Ну разве что какие-нибудь крохи… Короче, жене его, Ане, помимо Чики, эта смерть — повторяю, теоретически! — тоже выгодна. И сестре ее заодно, они же родная кровь и даже больше — двойняшки. У них же все пополам, может они и супружеское ложе тоже делили. Кто знает? Они же… две половинки.
— Возможно.
— Да и Игорю Дугину, все это, в общем-то, на руку.
— А это кто такой?
— Ну, я же говорил, он при Заславском замом состоял. Теперь, естественно, всей фирмой заправляет. Аня-то во всей этой кухне ни уха ни рыла.
— То есть, выходит…
— Выходит, что смерть Вадима Николаича Заславского со всех сторон всем выгодна. И бандитам, и его заму, и родной жене вместе с ее сестрой. И почти все они в тот «вечер, когда он скрипнул, вместе были.
— Как это? Где?
— В ресторане. Мне Дугин фотографии показывал. Все вчетвером они там сидят, а сестренки на одной из фотографий очень эффектно прямо в объектив ручки выставили, подарок от Заславского на день рождения демонстрируют.
— Чей день рождения?
— Ну Саша… они же близняшки.
— А-а… ну конечно.
— Ну вот, день рождения-то как бы формально у жены, но… Заславский им обеим по одинаковому колечку подарил. С маленьким таким брюликом. Вот они и сидят, сияют и колечками этими перед объективом красуются. Где-то она у меня… погоди-ка. — Волков встал из-за стола и вышел из кухни.
Гурский двумя пальцами взял с блюдца душистый кусочек нарезанного тонкими колечками лимона, с удовольствием вдохнул аромат и затем отправил кусочек в рот.
— Лимон — друг? — спросил Андрей Иваныч.
— Несомненно. Тем более, с похмелья.
— Вот, — Петр вернулся с небольшой глянцевой цветной фотографией, — это я у Дугина взял, на всякий случай. Вот это вот Заславский, а это Аня и Яна, только вот… кто из них кто…
— У жены, по идее, на правой руке должно быть, а у ее сестры наоборот, — Гурский взял фото в руки.
— Оно же не обручальное, где хочешь, там и носи. А старшая, между прочим, обручального вообще не носит. Чтоб от сестры не отличаться.
— Что за глупость?
— Ну вот такая у них, у двойняшек, фишка. Все должно быть одинаково.
— А этот четвертый кто?
— Дугин и есть.
— А он-то тут с какого боку?
— Ну-у… во-первых, он старый приятель Заславского, поэтому он его своим замом и сделал. А во-вторых… что-то у них там с этой Яной то ли было уже, то ли еще только намечается… В общем, создалось у меня такое ощущение, что клинья он под младшенькую подбивает. И очень активно. Больше ничего не знаю.
— Ясно.
— Что?
— Ну как что… сидел, выходит, наш упокойник за своей последней трапезой — за которой, собственно, его травануть и могли — в компании людей, которым его смерть исключительно на руку. Только Чики там и не хватало, чтобы уж для полного комплекта.
— Вроде так.
— Хотя с другой стороны… самому Чике отсвечивать там было вовсе и не обязательно. Достаточно было «расположить к себе» хотя бы одного из этих троих и…
— Трое с боку, ваших нет, — кивнул Андрей Иваныч. — Достаточно одной таблетки пирамидону.
— Возможно, — согласился Волков и раздавил в пепельнице окурок. — Возможно.
— А можно мне еще кофейку? — вновь возникла на кухне Вероника.
— Пожалуйста, — Адашев-Гурский поднялся из-за стола и потянулся к банке с растворимым кофе, — чайник еще не остыл, по-моему.
— Спасибо. — Вероника присела к столу.
Волков налил водки себе и Андрею.
— Ну что, Андрюша? Р-ра-авняйсь! — приподнял он над столом рюмку.
Андрей Иваныч распрямил спину, взял свою рюмку, расправил плечи и, выпучив глаза, вперил взгляд в бюст Вероники.
— Скромней, скромней себя вести нужно… — Адашев поставил на стол чашку с кофе, — нечего барышню в краску вгонять.
— По команде «равняйсь!» — пояснил Андрей Иваныч, — я должен видеть грудь четвертого человека. Раз, два, три, — он сосчитал себя, Петра и Гурского, а затем вернулся взглядом к Веронике, — четыре…
— Смир-рно! — скомандовал Волков.
— Шага-ам… — Адашев придвинул девушке чашку.
— Арш!!! — рявкнул Андрей Иваныч и опрокинул в рот водку.
— А вы, как я погляжу, настроены серьезно, — Александр, стоя, допил чай и кивнул на бутылку.
— Так ведь… — развел руки Андрей, — кирасир Его Величества не боится вин количества.
— Ловко. — Волков выпил свою водку. — Спиши слова.
— Ладно. — Гурский вновь присел к столу и закурил. — Значит, вот непосредственно после этого самого застолья в ресторане Заславский и помер?
— Непосредственно, — кивнул Петр. — Встал из-за стола, сел в машину, поехал к какому-то своему приятелю на дачу — то ли в Комарове, то ли в Репине — и, сидя за рулем, окончился. С трассы и вылетел. Мертвый уже, как врачи говорят. Жена чудом жива осталась.
— А сестра?
— Да нет, они вдвоем ехали. Там, видишь… в ресторане еще… сестренки разругались. В дым. Это мне Дугин потом рассказывал, я же с ним встречался, беседовал. После того, как Заславский помер, но еще до того, как меня рожей об стол.
— Понятно.
— Ну вот. Старшая за воротник перебрала, за ней вроде это водится, ну и… две бабы, хоть и сестры, но… ты ж понимаешь, слово за слово… эта Яна, младшая, подхватилась и домой уехала. Игорь ее проводить хотел, но та отказалась, по телефону тачку вызвала и укатила.
— А они втроем уже остались.
— Да. Посидели еще, а потом, уже заполночь, Заславский решил на свежий воздух выбраться, на дачу эту махнуть. Дугин с ними распрощался и домой поехал, а Заславский с женой в машину сел…
— …пьяный.
— Нет, я же говорил, он непьющий был практически. Ну вот, он, значит, в машину сел, а потом… Ну и все, в общем.
— А где они с трассы вылетели?
— Да за постом ГАИ. Не сразу, дальше, где-то в Ольгине вроде, но не в самом, а не доезжая. Там еще поворот и… место такое, относительно пустынное.
— И «скорая» сразу приехала?
— Кто ж знает… когда Анна в себя пришла, вызвала, тогда и приехала.
— А что же машины-то, которые мимо ехали?
— Ну, Саша… «что машины»… во-первых, это же все-таки «форд», он же не на куски развалился, просто кувырнулся через крышу и опять на колеса встал. Во-вторых, там кювет высокий, а он черный. Да и как он с дороги вылетел, никто, очевидно, не видел, там же ночью не такое уж движение. Пролетит мимо машина, фарами его хватанет, да и дальше. Кому какое дело? Прошлой зимой мужик пьяный в двух шагах от дома в сугробе замерз, а народ мимо шел. В общем, когда эта Аня оклемалась, трубку нашла, тогда сама и вызвала. И ментов, и «скорую».
— Хо-ро-шо-о… — задумавшись произнес по слогам Адашев-Гурский. — Ладно. С-слушай, Петр… а вот такое у меня к тебе предложение… а давай-ка я с этой Аней встречусь да поболтаю, а? Она где живет?
— На Савушкина.
— Так там вроде бы и район-то не богатский. Что ж он, риэлтер, жилье себе приличное сделать не мог?
— Ага… у него там такое наворочено… в подвале тренажерный зал с сауной.
— Как это «в подвале»?
— Там дома такие, типа коттеджей, ну которые…
— Немцы после войны строили.
— Ну да. Он этот дом свой, ну… в котором у него сейчас квартира, собирался целиком со временем откупить:
— Тогда понятно.
— А с чего это ты решил, что она с тобой беседовать станет?
— Н-ну-у… я журналист. Скажу, что мы с Заславским Вадим Николаичем знакомы были, и меня смерть его потрясла до глубины души.
— И что?
— Петя… ну уж найду я, наверное, что сказать, а? У тебя телефон ее есть?
— Вон, на холодильнике. Черный блокнот.
Гурский подошел к холодильнику и взял блокнот.
— На букву «З», — подсказал Волков. Петр наполнил рюмки.
— Заславский?
— «Заморочки»
— «Автостоянка на Барочной. Какого хера!!!» — бегло читал вслух Гурский, раскрыв черный блокнот Волкова на странице, обозначенной буквой «З». — «Напомнить Бяше про Акима», «Фаина Георгиевна — таможня. Пропальпировать!!!» Это Раневская, что ли? — вскинул он взгляд на Петра.
— В самом конце ищи, — буркнул Волков.
— Ага, нашел, — кивнул Гурский, перелистнув страницу. — Я перепишу?
— Дерзай, — Петр взял в руки рюмку, взглянул на Веронику, затем на Андрей Иваныча и негромко и проникновенно произнес: — Ребяточки… какая это все, в сущности, херня, в сравнении с энтропией Вселенной и преображением души, а?
— О-о-о… — Гурский, заложив пальцем страницу, закрыл блокнот и направился из кухни, — все, я пошел.
— Блокнот оставь, — сказал Волков.
— Сейчас, перепишу и верну.
— Что ты, Петя, — понимающе сказал Андрей Иваныч и поднял свою рюмку, — о чем ты говоришь.:. А мне тут еще Александр и про телегонию рассказывал, так я чуть не разрыдался, ей-богу. Это ж такое… такое…
— Какое?
— Потом расскажу, давай выпьем.
— Давай.
Они выпили, взяли по кусочку лимона, обмакнули их в соль и с удовольствием закусили.
— Я ушел. — Гурский вернулся на кухню, положил черный блокнот на место и взглянул на товарищей: — Держите себя в руках.
— Увидимся за чаем, — кивнул ему Андрей Иваныч.
Глава 6
— Алло, — держа телефонную трубку в руке, Адашев-Гурский присел на краешек стола в редакционном кабинете, — извините, пожалуйста, это вас Гурский беспокоит, Александр Васильевич, будьте добры Анну.
— Да, я вас слушаю.
— Анна… еще раз извините, мы с вами не знакомы, но… видите ли… дело в том, что меня не было в городе, я журналист, в командировке был на Таймыре. И вот вернулся.
— И что?
— Видите ли, у меня материал в плане стоит, интервью с вашим мужем, ну… о бандитских крышах, охранных структурах и… обо всем, что с этим связано. Материал этот у меня готов, мне его в номер сдавать нужно, но у нас принято сначала показать тому, с кем интервью было. Профессиональная этика, так сказать. Ну вот… я звоню Вадим Николаичу в офис, а мне там говорят, что его убили. Вот я и решился вас побеспокоить. Вы меня простите, я понимаю, что вам не до меня, но… и вы меня поймите — этика. Что мне с этим материалом делать, ставить в номер?
— Как это убили?!
— А разве нет? Он что же — жив?
— Да нет, но… никто его не убивал! Он умер. Инфаркт. Что за слухи такие дурацкие?
— Господи… вы меня простите, пожалуйста, еще раз, просто… мне сказали «погиб» и еще про машину что-то, вот я и… это, очевидно, в свете того, о чем мы с ним разговаривали, вот, наверное, у меня такое впечатление и возникло, что аварию подстроили. А вы говорите: «инфаркт»? Дома?
— Нет, не дома. Все правильно, в машине это произошло, но… а когда вы с ним встречались?
— Да не так давно. Просто мне на Таймыр пришлось улететь, поэтому я материал вовремя сдать и не успел. А тут вот вернулся и… вы уж простите меня, пожалуйста, я прекрасно понимаю ваши чувства, не стану больше беспокоить. А интервью это я сейчас пойду и сдам, вы не против?
— Нет… то есть, да… то есть, против, конечно!
— Почему?
— Могла бы я на него взглянуть?
— Ну конечно! Для этого я вам и звоню.
— А как я могу это сделать?
— Очень просто. Я даже сам могу к вам подъехать. У вас компьютер дома есть?
— Конечно.
— Ну вот. Я могу к вам подъехать с дискетой и показать. Только, если можно… я очень спешу, мне на Камчатку лететь.
— Приезжайте прямо сейчас, можете?
— Могу, диктуйте адрес.
Записав адрес вдовы Заславского, Александр положил телефонную трубку на рычаг, вышел из кабинета и прошел коридором до двери, на которой висела табличка: «Не входи, а? Тебе это очень надо?»
Открыл дверь, вошел и, увидев сидящую за компьютером девушку, сказал:
— Ленка, очень надо, честное слово. Я потом услужу, я отстираю…
— Саша-Саша-Саша-Саша, — не отрывая взгляда от монитора и легко скользя пальцами по клавишам мануала, девушка даже не повернула к нему головы. — На хуй — на хуй — на хуй — на хуй…
— А Васька где?
— Ни-ни-ни-ни-ни-ни-ни… Гурский вышел, закрыл за собой дверь и пошел дальше.
Из одной из дверей быстрым шагом вышел чуть полноватый седой мужчина, на его груди поблескивали оправой очки, висящие на черном шнурке.
— Аркадий Андреич, — чуть придержал его за плечо Гурский, — чем можно спровоцировать инфаркт у человека с больным сердцем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17