Сигурд нетерпеливо кашлянул, однако я решил не торопить мальчика, понимая, что могу вспугнуть его любым необдуманным движением или словом. Ожидая ответа, я заметил, что возле палатки появилась чья-то тень. Тени проплывали по палатке и до этого, однако в отличие от них эта тень была неподвижной.
— После Гераклеи. Я не знаю, сколько времени прошло с той поры.
— Около шести месяцев, — прикинул я. — А кто был твоим хозяином до Гераклеи?
— Брат моего последнего хозяина. Он погиб в той битве, и Дрого взял меня к себе.
Мне вспомнилось сражение при Гераклее, которое правильнее было бы назвать рядовой стычкой. В то тусклое утро турки напали на наш головной отряд, но тут же бежали с поля боя. Мы потеряли в бою всего троих воинов, куда большее их число умерло в тот день от жажды.
— Расскажи о своем хозяине.
Мальчик засопел и вытер нос шерстью, оставившей на его щеке черную полоску.
— Он был справедливым и почти никогда не наказывал меня зря. Иногда он даже делился со мною едой.
— Были ли у него враги?
— Нет.
— Кто еще живет в этой палатке?
Мне показалось, или и в самом деле тень, стоявшая возле палатки, едва заметно шевельнулась? Мальчик, сидевший к ней спиной, нервно заерзал на матрасе и вновь забарабанил пальцами по рукояти.
— Три спутника моего хозяина.
— Его слуги?
— Нет, рыцари.
— Назови их имена.
— Куино, Одард и…
Полог с шумом распахнулся, и в открытом входном проеме остановился какой-то человек. Я видел только его силуэт, черную фигуру на фоне серого утреннего света. От незнакомца разило конским потом.
— Щенок! — рявкнул незнакомец, не глядя в нашу сторону. — Кто будет ухаживать за моей кобылой? Если она захромает или покроется язвами, тебе придется переселиться в стойло! — Он вошел в палатку и, смерив нас взглядом, спросил: — А это еще кто?
— Деметрий Аскиат, — ответил я. — Мне…
— Ха! К нам в палатку пробрался грек! Скажи мне, Деметрий Аскиат, что я должен подумать, увидев в своей палатке двух греков наедине с мальчишкой?
— Одного грека! — прорычал совершенно некстати Сигурд. — Я — варяг из Англии!
— Варяг из Англии? — насмешливо переспросил рыцарь. — Жалкий народ, известный разве что своими скотскими наклонностями! Ваша легендарная порочность роднит вас с греками! — Он вновь перевел взгляд на мальчишку. — Пойди займись моей лошадью, иначе я утоплю тебя в водах Оронта.
— Я еще не закончил разговаривать с Симеоном, — заметил я. — Ты же так и не назвал нам своего имени.
— Вы недостойны этого!
Мои глаза успели привыкнуть к царившему в палатке полумраку, и я сумел рассмотреть незнакомца получше. Хотя никто не назвал бы его рослым или плечистым, в сухощавом теле угадывалась недюжинная сила. Движения его отличались резкостью и непредсказуемостью, руки и ноги то и дело подергивались, а лицо вопреки достаточно молодому возрасту было изрезано глубокими морщинами. Похоже, он почти никогда не улыбался.
— Ты служишь господину Боэмунду? — спросил я.
— Да.
— Твой господин поручил мне выяснить обстоятельства смерти Дрого.
Внезапно он оказался прямо передо мною. Я почувствовал на своем лице его кислое дыхание.
— Даже мой господин Боэмунд может ошибаться. А возможно, он решил, что грекам, нашедшим тело моего брата Дрого, обстоятельства его гибели могут быть известны не понаслышке!
— Дрого был твоим братом? — поразился я.
— Он был мне как брат! Мы делили палатку, лишения, скудные припасы и возносили к Богу совместные молитвы. Когда его родной брат погиб, семьей Дрого стали мы. — Рыцарь отступил назад, чертя шпорами по земляному полу. ¦— Но тебя это в любом случае не касается! Ступайте прочь, ты и твой приятель-педераст, пока я не выместил на вас смерть Дрого!
До сих пор Сигурд оставался спокоен, невзирая на все нападки рыцаря, но последнего оскорбления он снести не смог. Схватив свой топор за обух, он попытался длинной рукоятью подкосить наглого норманна. Рыцарь, оказавшийся проворнее, парировал этот удар мечом, вонзившимся глубоко в древко топора. Какое-то время они так и стояли со сцепленным оружием, глядя друг другу в глаза. Через мгновение оружие было расцеплено.
— В следующий раз я снесу тебе голову! — прошипел тяжело дышащий рыцарь.
— А я расколю твой клинок надвое и воткну его тебе в глотку!
Я потянул Сигурда за рукав. Несчастный мальчишка сидел на соломенном матрасе, съежившись от ужаса. Мне страшно не хотелось оставлять его наедине с рыцарем, но я понимал, что нам нельзя больше задерживаться.
— Пора идти.
Выйдя наружу, я зажмурился, пытаясь защитить глаза от света, показавшегося ярким после полутьмы палатки. Мне хотелось как можно скорее покинуть лагерь норманнов, ибо большинство из них относились к нам ничуть не лучше, чем этот гневливый рыцарь. Однако, увидев пожилого человека, сидевшего скрестив ноги возле палатки напротив, я решил сделать еще одну, теперь уже последнюю, попытку вступить в разговор с варварами. Мы с Сигурдом подошли к старику, и я достал из поясной сумки пропитавшийся кровью узелок, содержимым которого намеревался подбодрить мальчишку.
— Тот рыцарь, что только что вошел в палатку, — как его имя? — спросил я, небрежно помахивая узелком.
Старик наклонился ближе, принюхался к узелку и ответил:
— Куино.
То же имя Мы слышали и от мальчика.
— Он был спутником Дрого?
— Увы, да.
— Так же, как и…— Я замешкался, припоминая чужеземное имя. — Одард?
— Да.
— У них был еще один компаньон, верно?
— Верно. Рено. Провансалец Рено.
Старик не скрывал ни своего презрения к этому чужеземцу, ни жадного интереса к моему узелку.
Я не стал спрашивать его о том, как провансалец мог оказаться в норманнском лагере. Доведенные до отчаяния голодом и лишениями воины готовы были служить тому, кто сулил им большее вознаграждение и надежду.
— А другие слуги, кроме Симеона, у них были?
— Ни один из них не пережил эту зиму.
Я развязал узелок и показал старику содержимое. В окровавленной тряпице лежала печень зайца, попавшего этой ночью в силок одного из варягов Сигурда. Она была размером с орех, но варвар смотрел на нее так, словно видел перед собой зажаренного хряка.
— Что еще ты знаешь о Дрого? С кем он обычно общался?
— Я почти ничего не знаю. — Старик нетерпеливо заерзал, искушаемый запахом сырой печенки. — Его всегда сопровождали соседи по палатке. С другими людьми он общался куда реже. Порою к ним приходил один из наших командиров, иногда Дрого покупал у исмаилитов какие-то продукты. Вот, пожалуй, и все.
— А враги у него были?
— Не было у него ни врагов, ни друзей.
— А женщины?
Старик сглотнул слюну и утвердительно кивнул:
— Одна женщина. Провансальская женщина. Я с ней не знаком. Всегда одета в белое: и туника белая, и платок. Ее зовут Сарой.
— Откуда ты знаешь?
— Она называла свое имя перед тем, как войти в палатку. Но что она там делала, мне неведомо, — добавил он, облизывая пересохшие от волнения губы.
— Когда ты видел ее в последний раз?
— Вчера днем.
Ответ заставил меня насторожиться. Благодаря многолетнему опыту я привык мыслить в определенных направлениях, и предположение о том, что к делу причастна женщина, было в их числе. Итак, за несколько часов до гибели Дрого к нему в палатку приходила некая особа…
Заячья печенка упала в руку старика.
— Они ушли вместе?
— Нет. — Его внимание было полностью поглощено куском мяса, лежащим у него на ладони. Взор его затуманился, однако, заметив мой взгляд, старик поспешно добавил: — Она ушла на полчаса раньше, чем он.
— Было ли при нем оружие?
— Нет. Ни меча, ни доспехов.
Скорее всего, Симеон начищал меч своего покойного господина.
— Его компаньоны находились в это время в палатке?
Старик пожал плечами:
— Не думаю. Куино и Одард вернулись в палатку ближе к вечеру. Насколько я мог понять, они работали возле моста. А провансальца Рено я вчера вообще не видел.
— Спасибо, — сказал я. — Если вспомнишь еще что-нибудь важное, например про людей, которые приходили к Дрого, ты всегда сможешь отыскать меня в лагере византийцев.
Старик никак не отреагировал на мои слова — наверное, он скорее согласился бы разыскивать меня во дворце багдадского халифа, чем в лагере, полном греков. Он не сводил глаз с пропитанной заячьей кровью тряпицы, которую я все еще держал в руках.
— Тебе она нужна?
Я взглянул на него с удивлением.
— Хочешь — возьми ее себе…
Не успели прозвучать эти слова, как старик вырвал тряпицу из моих рук и принялся высасывать из нее кровь, при этом лицо его приобрело блаженное выражение. Мы оставили его пировать в одиночестве.
Решив более не мешкать, мы поспешили к нашему лагерю, где и поныне находилось тело Дрого. Я хотел осмотреть труп при свете дня, прежде чем отдавать его норманнам для захоронения. Мы шли быстрым шагом, не обращая внимания на провожавшие нас взгляды, исполненные неприкрытой ненависти и злобы.
— Ты думаешь, что в деле замешана женщина, — констатировал Сигурд.
— Такая возможность не исключена, — уклончиво ответил я, не желая торопиться с выводами. — Покидая палатку, рыцарь не взял с собой даже меча, стало быть, он шел на встречу с хорошо знакомым человеком, которому привык доверять.
— И общению с которым оружие только помешало бы, — подхватил Сигурд.
— Может быть.
— Готов поклясться, что ни одна женщина не способна нанести удар, который убил норманна. Шея была перерублена почти до конца! Даже такому великану, как Боэмунд, понадобилось бы собрать все свои силы.
— Человек, охваченный страстью, способен и не на такое, — возразил я.
Сигурд запрокинул голову и громко захохотал, не обращая внимания на варваров. Они наверняка решили, что он смеется над ними.
— Вот это да! Знаменитому открывателю тайн Деметрию Аскиату достаточно переговорить с двумя мужчинами и мальчишкой, чтобы понять все! Дрого и женщина в белом состояли в любовной связи. Она зашла к нему в палатку и назначила ему свидание в той самой ложбинке. Он явился туда безоружным и был атакован соперником — вероятнее всего, с молчаливого согласия своей любовницы. Нам осталось разыскать женщину и означенного соперника, и тогда норманны, провансальцы и греки вновь станут друзьями! Ведь ты именно так думаешь?
— Предположение вполне правдоподобное, не хуже других, — запальчиво ответил я. — Но ты, конечно же, предпочитаешь более простые решения.
— Разумеется. Зачем изобретать каких-то ревнивых любовников? На самом деле его мог убить кто угодно. Посмотри на этих обезумевших от голода и нищеты людей. Скажи, ты бы отважился покинуть лагерь в одиночку, да еще и без оружия?
— Ни за что!
— Дрого не первый и даже не сотый воин, убитый из-за денег, которые он с собой носил. Франки и турки, христиане и исмаилиты — любой из них способен сейчас убить ради еды.
Я вздохнул.
— И тем не менее ради блага всего воинства Боэмунд велел мне разыскать убийцу.
Судя по выражению лица Сигурда, последнее обстоятельство представлялось ему достаточным основанием для того, чтобы вообще не заниматься поисками.
Мы прошли наш лагерь насквозь и стали подниматься на гору, высившуюся над Антиохийской равниной. Слева от нас простирались до самого горизонта гладкие, словно мрамор, поля; справа, на скалистом уступе напротив ворот Святого Павла, высилась башня Мальрегард. Норманны построили ее в самом начале осады, и за зиму, терзаемая злыми ветрами, она успела заметно обветшать, почернеть и покоситься. Башня походила на выискивающего добычу сокола, готового в любое мгновение броситься на свою жертву, и неизменно производила на меня мрачное впечатление.
К северо-западу от башни, за склоном, на котором некогда росли миртовые деревья, давно срубленные на дрова, находилась небольшая пещера. Прежде в ней любили прятаться турки. После того как нам удалось выкурить их оттуда, Сигурд решил использовать пещеру как оружейный склад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— После Гераклеи. Я не знаю, сколько времени прошло с той поры.
— Около шести месяцев, — прикинул я. — А кто был твоим хозяином до Гераклеи?
— Брат моего последнего хозяина. Он погиб в той битве, и Дрого взял меня к себе.
Мне вспомнилось сражение при Гераклее, которое правильнее было бы назвать рядовой стычкой. В то тусклое утро турки напали на наш головной отряд, но тут же бежали с поля боя. Мы потеряли в бою всего троих воинов, куда большее их число умерло в тот день от жажды.
— Расскажи о своем хозяине.
Мальчик засопел и вытер нос шерстью, оставившей на его щеке черную полоску.
— Он был справедливым и почти никогда не наказывал меня зря. Иногда он даже делился со мною едой.
— Были ли у него враги?
— Нет.
— Кто еще живет в этой палатке?
Мне показалось, или и в самом деле тень, стоявшая возле палатки, едва заметно шевельнулась? Мальчик, сидевший к ней спиной, нервно заерзал на матрасе и вновь забарабанил пальцами по рукояти.
— Три спутника моего хозяина.
— Его слуги?
— Нет, рыцари.
— Назови их имена.
— Куино, Одард и…
Полог с шумом распахнулся, и в открытом входном проеме остановился какой-то человек. Я видел только его силуэт, черную фигуру на фоне серого утреннего света. От незнакомца разило конским потом.
— Щенок! — рявкнул незнакомец, не глядя в нашу сторону. — Кто будет ухаживать за моей кобылой? Если она захромает или покроется язвами, тебе придется переселиться в стойло! — Он вошел в палатку и, смерив нас взглядом, спросил: — А это еще кто?
— Деметрий Аскиат, — ответил я. — Мне…
— Ха! К нам в палатку пробрался грек! Скажи мне, Деметрий Аскиат, что я должен подумать, увидев в своей палатке двух греков наедине с мальчишкой?
— Одного грека! — прорычал совершенно некстати Сигурд. — Я — варяг из Англии!
— Варяг из Англии? — насмешливо переспросил рыцарь. — Жалкий народ, известный разве что своими скотскими наклонностями! Ваша легендарная порочность роднит вас с греками! — Он вновь перевел взгляд на мальчишку. — Пойди займись моей лошадью, иначе я утоплю тебя в водах Оронта.
— Я еще не закончил разговаривать с Симеоном, — заметил я. — Ты же так и не назвал нам своего имени.
— Вы недостойны этого!
Мои глаза успели привыкнуть к царившему в палатке полумраку, и я сумел рассмотреть незнакомца получше. Хотя никто не назвал бы его рослым или плечистым, в сухощавом теле угадывалась недюжинная сила. Движения его отличались резкостью и непредсказуемостью, руки и ноги то и дело подергивались, а лицо вопреки достаточно молодому возрасту было изрезано глубокими морщинами. Похоже, он почти никогда не улыбался.
— Ты служишь господину Боэмунду? — спросил я.
— Да.
— Твой господин поручил мне выяснить обстоятельства смерти Дрого.
Внезапно он оказался прямо передо мною. Я почувствовал на своем лице его кислое дыхание.
— Даже мой господин Боэмунд может ошибаться. А возможно, он решил, что грекам, нашедшим тело моего брата Дрого, обстоятельства его гибели могут быть известны не понаслышке!
— Дрого был твоим братом? — поразился я.
— Он был мне как брат! Мы делили палатку, лишения, скудные припасы и возносили к Богу совместные молитвы. Когда его родной брат погиб, семьей Дрого стали мы. — Рыцарь отступил назад, чертя шпорами по земляному полу. ¦— Но тебя это в любом случае не касается! Ступайте прочь, ты и твой приятель-педераст, пока я не выместил на вас смерть Дрого!
До сих пор Сигурд оставался спокоен, невзирая на все нападки рыцаря, но последнего оскорбления он снести не смог. Схватив свой топор за обух, он попытался длинной рукоятью подкосить наглого норманна. Рыцарь, оказавшийся проворнее, парировал этот удар мечом, вонзившимся глубоко в древко топора. Какое-то время они так и стояли со сцепленным оружием, глядя друг другу в глаза. Через мгновение оружие было расцеплено.
— В следующий раз я снесу тебе голову! — прошипел тяжело дышащий рыцарь.
— А я расколю твой клинок надвое и воткну его тебе в глотку!
Я потянул Сигурда за рукав. Несчастный мальчишка сидел на соломенном матрасе, съежившись от ужаса. Мне страшно не хотелось оставлять его наедине с рыцарем, но я понимал, что нам нельзя больше задерживаться.
— Пора идти.
Выйдя наружу, я зажмурился, пытаясь защитить глаза от света, показавшегося ярким после полутьмы палатки. Мне хотелось как можно скорее покинуть лагерь норманнов, ибо большинство из них относились к нам ничуть не лучше, чем этот гневливый рыцарь. Однако, увидев пожилого человека, сидевшего скрестив ноги возле палатки напротив, я решил сделать еще одну, теперь уже последнюю, попытку вступить в разговор с варварами. Мы с Сигурдом подошли к старику, и я достал из поясной сумки пропитавшийся кровью узелок, содержимым которого намеревался подбодрить мальчишку.
— Тот рыцарь, что только что вошел в палатку, — как его имя? — спросил я, небрежно помахивая узелком.
Старик наклонился ближе, принюхался к узелку и ответил:
— Куино.
То же имя Мы слышали и от мальчика.
— Он был спутником Дрого?
— Увы, да.
— Так же, как и…— Я замешкался, припоминая чужеземное имя. — Одард?
— Да.
— У них был еще один компаньон, верно?
— Верно. Рено. Провансалец Рено.
Старик не скрывал ни своего презрения к этому чужеземцу, ни жадного интереса к моему узелку.
Я не стал спрашивать его о том, как провансалец мог оказаться в норманнском лагере. Доведенные до отчаяния голодом и лишениями воины готовы были служить тому, кто сулил им большее вознаграждение и надежду.
— А другие слуги, кроме Симеона, у них были?
— Ни один из них не пережил эту зиму.
Я развязал узелок и показал старику содержимое. В окровавленной тряпице лежала печень зайца, попавшего этой ночью в силок одного из варягов Сигурда. Она была размером с орех, но варвар смотрел на нее так, словно видел перед собой зажаренного хряка.
— Что еще ты знаешь о Дрого? С кем он обычно общался?
— Я почти ничего не знаю. — Старик нетерпеливо заерзал, искушаемый запахом сырой печенки. — Его всегда сопровождали соседи по палатке. С другими людьми он общался куда реже. Порою к ним приходил один из наших командиров, иногда Дрого покупал у исмаилитов какие-то продукты. Вот, пожалуй, и все.
— А враги у него были?
— Не было у него ни врагов, ни друзей.
— А женщины?
Старик сглотнул слюну и утвердительно кивнул:
— Одна женщина. Провансальская женщина. Я с ней не знаком. Всегда одета в белое: и туника белая, и платок. Ее зовут Сарой.
— Откуда ты знаешь?
— Она называла свое имя перед тем, как войти в палатку. Но что она там делала, мне неведомо, — добавил он, облизывая пересохшие от волнения губы.
— Когда ты видел ее в последний раз?
— Вчера днем.
Ответ заставил меня насторожиться. Благодаря многолетнему опыту я привык мыслить в определенных направлениях, и предположение о том, что к делу причастна женщина, было в их числе. Итак, за несколько часов до гибели Дрого к нему в палатку приходила некая особа…
Заячья печенка упала в руку старика.
— Они ушли вместе?
— Нет. — Его внимание было полностью поглощено куском мяса, лежащим у него на ладони. Взор его затуманился, однако, заметив мой взгляд, старик поспешно добавил: — Она ушла на полчаса раньше, чем он.
— Было ли при нем оружие?
— Нет. Ни меча, ни доспехов.
Скорее всего, Симеон начищал меч своего покойного господина.
— Его компаньоны находились в это время в палатке?
Старик пожал плечами:
— Не думаю. Куино и Одард вернулись в палатку ближе к вечеру. Насколько я мог понять, они работали возле моста. А провансальца Рено я вчера вообще не видел.
— Спасибо, — сказал я. — Если вспомнишь еще что-нибудь важное, например про людей, которые приходили к Дрого, ты всегда сможешь отыскать меня в лагере византийцев.
Старик никак не отреагировал на мои слова — наверное, он скорее согласился бы разыскивать меня во дворце багдадского халифа, чем в лагере, полном греков. Он не сводил глаз с пропитанной заячьей кровью тряпицы, которую я все еще держал в руках.
— Тебе она нужна?
Я взглянул на него с удивлением.
— Хочешь — возьми ее себе…
Не успели прозвучать эти слова, как старик вырвал тряпицу из моих рук и принялся высасывать из нее кровь, при этом лицо его приобрело блаженное выражение. Мы оставили его пировать в одиночестве.
Решив более не мешкать, мы поспешили к нашему лагерю, где и поныне находилось тело Дрого. Я хотел осмотреть труп при свете дня, прежде чем отдавать его норманнам для захоронения. Мы шли быстрым шагом, не обращая внимания на провожавшие нас взгляды, исполненные неприкрытой ненависти и злобы.
— Ты думаешь, что в деле замешана женщина, — констатировал Сигурд.
— Такая возможность не исключена, — уклончиво ответил я, не желая торопиться с выводами. — Покидая палатку, рыцарь не взял с собой даже меча, стало быть, он шел на встречу с хорошо знакомым человеком, которому привык доверять.
— И общению с которым оружие только помешало бы, — подхватил Сигурд.
— Может быть.
— Готов поклясться, что ни одна женщина не способна нанести удар, который убил норманна. Шея была перерублена почти до конца! Даже такому великану, как Боэмунд, понадобилось бы собрать все свои силы.
— Человек, охваченный страстью, способен и не на такое, — возразил я.
Сигурд запрокинул голову и громко захохотал, не обращая внимания на варваров. Они наверняка решили, что он смеется над ними.
— Вот это да! Знаменитому открывателю тайн Деметрию Аскиату достаточно переговорить с двумя мужчинами и мальчишкой, чтобы понять все! Дрого и женщина в белом состояли в любовной связи. Она зашла к нему в палатку и назначила ему свидание в той самой ложбинке. Он явился туда безоружным и был атакован соперником — вероятнее всего, с молчаливого согласия своей любовницы. Нам осталось разыскать женщину и означенного соперника, и тогда норманны, провансальцы и греки вновь станут друзьями! Ведь ты именно так думаешь?
— Предположение вполне правдоподобное, не хуже других, — запальчиво ответил я. — Но ты, конечно же, предпочитаешь более простые решения.
— Разумеется. Зачем изобретать каких-то ревнивых любовников? На самом деле его мог убить кто угодно. Посмотри на этих обезумевших от голода и нищеты людей. Скажи, ты бы отважился покинуть лагерь в одиночку, да еще и без оружия?
— Ни за что!
— Дрого не первый и даже не сотый воин, убитый из-за денег, которые он с собой носил. Франки и турки, христиане и исмаилиты — любой из них способен сейчас убить ради еды.
Я вздохнул.
— И тем не менее ради блага всего воинства Боэмунд велел мне разыскать убийцу.
Судя по выражению лица Сигурда, последнее обстоятельство представлялось ему достаточным основанием для того, чтобы вообще не заниматься поисками.
Мы прошли наш лагерь насквозь и стали подниматься на гору, высившуюся над Антиохийской равниной. Слева от нас простирались до самого горизонта гладкие, словно мрамор, поля; справа, на скалистом уступе напротив ворот Святого Павла, высилась башня Мальрегард. Норманны построили ее в самом начале осады, и за зиму, терзаемая злыми ветрами, она успела заметно обветшать, почернеть и покоситься. Башня походила на выискивающего добычу сокола, готового в любое мгновение броситься на свою жертву, и неизменно производила на меня мрачное впечатление.
К северо-западу от башни, за склоном, на котором некогда росли миртовые деревья, давно срубленные на дрова, находилась небольшая пещера. Прежде в ней любили прятаться турки. После того как нам удалось выкурить их оттуда, Сигурд решил использовать пещеру как оружейный склад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51