Но Корри не собирается его нянчить, мало того, дай он повод, не задумается пустить в ход кулаки. И это прекрасно.
Джеймс выпрямился.
— Пожалуй, даже Фредди сможет послать меня в нокаут.
Корри ухмыльнулась, но промолчала.
— Мне нравятся твои усики, — объявила она наконец. — Добавляют изысканности твоему лицу.
Джеймс вопросительно изогнул бровь.
— Красота сама по себе может быть утомительной, не так ли, Джеймс? Когда она неизменно остается идеальной и самим совершенством, вскоре от нее зевать хочется.
— А мне не хватает твоего белого бального туалета, разорванного и грязного. И тоже добавлявшего изысканности твоей внешности, — парировал Джеймс — Взгляни на себя: миленькое зеленое платьице, не больше и не меньше. Какая тоска!
Он зевнул, похлопал ладонью по губам и зевнул снова.
Корри мгновенно приняла позу, предназначенную, чтобы сразить его, но, к сожалению, она не сработала, поскольку Джеймс однажды наблюдал, как негодница оттачивает ее перед зеркалом. Правда, Корри, слава Богу, его не заметила.
Он с улыбкой ждал, чем она ему ответит.
— Должна признать, — объявила она, постукивая пальцем по подбородку, — что когда ты во время болезни по большей части лежал совсем без всего, распростертый на спине, беспомощный и несчастный, я, разглядывая тебя, ни секунды не скучала. И даже ни разу не зевнула.
Вот это удар так удар!
Джеймс побагровел до корней волос. Корри нахально ухмылялась, понимая, что и на этот раз взяла над ним верх, и от такой наглости Джеймс рассвирепел.
Но как это ни было трудно, он сумел взять себя в руки.
— Корри, почему бы тебе не подойти сюда и не подать мне воды?
Однако Корри не попалась на удочку.
— Это чтобы ты вылил ее мне на голову? Нет, большое спасибо. Сейчас тебе ничего не остается, кроме как игнорировать мои колкости. Весьма жалкая участь, не находишь? Жаждешь ответить тем же? Придется подождать, тем более что твой мозг сейчас бездействует и ты не в состоянии придумать ничего полезного. Так что признай: на этот раз я оставила тебя распростертым в грязи. Распростертым. Что за чудесное слово!
И, выпустив последний залп, она налила ему стакан воды, уселась на постель, обняла за шею и приподняла голову. Он едва не уткнулся носом в ее грудь и глубоко вдохнул.
— Довольно. Ах, как хорошо. Спасибо, Корри.
Корри отставила стакан и покачала головой.
— Что это с тобой? Слишком слаб, чтобы самостоятельно утолить жажду?
— Нет, мне нравится, когда ты заботишься обо мне.
Кроме тою, ты так приятно пахнешь.
Корри машинально погладила его щеку, чуть сжала подбородок.
— Я действительно приятно пахну? В моем аромате достаточно изысканности?
— Вполне.
Корри фыркнула.
— Знаешь, это фырканье, каким бы отчетливым и выразительным оно ни было, абсолютно не вяжется с твоим платьем, в котором твоя талия кажется не толще дверной ручки. Что же касается лифа… опять твой чертов вырез оказался слишком велик. Ты должна выглядеть скромной молодой леди, проводящей в Лондоне первый сезон, а не опытной особой, почти потерявшей надежду выйти замуж, которой требуется любым способом выставить напоказ свой товар, чтобы завлекать простаков. Ага, только взгляни на себя: так и подмывает швырнуть графин с водой мне в голову? Ты не так поняла мои доброжелательные советы, Корри. Я всего лишь хотел сказать, что ты не должна так щедро демонстрировать свои прелести, хотя бы пока. Именно это сделает тебя более желанной.
Он ясно дал понять, что имел в виду. Джеймс выжидал, стараясь справиться с мириадами обуревавших его мыслей. Но тут Корри, глядя в пространство, тихо сказала:
— Помню, как мои руки сводило судорогой от холодной воды, которой я обмывала тебя, чтобы сбить жар.
И каждый раз они опускались все ниже и ниже.
И тут она перевела на него взгляд и лукаво улыбнулась. Настоящей ведьмовской улыбкой.
— Ах, Джеймс, не колеблясь, могу сказать, что твои товары вовсе не требуется выставлять напоказ. Не то что мои. Я, скромная серенькая птичка, должна каким-то образом приманивать мужчин.
Джеймс снова покраснел. Проклятие, и она это заметила!
— Ради Бога, Корри, поддерни платье. Хотя бы на дюйм!
— Хорошо, — покорно кивнула она.
Джеймс потерял дар речи.
— Закрой рот, Джеймс, сейчас ты точная копия Уилли Маркера, после того как я сказала ему, что ни одна девушка не выйдет замуж за такого безмозглого осла.
— Сомневаюсь, что Уилли Маркер когда-нибудь подумывал о женитьбе, — возразил он.
— Именно это он и проорал мне, — вздохнула она. — А потом попытался снова поцеловать. Ну не странно ли?
После того, как я его поколотила!
— Полагаю, некоторые мужчины возбуждаются, когда девушка бьет их по голове.
У нее руки чесались коснуться его, но, естественно, предлога не было. Он уже не беспомощен. И поэтому она проговорила:
— Довольно о моем платье. Лучше скажи, как ты себя чувствуешь в это прекрасное утро?
— Мои подушки сбились. Поправь, пожалуйста. Голова очень болит.
Она наклонилась над ним, взбила подушки и, выпрямившись, пробормотала:
— Может, обтереть тебе лоб розовой водой?
— Да, неплохо бы.
Напевая одну из его любимых озорных песенок, она смочила платочек водой из графина и положила ему на лоб. Сейчас ей было не до издевательских ухмылок: лицо выражало полную сосредоточенность.
— Жаль, что у меня нет розовой воды, Джеймс. Как по-твоему, вода из графина поможет?
— Еще бы! Мне уже легче.
Она продолжала обтирать его лоб медленными легкими движениями, на которые он откликался всем своим существом.
— Утром случилось нечто странное, Джеймс. Мы с горничной направлялись к тебе, когда я заметила миссис Каттер и леди Брисбетт. Я познакомилась с ними на прошлой неделе, и обе были исключительно любезны со мной. Но сегодня прошли мимо, задрав носы и глядя сквозь меня, словно я вообще не существую. Ну не поразительно ли? — сообщила Корри и, помедлив, добавила:
— Впрочем, может, они обе близоруки, но я улыбнулась и поздоровалась с ними. Что это означает? Не так странно, как парень, желающий поцеловать огревшую его девушку, но все же непонятно.
От дверей донесся сдавленный возглас. Это оказался не Петри и даже не его мать с завтраком. На пороге стояла мисс Джульетта Лоример. Из-за ее спины выглядывала миссис Лоример.
Джульетта расправила плечи, демонстрируя свой соблазнительный товар еще более откровенно, чем Корри, и, нужно признать, с большим эффектом, и спросила голосом, достаточно холодным, чтобы заморозить присутствующих:
— Могу я осведомиться, что здесь происходит?
— Здравствуйте, Джульетта, — весело приветствовал Джеймс. — Корри любезно согласилась обтереть мне лоб водой из графина, поскольку розовой воды не нашлось. У меня болит голова.
— Вам нужны более нежные руки, чтобы обеспечить достойный уход, милорд, — вмешалась миссис Лоример. — Джульетта, возьми платочек и займись делом.
Мисс Тайборн-Барретт вообще не следует здесь находиться. В отличие от тебя она заявилась в спальню к мужчине одна, а это совершенно неприлично. Мне, пожалуй, стоит намекнуть об этом Мейбелле.
— Но почему же? — громко удивилась Корри, передернув плечиками. — Всю жизнь я была почти членом этой семьи.
— Это не играет никакой роли, мисс. Вам давно пора домой. Да-да, самое время распрощаться.
— Но как насчет головной боли Джеймса?
— Помолчи, Корри, — велел он и закрыл глаза, чтобы не становиться свидетелем битвы, набирающей силу в его спальне.
— Джеймс, — мелодичным голоском пропела Джульетта, — вы прекрасно выглядите. Клянусь, вы хоть сейчас готовы протанцевать со мной тур вальса. Я так рада, потому что ужасно беспокоилась о вас, когда вы исчезли, бесследно и необъяснимо. Но тут кто-то заметил, что мисс Тайборн-Барретт тоже пропала. Разумеется, это не вызвало такого скандала, как ваше исчезновение, но, согласитесь, ваше одновременное появление в Лондоне выглядит довольно странно.
За спиной Джульетты раздался кашель.
— Леди, — объявил граф Нортклифф, — я пришел, чтобы пригласить вас на чай и превосходные лимонные кексы, которые печет наша кухарка. Корри, присоединишься к нам, после того как оботрешь лоб Джеймса. Итак, леди?
Спасен. Спасен отцом.
Выхода не было. Джульетта умоляюще посмотрела на Джеймса, продолжавшего лежать с закрытыми глазами, бросила уничтожающий взгляд на Корри и, повернувшись, последовала за графом.
— Она права, Корри, — пробормотал Джеймс.
— В том, что твое исчезновение вызвало больше шума, чем мое? Ну разумеется. Кто станет беспокоиться обо мне, кроме тети и дяди? Впрочем, вполне возможно, что дядя Саймон и не заметил моего отсутствия, если только я срочно не понадобилась ему, чтобы помочь зажать очередной лист в пресс.
Она говорила правду, и Джеймс вдруг разозлился по причине, о которой не хотел размышлять.
— Сегодня утром он сообщил, что нашел какой-то лист неизвестного дерева, лежавший на обочине одной из аллей Гайд-парка. Он был вне себя от волнения и полон решимости отыскать растение, с которого упал злополучный лист. Кроме того, он ужасно обрадовался, что я оказалась жива и здорова и можно спокойно заниматься коллекцией без постоянных сетований тети Мейбеллы. Правда, Джейсон наверняка скучал по мне. И, возможно, Уилликом тоже. Как жаль, что Бакстеда здесь нет! Помнишь Бакстеда, нашего дворецкого в Туайли-Грейндж?
— Естественно. Я знал его чуть ли не с пеленок.
— Бакстед всегда помогал мне выскользнуть из дома и вернуться незамеченной. И предупреждал насчет Лондона.
— И что он тебе сказал?
— Что вдали от шумных городов любые проделки сойдут с рук. Но попробуй выкинуть что-нибудь в таком кипящем котле, как Лондон, и глаза нашего доброго Господа от изумления полезут на лоб. Бакстед был прав, верно?
— Да.
— О, взгляни на себя, до чего же ты расстроен! Нет, не двигайся, не напрягайся и не открывай глаз. Голова прошла?
Джеймс тяжело вздохнул.
— Тетя и дядя говорили с тобой вчера или сегодня утром?
— Разумеется. Тетя Мейбелла требовала самого подробного пересказа, и даже дядя вроде бы слушал.
А сегодня они все еще бушевали, пока мне дурно не сделалось. Это когда я сказала, что собираюсь тебя навестить.
Она замолчала и нахмурилась.
— И что?
— Ну… дядя Саймон принялся качать головой, туда-сюда, туда-сюда… пока я не собралась уходить. Тут он взглянул на меня, снова покачал головой и объявил: «На нее будут охотиться, как на бешеную собаку». Ха!
Потом он немного посмеялся и принял совершенно озадаченный вид, что удается ему на удивление хорошо. При этом он всегда становится таким красивым, что даже если тетя Мейбелла так сердита, что готова убить мужа, тут же остывает и старается погладить его по головке. Ну не поразительно ли? Хочешь еще воды?
Чаю? Ночной горшок?
— Корри!
Корри осеклась и заглянула ему в глаза.
— Что?
— Послушай, — медленно начал он, — отец сказал мне, что ты богатая наследница.
Похоже, это известие не произвело на Корри особого впечатления.
— Наследница? И что? О, понимаю. Родители оставили мне немного денег, чтобы я смогла найти достойную партию. Очень мило с их стороны.
— Гораздо больше, чем «немного». Ты, вероятнее всего, одна из самых богатых невест в Англии. Очевидно, твой отец сумел прекрасно распорядиться своим состоянием, а ты его единственный ребенок. Сэр Саймон зорко охранял твое наследство.
— Скорее всего просто забыл о нем, — поправила Корри, не глядя на него и внимательно рассматривая прелестный туркменский ковер на полу у кровати.
Джеймс понял, как она ошеломлена этим сообщением: губы плотно сжаты, глаза прищурены. Теперь непременно должен был последовать взрыв, и он не заставил себя ждать. Корри вскочила, подбоченилась и вызывающе выпятила подбородок. Только чересчур спокойный голос выдавал всю меру ее гнева. Он всегда восхищался этой ее способностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Джеймс выпрямился.
— Пожалуй, даже Фредди сможет послать меня в нокаут.
Корри ухмыльнулась, но промолчала.
— Мне нравятся твои усики, — объявила она наконец. — Добавляют изысканности твоему лицу.
Джеймс вопросительно изогнул бровь.
— Красота сама по себе может быть утомительной, не так ли, Джеймс? Когда она неизменно остается идеальной и самим совершенством, вскоре от нее зевать хочется.
— А мне не хватает твоего белого бального туалета, разорванного и грязного. И тоже добавлявшего изысканности твоей внешности, — парировал Джеймс — Взгляни на себя: миленькое зеленое платьице, не больше и не меньше. Какая тоска!
Он зевнул, похлопал ладонью по губам и зевнул снова.
Корри мгновенно приняла позу, предназначенную, чтобы сразить его, но, к сожалению, она не сработала, поскольку Джеймс однажды наблюдал, как негодница оттачивает ее перед зеркалом. Правда, Корри, слава Богу, его не заметила.
Он с улыбкой ждал, чем она ему ответит.
— Должна признать, — объявила она, постукивая пальцем по подбородку, — что когда ты во время болезни по большей части лежал совсем без всего, распростертый на спине, беспомощный и несчастный, я, разглядывая тебя, ни секунды не скучала. И даже ни разу не зевнула.
Вот это удар так удар!
Джеймс побагровел до корней волос. Корри нахально ухмылялась, понимая, что и на этот раз взяла над ним верх, и от такой наглости Джеймс рассвирепел.
Но как это ни было трудно, он сумел взять себя в руки.
— Корри, почему бы тебе не подойти сюда и не подать мне воды?
Однако Корри не попалась на удочку.
— Это чтобы ты вылил ее мне на голову? Нет, большое спасибо. Сейчас тебе ничего не остается, кроме как игнорировать мои колкости. Весьма жалкая участь, не находишь? Жаждешь ответить тем же? Придется подождать, тем более что твой мозг сейчас бездействует и ты не в состоянии придумать ничего полезного. Так что признай: на этот раз я оставила тебя распростертым в грязи. Распростертым. Что за чудесное слово!
И, выпустив последний залп, она налила ему стакан воды, уселась на постель, обняла за шею и приподняла голову. Он едва не уткнулся носом в ее грудь и глубоко вдохнул.
— Довольно. Ах, как хорошо. Спасибо, Корри.
Корри отставила стакан и покачала головой.
— Что это с тобой? Слишком слаб, чтобы самостоятельно утолить жажду?
— Нет, мне нравится, когда ты заботишься обо мне.
Кроме тою, ты так приятно пахнешь.
Корри машинально погладила его щеку, чуть сжала подбородок.
— Я действительно приятно пахну? В моем аромате достаточно изысканности?
— Вполне.
Корри фыркнула.
— Знаешь, это фырканье, каким бы отчетливым и выразительным оно ни было, абсолютно не вяжется с твоим платьем, в котором твоя талия кажется не толще дверной ручки. Что же касается лифа… опять твой чертов вырез оказался слишком велик. Ты должна выглядеть скромной молодой леди, проводящей в Лондоне первый сезон, а не опытной особой, почти потерявшей надежду выйти замуж, которой требуется любым способом выставить напоказ свой товар, чтобы завлекать простаков. Ага, только взгляни на себя: так и подмывает швырнуть графин с водой мне в голову? Ты не так поняла мои доброжелательные советы, Корри. Я всего лишь хотел сказать, что ты не должна так щедро демонстрировать свои прелести, хотя бы пока. Именно это сделает тебя более желанной.
Он ясно дал понять, что имел в виду. Джеймс выжидал, стараясь справиться с мириадами обуревавших его мыслей. Но тут Корри, глядя в пространство, тихо сказала:
— Помню, как мои руки сводило судорогой от холодной воды, которой я обмывала тебя, чтобы сбить жар.
И каждый раз они опускались все ниже и ниже.
И тут она перевела на него взгляд и лукаво улыбнулась. Настоящей ведьмовской улыбкой.
— Ах, Джеймс, не колеблясь, могу сказать, что твои товары вовсе не требуется выставлять напоказ. Не то что мои. Я, скромная серенькая птичка, должна каким-то образом приманивать мужчин.
Джеймс снова покраснел. Проклятие, и она это заметила!
— Ради Бога, Корри, поддерни платье. Хотя бы на дюйм!
— Хорошо, — покорно кивнула она.
Джеймс потерял дар речи.
— Закрой рот, Джеймс, сейчас ты точная копия Уилли Маркера, после того как я сказала ему, что ни одна девушка не выйдет замуж за такого безмозглого осла.
— Сомневаюсь, что Уилли Маркер когда-нибудь подумывал о женитьбе, — возразил он.
— Именно это он и проорал мне, — вздохнула она. — А потом попытался снова поцеловать. Ну не странно ли?
После того, как я его поколотила!
— Полагаю, некоторые мужчины возбуждаются, когда девушка бьет их по голове.
У нее руки чесались коснуться его, но, естественно, предлога не было. Он уже не беспомощен. И поэтому она проговорила:
— Довольно о моем платье. Лучше скажи, как ты себя чувствуешь в это прекрасное утро?
— Мои подушки сбились. Поправь, пожалуйста. Голова очень болит.
Она наклонилась над ним, взбила подушки и, выпрямившись, пробормотала:
— Может, обтереть тебе лоб розовой водой?
— Да, неплохо бы.
Напевая одну из его любимых озорных песенок, она смочила платочек водой из графина и положила ему на лоб. Сейчас ей было не до издевательских ухмылок: лицо выражало полную сосредоточенность.
— Жаль, что у меня нет розовой воды, Джеймс. Как по-твоему, вода из графина поможет?
— Еще бы! Мне уже легче.
Она продолжала обтирать его лоб медленными легкими движениями, на которые он откликался всем своим существом.
— Утром случилось нечто странное, Джеймс. Мы с горничной направлялись к тебе, когда я заметила миссис Каттер и леди Брисбетт. Я познакомилась с ними на прошлой неделе, и обе были исключительно любезны со мной. Но сегодня прошли мимо, задрав носы и глядя сквозь меня, словно я вообще не существую. Ну не поразительно ли? — сообщила Корри и, помедлив, добавила:
— Впрочем, может, они обе близоруки, но я улыбнулась и поздоровалась с ними. Что это означает? Не так странно, как парень, желающий поцеловать огревшую его девушку, но все же непонятно.
От дверей донесся сдавленный возглас. Это оказался не Петри и даже не его мать с завтраком. На пороге стояла мисс Джульетта Лоример. Из-за ее спины выглядывала миссис Лоример.
Джульетта расправила плечи, демонстрируя свой соблазнительный товар еще более откровенно, чем Корри, и, нужно признать, с большим эффектом, и спросила голосом, достаточно холодным, чтобы заморозить присутствующих:
— Могу я осведомиться, что здесь происходит?
— Здравствуйте, Джульетта, — весело приветствовал Джеймс. — Корри любезно согласилась обтереть мне лоб водой из графина, поскольку розовой воды не нашлось. У меня болит голова.
— Вам нужны более нежные руки, чтобы обеспечить достойный уход, милорд, — вмешалась миссис Лоример. — Джульетта, возьми платочек и займись делом.
Мисс Тайборн-Барретт вообще не следует здесь находиться. В отличие от тебя она заявилась в спальню к мужчине одна, а это совершенно неприлично. Мне, пожалуй, стоит намекнуть об этом Мейбелле.
— Но почему же? — громко удивилась Корри, передернув плечиками. — Всю жизнь я была почти членом этой семьи.
— Это не играет никакой роли, мисс. Вам давно пора домой. Да-да, самое время распрощаться.
— Но как насчет головной боли Джеймса?
— Помолчи, Корри, — велел он и закрыл глаза, чтобы не становиться свидетелем битвы, набирающей силу в его спальне.
— Джеймс, — мелодичным голоском пропела Джульетта, — вы прекрасно выглядите. Клянусь, вы хоть сейчас готовы протанцевать со мной тур вальса. Я так рада, потому что ужасно беспокоилась о вас, когда вы исчезли, бесследно и необъяснимо. Но тут кто-то заметил, что мисс Тайборн-Барретт тоже пропала. Разумеется, это не вызвало такого скандала, как ваше исчезновение, но, согласитесь, ваше одновременное появление в Лондоне выглядит довольно странно.
За спиной Джульетты раздался кашель.
— Леди, — объявил граф Нортклифф, — я пришел, чтобы пригласить вас на чай и превосходные лимонные кексы, которые печет наша кухарка. Корри, присоединишься к нам, после того как оботрешь лоб Джеймса. Итак, леди?
Спасен. Спасен отцом.
Выхода не было. Джульетта умоляюще посмотрела на Джеймса, продолжавшего лежать с закрытыми глазами, бросила уничтожающий взгляд на Корри и, повернувшись, последовала за графом.
— Она права, Корри, — пробормотал Джеймс.
— В том, что твое исчезновение вызвало больше шума, чем мое? Ну разумеется. Кто станет беспокоиться обо мне, кроме тети и дяди? Впрочем, вполне возможно, что дядя Саймон и не заметил моего отсутствия, если только я срочно не понадобилась ему, чтобы помочь зажать очередной лист в пресс.
Она говорила правду, и Джеймс вдруг разозлился по причине, о которой не хотел размышлять.
— Сегодня утром он сообщил, что нашел какой-то лист неизвестного дерева, лежавший на обочине одной из аллей Гайд-парка. Он был вне себя от волнения и полон решимости отыскать растение, с которого упал злополучный лист. Кроме того, он ужасно обрадовался, что я оказалась жива и здорова и можно спокойно заниматься коллекцией без постоянных сетований тети Мейбеллы. Правда, Джейсон наверняка скучал по мне. И, возможно, Уилликом тоже. Как жаль, что Бакстеда здесь нет! Помнишь Бакстеда, нашего дворецкого в Туайли-Грейндж?
— Естественно. Я знал его чуть ли не с пеленок.
— Бакстед всегда помогал мне выскользнуть из дома и вернуться незамеченной. И предупреждал насчет Лондона.
— И что он тебе сказал?
— Что вдали от шумных городов любые проделки сойдут с рук. Но попробуй выкинуть что-нибудь в таком кипящем котле, как Лондон, и глаза нашего доброго Господа от изумления полезут на лоб. Бакстед был прав, верно?
— Да.
— О, взгляни на себя, до чего же ты расстроен! Нет, не двигайся, не напрягайся и не открывай глаз. Голова прошла?
Джеймс тяжело вздохнул.
— Тетя и дядя говорили с тобой вчера или сегодня утром?
— Разумеется. Тетя Мейбелла требовала самого подробного пересказа, и даже дядя вроде бы слушал.
А сегодня они все еще бушевали, пока мне дурно не сделалось. Это когда я сказала, что собираюсь тебя навестить.
Она замолчала и нахмурилась.
— И что?
— Ну… дядя Саймон принялся качать головой, туда-сюда, туда-сюда… пока я не собралась уходить. Тут он взглянул на меня, снова покачал головой и объявил: «На нее будут охотиться, как на бешеную собаку». Ха!
Потом он немного посмеялся и принял совершенно озадаченный вид, что удается ему на удивление хорошо. При этом он всегда становится таким красивым, что даже если тетя Мейбелла так сердита, что готова убить мужа, тут же остывает и старается погладить его по головке. Ну не поразительно ли? Хочешь еще воды?
Чаю? Ночной горшок?
— Корри!
Корри осеклась и заглянула ему в глаза.
— Что?
— Послушай, — медленно начал он, — отец сказал мне, что ты богатая наследница.
Похоже, это известие не произвело на Корри особого впечатления.
— Наследница? И что? О, понимаю. Родители оставили мне немного денег, чтобы я смогла найти достойную партию. Очень мило с их стороны.
— Гораздо больше, чем «немного». Ты, вероятнее всего, одна из самых богатых невест в Англии. Очевидно, твой отец сумел прекрасно распорядиться своим состоянием, а ты его единственный ребенок. Сэр Саймон зорко охранял твое наследство.
— Скорее всего просто забыл о нем, — поправила Корри, не глядя на него и внимательно рассматривая прелестный туркменский ковер на полу у кровати.
Джеймс понял, как она ошеломлена этим сообщением: губы плотно сжаты, глаза прищурены. Теперь непременно должен был последовать взрыв, и он не заставил себя ждать. Корри вскочила, подбоченилась и вызывающе выпятила подбородок. Только чересчур спокойный голос выдавал всю меру ее гнева. Он всегда восхищался этой ее способностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48