.
Вскоре после восхода солнца послышались характерные звуки — повсюду на яхтах ставили на плиту чайники, готовясь к завтраку. На черной гладкой поверхности воды пошли волны от раскачивания яхт, по которым ходили люди. Чайки подняли крик, город зашумел, занимался день. Прогноз погоды в пять пятьдесят пять обещал легкий, переменчивый ветер, усиливающийся юго-западный, четыре-шесть баллов. Старт, видимо, будет небыстрым. Я вышел за бутербродами с беконом и заодно принял душ. Когда вернулся, мы проверили яхту от днища до верхушек мачт, скорее по привычке, чем по необходимости. То облегчение, которое я испытал, узнав об аресте Рэнди, не покидало меня и теперь. Мы не нашли никаких неисправностей.
В девять часов «Гекла» отошла от места стоянки и зашла в гавань. В девять пятнадцать на борт поднялись телеоператоры. Мы бегали по судну, Чарли и я, разворачивая паруса и натягивая их на блоки и киповые планки. Затем Скотто завел мотор катера и отъехал вперед, а я осторожно направил корпус нашей оранжевой яхты к носу волнореза, чтобы выйти к Зунду.
Морской горизонт за линией волнореза казался тончайшей голубой полоской.
— До прилива ветра не будет, — определил Чарли.
— Поднимем грот-мачту, — сказал я.
Пока мы ее поднимали, Скотто вел нас по ветру. Я отпустил штурвал, наклонился к лебедке и принялся ее крутить. Парус развернулся — операторы снимали. Когда это закончилось, я тяжело дышал и обнаружил, что под свитером был совершенно мокрым. Мы вышли в открытое море, где было достаточно волн, чтобы парус чуть трепетал, но ветер по-прежнему не дул.
Мы сидели на палубе, операторы задавали нам вопросы, а я отвечал как только мог спокойно, для этого приходилось делать над собой усилие. Ждали прилива. Стартовые катера сновали по морю, выстраиваясь в линию, которая протянулась между нами и Эддистоном. Все участники регаты были на месте, ожидая ветра. Белокрылые чайки кружили над белыми парусами. Над чайками стрекотали вертолеты.
— В любую минуту может подуть с востока, — сказал Чарли в девять двадцать девять. — Давай дрифтер.
Поднялся дрифтер. Вода по-прежнему была неподвижна, как черное зеркало.
— Это Жарре, — сказал я.
— Я тоже так думаю, — ответил Чарли.
Жарре вышел на линию. Он поднял большой легкий фок, но тот висел вяло: не было ветра, чтобы его наполнить.
За яхтой Жарре по зеркальной поверхности воды плыло темно-синее пятно.
— Поехали, — сказал Чарли. — Двадцать минут до старта.
— Я вас оставляю, — сообщил Скотто. — Вы победите.
Операторы спустились на катер и отплыли, не переставая снимать. «Гекла» медленно двигалась вокруг места старта. Дрифтер наполнился. Из-под носа «Апельсина-2» пошла легкая зыбь. Штурвал рвался из моих рук, как пойманная рыба.
— Попробуй от волнореза, пока есть время, — посоветовал Чарли.
В регате участвовало двадцать шесть яхт, и все, что могло держаться на воде на побережье Саут-Дейвона, вышло в море посмотреть на старт. Я провел «Апельсин-2» по центру, не замечая ничего вокруг.
— Пора выходить к линии старта, — сказал Чарли.
Мы двинулись. Я придерживал штурвал ногой, пока поднимал парус грот-мачты. «Апельсин-2» приближался к месту старта.
— Тринадцать минут до старта, — сообщил Чарли. — Остановись на минуту.
Я поднял все паруса. Они поймали ветер. Чарли присел у механизмов под мачтой.
— Отлично, — одобрил он. — На линию.
Раздался сигнал десятиминутной готовности.
— Вперед, — произнес я.
Ветер дул ровно, силой один-два узла, восточный. Мы взяли левее, подошли к шеренге яхт с правого края. Я переводил глаза с парусов на часы. За две минуты до старта за фокштагом я увидел разрыв, образовавшийся между тримараном и большим однокорпусным судном. Дрожа от нетерпения, я подался вперед. Жарре был готов к старту, чуть опережая нас, с пустыми парусами. Я видел, что он тоже напряжен; прилив быстро сносил его в сторону. Если он не будет осторожен, то может получить полчаса штрафного времени за каждые десять секунд пребывания в запретной зоне.
Вдали стала видна светло-синяя полоса воды. Наклонившись, я яростно вцепился в лебедку грот-мачты. Чарли тоже это увидел. Он подбежал и налег плечом на шкот дрифтера. Блестящий корпус «Апельсина-2» проскользнул в открывшееся пространство, устремившись к стартовому катеру. Черный борт восьмидесятифутового однокорпусного судна остался далеко позади. На всех яхтах стартовой линии — паруса. Их хлопанье было похоже на ружейную перестрелку. Вдруг шум утих, все шкоты парусов были выбраны. В воцарившейся тишине раздался стартовый выстрел.
Регата началась.
Глава 34
Справа от нас находились четыре катамарана. Наши большие паруса отняли у них ветер, и они отстали. Впереди по всему заливу слышалась сирена «Геклы», а на ее мостике были видны фигурки людей, машущих нам.
Я взглянул влево: именно оттуда следовало ждать неприятностей. На расстоянии двухсот футов, по другую сторону косяка мелкой рыбешки, «Виль де Жоже», словно гигантское водоналивное судно, качался на небольших волнах. Я видел Жарре и ле Барта, их команду, суетившуюся в кубрике, толкающуюся у огромных мачт. Они знали, что могут рассчитывать только на ветер и на то, что они были с наветренной стороны. Они не собирались уступить нам ни грамма этого ветра.
Взглянув на нашу грот-мачту, я отметил, что она была на одном уровне с мачтами Жарре. Я отвернулся на пару минут. Чарли до миллиметра сбалансировал паруса. Лишь слегка придерживая штурвал, я не делал резких движений, чтобы не сбить судно с курса, и «Апельсин-2» рассекал своими огромными корпусами водную рябь. Когда я снова поднял глаза, наша мачта была на уровне утлегаря Жарре.
Вдали уже был виден Эддистон. В небе появился вертолет, который снимал нас. Мы старались выглядеть бодро.
— Ветер меняется на южный, — сказал Чарли через полчаса. — Будем надеяться, что таким он и останется.
Если ветер южный, это значит, что область высокого давления над Англией сдвигается, уступая место сильным ветрам.
Мы прошли маяк так близко, что я слышал шум разбивающихся о прибрежные камни волн. Жарре был уже впереди на полмили. Чарли задал мне курс на Лизард, и я длинным изящным поворотом развернул судно.
Ближайший парусник отставал от нас на двести ярдов. Лаг показывал одиннадцать узлов. Впереди паруса Жарре стали увеличиваться. Но Чарли, время от времени поглядывая вперед, качал головой. Длинные косяки скумбрии медленно передвигались с запада. Показалась прибрежная полоса.
— Через два часа мы их протараним, — пообещал Чарли.
Поднялся сильный ветер, а с ним и волны. Когда в шесть часов мы прошли Лизард, небо стало серым, тяжелым, от порывов ветра нас захлестывал проливной дождь.
Из-за серого горизонта одна за другой накатывались волны. Началась обычная работа: крепко держать штурвал, смотреть на нос судна, который поднимался все выше и выше. Я направил «Апельсин-2» наискось, чтобы подрезать волну и избежать лишней качки. Но нас накрыло волной, грохот сотряс все яхту, волна разбилась о палубу, и поток воды с невероятной скоростью ринулся к корме. Поднималась еще одна волна. И еще одна. А после этих еще тысяча. Нам ничего не оставалось, кроме как мужественно переносить это.
К десяти часам ветер сменился на северо-западный, и мы закачались на больших черных бурунах. В паре сотен ярдов впереди, на фоне низкого облака, появился силуэт Бишоп-Рок. С маяка нам махали служители. Где-то за грязным ватным облаком садилось солнце.
Маяк зажегся, когда мы были в миле от него. Я разогрел консервы на плите, которая подпрыгивала, как кенгуру, и сварил суп из пакета. Мы поели так быстро, как только смогли, спрятавшись в кубрике, а мимо нас проносились потоки ревущей воды. Очертания Бишопа остались где-то позади и скоро совсем исчезли. «Апельсин-2» продолжал свой путь в ночи, швыряемый из стороны в сторону, раскачиваясь и кренясь, рассекая носом жесткие черные волны, накатывающиеся на нас с юго-запада Ирландии.
Мы с Чарли менялись каждый час. Больше часа за штурвалом выдержать было невозможно. Но и внизу ничуть не легче. Казалось, что лежишь внутри барабана в мокром спальном мешке.
Светало медленно. Я приготовил кофе, чтобы отметить начало дня, и хорошенько осмотрелся. Никаких яхт вокруг не было видно; не было ничего, кроме подернутого туманом серого моря. Дул северный ветер, освободивший нас от работы, мы неслись к Дарси-Хед. Где-то справа, в пятидесяти милях от нас, просыпалась Западная Ирландия.
Я пожарил яичницу с беконом и поел, потом взял штурвал, чтобы Чарли тоже позавтракал и занялся связью. Он усмехался, вернувшись через десять минут.
— Я поймал пару команд. Сказал, что мы в восьмидесяти милях к юго-востоку от Фастнета. Они удивились, что мы не видим друг друга. Теперь они отдохнут.
— Не рассчитывай на это, — сказал я. — Жарре не видно?
— Не-а, — ответил Чарли.
Мы прошли Дарси-Хед на скорости десять узлов, мимо птичьего базара на Скелиг-Майкл. У Бласкетс мы взяли курс к спокойным водам левого побережья островов Аран. Мы даже немного поснимали камерой. Ветер дул северный, и у глыб Коннемара мы снова поменяли курс. Видимость улучшилась, берег тянулся к северу полосой зеленых гор. Под нами бурлила синяя Атлантика; но эта Атлантика была пуста, не было видно ни одного паруса.
На вторую ночь ветер был легкий и переменчивый, мы постоянно меняли паруса. И начали уже уставать по-настоящему. В полночь я поймал себя на том, что склоняюсь над компасом, пытаясь затуманенным взором различить на нем N и W. Когда в час ночи Чарли сменил меня, я спустился вниз, положил голову на подушку и выключился, как свет. Вскоре я проснулся оттого, что он тряс меня за плечо. Стояла кромешная тьма.
— Ветер с юго-востока, — сообщил он.
Я почувствовал это, надевая ботинки. «Апельсин-2» несся вперед. Туман рассеялся. Я ощущал крайнюю усталость, которую замечаешь за два шага до полного истощения. «Область пониженного давления, 1012, медленно продвигается на северо-восток», — говорилось в метеосводке. Я наконец окончательно проснулся. Медленно перемещающаяся область пониженного давления означала здесь сильные ветры с юго-запада и запада. Это нам как раз и было нужно для длинного перегона от Ахилловых островов к Сент-Килде и Макл-Флаггу.
Я проглотил кофе двойной крепости с тремя кусками сахара и выбежал из кубрика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39