— В конце концов ты первый раз покупаешь у меня журнал. Как же не отметить такое событие! Пойду взгляну, не найдется у меня подарочной обертки.
Посетителей больше не было, и Джордж от нечего делать принялся обслуживать меня на высшем, уровне. Он протопал в заднюю комнатку, а стрелки двигались уже к шести двадцати двум, двадцати трем, двадцати четырем. Ну словно летят!
В шесть двадцать пять он наконец вышел, сияя, и протянул мне подарок: журнал, обернутый в розовато-золотистую бумагу, разрисованную свечами, и хитро перевязанный голубой лентой.
— Чтоб не в последний раз! — прокричал он вслед, когда я выбегал на улицу, срывая на ходу обертку.
Через квартал я уже читал прямо на бегу.
« — Так, так, — произнес Харбенсон, погружаясь в размышления. Он потер чашечкой трубки нос. — Дайте-ка мне подумать
— Спешить некуда, — отозвался Макгронски».
Часы на бейнсвилльском банке показали шесть двадцать шесть.
« — И никакого специального инструмента? — поинтересовался Харбенсон».
«Сто раз тебе, что ли, говорить», — сердито подумал я
« — Нет, — ответил Макгронски. — Никакого. Все самое обычное. Что носит каждый. Бумажник, расческа да носовой платок»
Тик-так, тик-так, тик-так.
« — А может, бумажник-то какой особенный? — допытывался Харбенсон.
Макгронски подавил улыбку.
— Нет. Боюсь, вы на ложном пути, шеф. Мы с Жэннодом выбрались, пользуясь только здравым смыслом…»
«Да еще отвагой и сообразительностью», — добавил я, запихивая журнал в карман, потому что уже дошел до конторы. Но тут ли еще мистер Камберби? Я позвонил. Никакой ответа.
Я забарабанил в дверь кулаками. Ответа нет.
— Мистер Камберби! Мистер Камберби! — завопил я.
Ничего.
На банковских часах уже шесть двадцать девять. Он должен быть здесь, убеждал я себя. Если человек в пять тридцать говорит, что собирается поработать еще часок, то в шесть двадцать девять он должен работать. Я колотил еще с минуту и только тут вспомнил, что мистер Камберби совсем глухой. Разумеется, он в конторе. Не слышит просто. И я побежал к дырке почтового ящика. Свет над письменным столом мистера Камберби горел, но его самого я видеть не мог. Мешал выступ стены.
— Мистер Камберби! — закричал я (но, сами понимаете, в такое узкое отверстие особенно не покричишь). — Мистер Камберби! Это я, сэр! Арнольд!
— Арнольд? — с любопытством переспросил он.
— Да сэр! — провопил я.
— Арнольд? Интересно! А я думал, ты давно ушел.
— Я и ушел! Я на улице! У почтового ящика!
— Вон что? — произнес он озадаченно. — А что ты там делаешь? Или еще письма пришли?
— Да нет вроде! — закричал я. — Мне войти надо на минутку. Я одну вещь позабыл.
Я мог себе представить, как он добродушно покачивает головой. К счастью, мои хитроумные планы включали и изображение из себя деревенского дурачка. Такая репутация всегда может пригодиться. Последние два месяца я старательно путал бумаги, неверно подсчитывал размеры процентов и даже изредка нарочно падал. Да так удачно, что сшибал все, что можно было поблизости сшибить. По временам, готовясь к подобному случаю, я забывал в конторе разные мелочи. Мои представления проходили так успешно, что уже дважды ставили меня на грань безработицы. Но наконец-то они себя оправдали.
— Хорошо, Арнольд, — сказал мистер Камберби. — Сейчас открою.
Я не отрывал глаз от дырки, пока не увидел, как он шаркает вдоль выступа, и тогда уж побежал встретить его у двери.
Мистер Камберби чуть-чуть приоткрыл ее и с улыбкой выглянул.
— Ну, что ты забыл на этот раз? Сегодня не башмак, надеюсь?
— Нет, сэр. Теперь авторучку.
Ложь мои губы произнесли автоматически.
— А тебе она срочно понадобилась?
— Да, сэр. Мама хочет, чтобы я написал для нее какие-то письма. Очень, говорит, важные.
— А почему бы ей самой не написать? — спросил он.
— Да ручки-то у нее нет, — объяснил я, не уверенный, куда он клонит.
Мистер Камберби и сам не знал, на что решиться. И опять моя слава деревенского дурачка спасла положение.
— Ну уж иди, — вздохнув, разрешил он и отступил, пропуская меня.
Я рысцой припустился к своему столику и принялся шарить в ящиках, а мистер Камберби стоял у двери, не спуская с меня. Не совсем та позиция, какую я для него планировал.
— И куда это она запропастилась? — бормотал я. — Но лучше уж поискать, не то мама меня убьет. — Я убедительно инсценировал обыск следующего ящика. — Она ведь мне эту ручку к выпуску подарила, — бухнул я совсем уж ни к селу ни к городу.
В тусклом свете мне почудилась во взгляде мистера Камберби жалость, смешанная с гадливостью. Мистер Камберби шаркающей походкой двинулся к своему столу.
— Смотри только, будешь уходить, на забудь захлопнуть дверь, — устало сказал он.
Я пообещал, что не забуду, и шарил в ящиках еще с минуту. Потом закричал:
— Мистер Камберби, нашел! Завалилась под резинки! — И еще громче: — Так я пошел! Спокойной ночи!
Он ответил «спокойной ночи», я перепрыгнул через загородку, открыл дверь, изо всех сил хлопнул ею и быстренько с побежал обратно. Скорчившись, я устроился под своим столом. Тут было как в маленькой пещере, но света для чтения хватало. Харбенсон тоже блуждал в потемках за тысячу миль до разгадки.
« — Ну, Макгронски, сдаюсь, — сказал наконец шеф полиции, выбивая табак из трубки.
— Да бросьте, — промурлыкал детектив-ас. — Уж если Жэннод и я смогли выбраться, то уж вы-то, имея за плечам такой опыт криминальной работы, можете решить загадку. Напоминаю факты. Вы заперты в хранилище…»
Свет у мистера Камберби потух, и я услышал, как под ногами у него заскрипел пол. Наступи па мертвая тишина. Я изо все» сил старался не шелохнуться, хотя маловероятно, что он услышал бы меня, вздумай я даже вдруг пуститься у него за спиной в пляс с тамбурином. Но не время для глупостей, и я подавил сильнейшее желание выпрыгнуть из тайника и заорать «У-у-у!!!», просто чтобы посмотреть, какое у него сделается лицо. Наоборот, я сдерживал дыхание, слушая, как он выключает кондиционер, ставит сигнал тревоги, открывает дверь. Потом закрывает… Как, наконец, захлопывается с греющим сердце звуком замок.
Еще минутку в целях гарантии корчился я под столом. Потом вскочил — всего десять минут и две страницы отделяли меня от сокровищ Бейнсвилля!
В конторе окон не было, и я мог включить свет. Захоти я — так хоть все лампы. Но я был не так глуп и не забыл о случайном отражении. Свет могли заметить через отверстие воздушного кондиционера или сверху. Кроме того, есть еще и щель почтового ящика. Может, к ней прильнул еще какой-нибудь шатающийся допоздна Арнольд и сейчас строит планы. В этот самый момент! Кто знает! Пришла пора проявить тот сверхграмм осторожности, который отделяет особняки Ривьеры от Блекмурской тюрьмы. Я решился на риск зажечь только спичку.
Тщательный осмотр моих карманов и ящиков стола убедил меня, что и этим рисковать мне не придется. Угрюмо припоминал я свои ухищрения при покупке карманного фонарика. Тогда я только что начал готовиться к ночи преступления. Вел я себя очень осторожно: нарядился в эксцентричный костюм: платок, ковбойская рубаха, купальные трусы, тапочки на резиновой подошве… Ни одному свидетелю никогда не поверят, что это я разгуливал в таком наряде. Человек, консервативный по натуре. Потом шесть миль на велосипеде до соседнего Типтона. Там я и купил фонарик, назвавшись другим именем. Теперь он лежит, совершенно бесполезный, под матрацем у меня дома. Спрятан в носок.
Да, зловещая минута и для настоящего гения. Я погрузился в размышления, а сверху доносились чарующие звуки танго. И шумовое сопровождение — топанье и шарканье ног. У Пита Энсико начались танцульки.
Меня немного утешило сходство моего положения и положения настоящего Андрэ Жэннода. Когда он прятался в темном хранилище леди Шиндлер, ее гости тоже вовсю развлекались. Хотя, конечно, в моем случае танцоры — всего только городские старые девы. Они плавно покачиваются и кружатся, высоко вскидывая башмаки, в объятиях Пита Энсико и его дружков. Наверняка среди них танцевали и мои прежние школьные учительницы. И уж конечно, мисс Фрэмидж. Для нее без танцев и жизнь не в жизнь. Может, это она и топает с особым усердием над моей головой.
Тут я, естественно, вспомнил, что мисс Фрэмидж курит. Правда, всего лишь маленькие ментоловые сигаретки с фильтром. Да еще вставляет их в длинный пластмассовый мундштук. Но все-таки формально это курение и, стало быть, требует спичек. Еще не отзвучали следующие два такта танго, как я уже очутился у письменного стола мисс Фрэмидж и сжимал в руках коробку спичек. Тут я тоже проделал несколько танцевальных па: раз-два — к сейфу, раз-два — обратно, к стопу мисс Фрэмидж: забыл дома перчатки.
Но мисс Фрэмидж своих не забыла. Однако отчаянный Андрэ Хэндлман — мастер импровизаций: он артистически обертывает носовой платок вокруг одной ладони, две бумажные салфетки мисс Фрэмидж вокруг другой и скрепляет их на запястье клейкой лентой.
Рукам было неловко, но спичку зажечь я ухитрился. Музыка наверху сменилась мамбо, и я аккомпанировал на диске сейфа.
Педро Хэндлман и его игра на сейфе в ритме свинга. Шестнадцать направо, одиннадцать налево, двадцать шесть вправо, ча-ча-ча! Щелчок, поворот — открыт!
Я снова вернулся к столу за бумажными пакетами и опять к сейфу за его содержимым. Оскар Хэндлман — поставщик вечеринок на дому.
Как ни жаль, пакетов у меня оказалось все-таки больше денег у Компании внутренних кредитов и займов. Семнадцать пакетов, в которых некогда хранились сандвичи, отправились обратно в ящик. От них я избавлюсь в понедельник. И в понедельник самое время подать заявление об уходе. Заблаговременно у меня в уме начала складываться маленькая речь:
«Мистер Камберби, мисс Фрэмидж, клиенты бейнсвилльской Компании внутренних кредитов и займов! Друзья мои! Меня печалит необходимость обращаться к вам сегодня, когда в узнав о самом крупном и мастерском ограблении в истории Бейнсвилля, все еще пребываете в растерянности и недоумении, подобно мне самому. Мне бы очень хотелось чем-то утешить вас, но боюсь, мне придется усугубить ваше горе. Я подаю заявление об уходе с поста младшего клерка.
Как вы, возможно, знаете, скоро мне предстоит отправиться в колледж Нортона-младшего, и на днях я вдруг понял, что мне надо уладить немало дел, связанных с отъездом… Чтобы вы не подумали обо мне дурно из-за того, что я покидаю вас в час скорби…»
Ну, речью я еще займусь в свободное время. В воскресенье. Если такая необходимость вообще возникнет. Весьма вероятно, что после понедельника бейнсвилльской Компании внутренних кредитов и займов придется поэкономить и сократить число служащих. А может, компания и вовсе прекратит свое существование?
Тщательно упаковав деньги и закрыв сейф, я несколько торжественных минут посвятил размышлению о своих коллегах О мистере Камберби и мисс Фрэмидж. Мистер Камберби благодаря своим талантам, может быть, получит другую работу области финансов. Если повезет, его примут на работу в бейнсвилльский банк, и тогда на будущее лето мы опять станем работать вместе. Ну а что до мисс Фрэмидж, возможно, она досстигнет успеха танцами.
Но пора уже подумать и о себе. Пришло время для библиотечного часа.
Сложив пакеты у ног и вооружившись спичками мисс Фрэмидж, я плюхнулся на пол, прислонился к водоохладителю и приготовился изучать инструкции по спасению. Макгронски топтался на том самом месте, где я его оставил: напоминал основные моменты ситуации, Я посчитал, что ситуацию я и так досконально изучил на опыте, и потому сразу же перепрыгнул к следующему абзацу.
«Харбенсон пожевал черенок вересковой трубки и произнес:
— Боюсь, Макгронски, я в тупике. Расскажите же мне, как вы умудрились выбраться из запертого хранилища?
— Да все оказалось на редкость просто, — тепло улыбнулся Макгронски.
1 2 3 4
Посетителей больше не было, и Джордж от нечего делать принялся обслуживать меня на высшем, уровне. Он протопал в заднюю комнатку, а стрелки двигались уже к шести двадцати двум, двадцати трем, двадцати четырем. Ну словно летят!
В шесть двадцать пять он наконец вышел, сияя, и протянул мне подарок: журнал, обернутый в розовато-золотистую бумагу, разрисованную свечами, и хитро перевязанный голубой лентой.
— Чтоб не в последний раз! — прокричал он вслед, когда я выбегал на улицу, срывая на ходу обертку.
Через квартал я уже читал прямо на бегу.
« — Так, так, — произнес Харбенсон, погружаясь в размышления. Он потер чашечкой трубки нос. — Дайте-ка мне подумать
— Спешить некуда, — отозвался Макгронски».
Часы на бейнсвилльском банке показали шесть двадцать шесть.
« — И никакого специального инструмента? — поинтересовался Харбенсон».
«Сто раз тебе, что ли, говорить», — сердито подумал я
« — Нет, — ответил Макгронски. — Никакого. Все самое обычное. Что носит каждый. Бумажник, расческа да носовой платок»
Тик-так, тик-так, тик-так.
« — А может, бумажник-то какой особенный? — допытывался Харбенсон.
Макгронски подавил улыбку.
— Нет. Боюсь, вы на ложном пути, шеф. Мы с Жэннодом выбрались, пользуясь только здравым смыслом…»
«Да еще отвагой и сообразительностью», — добавил я, запихивая журнал в карман, потому что уже дошел до конторы. Но тут ли еще мистер Камберби? Я позвонил. Никакой ответа.
Я забарабанил в дверь кулаками. Ответа нет.
— Мистер Камберби! Мистер Камберби! — завопил я.
Ничего.
На банковских часах уже шесть двадцать девять. Он должен быть здесь, убеждал я себя. Если человек в пять тридцать говорит, что собирается поработать еще часок, то в шесть двадцать девять он должен работать. Я колотил еще с минуту и только тут вспомнил, что мистер Камберби совсем глухой. Разумеется, он в конторе. Не слышит просто. И я побежал к дырке почтового ящика. Свет над письменным столом мистера Камберби горел, но его самого я видеть не мог. Мешал выступ стены.
— Мистер Камберби! — закричал я (но, сами понимаете, в такое узкое отверстие особенно не покричишь). — Мистер Камберби! Это я, сэр! Арнольд!
— Арнольд? — с любопытством переспросил он.
— Да сэр! — провопил я.
— Арнольд? Интересно! А я думал, ты давно ушел.
— Я и ушел! Я на улице! У почтового ящика!
— Вон что? — произнес он озадаченно. — А что ты там делаешь? Или еще письма пришли?
— Да нет вроде! — закричал я. — Мне войти надо на минутку. Я одну вещь позабыл.
Я мог себе представить, как он добродушно покачивает головой. К счастью, мои хитроумные планы включали и изображение из себя деревенского дурачка. Такая репутация всегда может пригодиться. Последние два месяца я старательно путал бумаги, неверно подсчитывал размеры процентов и даже изредка нарочно падал. Да так удачно, что сшибал все, что можно было поблизости сшибить. По временам, готовясь к подобному случаю, я забывал в конторе разные мелочи. Мои представления проходили так успешно, что уже дважды ставили меня на грань безработицы. Но наконец-то они себя оправдали.
— Хорошо, Арнольд, — сказал мистер Камберби. — Сейчас открою.
Я не отрывал глаз от дырки, пока не увидел, как он шаркает вдоль выступа, и тогда уж побежал встретить его у двери.
Мистер Камберби чуть-чуть приоткрыл ее и с улыбкой выглянул.
— Ну, что ты забыл на этот раз? Сегодня не башмак, надеюсь?
— Нет, сэр. Теперь авторучку.
Ложь мои губы произнесли автоматически.
— А тебе она срочно понадобилась?
— Да, сэр. Мама хочет, чтобы я написал для нее какие-то письма. Очень, говорит, важные.
— А почему бы ей самой не написать? — спросил он.
— Да ручки-то у нее нет, — объяснил я, не уверенный, куда он клонит.
Мистер Камберби и сам не знал, на что решиться. И опять моя слава деревенского дурачка спасла положение.
— Ну уж иди, — вздохнув, разрешил он и отступил, пропуская меня.
Я рысцой припустился к своему столику и принялся шарить в ящиках, а мистер Камберби стоял у двери, не спуская с меня. Не совсем та позиция, какую я для него планировал.
— И куда это она запропастилась? — бормотал я. — Но лучше уж поискать, не то мама меня убьет. — Я убедительно инсценировал обыск следующего ящика. — Она ведь мне эту ручку к выпуску подарила, — бухнул я совсем уж ни к селу ни к городу.
В тусклом свете мне почудилась во взгляде мистера Камберби жалость, смешанная с гадливостью. Мистер Камберби шаркающей походкой двинулся к своему столу.
— Смотри только, будешь уходить, на забудь захлопнуть дверь, — устало сказал он.
Я пообещал, что не забуду, и шарил в ящиках еще с минуту. Потом закричал:
— Мистер Камберби, нашел! Завалилась под резинки! — И еще громче: — Так я пошел! Спокойной ночи!
Он ответил «спокойной ночи», я перепрыгнул через загородку, открыл дверь, изо всех сил хлопнул ею и быстренько с побежал обратно. Скорчившись, я устроился под своим столом. Тут было как в маленькой пещере, но света для чтения хватало. Харбенсон тоже блуждал в потемках за тысячу миль до разгадки.
« — Ну, Макгронски, сдаюсь, — сказал наконец шеф полиции, выбивая табак из трубки.
— Да бросьте, — промурлыкал детектив-ас. — Уж если Жэннод и я смогли выбраться, то уж вы-то, имея за плечам такой опыт криминальной работы, можете решить загадку. Напоминаю факты. Вы заперты в хранилище…»
Свет у мистера Камберби потух, и я услышал, как под ногами у него заскрипел пол. Наступи па мертвая тишина. Я изо все» сил старался не шелохнуться, хотя маловероятно, что он услышал бы меня, вздумай я даже вдруг пуститься у него за спиной в пляс с тамбурином. Но не время для глупостей, и я подавил сильнейшее желание выпрыгнуть из тайника и заорать «У-у-у!!!», просто чтобы посмотреть, какое у него сделается лицо. Наоборот, я сдерживал дыхание, слушая, как он выключает кондиционер, ставит сигнал тревоги, открывает дверь. Потом закрывает… Как, наконец, захлопывается с греющим сердце звуком замок.
Еще минутку в целях гарантии корчился я под столом. Потом вскочил — всего десять минут и две страницы отделяли меня от сокровищ Бейнсвилля!
В конторе окон не было, и я мог включить свет. Захоти я — так хоть все лампы. Но я был не так глуп и не забыл о случайном отражении. Свет могли заметить через отверстие воздушного кондиционера или сверху. Кроме того, есть еще и щель почтового ящика. Может, к ней прильнул еще какой-нибудь шатающийся допоздна Арнольд и сейчас строит планы. В этот самый момент! Кто знает! Пришла пора проявить тот сверхграмм осторожности, который отделяет особняки Ривьеры от Блекмурской тюрьмы. Я решился на риск зажечь только спичку.
Тщательный осмотр моих карманов и ящиков стола убедил меня, что и этим рисковать мне не придется. Угрюмо припоминал я свои ухищрения при покупке карманного фонарика. Тогда я только что начал готовиться к ночи преступления. Вел я себя очень осторожно: нарядился в эксцентричный костюм: платок, ковбойская рубаха, купальные трусы, тапочки на резиновой подошве… Ни одному свидетелю никогда не поверят, что это я разгуливал в таком наряде. Человек, консервативный по натуре. Потом шесть миль на велосипеде до соседнего Типтона. Там я и купил фонарик, назвавшись другим именем. Теперь он лежит, совершенно бесполезный, под матрацем у меня дома. Спрятан в носок.
Да, зловещая минута и для настоящего гения. Я погрузился в размышления, а сверху доносились чарующие звуки танго. И шумовое сопровождение — топанье и шарканье ног. У Пита Энсико начались танцульки.
Меня немного утешило сходство моего положения и положения настоящего Андрэ Жэннода. Когда он прятался в темном хранилище леди Шиндлер, ее гости тоже вовсю развлекались. Хотя, конечно, в моем случае танцоры — всего только городские старые девы. Они плавно покачиваются и кружатся, высоко вскидывая башмаки, в объятиях Пита Энсико и его дружков. Наверняка среди них танцевали и мои прежние школьные учительницы. И уж конечно, мисс Фрэмидж. Для нее без танцев и жизнь не в жизнь. Может, это она и топает с особым усердием над моей головой.
Тут я, естественно, вспомнил, что мисс Фрэмидж курит. Правда, всего лишь маленькие ментоловые сигаретки с фильтром. Да еще вставляет их в длинный пластмассовый мундштук. Но все-таки формально это курение и, стало быть, требует спичек. Еще не отзвучали следующие два такта танго, как я уже очутился у письменного стола мисс Фрэмидж и сжимал в руках коробку спичек. Тут я тоже проделал несколько танцевальных па: раз-два — к сейфу, раз-два — обратно, к стопу мисс Фрэмидж: забыл дома перчатки.
Но мисс Фрэмидж своих не забыла. Однако отчаянный Андрэ Хэндлман — мастер импровизаций: он артистически обертывает носовой платок вокруг одной ладони, две бумажные салфетки мисс Фрэмидж вокруг другой и скрепляет их на запястье клейкой лентой.
Рукам было неловко, но спичку зажечь я ухитрился. Музыка наверху сменилась мамбо, и я аккомпанировал на диске сейфа.
Педро Хэндлман и его игра на сейфе в ритме свинга. Шестнадцать направо, одиннадцать налево, двадцать шесть вправо, ча-ча-ча! Щелчок, поворот — открыт!
Я снова вернулся к столу за бумажными пакетами и опять к сейфу за его содержимым. Оскар Хэндлман — поставщик вечеринок на дому.
Как ни жаль, пакетов у меня оказалось все-таки больше денег у Компании внутренних кредитов и займов. Семнадцать пакетов, в которых некогда хранились сандвичи, отправились обратно в ящик. От них я избавлюсь в понедельник. И в понедельник самое время подать заявление об уходе. Заблаговременно у меня в уме начала складываться маленькая речь:
«Мистер Камберби, мисс Фрэмидж, клиенты бейнсвилльской Компании внутренних кредитов и займов! Друзья мои! Меня печалит необходимость обращаться к вам сегодня, когда в узнав о самом крупном и мастерском ограблении в истории Бейнсвилля, все еще пребываете в растерянности и недоумении, подобно мне самому. Мне бы очень хотелось чем-то утешить вас, но боюсь, мне придется усугубить ваше горе. Я подаю заявление об уходе с поста младшего клерка.
Как вы, возможно, знаете, скоро мне предстоит отправиться в колледж Нортона-младшего, и на днях я вдруг понял, что мне надо уладить немало дел, связанных с отъездом… Чтобы вы не подумали обо мне дурно из-за того, что я покидаю вас в час скорби…»
Ну, речью я еще займусь в свободное время. В воскресенье. Если такая необходимость вообще возникнет. Весьма вероятно, что после понедельника бейнсвилльской Компании внутренних кредитов и займов придется поэкономить и сократить число служащих. А может, компания и вовсе прекратит свое существование?
Тщательно упаковав деньги и закрыв сейф, я несколько торжественных минут посвятил размышлению о своих коллегах О мистере Камберби и мисс Фрэмидж. Мистер Камберби благодаря своим талантам, может быть, получит другую работу области финансов. Если повезет, его примут на работу в бейнсвилльский банк, и тогда на будущее лето мы опять станем работать вместе. Ну а что до мисс Фрэмидж, возможно, она досстигнет успеха танцами.
Но пора уже подумать и о себе. Пришло время для библиотечного часа.
Сложив пакеты у ног и вооружившись спичками мисс Фрэмидж, я плюхнулся на пол, прислонился к водоохладителю и приготовился изучать инструкции по спасению. Макгронски топтался на том самом месте, где я его оставил: напоминал основные моменты ситуации, Я посчитал, что ситуацию я и так досконально изучил на опыте, и потому сразу же перепрыгнул к следующему абзацу.
«Харбенсон пожевал черенок вересковой трубки и произнес:
— Боюсь, Макгронски, я в тупике. Расскажите же мне, как вы умудрились выбраться из запертого хранилища?
— Да все оказалось на редкость просто, — тепло улыбнулся Макгронски.
1 2 3 4