В последующее время Васе еще несколько раз удавалось успешно подобным образом останавливать словоохотливого куплетиста. Предпоследнее, что запомнил оперативник из встречи со своим новым агентом, — обещание Касторского помочь организовать встречу со штабс-капитаном Овечкиным. Только для этого почему-то требовалось, чтобы Вася сплясал канкан. В чем был смысл пляски, Рогов понять оказался не в силах. Он уже едва различал широкую улыбку куплетиста, точнее, две улыбки, напоминавшие мультик об Алисе и Чеширском коте. Буба вроде бы еще успел сказать, что видел нынче в кабаре какого-то полицейского, ужинавшего с начальником контрразведки. Кажется, он интересовался также, на кого работает «журналист»…
Потом в Васиной памяти случился провал.
Уставший оперативник даже не почувствовал, как Буба осторожно извлек из кармана его пиджака злополучную фотографию и, вздохнув над ней, разорвал снимок на мелкие кусочки. Так же осторожно артист ознакомился с остальным содержимым карманов спящего гостя. При этом он крайне удивился, рассматривая поочередно то серпасто-молоткастый паспорт, то «двуглавоорлое» служебное удостоверение. В конце концов, сунув документы на место, Касторский прихватил свое канотье и спешно удалился, осторожно прикрыв за собой двери.
Приблизительно через час в квартиру артиста так же осторожно пробрались двое вооруженных револьверами незнакомцев, чьи лица скрывали маски. Один из них, с черными кучерявыми волосами, был одет в ярко-красную рубашку.
Другой, светловолосый и худощавый, шлепал по полу босыми ногами.
Только Васи там уже не было.
— Мы поможем, — как заклинание, шептал оперативник, — мы все время на посту…
В это время он, как говорится, на «автопилоте», пошатываясь, брел на встречу с Игорем Плаховым, твердо сжимая в руке початую бутылку вина, прихваченную в качестве сувенира из квартиры Касторского. Незнакомый ночной город обдавал неприятным холодом, так что Васе приходилось то и дело отхлебывать вина, чтобы не замерзнуть окончательно.
Он честно и целеустремленно шел на связь, временами представляя себя пастором Шлагом.
Впрочем, оперативнику двигаться после тяжелого дня по колдобинам чужих улиц было не легче, чем старичку на лыжах по горам. Через некоторое время мужественные слова песни «мы поможем» сменились более лирическими и соответствующими моменту:
— Помоги мне! Помоги-и мне…
Но зовущая «желтоглазая ночь» центра города ближе к городской окраине сменилась непроглядной теменью улиц разбитых фонарей. В конечном итоге, так и не обнаружив морского берега, Рогов, очередной раз споткнувшись, без сил свалился в какой-то кустарник и забылся тяжелым сном…
А подозрительные субъекты в масках, тщательно обыскав квартиру Касторского и никого в ней не обнаружив, спешно удалились, на ходу негромко перебрасываясь фразами, что все случившееся — провокация шпиков Кудасова и что артиста срочно надо предупредить об опасности!
Глава 5
НЕЧИСТАЯ!
Он начал приходить в себя ближе к утру, от холода. С трудом разлепив веки, Вася хотел было подняться, но не смог. Последние силы, если они и оставались после ужина с гостеприимным куплетистом, были потеряны во время безуспешных скитаний по городу в надежде выйти на связь с Плаховым.
Еще одна попытка встать закончилась резким приступом головной боли и дрожью в ослабших конечностях, заглушаемой отчаянным желанием чего-нибудь выпить. Правда, обычного похмельного ощущения, что где-то поблизости нагадила стая кошек, не было: во рту явно благоухали остатки аромата хорошего массандровского вина. Тем не менее сил не осталось. Вася, словно блоковский зайчик, трясущийся под кустом, с трудом скосил глаза на темное южное небо, на котором издевательски улыбалась щербатая луна, высвечивая из темноты покосившиеся кресты на могилах.
«Господи, так я уже на кладбище!» — страдальчески подумал Рогов.
Почему-то неожиданно вспомнился профессор Лебединский с его жалостливой песней о братке Васе:
Он упал, как подкошенный ветром тростник, Возле двери «наджеры» дырявой. Не его в том вина, так уж карта легла, Ведь он не был по жизни раззяявой…
Ему стало очень жалко себя, той беспомощности, из-за которой могло сорваться выполнение важного задания боевого товарища, подполковника милиции Петренко, и скупая слеза, беззвучно скатившись по небритой, грязной щеке, упала на землю.
«Никому не поставить нас на колени — мы лежали и будем лежать», — вспомнился один из праздничных девизов.
Теперь оставалось только одно — умирать безымянным, в страшных мучениях.
Некоторое время он так и делал, даже не пытаясь пошевелиться. Потом до него донеслись какие-то голоса и возня.
С трудом снова продрав глаза, Рогов увидел, что двое солдат волокут в направлении кустов, где он умирал, какую-то отчаянно брыкавшуюся девчушку. Третий же, тщедушный и, как показалось оперативнику, косой, дурно хихикая, тащил следом здоровенную бутыль, наполненную мутной жидкостью.
Не дойдя до Васиного лежбища буквально пару шагов, солдаты грубо толкнули связанную пленницу на могильный холмик и велели сидеть смирно. Сами же защитники Отечества расположились поодаль. Косой осторожно поставил бутылку на землю и проворно извлек откуда-то металлическую кружку под одобрительное:
— Ну, наливай, что ли…
Рогов последним усилием воли попытался подползти ближе, но силы тут же оставили его, и он на какой-то момент впал в забытье, не успев даже пошевелиться…
Он снова очнулся от ароматного запаха самогонки, защекотавшего ноздри. Солдаты, видно, уже успели выпить по кружке бодрящей жидкости, и теперь Косой, тараща свои полтора глаза на луну, заканчивал рассказывать страшную историю о своих подвигах в степях Украины.
— Идем мы, а там мертвые с косами стоять. И тишина-а…
— Брехня! — неуверенно возразил своему товарищу невысокий красномордый дядька с пышными усами и, перекрестившись, добавил увереннее: — Брехня!..
Окончание истории испортил третий собутыльник.
Держа в руках кружку с самогонкой, он нетвердо шагнул к пленнице и попытался заставить ее выпить. Девчушка попробовала дернуться в сторону, но безуспешно: ее руки были связаны, а солдат успел крепко схватить несчастную за плечо.
— Ты что, не уважаешь? Лучше пей по-хорошему. А то ни нам удовольствию не доставишь, ни господам охфицерам в контр… бр-р… разведке. Пей, дура, тебе же легше будет!..
И солдат снова поднес кружку к лицу задержанной.
— Не-а, оне гордые, оне с нами брезгуют! — г опять почему-то глупо хихикнув, вставил Косой. — Я ж говорю: мстители енти — они нелюди… Вот и тогда, на Херсонщине, идем мы, а там мертвые с косами стоять… Ты б, дурочка, глотнула хоть капельку для сугреву!.. И ти-шина-а…
— И МНЕ… ХОТЬ КАПЕЛЬКУ-У! — Рогов последним усилием воли протянул из кустов грязную руку по направлению к кружке. — Пож-жалуйста…
— Брехня-а-а-а-а! — начав тихо, вдруг взорал дурным голосом усатый и бросился наутек.
Следом за ним, почему-то сначала аккуратно поставив кружку на могилу, затопал сапожищами другой воин. Девчушка же, увидавшая, как буквально из кладбищенской земли вылезла рука мертвяка, а также Косой, успевший предварительно провопить «Нечистая!», одновременно грохнулись без чувств…
Васе удалось с грехом пополам доползти до заветной емкости и, стуча зубами об ее край, глотнуть сладковатой, крепкой самогонки, которая приятно согрела воспаленное горло и пустой желудок. Понемногу к нему начали возвращаться силы. Оперативник поудобнее сел на землю, допил остатки жидкости из кружки, потом, разыскав в кармане сигарету, закурил.
Умирать уже не хотелось.
«А жизнь… Жизнь-то определенно налаживается», — констатировал он, заметив, что на могилке лежит чистая тряпочка, на которой разложено аккуратно нарезанное сало, несколько кусков хлеба и даже перышки зеленого лука.
Еще через непродолжительное время Рогову удалось распутать веревки, стягивавшие руки девушки, и накрепко скрутить лежащего без чувств Косого…
* * *
Дукалис прочитал заявление Трубецкого, посвященное исчезновению автора бестселлеров о «Народном Целителе», ничего не понял и перечитал еще раз.
В конце заявления был указан номер пейджера, по которому можно было связаться с пропавшим писателем.
Оперативник поднял телефонную трубку и набрал семь цифр.
— Компания «Бим-Бомттелеком», — откликнулся приятный женский голос. — Здравствуйте.
— Алло, это пейджер? — спросил Дукалис.
— Нет, это оператор…
— Извините. — Оперативник разочарованно вздохнул, повесил трубку и задумался.
Ниточка прямой связи с исчезнувшим мастером художественного слова была грубо оборвана, так что действовать следовало по-другому.
В кабинет заглянул осведомитель Ларина, местный гармонист и алкоголик Гена, прозванный за свою внешность Крокодилом, грустно посмотрел на раскинувшегося возле стены и храпящего куратора и, ни слова не говоря, убыл.
С первого этажа донеслись взвизги Безродного, оправдывавшегося перед Соловцом за свое суточное отсутствие. Дознаватель во всем винил «сатрапов» из УФСБ, задержавших его просто так, когда совершенно трезвый Безродный прогуливался по набережной, и выбивавших из него компромат на подполковника Петренко.
Дукалис зажал уши ладонями, чтобы не отвлекаться, и в третий раз стал перечитывать опус Мартышкина-Трубецкого.
Поэтому он не услышал, как вышедший из ступора Твердолобов приглашал коллег выпить водочки в кабинете дознавателей.
А Казанцев услышал.
Он на цыпочках вышел в коридор, оставив Анатолия в компании спящего Ларина и плотно притворив за собой дверь. Спустя два часа за такое гнусное поведение по отношению к товарищам Казанова был жестоко избит возмущенным Дукалисом.
* * *
В то время как Вася Рогов еще несчастно умирал под кладбищенскими кустами, его коллега Игорь Плахов попал в не менее неприятную ситуацию.
Нет, начиналось все вроде бы хорошо: дождавшись, пока парнишка-чистильщик, закончив работу под носом контрразведки, свернет нехитрый инвентарь и направится прочь, оперативник двинулся следом.
Парнишка шел, явно не опасаясь наружного наблюдения, так что следить за ним было сплошным удовольствием. К удивлению Плахова, чистильщик направился не к какому-нибудь дому, а в сторону городского парка. Там, у закрытых на ночь аттракционов, «объект» осторожно постучал в дверь будки карусельщика и вошел внутрь. Оперативник, расслабившись, выбрал скамеечку поудобнее, сел и блаженно вытянул ноги, ожидая появления своего подопечного.
Он предвкушал, как «расколет» этого тинейджера, выяснит, где может находиться заветный шкаф-купе, и, забрав Рогова с Мухомором, поскорее вернется в родимое РУВД.
Размечтавшись, оперативник напрочь забыл об элементарных правилах наружного наблюдения. Он легкомысленно закурил, выдав себя в сгустившихся сумерках яркой вспышкой зажигалки. На какое-то время Игорь даже прикрыл уставшие глаза, понадеявшись на слух. Сладкая южная ночь убаюкивала, донося ароматы парка и моря, негромко нашептывала колыбельную листва каштанов, ласково гладил по щекам легкий ветерок…
Некоторое время все было спокойно.
Потом Плахов услышал, как кто-то, пыхтя, семенит по дорожке в сторону будки. Оперативник на всякий случай спрятался за ближайшим деревом, и вовремя: мимо него, словно колобок, у которого отросли тонкие ножки, прокатился господин в клетчатом пиджаке и канотье. Он отчаянно спешил и задыхался от явно непривычной пробежки, да еще прижимал к сердцу маленькую собачонку, как-то странно успокаивая ее:
— Не волнуйся, мое сокровище!.. Уф-ф!.. Не родился еще тот фраер… Уф-ф!.. который бы Касторского хотел иметь… Уф-ф!.. когда у Бубы, можно сказать, антракт… Уф-ф!.. И полный аншлаг…
Плахов чуть было не рассмеялся, глядя на потешного бегуна, но тот, не снижая темпа, резво заскочил в будку карусельщика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30