Только ты можешь с ним говорить.
— Ты тоже, я полагаю!
Она опустила глаза и пробормотала, точно исповедуясь:
— Не слишком часто.
Я начинал уже смутно понимать причину нашей беседы. Даниель нуждалась во мне как в рупоре, способном донести ее слова до его величества! Но что же это за новость, которую она не могла или не решалась высказать ему прямо в глаза? Я решил ускорить ход вещей:
— Слушай! Неужели то, что ты должна ему рассказать, так тяжело?
— Нет, — ответила она, — вовсе нет; наоборот! Любому другому… Но я не знаю, как он это примет.
— Примет что? — бросил я с некоторым ожесточением. Она дождалась, пока официант подаст ей виски, и вдруг выпалила, освободившись от того, что, похоже, так сильно ее угнетало.
— Я беременна, — произнесла она таким трагическим тоном, будто только что объявила о смерти близкого человека.
VI
Когда я поведал Пурвьаншу эту новость, он разразился смехом, точно услыхал забавную шутку. Потом произнес:
— Подходящий случай избавиться от этой дуры. В общем, она — просто смазливая блондиночка.
— Но, — заметил я, — это ваш ребенок!
Он гневно уставился на меня своими синими глазами.
— Вы из тех, кто все еще верит в эту чушь? Ребенок! Ах, смотрите, какой красивый и милый малыш! Вы можете представить себе, как я буду возиться с пеленками? Вы ведете себя как буржуа, это тошнотворно! Оставьте это другим, Бога ради!
Я был потрясен. Его откровенный жестокий цинизм парализовал меня. Что тут можно придумать? Нат высокомерно наблюдал за мной, от чего я вдруг съежился до размеров ничтожной козявки. Он подавлял меня своим презрением. И все же я знал, что он не прав, хотя не понимал, как так вышло, что я же и оказался в виноватых. Я предпочел скрыться с его глаз и, ощущая собственное безволие, тихонько ускользнул в полумрак театрального зала.
Проведя ночь без сна, на следующий день я отправился к Даниель. Мне требовалось покончить с ролью посредника, вынужденного передавать ее слова, которую она мне бесстыдно навязала. Потому что, в конце концов, это меня не касалось, а я сделал глупость, согласившись помогать ей в таком личном деле, и рисковал скомпрометировать себя в глазах своего приятеля. Он, наверное, скоро решит, что я совсем наивный дурачок. Эта женщина бросила меня, а я сам являюсь сообщить тому, кто заменил меня в ее постели, что она ждет от него ребенка! Право же, трудно было бы вообразить себе более посредственный водевиль! Как я сразу этого не понял?
Даниель была дома и встретила меня, полная страхов, которые целиком оправдались. Конечно, я стал смягчать острые углы; старался втолковать ей, как творческие люди нуждаются в одиночестве и свободе, что может служить некоторым объяснением, почему самые святые и естественные вещи никогда не находят у них понимания. Короче, выкручивался как мог. Она вышла из себя:
— Так ты сказал ему?
А так как я продолжал вилять, она воскликнула:
— Так я и знала! Уверена, он не хочет! Он обвиняет меня! Видишь, как я была права, когда говорила, что он — эгоист, пустой, жестокий!
Она остановилась, запнувшись на последнем слове, и повторила его несколько раз, яростно ударяя кулачком по подушке. Потом успокоилась, подошла к крану налить себе воды, выпила ее залпом и вернулась ко мне.
— Я сейчас же пойду и поговорю с ним, я заявлю ему, что не оставлю этого ребенка, раз он его не хочет.
Я воздержался от разъяснений, что в глазах Пурвьанша их связь уже разорвана. Я и так уже слишком глубоко увяз в истории, которая не имела ко мне никакого отношения. Но в тот же вечер я увиделся с Натом на репетиции, и он спросил меня, сказал ли я Даниель, что между ними все кончено. И тут же, без перехода, представил мне совсем молоденькую девушку — невысокую смуглянку с живыми глазами и двумя косичками. Похоже, она была в восторге от того, что могла находиться сейчас в этом театре.
— Ее зовут Алиса, и я сделаю из нее великую, величайшую актрису. К тому же я держу для нее главную роль в моей будущей пьесе.
Я знал, что он даже еще не начинал писать ничего нового, так как был полностью захвачен репетициями «Черной комнаты». И значит, эта Алиса должна была стать наследницей Даниель, но вот чего я еще не знал, так это того, что и мне эта молодая девушка тоже скоро заменит Даниель!
Ночью Нат потащил нас, меня и Алису, в модный погребок на Сен-Жермен-де-Пре. Там, подражая американскому джазу, гремел оркестр. Обычно Ната подобные места приводили в ужас, и я понял, что он пришел сюда только для того, чтобы вскружить голову этой малышке. Она и правда была очаровательной: наивно простодушной и не столько умной, сколько находчивой, но такой живой и с такими длинными золотистыми ногами. Она посещала курсы Симона и готовилась к экзамену, на котором должна была исполнять роль Дорины из «Тартюфа».
— Что за сцена, какой акт? — осведомился Пурвьанш.
— Акт второй, сцена третья.
И он начал декламировать:
Вы что же, я спрошу, лишились, видно, речи
И просто вашу роль взвалили мне на плечи?
Вам предлагается неслыханнейший бред,
И хоть бы полсловца нашлось у вас в ответ!
Она захлопала в ладоши.
— Вы знаете этот отрывок?
— Да будет вам известно, девочка моя, для того чтобы писать новое, надобно хорошо изучить классику. Особенно Мольера! Думаю, когда-нибудь я поставлю «Дон Жуана».
— Почему «Дон Жуана»?
Он засмеялся:
— Потому что он скверный человек! Мне нравятся люди, которые попирают ногами расхожие истины, а затем протягивают руку Командору. Вы понимаете, кто такой Командор? Это «священный порядок», который вечно довлеет над нами, а нам давно следовало бы на него наплевать!
Алиса была очарована. Я же спрашивал себя, что за роль предназначена мне в его игре. Но скоро все прояснилось.
— Чтобы стать настоящей актрисой, детка, надо суметь настолько отказаться от своей личности, чтобы в вас проник дух вашего персонажа и полностью завладел вашими чувствами. Вы способны на это? Ну, положим, я приведу вам пример. Наш друг, который сидит здесь рядом с нами, кинопродюсер и миллиардер. По сценарию, конечно! Ваша задача по роли — соблазнить его! Можете ли вы сымпровизировать эту сценку прямо сейчас?
— О, — сказала она, засомневавшись, — не знаю. Но я все же могу попробовать.
— Прекрасно. Мы в Лас-Вегасе, в ночном клубе. Вы старлетка, которая ищет роль и деньги. Этот продюсер — старикан, но влиятельный. Более того, он — немой и, похоже, не слишком вами интересуется. Ну, давайте!
Я был немного смущен, но, в конце концов, разве я сам недавно не хотел стать актером? И потом, Нат все предусмотрел. Мне достаточно было сыграть богатого олуха.
Быстро сконцентрировавшись, Алиса начала импровизировать, и, действительно, она обращалась уже не ко мне, а к этому типу из Лас-Вегаса, который тотчас узнал, что она обожает все его фильмы. Она процитировала названия и имена игравших в них актеров, она поздравила этого Флибуста с удачным выбором. Ей стало известно, что он должен снимать новый фильм, вестерн, и что сейчас будет распределяться роль служанки салуна. Она настойчиво добивалась, чтобы у славного мистера Флибуста возникло желание ее прослушать.
— Превосходно! — прервал ее Нат. — А теперь, так как ваш Флибуст черств и упрям, вы дадите ему понять, что были бы готовы переспать с ним, буде он того захочет, чтобы только завладеть вожделенной ролью.
— Так ваша старлетка — шлюшка! — смеясь, проговорила Алиса. — Ладно! Этот стиль я тоже знаю!
Она старательно допила виски, потом снова заговорила:
— Господин продюсер, я очень хочу сыграть эту роль. Видите ли, я молода, и у меня нет средств. Конечно, я получила первое место на конкурсе красоты в Лос-Анджелесе, но то, что мне сейчас нужно, это — найти покровителя, отца. Уверена, вы могли бы стать для меня тем человеком, о котором я всегда мечтала, не таким, как эти слабохарактерные мальчишки, мои ровесники; вы из тех опытных мужчин, которые способны научить любви ту, что отдается им, испытывая восхищение и уважение.
Она повернулась к Пурвьаншу:
— Годится?
— Браво! — воскликнул он с энтузиазмом. — Вы очень хорошо импровизируете. Правда, дружище?
Меня настолько покорил голос Алисы, что я почти не слышал ее слов. А кроме того, ее шаловливый пальчик прогуливался по губам мистера Флибуста, пока она произносила свой маленький спич, и я переживал эту мимолетную ласку всеми фибрами своей души. Нат, испытывая талант Алисы, сыграл со мной коварную шутку. Он догадался, что девушка мне нравится, и, зная мою нерешительность, поставил этот грубый набросок, чтобы заманить меня в ловушку.
На выходе из кабаре Пурвьанш нас оставил, и Алиса спросила меня:
— Вы в самом деле продюсер?
— Я не старик, не продюсер и, уж конечно, не американец!
— А, это мне нравится, — сказала она. — Но вам была интересна затея с импровизацией?
— Вы очень хорошо это сыграли. Нат создан так, что способен попросить спеть «Пемполезку» самого президента и тот покорно ее исполнит!
Но какого черта Пурвьанш покинул нас так быстро, едва мы вышли из кабаре? Я был убежден, что он устроил встречу, чтобы соблазнить эту девушку, и вот теперь я остался один и стою с ней на бульваре Сен-Жермен. К счастью, Алиса оказалась не из сложных натур. Вскоре я узнал, что она принимала жизнь такой, как она есть, с простотой, которую ей никогда не приходилось изображать.
Мы закончили наш вечер в маленьком кафе, и она кое-что рассказала мне о своем детстве. Ее отец — банкир. Перебираясь из квартиры на авеню Фош на свою виллу в Довиле, это богатейшее семейство, кажется, находило удобным заезжать сначала в Венецию, Марракеш или Брюгге, а то и в Нью-Йорк! Сначала я думал, что она сочиняет. Но вскоре мне пришлось признать очевидное. Смугляночка с очаровательными косичками вовсе не была таким уж ребенком, каким она выглядела. Она разъезжала на «ягуаре», подаренном отцом на ее восемнадцатилетие; но когда она захотела дать мне прокатиться, я, оробев, отказался, испугавшись собственной несостоятельности, которую я тогда принимал за заурядность!
На том наше первое свидание и завершилось.
VII
Назавтра я выяснил, что банкир Распай вкладывает деньги в театр Пурвьанша. Это и было истинной причиной, по которой его дочь, Алиса, пользовалась хорошим расположением моего друга. Сознаюсь, что до той минуты я ни разу не подумал о финансовой стороне дела. Итак, репетируя «Черную комнату», актеры получали зарплату прямиком из кармана этого мецената. Позже я узнал, как Нату удалось привлечь банкира.
Супруга Максимина Распая, утопающая в мехах и бриллиантах, была не столько чувственной, сколько скучающей женщиной. Эдакая Эмма Бовари — такие везде встречаются. Сидя в Опере, они мечтают о приеме в Елисейском дворце; отдыхая на Маврикии, воображают себя на берегах Тивериады; лежа в объятиях богатого мужа, мучительно грезят о крепких руках ярмарочного борца. Такому, как Пурвьанш, не составило труда проникнуть в подобные мечты. Выжав досуха несчастную болгарку, он стал увиваться возле этой Марии-Ангелины, урожденной Шерманден-Мутье; она происходила из старинной беррийской семьи и проживала в изящной квартире на улице Драгон, в трех шагах от Сен-Жермен.
Хотя благодаря своему толстому кошельку Максимин мог иметь все, что угодно, он привязался к молоденькой испанской танцовщице. Вот почему, будучи весьма далеким от того, чтобы ревновать свою жену, он был счастлив, зная, что супруга утешается с Натом, и с удовольствием расплачивался с ним за эту услугу, возмещая его театральные расходы ежемесячными денежными вливаниями. Для него это было безделицей и весьма удобным выходом. Пурвьанш же нашел таким образом средства к существованию, а сверх того, это еще позволяло ему употребить власть обольстителя к существу, уже готовому попасть в его сети.
Мария-Ангелина легко смешивала свои грезы с мистицизмом, и Нат быстро стал для нее мистическим богом-разрушителем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
— Ты тоже, я полагаю!
Она опустила глаза и пробормотала, точно исповедуясь:
— Не слишком часто.
Я начинал уже смутно понимать причину нашей беседы. Даниель нуждалась во мне как в рупоре, способном донести ее слова до его величества! Но что же это за новость, которую она не могла или не решалась высказать ему прямо в глаза? Я решил ускорить ход вещей:
— Слушай! Неужели то, что ты должна ему рассказать, так тяжело?
— Нет, — ответила она, — вовсе нет; наоборот! Любому другому… Но я не знаю, как он это примет.
— Примет что? — бросил я с некоторым ожесточением. Она дождалась, пока официант подаст ей виски, и вдруг выпалила, освободившись от того, что, похоже, так сильно ее угнетало.
— Я беременна, — произнесла она таким трагическим тоном, будто только что объявила о смерти близкого человека.
VI
Когда я поведал Пурвьаншу эту новость, он разразился смехом, точно услыхал забавную шутку. Потом произнес:
— Подходящий случай избавиться от этой дуры. В общем, она — просто смазливая блондиночка.
— Но, — заметил я, — это ваш ребенок!
Он гневно уставился на меня своими синими глазами.
— Вы из тех, кто все еще верит в эту чушь? Ребенок! Ах, смотрите, какой красивый и милый малыш! Вы можете представить себе, как я буду возиться с пеленками? Вы ведете себя как буржуа, это тошнотворно! Оставьте это другим, Бога ради!
Я был потрясен. Его откровенный жестокий цинизм парализовал меня. Что тут можно придумать? Нат высокомерно наблюдал за мной, от чего я вдруг съежился до размеров ничтожной козявки. Он подавлял меня своим презрением. И все же я знал, что он не прав, хотя не понимал, как так вышло, что я же и оказался в виноватых. Я предпочел скрыться с его глаз и, ощущая собственное безволие, тихонько ускользнул в полумрак театрального зала.
Проведя ночь без сна, на следующий день я отправился к Даниель. Мне требовалось покончить с ролью посредника, вынужденного передавать ее слова, которую она мне бесстыдно навязала. Потому что, в конце концов, это меня не касалось, а я сделал глупость, согласившись помогать ей в таком личном деле, и рисковал скомпрометировать себя в глазах своего приятеля. Он, наверное, скоро решит, что я совсем наивный дурачок. Эта женщина бросила меня, а я сам являюсь сообщить тому, кто заменил меня в ее постели, что она ждет от него ребенка! Право же, трудно было бы вообразить себе более посредственный водевиль! Как я сразу этого не понял?
Даниель была дома и встретила меня, полная страхов, которые целиком оправдались. Конечно, я стал смягчать острые углы; старался втолковать ей, как творческие люди нуждаются в одиночестве и свободе, что может служить некоторым объяснением, почему самые святые и естественные вещи никогда не находят у них понимания. Короче, выкручивался как мог. Она вышла из себя:
— Так ты сказал ему?
А так как я продолжал вилять, она воскликнула:
— Так я и знала! Уверена, он не хочет! Он обвиняет меня! Видишь, как я была права, когда говорила, что он — эгоист, пустой, жестокий!
Она остановилась, запнувшись на последнем слове, и повторила его несколько раз, яростно ударяя кулачком по подушке. Потом успокоилась, подошла к крану налить себе воды, выпила ее залпом и вернулась ко мне.
— Я сейчас же пойду и поговорю с ним, я заявлю ему, что не оставлю этого ребенка, раз он его не хочет.
Я воздержался от разъяснений, что в глазах Пурвьанша их связь уже разорвана. Я и так уже слишком глубоко увяз в истории, которая не имела ко мне никакого отношения. Но в тот же вечер я увиделся с Натом на репетиции, и он спросил меня, сказал ли я Даниель, что между ними все кончено. И тут же, без перехода, представил мне совсем молоденькую девушку — невысокую смуглянку с живыми глазами и двумя косичками. Похоже, она была в восторге от того, что могла находиться сейчас в этом театре.
— Ее зовут Алиса, и я сделаю из нее великую, величайшую актрису. К тому же я держу для нее главную роль в моей будущей пьесе.
Я знал, что он даже еще не начинал писать ничего нового, так как был полностью захвачен репетициями «Черной комнаты». И значит, эта Алиса должна была стать наследницей Даниель, но вот чего я еще не знал, так это того, что и мне эта молодая девушка тоже скоро заменит Даниель!
Ночью Нат потащил нас, меня и Алису, в модный погребок на Сен-Жермен-де-Пре. Там, подражая американскому джазу, гремел оркестр. Обычно Ната подобные места приводили в ужас, и я понял, что он пришел сюда только для того, чтобы вскружить голову этой малышке. Она и правда была очаровательной: наивно простодушной и не столько умной, сколько находчивой, но такой живой и с такими длинными золотистыми ногами. Она посещала курсы Симона и готовилась к экзамену, на котором должна была исполнять роль Дорины из «Тартюфа».
— Что за сцена, какой акт? — осведомился Пурвьанш.
— Акт второй, сцена третья.
И он начал декламировать:
Вы что же, я спрошу, лишились, видно, речи
И просто вашу роль взвалили мне на плечи?
Вам предлагается неслыханнейший бред,
И хоть бы полсловца нашлось у вас в ответ!
Она захлопала в ладоши.
— Вы знаете этот отрывок?
— Да будет вам известно, девочка моя, для того чтобы писать новое, надобно хорошо изучить классику. Особенно Мольера! Думаю, когда-нибудь я поставлю «Дон Жуана».
— Почему «Дон Жуана»?
Он засмеялся:
— Потому что он скверный человек! Мне нравятся люди, которые попирают ногами расхожие истины, а затем протягивают руку Командору. Вы понимаете, кто такой Командор? Это «священный порядок», который вечно довлеет над нами, а нам давно следовало бы на него наплевать!
Алиса была очарована. Я же спрашивал себя, что за роль предназначена мне в его игре. Но скоро все прояснилось.
— Чтобы стать настоящей актрисой, детка, надо суметь настолько отказаться от своей личности, чтобы в вас проник дух вашего персонажа и полностью завладел вашими чувствами. Вы способны на это? Ну, положим, я приведу вам пример. Наш друг, который сидит здесь рядом с нами, кинопродюсер и миллиардер. По сценарию, конечно! Ваша задача по роли — соблазнить его! Можете ли вы сымпровизировать эту сценку прямо сейчас?
— О, — сказала она, засомневавшись, — не знаю. Но я все же могу попробовать.
— Прекрасно. Мы в Лас-Вегасе, в ночном клубе. Вы старлетка, которая ищет роль и деньги. Этот продюсер — старикан, но влиятельный. Более того, он — немой и, похоже, не слишком вами интересуется. Ну, давайте!
Я был немного смущен, но, в конце концов, разве я сам недавно не хотел стать актером? И потом, Нат все предусмотрел. Мне достаточно было сыграть богатого олуха.
Быстро сконцентрировавшись, Алиса начала импровизировать, и, действительно, она обращалась уже не ко мне, а к этому типу из Лас-Вегаса, который тотчас узнал, что она обожает все его фильмы. Она процитировала названия и имена игравших в них актеров, она поздравила этого Флибуста с удачным выбором. Ей стало известно, что он должен снимать новый фильм, вестерн, и что сейчас будет распределяться роль служанки салуна. Она настойчиво добивалась, чтобы у славного мистера Флибуста возникло желание ее прослушать.
— Превосходно! — прервал ее Нат. — А теперь, так как ваш Флибуст черств и упрям, вы дадите ему понять, что были бы готовы переспать с ним, буде он того захочет, чтобы только завладеть вожделенной ролью.
— Так ваша старлетка — шлюшка! — смеясь, проговорила Алиса. — Ладно! Этот стиль я тоже знаю!
Она старательно допила виски, потом снова заговорила:
— Господин продюсер, я очень хочу сыграть эту роль. Видите ли, я молода, и у меня нет средств. Конечно, я получила первое место на конкурсе красоты в Лос-Анджелесе, но то, что мне сейчас нужно, это — найти покровителя, отца. Уверена, вы могли бы стать для меня тем человеком, о котором я всегда мечтала, не таким, как эти слабохарактерные мальчишки, мои ровесники; вы из тех опытных мужчин, которые способны научить любви ту, что отдается им, испытывая восхищение и уважение.
Она повернулась к Пурвьаншу:
— Годится?
— Браво! — воскликнул он с энтузиазмом. — Вы очень хорошо импровизируете. Правда, дружище?
Меня настолько покорил голос Алисы, что я почти не слышал ее слов. А кроме того, ее шаловливый пальчик прогуливался по губам мистера Флибуста, пока она произносила свой маленький спич, и я переживал эту мимолетную ласку всеми фибрами своей души. Нат, испытывая талант Алисы, сыграл со мной коварную шутку. Он догадался, что девушка мне нравится, и, зная мою нерешительность, поставил этот грубый набросок, чтобы заманить меня в ловушку.
На выходе из кабаре Пурвьанш нас оставил, и Алиса спросила меня:
— Вы в самом деле продюсер?
— Я не старик, не продюсер и, уж конечно, не американец!
— А, это мне нравится, — сказала она. — Но вам была интересна затея с импровизацией?
— Вы очень хорошо это сыграли. Нат создан так, что способен попросить спеть «Пемполезку» самого президента и тот покорно ее исполнит!
Но какого черта Пурвьанш покинул нас так быстро, едва мы вышли из кабаре? Я был убежден, что он устроил встречу, чтобы соблазнить эту девушку, и вот теперь я остался один и стою с ней на бульваре Сен-Жермен. К счастью, Алиса оказалась не из сложных натур. Вскоре я узнал, что она принимала жизнь такой, как она есть, с простотой, которую ей никогда не приходилось изображать.
Мы закончили наш вечер в маленьком кафе, и она кое-что рассказала мне о своем детстве. Ее отец — банкир. Перебираясь из квартиры на авеню Фош на свою виллу в Довиле, это богатейшее семейство, кажется, находило удобным заезжать сначала в Венецию, Марракеш или Брюгге, а то и в Нью-Йорк! Сначала я думал, что она сочиняет. Но вскоре мне пришлось признать очевидное. Смугляночка с очаровательными косичками вовсе не была таким уж ребенком, каким она выглядела. Она разъезжала на «ягуаре», подаренном отцом на ее восемнадцатилетие; но когда она захотела дать мне прокатиться, я, оробев, отказался, испугавшись собственной несостоятельности, которую я тогда принимал за заурядность!
На том наше первое свидание и завершилось.
VII
Назавтра я выяснил, что банкир Распай вкладывает деньги в театр Пурвьанша. Это и было истинной причиной, по которой его дочь, Алиса, пользовалась хорошим расположением моего друга. Сознаюсь, что до той минуты я ни разу не подумал о финансовой стороне дела. Итак, репетируя «Черную комнату», актеры получали зарплату прямиком из кармана этого мецената. Позже я узнал, как Нату удалось привлечь банкира.
Супруга Максимина Распая, утопающая в мехах и бриллиантах, была не столько чувственной, сколько скучающей женщиной. Эдакая Эмма Бовари — такие везде встречаются. Сидя в Опере, они мечтают о приеме в Елисейском дворце; отдыхая на Маврикии, воображают себя на берегах Тивериады; лежа в объятиях богатого мужа, мучительно грезят о крепких руках ярмарочного борца. Такому, как Пурвьанш, не составило труда проникнуть в подобные мечты. Выжав досуха несчастную болгарку, он стал увиваться возле этой Марии-Ангелины, урожденной Шерманден-Мутье; она происходила из старинной беррийской семьи и проживала в изящной квартире на улице Драгон, в трех шагах от Сен-Жермен.
Хотя благодаря своему толстому кошельку Максимин мог иметь все, что угодно, он привязался к молоденькой испанской танцовщице. Вот почему, будучи весьма далеким от того, чтобы ревновать свою жену, он был счастлив, зная, что супруга утешается с Натом, и с удовольствием расплачивался с ним за эту услугу, возмещая его театральные расходы ежемесячными денежными вливаниями. Для него это было безделицей и весьма удобным выходом. Пурвьанш же нашел таким образом средства к существованию, а сверх того, это еще позволяло ему употребить власть обольстителя к существу, уже готовому попасть в его сети.
Мария-Ангелина легко смешивала свои грезы с мистицизмом, и Нат быстро стал для нее мистическим богом-разрушителем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23