Шесть попаданий в ветровое стекло не разбили его, а лишь образовали шесть паутин.
Лиз пересекла свалку техники и выехала на дорогу. Как только шипы достигли асфальта, грязный капот устремился к желтой полосе, разделяющей шоссе.
— Я думала, нам каюк, — вздохнула Гудрун, откидываясь на сиденье. — Видишь ли, я не рассказала тебе всего. Полицейские спелись с торгашами. Так что не доверяй никому. Многие дельцы втянулись в торговлю одеждой из человеческой кожи. Тебе трудно представить этот мир. Они готовы извлекать прибыль из всего, что возбуждает современных извращенцев.
— Зайди завтра утром ко мне, — пробормотала Лиз, — я попытаюсь вылечить тебя, пока заражение не проникло внутрь.
— О'кей, дорогая мамочка, — усмехнулась Гудрун, — ничего не бойся! Твоя дочурка хорошо вымоет ручки после того, как покакает в горшочек.
Минут двадцать они ехали молча, потом Лиз возобновила разговор.
— А эти… мумии, — спросила она, — газ сделал их такими, не правда ли?
— Газ? Какой газ? — Гудрун выразила наигранное удивление. — Я-то считала, что это ил. Ты ведь знаешь… Их законсервировал чудодейственный ил…
— Перестань паясничать.
— А ты не задавай опасных вопросов, — отбрила ее Гудрун. — Раньше ты не слишком задумывалась над этим, теперь же чересчур много размышляешь. Не сделай промаха, чтобы никто не заметил. Ты очень уязвима, когда выпускаешь пузыри из своего шланга. Может случиться, что один из приятелей мэра перекроет кран компрессора из-за твоего глупого любопытства. Мечта о стальном плоде не осуществится, ты не находишь? Он утонет в жидком чреве своей подводной мамаши! — Лиз пожала плечами, изобразив равнодушие. И все же тревога винтом вошла в ее солнечное сплетение. — Конечно же, это газ! — вздохнула Гудрун. — И в тот день, когда весьма неумный полицейский докажет это, мэру с его кликой дадут под зад коленом.
Лиз сбавила скорость. Ночь разжижалась.
— Высади меня здесь, — попросила Гудрун, — моя подруга живет за углом.
Лиз сняла ногу с педали. Патрульная машина наехала на борт тротуара. Гудрун открыла дверцу и, не прощаясь, выпрыгнула в светлеющую ночь. Лиз помассировала веки.
Тихий знакомый шумок резонировал в глубине головы. Тот самый шумок, который часто слышался Лиз, когда на нее обрушивалась усталость: «Крик-крак-крииик-крииик…»
РАЗГЛЯДЫВАНИЕ ВИТРИН
Гудрун не пришла к ней. Ни утром, ни в последующие дни. И лекарства, которые приготовила для нее Лиз, так и лежали на клеенке кухонного стола между баночкой растворимого кофе и кастрюлькой с накипью внутри, образовавшейся от частого кипячения.
Лиз больше не спрашивала себя о причине болезни Гудрун — и решила отправиться на площадь Шмук-Штак в престижный торговый квартал, чтобы проверить свои предположения. Она со вкусом оделась, позаботилась о макияже и направилась к роскошным кварталам. На ней был кожаный костюм с короткой юбкой, черные чулки. Когда Лиз сошла с трамвая, в тени аркад уже толпились праздношатающиеся буржуазки. У некоторых из них кожа была черной или желтой, однако эти модные цвета появились от постоянного приема с пищей капсул с красящими веществами. Здесь иногда приходилось записываться за три недели, чтобы получить возможность примерить новый корсаж. Лиз протиснулась через волны духов к витрине торговца кожаными изделиями с международной репутацией. Она испытала шок, отозвавшийся спазмом в желудке. Многие предметы были сделаны из невероятно гибкой кожи с необычным медовым оттенком. Лиз увидела ручные сумочки, чемоданы, а также пиджаки, на плечах которых не было видно ни одного шва, особенно там, где обычно пришивают рукава…
«Эксклюзивный метод шитья», гласила вывеска. У Лиз на висках выступил пот. Она представила себе человеческие торсы, рассекаемые скальпелями, петли для пуговиц, пуговицы, грудь, вывернутую наизнанку… Увидела Лиз и руки с отрезанными кистями и завернутыми краями кожи, готовыми к подрубке и окаймлению.
Наша… Неужели и останки Наша подверглись такой же обработке? И жена какого-нибудь набоба примеряла их, чтобы пойти к своему молодому любовнику?
Лиз невольно прислонилась к столбу. В памяти звучал насмешливый голос Гудрун: «А что другие делают с животными?» Овладев собой, Лиз заставила себя детально рассматривать товары со сногсшибательными ценами. Текстура, казалось, была одна и та же, а вот цвет… Она почувствовала на себе вопрошающий взгляд. Слишком обычная одежда выдавала ее. Лиз решила уйти. Полная отвращения, она неуверенным шагом направилась к трамвайной остановке. Теперь Лиз убедилась, что Гудрун ничего не выдумала. Трупы, украденные из глубин, стали объектом гнусной торговли, чудовищного практического применения.
«Не гниющие надуваемые куклы, натертые воском…»
Слова Гудрун ужасающим рефреном звучали в мозгу Лиз, и ей хотелось каким-то способом опустошить голову, как спускают воду из ванны, но слова прицепились к извилинам мозга лапками мерзких паразитов.
Вернувшись домой, Лиз закрыла на задвижки двери и ставни, приняла душ и легла с бутылкой узо, уместившейся во впадинке между грудями.
На электрофон она поставила диск с песней Нкуле Бассаи, надеясь, что музыка прочистит ей мозги.
Опустошив бутылку, Лиз словно рухнула в пропасть, оглушенная алкоголем…
«Крик-крак-крииик-крииик».
ГАЛЛЮЦИНАТОРНЫЙ ПСИХОЗ
Лиз спит так же плохо, как последние три года. Сон — это хоровод кошмаров, возглавляемый мясником тьмы с садистской улыбкой.
Она ворочается, мечется, запутываясь в простынях.
Вдруг она слышит голос. Сначала — шепот. Сдержанный, едва слышный.
Кажется, он идет из ящика, из ящика стола. Лиз встает в темноте. Отчетливо слышит, как произносят ее имя:
— Лиз, Лиз…
Не включая свет, девушка делает несколько шагов. Зов исходит из гардероба. Лиз открывает дверцу шкафа. Кто-то прячется за рядами одежды. Она лихорадочно шарит. Но нет, никого.
— Лиз, Лиз…
Теперь-то она уверена: это голос Наша.
— Лиз, я здесь…
— Где? — невнятно спрашивает Лиз. — Я не вижу тебя.
— Здесь… вишу на этой вешалке.
Лиз тянет руку. Голос исходит от кожаного пиджака медового цвета. Прорези для пуговиц синхронно раскрываются, будто губы маленьких ртов. Их можно принять за хор, старательно поющий в унисон.
— Это ты?
— Да… или, скорее, то, что осталось от меня, — уточняет Наша. — Из моих ног сделали штаны, из ступней — обувь, а кисти стали перчатками. Меня расчленили… Собери меня, Лиз. Найди разрозненные части. Тогда только я смогу спать спокойно.
— Да, да, — невнятно бормочет Лиз. — Обещаю тебе.
— Поскорее, пожалуйста, — умоляет Наша, — страшно подумать, что кто-то одевается в твою кожу.
— Понимаю. Буду искать, найду покупательниц и отберу у них твое тело. Обещаю.
— Спасибо, — благодарит Наша. — А пока носи пиджак… если он на тебе, это не стеснит меня.
На этих словах Лиз просыпается. Страшно хочется пить, раскалывается голова. Инстинктивно она смотрит в сторону гардероба.
БАРАБАН В ГОЛОВЕ
Через два дня Конноли приказал ей срочно явиться. В дирекцию переписи назначили нового следователя, Конрада Шмейссера. Он потребовал немедленно переписать оставшихся в воздушных карманах, а также официально подтвердить существование годного для дыхания оазиса на станции «Кайзер Ульрих III». Ирландцу вменялось в обязанность созвать свою бригаду и распаковать оборудование.
— Поначалу нас заставляли кормить «обезьян», — ворчал он, — оставлять им жратву и шмотки. А теперь, видите ли, с ними нужно обращаться вежливо и, может быть, даже разговаривать! Это плохо для нас, ребятушки, это означает, что между службой переписи и конторой мэра возникли разногласия. В администрации появилась оппозиция, и расплачиваться за все придется нам! Уверен!
В связи с этим было решено, что Дэвид, Нат и Лиз отправятся одной командой.
— Понадобится открыть проход на эту чертову станцию «Кайзер Ульрих III», — разъяснил он. — Работенка не из легких! Придется взять с собой газовые резаки, механические ножницы и все барахло для расчистки. Я подготовил вам схемы, выучите их наизусть, поскольку в том секторе видимость может быть нулевой… И вообще не знаешь, что способна натворить грязь.
Два часа Лиз изучала схему линии 27. Нат сидел рядом и делал мнемотехнические пометки в записной книжке. Он очень напоминал Дэвида обритой головой, невыразительным лицом человека без проблем и страстей, — качества, которые напускали на себя нынешние молодые полицейские. Лиз не много знала о нем. Знала только, что он свирепствовал среди девчонок юридического факультета, где слушал лекции по криминалистике и имел одновременно четыре или пять связей. Конноли игриво утверждал, что он устраивал пьяные оргии и заставлял своих подружек развлекать собутыльников. Лиз с трудом представляла себе этого мужчину в обличье Дон Жуана. Но она уже научилась не доверять внешности.
Согласовав маршрут, они снарядились с помощью Конноли, бегавшего от одного к другому, как оруженосец в минуты перед турниром. В который уже раз девушка сунула голову в большую медную банку с иллюминаторами и обулась в свинцовые галоши. К компрессору подсоединили три шланга, приобщив три стальных утробных плода к одной матке. Во все время пребывания под водой Конноли будет обеспечивать работу искусственных легких и не спускать глаз со стрелки, показывающей давление.
Они взяли с собой два рабочих кессона, снабженных воспламенителями и подъемными мешками. В одном находились обычные инструменты, в другом — кварцевый резак и баллоны с горючим. Но они надеялись, что не придется воспользоваться ими. Конноли привинтил к их шлемам мощные лампы, батареи которых висели на бедрах.
Они гуськом спустились до одиннадцатиметровой глубины, придерживаясь маршрута, отмеченного вехами; им они проходили много раз. Пузырьки воздуха, вырывающиеся из трех спускных клапанов, создавали страшный шум под облицованным сводом. Обилие их распугало рыб, обычно мирно пасущихся среди флоры коридоров. Когда водолазы достигли ранее исследованных пересадочных ответвлений, ил, потревоженный свинцовой обувью, завиваясь, накрыл их с головой. Они выбрали направление к станции «Александер-плац», которая обслуживала линию 26 и казалась свободной.
На двадцатиметровой глубине они столкнулись с первыми кучами строительного мусора и потеряли час на расчистку прохода механическими ножницами. Лиз ненавидела эти куски арматуры, торчащие из бетона, ибо они могли повредить воздуховодные шланги. Проделав достаточно широкий проход, они вышли на платформу станции и спустились на рельсы. Поезд был заблокирован в туннеле потоком уже затвердевшего ила. Когда-нибудь придется разбивать этот коричневатый панцирь, чтобы высвободить вагоны, как освобождают ископаемых. Когда-нибудь…
Дэвид встал во главе колонны, попросив остальных погасить фронтальные лампы. Туннель открывался перед ними черной дырой, наполненной тревожащей мутью ила. Нат и Лиз тащили кессоны. Когда Дэвид почувствует, что его бдительность ослабла, они по очереди будут сменять его, занимать его место во главе колонны.
Они шли семьдесят минут, оставляя за собой пустынные станции, пересекли косяк рыб столь плотный, что он походил на эластичную стену, сквозь которую они протиснулись с трудом. Лиз испытала странное ликование, очутившись среди живых рыб, молотящих хвостами по резине ее комбинезона. Неожиданно основание туннеля перекосилось. Рельсы, изогнувшиеся вверх под углом 45°, предвещали близость воздушного кармана. Однако это была не станция «Кайзер Ульрих III» — до нее оставалось еще несколько часов ходьбы, — а небольшая станция «Людвиг-Клаус Нахтах», названная в честь изобретателя особых пилюль, разрушающих калории, содержащиеся в пище. Лиз вспомнила рекламы, прославляющие его продукцию;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Лиз пересекла свалку техники и выехала на дорогу. Как только шипы достигли асфальта, грязный капот устремился к желтой полосе, разделяющей шоссе.
— Я думала, нам каюк, — вздохнула Гудрун, откидываясь на сиденье. — Видишь ли, я не рассказала тебе всего. Полицейские спелись с торгашами. Так что не доверяй никому. Многие дельцы втянулись в торговлю одеждой из человеческой кожи. Тебе трудно представить этот мир. Они готовы извлекать прибыль из всего, что возбуждает современных извращенцев.
— Зайди завтра утром ко мне, — пробормотала Лиз, — я попытаюсь вылечить тебя, пока заражение не проникло внутрь.
— О'кей, дорогая мамочка, — усмехнулась Гудрун, — ничего не бойся! Твоя дочурка хорошо вымоет ручки после того, как покакает в горшочек.
Минут двадцать они ехали молча, потом Лиз возобновила разговор.
— А эти… мумии, — спросила она, — газ сделал их такими, не правда ли?
— Газ? Какой газ? — Гудрун выразила наигранное удивление. — Я-то считала, что это ил. Ты ведь знаешь… Их законсервировал чудодейственный ил…
— Перестань паясничать.
— А ты не задавай опасных вопросов, — отбрила ее Гудрун. — Раньше ты не слишком задумывалась над этим, теперь же чересчур много размышляешь. Не сделай промаха, чтобы никто не заметил. Ты очень уязвима, когда выпускаешь пузыри из своего шланга. Может случиться, что один из приятелей мэра перекроет кран компрессора из-за твоего глупого любопытства. Мечта о стальном плоде не осуществится, ты не находишь? Он утонет в жидком чреве своей подводной мамаши! — Лиз пожала плечами, изобразив равнодушие. И все же тревога винтом вошла в ее солнечное сплетение. — Конечно же, это газ! — вздохнула Гудрун. — И в тот день, когда весьма неумный полицейский докажет это, мэру с его кликой дадут под зад коленом.
Лиз сбавила скорость. Ночь разжижалась.
— Высади меня здесь, — попросила Гудрун, — моя подруга живет за углом.
Лиз сняла ногу с педали. Патрульная машина наехала на борт тротуара. Гудрун открыла дверцу и, не прощаясь, выпрыгнула в светлеющую ночь. Лиз помассировала веки.
Тихий знакомый шумок резонировал в глубине головы. Тот самый шумок, который часто слышался Лиз, когда на нее обрушивалась усталость: «Крик-крак-крииик-крииик…»
РАЗГЛЯДЫВАНИЕ ВИТРИН
Гудрун не пришла к ней. Ни утром, ни в последующие дни. И лекарства, которые приготовила для нее Лиз, так и лежали на клеенке кухонного стола между баночкой растворимого кофе и кастрюлькой с накипью внутри, образовавшейся от частого кипячения.
Лиз больше не спрашивала себя о причине болезни Гудрун — и решила отправиться на площадь Шмук-Штак в престижный торговый квартал, чтобы проверить свои предположения. Она со вкусом оделась, позаботилась о макияже и направилась к роскошным кварталам. На ней был кожаный костюм с короткой юбкой, черные чулки. Когда Лиз сошла с трамвая, в тени аркад уже толпились праздношатающиеся буржуазки. У некоторых из них кожа была черной или желтой, однако эти модные цвета появились от постоянного приема с пищей капсул с красящими веществами. Здесь иногда приходилось записываться за три недели, чтобы получить возможность примерить новый корсаж. Лиз протиснулась через волны духов к витрине торговца кожаными изделиями с международной репутацией. Она испытала шок, отозвавшийся спазмом в желудке. Многие предметы были сделаны из невероятно гибкой кожи с необычным медовым оттенком. Лиз увидела ручные сумочки, чемоданы, а также пиджаки, на плечах которых не было видно ни одного шва, особенно там, где обычно пришивают рукава…
«Эксклюзивный метод шитья», гласила вывеска. У Лиз на висках выступил пот. Она представила себе человеческие торсы, рассекаемые скальпелями, петли для пуговиц, пуговицы, грудь, вывернутую наизнанку… Увидела Лиз и руки с отрезанными кистями и завернутыми краями кожи, готовыми к подрубке и окаймлению.
Наша… Неужели и останки Наша подверглись такой же обработке? И жена какого-нибудь набоба примеряла их, чтобы пойти к своему молодому любовнику?
Лиз невольно прислонилась к столбу. В памяти звучал насмешливый голос Гудрун: «А что другие делают с животными?» Овладев собой, Лиз заставила себя детально рассматривать товары со сногсшибательными ценами. Текстура, казалось, была одна и та же, а вот цвет… Она почувствовала на себе вопрошающий взгляд. Слишком обычная одежда выдавала ее. Лиз решила уйти. Полная отвращения, она неуверенным шагом направилась к трамвайной остановке. Теперь Лиз убедилась, что Гудрун ничего не выдумала. Трупы, украденные из глубин, стали объектом гнусной торговли, чудовищного практического применения.
«Не гниющие надуваемые куклы, натертые воском…»
Слова Гудрун ужасающим рефреном звучали в мозгу Лиз, и ей хотелось каким-то способом опустошить голову, как спускают воду из ванны, но слова прицепились к извилинам мозга лапками мерзких паразитов.
Вернувшись домой, Лиз закрыла на задвижки двери и ставни, приняла душ и легла с бутылкой узо, уместившейся во впадинке между грудями.
На электрофон она поставила диск с песней Нкуле Бассаи, надеясь, что музыка прочистит ей мозги.
Опустошив бутылку, Лиз словно рухнула в пропасть, оглушенная алкоголем…
«Крик-крак-крииик-крииик».
ГАЛЛЮЦИНАТОРНЫЙ ПСИХОЗ
Лиз спит так же плохо, как последние три года. Сон — это хоровод кошмаров, возглавляемый мясником тьмы с садистской улыбкой.
Она ворочается, мечется, запутываясь в простынях.
Вдруг она слышит голос. Сначала — шепот. Сдержанный, едва слышный.
Кажется, он идет из ящика, из ящика стола. Лиз встает в темноте. Отчетливо слышит, как произносят ее имя:
— Лиз, Лиз…
Не включая свет, девушка делает несколько шагов. Зов исходит из гардероба. Лиз открывает дверцу шкафа. Кто-то прячется за рядами одежды. Она лихорадочно шарит. Но нет, никого.
— Лиз, Лиз…
Теперь-то она уверена: это голос Наша.
— Лиз, я здесь…
— Где? — невнятно спрашивает Лиз. — Я не вижу тебя.
— Здесь… вишу на этой вешалке.
Лиз тянет руку. Голос исходит от кожаного пиджака медового цвета. Прорези для пуговиц синхронно раскрываются, будто губы маленьких ртов. Их можно принять за хор, старательно поющий в унисон.
— Это ты?
— Да… или, скорее, то, что осталось от меня, — уточняет Наша. — Из моих ног сделали штаны, из ступней — обувь, а кисти стали перчатками. Меня расчленили… Собери меня, Лиз. Найди разрозненные части. Тогда только я смогу спать спокойно.
— Да, да, — невнятно бормочет Лиз. — Обещаю тебе.
— Поскорее, пожалуйста, — умоляет Наша, — страшно подумать, что кто-то одевается в твою кожу.
— Понимаю. Буду искать, найду покупательниц и отберу у них твое тело. Обещаю.
— Спасибо, — благодарит Наша. — А пока носи пиджак… если он на тебе, это не стеснит меня.
На этих словах Лиз просыпается. Страшно хочется пить, раскалывается голова. Инстинктивно она смотрит в сторону гардероба.
БАРАБАН В ГОЛОВЕ
Через два дня Конноли приказал ей срочно явиться. В дирекцию переписи назначили нового следователя, Конрада Шмейссера. Он потребовал немедленно переписать оставшихся в воздушных карманах, а также официально подтвердить существование годного для дыхания оазиса на станции «Кайзер Ульрих III». Ирландцу вменялось в обязанность созвать свою бригаду и распаковать оборудование.
— Поначалу нас заставляли кормить «обезьян», — ворчал он, — оставлять им жратву и шмотки. А теперь, видите ли, с ними нужно обращаться вежливо и, может быть, даже разговаривать! Это плохо для нас, ребятушки, это означает, что между службой переписи и конторой мэра возникли разногласия. В администрации появилась оппозиция, и расплачиваться за все придется нам! Уверен!
В связи с этим было решено, что Дэвид, Нат и Лиз отправятся одной командой.
— Понадобится открыть проход на эту чертову станцию «Кайзер Ульрих III», — разъяснил он. — Работенка не из легких! Придется взять с собой газовые резаки, механические ножницы и все барахло для расчистки. Я подготовил вам схемы, выучите их наизусть, поскольку в том секторе видимость может быть нулевой… И вообще не знаешь, что способна натворить грязь.
Два часа Лиз изучала схему линии 27. Нат сидел рядом и делал мнемотехнические пометки в записной книжке. Он очень напоминал Дэвида обритой головой, невыразительным лицом человека без проблем и страстей, — качества, которые напускали на себя нынешние молодые полицейские. Лиз не много знала о нем. Знала только, что он свирепствовал среди девчонок юридического факультета, где слушал лекции по криминалистике и имел одновременно четыре или пять связей. Конноли игриво утверждал, что он устраивал пьяные оргии и заставлял своих подружек развлекать собутыльников. Лиз с трудом представляла себе этого мужчину в обличье Дон Жуана. Но она уже научилась не доверять внешности.
Согласовав маршрут, они снарядились с помощью Конноли, бегавшего от одного к другому, как оруженосец в минуты перед турниром. В который уже раз девушка сунула голову в большую медную банку с иллюминаторами и обулась в свинцовые галоши. К компрессору подсоединили три шланга, приобщив три стальных утробных плода к одной матке. Во все время пребывания под водой Конноли будет обеспечивать работу искусственных легких и не спускать глаз со стрелки, показывающей давление.
Они взяли с собой два рабочих кессона, снабженных воспламенителями и подъемными мешками. В одном находились обычные инструменты, в другом — кварцевый резак и баллоны с горючим. Но они надеялись, что не придется воспользоваться ими. Конноли привинтил к их шлемам мощные лампы, батареи которых висели на бедрах.
Они гуськом спустились до одиннадцатиметровой глубины, придерживаясь маршрута, отмеченного вехами; им они проходили много раз. Пузырьки воздуха, вырывающиеся из трех спускных клапанов, создавали страшный шум под облицованным сводом. Обилие их распугало рыб, обычно мирно пасущихся среди флоры коридоров. Когда водолазы достигли ранее исследованных пересадочных ответвлений, ил, потревоженный свинцовой обувью, завиваясь, накрыл их с головой. Они выбрали направление к станции «Александер-плац», которая обслуживала линию 26 и казалась свободной.
На двадцатиметровой глубине они столкнулись с первыми кучами строительного мусора и потеряли час на расчистку прохода механическими ножницами. Лиз ненавидела эти куски арматуры, торчащие из бетона, ибо они могли повредить воздуховодные шланги. Проделав достаточно широкий проход, они вышли на платформу станции и спустились на рельсы. Поезд был заблокирован в туннеле потоком уже затвердевшего ила. Когда-нибудь придется разбивать этот коричневатый панцирь, чтобы высвободить вагоны, как освобождают ископаемых. Когда-нибудь…
Дэвид встал во главе колонны, попросив остальных погасить фронтальные лампы. Туннель открывался перед ними черной дырой, наполненной тревожащей мутью ила. Нат и Лиз тащили кессоны. Когда Дэвид почувствует, что его бдительность ослабла, они по очереди будут сменять его, занимать его место во главе колонны.
Они шли семьдесят минут, оставляя за собой пустынные станции, пересекли косяк рыб столь плотный, что он походил на эластичную стену, сквозь которую они протиснулись с трудом. Лиз испытала странное ликование, очутившись среди живых рыб, молотящих хвостами по резине ее комбинезона. Неожиданно основание туннеля перекосилось. Рельсы, изогнувшиеся вверх под углом 45°, предвещали близость воздушного кармана. Однако это была не станция «Кайзер Ульрих III» — до нее оставалось еще несколько часов ходьбы, — а небольшая станция «Людвиг-Клаус Нахтах», названная в честь изобретателя особых пилюль, разрушающих калории, содержащиеся в пище. Лиз вспомнила рекламы, прославляющие его продукцию;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30