Проклятье! Вечно ты со своими фокусами, Амелия! Еще чуть-чуть – и я бы его...
– Еще чуть-чуть – и я услышала бы признание мистера Милвертона! Если в не ты со своими фокусами, Эмерсон! Когда наконец уймешь этот ребяческий задор и научишься думать, прежде чем...
– Нет, каково! Мне это нравится! Яйца курицу учат! – взорвался мой муж. – Ребяческий задор, видите ли! А как назвать твое дурацкое убеждение, будто всегда и во всем...
Тут подоспели остальные, начались расспросы, возгласы, вздохи облегчения, так что очередная супружеская шпилька своей цели не достигла. Минут через пять Эмерсон нехотя согласился, что преследовать неведомо кого среди нагромождения скал бессмысленно, и мы продолжили путь. Мой муж, потирая бедро и демонстративно припадая на одну ногу, возглавил процессию.
Я же как бы ненароком пристроилась к Милвертону. Предложив мне руку, юный джентльмен сдавленно хмыкнул.
– Прошу прощения, миссис Эмерсон... Услышал конец вашей беседы...
Господи! Пока я лихорадочно соображала, когда шла речь о признании – в начале или конце беседы с Эмерсоном, фотограф продолжил:
– Не сочтите за нахальство с моей стороны, но я заинтригован вашими с профессором отношениями. Вот вы набросились на него, сбили с ног... Неужели нельзя было как-то иначе?..
– Ни в коем случае. Если Эмерсон завелся, кроме как физическим насилием его не остановить. А если бы он не остановился... Представляете, чем могла закончиться эта безумная гонка? Ноги переломал бы или, чего доброго, в расселину свалился!
– Понимаю. Вот только он, кажется, не очень-то... м-м... оценил вашу заботу.
– О-о, не волнуйтесь, это у него манера такая. – Эмерсон, по-прежнему неубедительно подволакивая ногу, ковылял в десятке шагов от нас, но я и не подумала понизить голос. – Он же англичанин, а истинному англичанину не пристало проявлять нежные чувства на публике. Наедине со мной – другое дело. Уверяю вас, это самый любящий и заботливый...
Чаша терпения Эмерсона переполнилась.
– А ну, пошевеливайтесь! – заорал он. – Сами топчетесь на месте и остальных задерживаете!
Так-то вот. Надежда на признание мистера Милвертона таяла как дым. Дальше дорога шла круто вниз, и тут уж вообще не до разговоров – того и гляди шею сломаешь. Когда сквозь пальмовую рощицу замерцали огни Баскервиль-холла, на дорогу выбежал встревоженный нашим долгим отсутствием Вандергельт, и я уж было совсем отчаялась...
Во внутреннем дворе Милвертон поймал мою руку.
– Вы не передумали? – шепнул он. – Я могу рассчитывать...
Сквозь тлеющие угли надежды вмиг пробилось радостное пламя!
– Еще бы, – выдохнула я в ответ. – Не сомневайтесь.
– Что ты там бормочешь, Амелия? – Опять Эмерсон со своими вздорными обидами! – Поторопись же!
Откуда во мне столько терпения – одному богу ведомо. Я заскрипела зубами, стиснула рукоять зонта, но из последних сил удержалась и не опустила его на голову мужа.
– Уже иду!
Еще несколько шагов – и мы остановились у двери.
– В полночь, – прошелестело у самого моего уха. – На террасе.
III
Переступив порог, Эмерсон бросился по коридору к нашей спальне с такой скоростью, точно ему сам черт на пятки наступал. И я его прекрасно понимала – из глубин дома донесся сварливый бас мадам Беренжери, а эти звуки кого угодно вынудят к бегству. Как только я зашла в комнату и закрыла дверь, мой муж начал стонать и корчить страдальческие гримасы.
– Вот, полюбуйся! – Он продемонстрировал содранный локоть. – А все твои дурацкие манеры!
Может, я бы его и пожалела, но не в такой же критический момент!
– Только послушан, что сейчас произошло, Эмерсон! Ты из кожи лез, чтобы мне помешать, но... – Тут он, разумеется, встрял, а я повысила голос: – Мистер Милвертон готов обо всем рассказать! Ты понял?! Он готов сознаться? Мне – и больше никому!
– А погромче нельзя? – вскипел Эмерсон. – Тебя еще не все в доме услышали!
Справедливо, хоть и не слишком вежливо. Я перешла на шепот:
– Юноша места себе не находит. Уверена, он не задумывал убийства, его что-то подтолкнуло.
– Угу, – с издевкой хмыкнул мой муж. Отшвырнув рубашку в сторону, встал на резиновый коврик в ванне и взял губку. – А что он, собственно, сказал? Дословно?
– Спокойствия, как я посмотрю, тебе не занимать! – Я выхватила губку и сама принялась намыливать Эмерсону спину. – «Что сказал, что сказал»! До подробностей дело не дошло. Пока. Мы договорились встретиться в полночь...
– Совсем чокнулась, – умиротворенно заявил мой любящий супруг, выгнул под губкой спину и заурчал, как изнеженный кот. – Так я тебя и отпустил среди ночи на встречу с убийцей! За кого ты меня принимаешь, Пибоди?
– Я все продумала! – Губку сменило полотенце. – Ты пойдешь со мной. Спрячешься где-нибудь поблизости...
– Не выйдет! – Эмерсон отнял полотенце и собственноручно закончил туалет. – Сегодня ночью я буду сторожить гробницу. А ты запрешься на все замки и не сделаешь из спальни ни шагу.
– Что-что?! Сторожить гробницу?.. Но почему сегодня?
– Мы расчистили почти весь завал. Еще день, максимум два работы – и откроется вход в усыпальницу. Грабителям же, чтобы прорыть лаз, хватит пары часов.
Откуда ему знать, что конец коридора близок? Логичный, казалось бы, вопрос, но задавать его я не стала. Эмерсон – лучший археолог нашего, а скорее всего, и любого другого века. Обычную для мужчин несостоятельность он проявляет только в дрязгах со мной.
– А твоя охрана?
– Да что охрана! На нее надежды нет. Двое дурней, напуганных байками о проклятии фараона. Шакал взвоет поблизости – они и дадут деру. Но даже если и выстоят... все равно силы неравны. Два человека против десятков гурнехских воров! Нашу охрану просто-напросто в порошок сотрут!
– А теперь, значит, и тебя заодно с ними?
– На английского джентльмена эти стервецы напасть не посмеют.
– Ха и еще раз ха! Прикрываешься дурной славой гурнехцев и думаешь меня провести?! Испугался мадам Беренжери – так и скажи!
– Чушь! – фальшиво рассмеялся Эмерсон. – Хватит пререкаться, Пибоди. Умылась бы лучше. Давай-ка помогу расстегнуть...
Я увернулась от его протянутых рук.
– Не заговаривай мне зубы, Эмерсон, я тебя насквозь вижу. И будь любезен надеть штаны. Если надеешься, что при виде твоей бесподобной фигуры я все на свете забуду и...
На сей раз меня прервал не Эмерсон, хотя и он был совсем не прочь. В дверь постучали, мой муж заметался по комнате в поисках брюк, а голос служанки из-за двери передал приказ леди Баскервиль собраться в гостиной.
Я мигом умылась и переоделась, но в гостиную мы все-таки явились последними и были встречены напряженными взглядами, точно не к ужину опоздали, а на военный совет. Одна радость: мадам Беренжери к этому времени упилась до полубессознательного состояния; попыталась, правда, заключить в объятия Эмерсона, но промахнулась и сникла.
Зрелище впавшей в транс мадам вернуло моему мужу бодрое расположение духа, и он по-деловому четко выложил леди Баскервиль свои планы на ночь. Та сразу же в крик:
– Не-ет, Рэдклифф! Нет! Вы не можете так рисковать собой! Да пусть лучше от гробницы камня на камне не останется, чем хоть один волос упадет с вашей головы!
Мне лично за такое идиотское заявление влетело бы по первое число... но леди Баскервиль заработала не менее идиотскую улыбку профессора. Он даже изволил ласково похлопать по холеным пальчикам, что вцепились в его рукав:
– Ну-ну... Опасности нет, поверьте, дорогая.
– Согласен. – Экзальтированные вопли хозяйки ранили мистера Вандергельта в самое сердце. – Но мало ли что... Пройдусь-ка я, пожалуй, с вами, профессор. Как-никак два шестизарядника лучше, чем один. И надежный человек рядом не помешает.
Лучше бы он промолчал. Наша хозяйка зашлась в истерике. Да что же это такое! Да неужели ее бросят на съедение безжалостному чудовищу, которое расправилось со сторожем и чуть не убило Рэдклиффа!
На чары доморощенной актрисы Вандергельт оказался так же падок, как и мой супруг.
– Ив самом деле, – вскинулся он. – Нельзя оставлять дам без защиты.
Свои услуги предложили Карл и Милвертон. В конце концов сошлись на том, что Карл с Эмерсоном отправятся на охрану гробницы, а Милвертон с Вандергельтом станут сторожить дам. Эмерсон аж приплясывал от нетерпения и от ужина наотрез отказался. Пока на кухне готовили корзину с едой, я улучила минутку и чуть ли не силком вытащила мужа во двор.
– Мы не договорили, Эмерсон. Я настаиваю на встрече с Милвертоном. Учти – завтра он может и передумать!
– Не собирается Милвертон ни в чем признаваться, Амелия! Это полуночное свидание больше похоже на ловушку, а ты – на лису, которая мнит себя очень хитрой и суется прямо в капкан! Но еще вероятнее, что ваша встреча – всего лишь плод твоего безудержного воображения. В любом случае выходить за порог спальни я тебе запрещаю.
Неожиданно мрачный тон мужа слегка притушил мой пыл. Я бы, конечно, нашла что ответить, но тут Эмерсон, не обращая внимания на скользнувшую мимо Мэри, вдруг подался вперед и прижал меня к себе.
– Можешь ты хоть раз в жизни исполнить мою просьбу, Пибоди?! Я застрелюсь, если с тобой что-нибудь случится!
Он стиснул меня так, что сердце зашлось, и растворился в темноте. Миг спустя из дома донесся его нетерпеливый окрик:
– Так вы идете или нет, фон Борк?
Я подпирала спиной стену, держалась за ребра и хватала ртом воздух – одним словом, приходила в себя после нежного прощания.
– Не волнуйтесь, миссис Эмерсон... – раздался над самым ухом мелодичный голосок Мэри. – Все будет хорошо. Карл ведь рядом. Он предан профессору и защитит его от любой опасности.
– Да я и не волнуюсь. Ox... – По спине текли струйки пота, платье хоть выжимай. – Ну и жара.
– Сегодня очень жарко, – согласилась девушка, обняла меня за плечи и подтолкнула ко входу. – Пойдемте в гостиную, там посвежее.
Более отвратительного вечера я и не припомню. Леди Баскервиль очаровывала Вандергельта, игнорируя всех остальных. Милвертон погрузился в молчание и раздумья, и я, сколько ни пыталась, не смогла поймать его отрешенный взгляд. Мадам Беренжери отбуксировали в спальню, но присутствие этой особы черной тенью витало в гостиной. А главное – меня преследовали зловещие мысли о муже, моем дорогом Эмерсоне, подставляющем себя под удар не знающего жалости негодяя. Или даже шайки негодяев, из которых лишь один был нам известен. Беспощадный и полный ненависти Хабиб. Месть и жажда наживы – адская смесь, что кипела у него в душе, могла оказаться смертельной даже для такого сильного противника, как Эмерсон!
Разошлись мы рано; уже в десять часов я забралась в постель и опустила полог. Растроганная прощальным жестом мужа, отказалась даже от своей ночной вылазки. Но сон, как назло, не шел. Ну не спалось мне, и все тут! Я смотрела на призрачную лунную дорожку, что пролегла через комнату... долго смотрела. Часа полтора. Пока наконец не поняла, что не в силах противиться ее загадочному очарованию. Луна подмигивала мне и манила в мир тайн и открытий. Пришлось подчиниться.
Я неслышно встала с кровати. Приоткрыла дверь.
Сонную тишину ночи нарушали только монотонное жужжание насекомых да заунывный вой шакала где-то в горах. Через несколько минут из-за угла дома выступил темный силуэт и двинулся через двор. Так и есть! После смерти Хасана мой муж обещал заменить его одним из наших людей.
Меня это не смутило. В любом случае красться через двор было бы глупо. Я закрыла дверь, оделась, еще раз выглянула – чтобы убедиться, на месте ли наш сторож. И шагнула к окну.
Одним коленом упираясь в подоконник, занесла было и вторую ногу, как от стены вдруг отделилась черная глыба и знакомый голос пробормотал на арабском:
– Что желает Ситт-Хаким? Пусть Ситт скажет, ее верный слуга принесет.
Я чуть не свалилась с подоконника!
– Ситт-Хаким желает вылезти в окно, Абдулла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Еще чуть-чуть – и я услышала бы признание мистера Милвертона! Если в не ты со своими фокусами, Эмерсон! Когда наконец уймешь этот ребяческий задор и научишься думать, прежде чем...
– Нет, каково! Мне это нравится! Яйца курицу учат! – взорвался мой муж. – Ребяческий задор, видите ли! А как назвать твое дурацкое убеждение, будто всегда и во всем...
Тут подоспели остальные, начались расспросы, возгласы, вздохи облегчения, так что очередная супружеская шпилька своей цели не достигла. Минут через пять Эмерсон нехотя согласился, что преследовать неведомо кого среди нагромождения скал бессмысленно, и мы продолжили путь. Мой муж, потирая бедро и демонстративно припадая на одну ногу, возглавил процессию.
Я же как бы ненароком пристроилась к Милвертону. Предложив мне руку, юный джентльмен сдавленно хмыкнул.
– Прошу прощения, миссис Эмерсон... Услышал конец вашей беседы...
Господи! Пока я лихорадочно соображала, когда шла речь о признании – в начале или конце беседы с Эмерсоном, фотограф продолжил:
– Не сочтите за нахальство с моей стороны, но я заинтригован вашими с профессором отношениями. Вот вы набросились на него, сбили с ног... Неужели нельзя было как-то иначе?..
– Ни в коем случае. Если Эмерсон завелся, кроме как физическим насилием его не остановить. А если бы он не остановился... Представляете, чем могла закончиться эта безумная гонка? Ноги переломал бы или, чего доброго, в расселину свалился!
– Понимаю. Вот только он, кажется, не очень-то... м-м... оценил вашу заботу.
– О-о, не волнуйтесь, это у него манера такая. – Эмерсон, по-прежнему неубедительно подволакивая ногу, ковылял в десятке шагов от нас, но я и не подумала понизить голос. – Он же англичанин, а истинному англичанину не пристало проявлять нежные чувства на публике. Наедине со мной – другое дело. Уверяю вас, это самый любящий и заботливый...
Чаша терпения Эмерсона переполнилась.
– А ну, пошевеливайтесь! – заорал он. – Сами топчетесь на месте и остальных задерживаете!
Так-то вот. Надежда на признание мистера Милвертона таяла как дым. Дальше дорога шла круто вниз, и тут уж вообще не до разговоров – того и гляди шею сломаешь. Когда сквозь пальмовую рощицу замерцали огни Баскервиль-холла, на дорогу выбежал встревоженный нашим долгим отсутствием Вандергельт, и я уж было совсем отчаялась...
Во внутреннем дворе Милвертон поймал мою руку.
– Вы не передумали? – шепнул он. – Я могу рассчитывать...
Сквозь тлеющие угли надежды вмиг пробилось радостное пламя!
– Еще бы, – выдохнула я в ответ. – Не сомневайтесь.
– Что ты там бормочешь, Амелия? – Опять Эмерсон со своими вздорными обидами! – Поторопись же!
Откуда во мне столько терпения – одному богу ведомо. Я заскрипела зубами, стиснула рукоять зонта, но из последних сил удержалась и не опустила его на голову мужа.
– Уже иду!
Еще несколько шагов – и мы остановились у двери.
– В полночь, – прошелестело у самого моего уха. – На террасе.
III
Переступив порог, Эмерсон бросился по коридору к нашей спальне с такой скоростью, точно ему сам черт на пятки наступал. И я его прекрасно понимала – из глубин дома донесся сварливый бас мадам Беренжери, а эти звуки кого угодно вынудят к бегству. Как только я зашла в комнату и закрыла дверь, мой муж начал стонать и корчить страдальческие гримасы.
– Вот, полюбуйся! – Он продемонстрировал содранный локоть. – А все твои дурацкие манеры!
Может, я бы его и пожалела, но не в такой же критический момент!
– Только послушан, что сейчас произошло, Эмерсон! Ты из кожи лез, чтобы мне помешать, но... – Тут он, разумеется, встрял, а я повысила голос: – Мистер Милвертон готов обо всем рассказать! Ты понял?! Он готов сознаться? Мне – и больше никому!
– А погромче нельзя? – вскипел Эмерсон. – Тебя еще не все в доме услышали!
Справедливо, хоть и не слишком вежливо. Я перешла на шепот:
– Юноша места себе не находит. Уверена, он не задумывал убийства, его что-то подтолкнуло.
– Угу, – с издевкой хмыкнул мой муж. Отшвырнув рубашку в сторону, встал на резиновый коврик в ванне и взял губку. – А что он, собственно, сказал? Дословно?
– Спокойствия, как я посмотрю, тебе не занимать! – Я выхватила губку и сама принялась намыливать Эмерсону спину. – «Что сказал, что сказал»! До подробностей дело не дошло. Пока. Мы договорились встретиться в полночь...
– Совсем чокнулась, – умиротворенно заявил мой любящий супруг, выгнул под губкой спину и заурчал, как изнеженный кот. – Так я тебя и отпустил среди ночи на встречу с убийцей! За кого ты меня принимаешь, Пибоди?
– Я все продумала! – Губку сменило полотенце. – Ты пойдешь со мной. Спрячешься где-нибудь поблизости...
– Не выйдет! – Эмерсон отнял полотенце и собственноручно закончил туалет. – Сегодня ночью я буду сторожить гробницу. А ты запрешься на все замки и не сделаешь из спальни ни шагу.
– Что-что?! Сторожить гробницу?.. Но почему сегодня?
– Мы расчистили почти весь завал. Еще день, максимум два работы – и откроется вход в усыпальницу. Грабителям же, чтобы прорыть лаз, хватит пары часов.
Откуда ему знать, что конец коридора близок? Логичный, казалось бы, вопрос, но задавать его я не стала. Эмерсон – лучший археолог нашего, а скорее всего, и любого другого века. Обычную для мужчин несостоятельность он проявляет только в дрязгах со мной.
– А твоя охрана?
– Да что охрана! На нее надежды нет. Двое дурней, напуганных байками о проклятии фараона. Шакал взвоет поблизости – они и дадут деру. Но даже если и выстоят... все равно силы неравны. Два человека против десятков гурнехских воров! Нашу охрану просто-напросто в порошок сотрут!
– А теперь, значит, и тебя заодно с ними?
– На английского джентльмена эти стервецы напасть не посмеют.
– Ха и еще раз ха! Прикрываешься дурной славой гурнехцев и думаешь меня провести?! Испугался мадам Беренжери – так и скажи!
– Чушь! – фальшиво рассмеялся Эмерсон. – Хватит пререкаться, Пибоди. Умылась бы лучше. Давай-ка помогу расстегнуть...
Я увернулась от его протянутых рук.
– Не заговаривай мне зубы, Эмерсон, я тебя насквозь вижу. И будь любезен надеть штаны. Если надеешься, что при виде твоей бесподобной фигуры я все на свете забуду и...
На сей раз меня прервал не Эмерсон, хотя и он был совсем не прочь. В дверь постучали, мой муж заметался по комнате в поисках брюк, а голос служанки из-за двери передал приказ леди Баскервиль собраться в гостиной.
Я мигом умылась и переоделась, но в гостиную мы все-таки явились последними и были встречены напряженными взглядами, точно не к ужину опоздали, а на военный совет. Одна радость: мадам Беренжери к этому времени упилась до полубессознательного состояния; попыталась, правда, заключить в объятия Эмерсона, но промахнулась и сникла.
Зрелище впавшей в транс мадам вернуло моему мужу бодрое расположение духа, и он по-деловому четко выложил леди Баскервиль свои планы на ночь. Та сразу же в крик:
– Не-ет, Рэдклифф! Нет! Вы не можете так рисковать собой! Да пусть лучше от гробницы камня на камне не останется, чем хоть один волос упадет с вашей головы!
Мне лично за такое идиотское заявление влетело бы по первое число... но леди Баскервиль заработала не менее идиотскую улыбку профессора. Он даже изволил ласково похлопать по холеным пальчикам, что вцепились в его рукав:
– Ну-ну... Опасности нет, поверьте, дорогая.
– Согласен. – Экзальтированные вопли хозяйки ранили мистера Вандергельта в самое сердце. – Но мало ли что... Пройдусь-ка я, пожалуй, с вами, профессор. Как-никак два шестизарядника лучше, чем один. И надежный человек рядом не помешает.
Лучше бы он промолчал. Наша хозяйка зашлась в истерике. Да что же это такое! Да неужели ее бросят на съедение безжалостному чудовищу, которое расправилось со сторожем и чуть не убило Рэдклиффа!
На чары доморощенной актрисы Вандергельт оказался так же падок, как и мой супруг.
– Ив самом деле, – вскинулся он. – Нельзя оставлять дам без защиты.
Свои услуги предложили Карл и Милвертон. В конце концов сошлись на том, что Карл с Эмерсоном отправятся на охрану гробницы, а Милвертон с Вандергельтом станут сторожить дам. Эмерсон аж приплясывал от нетерпения и от ужина наотрез отказался. Пока на кухне готовили корзину с едой, я улучила минутку и чуть ли не силком вытащила мужа во двор.
– Мы не договорили, Эмерсон. Я настаиваю на встрече с Милвертоном. Учти – завтра он может и передумать!
– Не собирается Милвертон ни в чем признаваться, Амелия! Это полуночное свидание больше похоже на ловушку, а ты – на лису, которая мнит себя очень хитрой и суется прямо в капкан! Но еще вероятнее, что ваша встреча – всего лишь плод твоего безудержного воображения. В любом случае выходить за порог спальни я тебе запрещаю.
Неожиданно мрачный тон мужа слегка притушил мой пыл. Я бы, конечно, нашла что ответить, но тут Эмерсон, не обращая внимания на скользнувшую мимо Мэри, вдруг подался вперед и прижал меня к себе.
– Можешь ты хоть раз в жизни исполнить мою просьбу, Пибоди?! Я застрелюсь, если с тобой что-нибудь случится!
Он стиснул меня так, что сердце зашлось, и растворился в темноте. Миг спустя из дома донесся его нетерпеливый окрик:
– Так вы идете или нет, фон Борк?
Я подпирала спиной стену, держалась за ребра и хватала ртом воздух – одним словом, приходила в себя после нежного прощания.
– Не волнуйтесь, миссис Эмерсон... – раздался над самым ухом мелодичный голосок Мэри. – Все будет хорошо. Карл ведь рядом. Он предан профессору и защитит его от любой опасности.
– Да я и не волнуюсь. Ox... – По спине текли струйки пота, платье хоть выжимай. – Ну и жара.
– Сегодня очень жарко, – согласилась девушка, обняла меня за плечи и подтолкнула ко входу. – Пойдемте в гостиную, там посвежее.
Более отвратительного вечера я и не припомню. Леди Баскервиль очаровывала Вандергельта, игнорируя всех остальных. Милвертон погрузился в молчание и раздумья, и я, сколько ни пыталась, не смогла поймать его отрешенный взгляд. Мадам Беренжери отбуксировали в спальню, но присутствие этой особы черной тенью витало в гостиной. А главное – меня преследовали зловещие мысли о муже, моем дорогом Эмерсоне, подставляющем себя под удар не знающего жалости негодяя. Или даже шайки негодяев, из которых лишь один был нам известен. Беспощадный и полный ненависти Хабиб. Месть и жажда наживы – адская смесь, что кипела у него в душе, могла оказаться смертельной даже для такого сильного противника, как Эмерсон!
Разошлись мы рано; уже в десять часов я забралась в постель и опустила полог. Растроганная прощальным жестом мужа, отказалась даже от своей ночной вылазки. Но сон, как назло, не шел. Ну не спалось мне, и все тут! Я смотрела на призрачную лунную дорожку, что пролегла через комнату... долго смотрела. Часа полтора. Пока наконец не поняла, что не в силах противиться ее загадочному очарованию. Луна подмигивала мне и манила в мир тайн и открытий. Пришлось подчиниться.
Я неслышно встала с кровати. Приоткрыла дверь.
Сонную тишину ночи нарушали только монотонное жужжание насекомых да заунывный вой шакала где-то в горах. Через несколько минут из-за угла дома выступил темный силуэт и двинулся через двор. Так и есть! После смерти Хасана мой муж обещал заменить его одним из наших людей.
Меня это не смутило. В любом случае красться через двор было бы глупо. Я закрыла дверь, оделась, еще раз выглянула – чтобы убедиться, на месте ли наш сторож. И шагнула к окну.
Одним коленом упираясь в подоконник, занесла было и вторую ногу, как от стены вдруг отделилась черная глыба и знакомый голос пробормотал на арабском:
– Что желает Ситт-Хаким? Пусть Ситт скажет, ее верный слуга принесет.
Я чуть не свалилась с подоконника!
– Ситт-Хаким желает вылезти в окно, Абдулла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44