Если там есть дверь, значит, ее за шерстью не было видно.
— Так и есть, милорд. Как ее увидишь? Сомневаюсь, входила ли в эту дверь хоть одна живая душа после того, как ее закрыли. Сейчас там ничего нет.
«Сейчас — ничего, — размышлял Кадфаэль. — А вчера? Было ли там что-нибудь? Или кто-нибудь? Похоже, так думал и Бертред, хотя, конечна, он мог ошибаться. Зная о заброшенной конторе, он, вероятно, считал, что стоит посмотреть там. Если так, он дорого заплатил за это. Все мечты о том, чтобы разбогатеть с помощью доблестного спасения хозяйки, рассчитывая на ее благодарность, и постепенно, шаг за шагом добиться своей цели — все разбилось вдребезги, все унес с собой Северн. Действительно ли Бертред знал кое-что, чего не знал никто другой из искавших Джудит, или он говорил лишь об этой скрытой от глаз комнате как о месте, где может находиться его хозяйка?»
— Уилл, пошли человека в дом Хинде, — распорядился Хью. — Скажи, чтобы сам хозяин или его сын принесли сюда ключи. Все ключи! Пора мне взглянуть на то, что делается внутри этого склада. Самому! Надо было сделать это раньше.
Однако через десять-пятнадцать минут ожидания вместе с сержантом появился, широко шагая по полю, не Уильям Хинде и не его сын Вивиан, а слуга в домотканой рубахе и кожаных штанах. Это был высокий, сильный парень лет тридцати, с коротко подстриженной бородкой и усами, обрамлявшими большой рот. У слуги был самоуверенный вид, хорошо подвешенный язык и некоторая фатоватая щеголеватость, как у нормандского лорда. Однако его фигура и светло-рыжие волосы говорили о его саксонском происхождении. Он небрежно поклонился Хью и выпрямился, глядя в глаза шерифу своими прозрачными, как лед, глазами с едва заметным проблеском северной голубизны.
— Милорд, моя хозяйка посылает вам это, вы можете располагать и мной. — Слуга протянул Хью ключи на большом кольце, целую связку ключей. Голос у него был громкий, с отзвуком меди, однако слуга держался вполне учтиво. — Хозяин уехал к своим стадам в Фортон, он там со вчерашнего дня, а молодой мастер сегодня отправился туда помочь отцу, но он должен вернуться завтра, если он вам нужен. Пожалуйста, приказывайте. Я готов служить вам.
— Я встречал тебя в городе, — заметил Хью, разглядывая парня с нескрываемым интересом. — Значит, ты слуга Хинде? Как тебя зовут?
— Гуннар, милорд.
— Стало быть, хозяин доверяет тебе ключи, Ладно, Гуннар, открой-ка эту дверь. Я хочу посмотреть, что там делается внутри. — И добавил, как человек, желающий поддержать беседу: — Когда же ждут баржу, если мастер Хинде нашел время самолично отправиться к стадам?
— К концу месяца, милорд. Купец заранее оповещает нас из Вустера. Настриженную шерсть водой везут до Бристоля, а потом по суше до Саутгемптона и опять грузят на суда. Это сильно сокращает путь. Считают, что идти вокруг, с юго-запада, очень опасно.
Говоря это, Гуннар снял два тяжелых засова с дверей склада, потом широко распахнул их створки. Открылось большое помещение с чисто подметенным, немного приподнятым полом. Здесь обычно складывали шерсть похуже, но сейчас было пусто. В левом от двери углу у стены стояла деревянная лестница, которая вела наверх.
— Как я посмотрю, ты, Гуннар, хорошо осведомлен о делах мастера Хинде, — заметил Хью, переступал порог.
— Хозяин доверяет мне. Однажды меня посылали с баржой в Бристоль, когда один из команды поранился и им не хватало людей. Хотите подняться наверх, сэр? Показать дорогу?
«Очень самоуверенный и разговорчивый парень этот Гуннар, — подумал Кадфаэль. — Просто образец доверенного слуги из торгового дома. Он и по заданию хозяина поедет, и все вокруг замечает, приобретая опыт. Стать, манера поведения, цвет лица, волос выдают его северное происхождение. Датчане в нашем графстве дошли только до Бригге, но в память о себе они оставили потомство».
Кадфаэль не торопясь поднялся вслед за Гуннаром и Хью на верхний этаж. Здесь царил полумрак, свет проникал только через широко распахнутые двери внизу, однако его было достаточно, чтобы разглядеть тюки с шерстью, уложенные по всей длине чердака.
— Хорошо бы побольше света, — сказал Хью.
— Подождите, милорд, сейчас открою.
Гуннар схватил один тюк в середине штабеля, вытащил его и отодвинул в сторону, потом сделал то же самое еще с несколькими, пока за рядом тюков не показалась узкая, сколоченная из досок дверь. Гуннар позвенел своей связкой ключей, выбрал один и вставил его в замок. На двери были еще два железных засова, они ржаво заскрипели, когда Гуннар стал вытаскивать их из гнезд. Ключ заскрежетал в замке.
— Здесь давно никто не был, — проговорил Гуннар бодро. — Невредно будет проветрить. — Дверь открывалась вовнутрь. Гуннар распахнул ее, направился к закрытому ставнями окну, с грохотом отодвинул задвижки, освободил ставни и раскрыл их, впустив в комнату свет заходящего солнца. — Осторожно, не выпачкайтесь, милорд, здесь пыльно, — заботливо предостерег он Хью и отошел в сторону, чтобы остальные могли осмотреть маленькую каморку.
В комнату ворвался крепнущий ветерок, заставив задрожать паутину на деревянной раме окна. Голое, тесное помещение, старая скамья у стены, куча обрывков пергамента, тряпок, шерсти, обломков дерева и какого-то мусора, большой кувшин с отбитым краем, старый колченогий стол — и всюду грязь и пыль, как бывает обычно, когда комната два года стоит запертая и заброшенная.
— Однажды сюда забрался вор, — весело сообщил Гуннар, — но тому, кто захочет повторить это, придется потрудиться. Прежде чем мы уйдем, я должен все хорошенько запереть. Хозяин оторвет мне голову, если я забуду закрыть хоть один засов или повернуть хоть один ключ.
— А вот прошлой ночью сюда пытался проникнуть вор, — произнес Хью небрежным тоном. — Тебе не говорили?
Гуннар повернулся и посмотрел на Хью широко открытыми от удивления глазами:
— Вор? Прошлой ночью? Ни слова не слышал об этом, и хозяйка тоже. А кто это говорит?
— Спроси сторожа, он скажет. Некто Бертред, ткач, который работает у госпожи Перл. Посмотри на брус под окном, Гуннар. Ты увидишь, что он сорвался под его тяжестью. Собака загнала его в реку, — добавил Хью, задумчиво оглядывая пустую комнату и краем глаза следя за выражением лица Гуннара. — Он утонул.
Наступило короткое тяжелое молчание. Гуннар как будто онемел и стоял, уставившись в пространство. Его легковесность и самоуверенность испарились, уступив место мрачной серьезности.
— Ты ничего не слышал? — изумился Хью, разглядывая пыльный пол, на котором отпечатались только следы Гуннара, когда тот шел от двери к окну.
— Нет, милорд, ничего. — Громкий, уверенный голос стал тихим, напряженным, словно человек сосредоточился на одной мысли. — Я знаю Бертреда. Он не станет красть шерсть. Он и так хорошо обеспечен — был… Умер?
— Утонул, Гуннар.
— Упокой, господи, его душу! — промолвил Гуннар медленно и тихо, обращаясь скорее к самому себе, чем к Хью и Кадфаэлю. — Я знал его. Мы с ним в кости играли. Видит бог, ни я, ни кто другой, насколько я знаю, не замышляли против Бертреда ничего дурного и никогда не желали ему зла.
Снова наступило молчание. Казалось, Гуннар оставил их и куда-то удалился. Его бледно-голубые глаза стали непроницаемыми, словно он закрыл их ставнями или повернул взгляд внутрь себя. Через несколько минут он встрепенулся и спросил:
— Вы все осмотрели, милорд? Можно закрывать?
— Можно, — ответил Хью. — Я все осмотрел.
На обратном пути в город Хью и Кадфаэль молчали, погруженные в свои мысли. Потом Хью сказал:
— Если Джудит и была в той пыльной дыре, кто-то здорово поработал, заметая следы.
— Бертред думал, что она там, — сказал Кадфаэль. — Хотя Бертред мог и ошибаться. Он направился туда, чтобы освободить ее, это несомненно, но, может, это были просто догадки, и догадки неверные. Он знал об этой комнате и был уверен, что о ней мало кому известно, следовательно, если действовать осторожно, в ней можно было прятать пленницу. И он понимал, что похитителем мог быть молодой Хинде — тщеславный, самоуверенный, всегда отчаянно нуждающийся в деньгах, чтобы вести легкую жизнь. Но было ли это только догадкой? Обнаружил ли Бертред что-нибудь, отчего предположение переросло в уверенность?
— А пыль? — воскликнул Хью. — На полу не было никаких других следов, только следы Гуннара, во всяком случае я ничего больше не увидел. А этот сынок, Вивиан, уехал сегодня утром из города, Уилл еще раньше сообщил мне. Так что дома теперь только мать. Станет ли она лгать? Вряд ли Вивиан сказал ей, что прячет где-то женщину. А если он увел куда-то Джудит после ночного переполоха, сомневаюсь, чтобы он отвел ее к своей матери. Но я все-таки загляну к ним еще раз. Бертред, должно быть, хотел попытать счастья! Но удача отвернулась от него. Ни с розами, ни со спасением хозяйки ничего не вышло. Все его планы рухнули.
Вновь наступило долгое молчание. Они поднимались по склону к воротам и подходили ко входу в замок.
— И он не знал! — как бы размышляя вслух, произнес Хью. — Он действительно не знал!
— Кто? Чего не знал?
— Этот Гуннар. Сначала он показался мне очень подозрительным. Такой самоуверенный, легкомысленный — пока я не сказал про смерть Бертреда. Клянусь, это было новостью для него! Он не притворялся. А что скажешь ты, Кадфаэль?
— Я скажу, что этот человек умеет лгать и будет продолжать лгать, если того потребуют обстоятельства. Но тут он не лгал. У него даже голос изменился, не только лицо. Нет, он не знал, он был потрясен до глубины души. Какое бы участие он ни принимал в этом деле, он не ожидал, что все окончится смертью!
Они подошли ко въезду в крепость и остановились.
— Мне пора возвращаться, — сказал Кадфаэль, посмотрев на небо, которое в преддверии сумерек уже начало заволакиваться легкими облаками. — Сегодня вечером мы ничего не можем предпринять. А что ты собираешься делать завтра?
— Завтра, — ответил Хью, подумав, — я велю привести ко мне Вивиана Хинде, как только он покажется в городских воротах, и посмотрю, что можно выжать из него насчет заброшенной конторы его отца. Если правда то, что говорят о нем, напугать его будет легче, чем их слугу — у того я не заметил признаков страха. Даже если Вивиан чист, как только что выпавший снег, попугать его будет не вредно.
— А ты собираешься сообщить людям, что стало известно, по крайней мере, кто убийца брата Эльюрика? И что он мертв?
— Нет, пока не собираюсь. Может, и вообще не стану этого делать, чтобы не терзать бедную женщину, дать ей спокойно похоронить сына. Какой смысл оповещать о преступлении, если судебного разбирательства все равно не будет? — Хью нахмурился, вспомнив, что, к сожалению, Майлс присутствовал при том, что происходило в ткацкой мастерской. — Я знаю, у жителей Шрусбери ушки на макушке и длинные языки. Завтра утром и без моих сообщений повсюду будут болтать. А может, и нет, может, Кольер из сочувствия к матери Бертреда придержит язык. Во всяком случае, я буду молчать, пока не найдена Джудит Перл. А мы должны найти ее. Пусть люди сплетничают и строят домыслы. Вдруг кто-нибудь от испуга допустит промах. Я этого жду.
— Аббат, наверное, захочет, чтобы я ему все рассказал, — заметил Кадфаэль.
— Конечно захочет. Но аббат — другое дело. Это его право, и рассказать ему — твой долг. Так что возвращайся, пожалуй, — вздохнул Хью, — а я пойду посмотрю, может, кому-нибудь из моих людей, которых я разослал рыскать по деревням, повезло больше, чем мне.
На этом весьма самокритичном, но отнюдь не обнадеживающем замечании они и расстались.
К вечерне Кадфаэль опоздал. Когда он подходил к сторожке, братия была в церкви и служба уже кончалась. За этот день случилось так много событий!
Услышав, что Кадфаэль входит в калитку, привратник выглянул из своей каморки:
— Тут тебя кое-кто дожидается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34