А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

— Бабушка хочет развеяться, она любит Европу. Одну её оставлять нелогично и даже опасно, хотя и очень выгодно в материальном плане: сам видел, как она бережёт деньги!
Павлик захохотал. Его умиляла манера Жанны рубить сплеча. Так обычно делал только его отец, и то далеко не всегда. А сам Павлик старался обходить деликатные и щекотливые темы стороной. И обычно предпочитал таких же деликатных и беспроблемных девушек. Но Жанна — это было нечто. Павел понял, что впервые за свои двадцать семь лет влюбился — так, что потерял голову. Он смотрел только на неё, и видел только её. И, самое главное, он ХОТЕЛ видеть только её, и никого больше!
— Ты уже была в Англии раньше?
Жанна отрицательно качнула головой, и перевела разговор на другую тему. Не рассказывать же ей, ПОЧЕМУ она никогда не была за границей. Она даже развеселилась, представив себе округлившиеся глаза этого светловолосого нежного парня в тот момент, когда она будет рассказывать о себе. Незачем ему знать это! Во всяком случае, пока. И так он был поражён, увидев, как легко она расправилась с грабителями.
— Ну, какие у нас планы, мой путеводитель?
— Как скажешь, — переключился Павлик, — куда хочешь: в Вестминстерский дворец? Здание Парламента хочешь посмотреть? А пройтись по Пикадилли?
— Это та улица, о которой поёт Вайкуле? — приободрилась Жанна. — Знаешь что, я хочу посмотреть всё!
— О кей, — ответил ничуть не удивлённый Павел. — Тогда мы сначала пройдём по Пикадилли, затем выйдем на Трафальгарскую площадь — там очень красивые фонтаны, затем по набережной дойдём до Парламента и Вестминстерского аббатства, заодно посмотрим на Биг Бен, всё это располагается рядом. Ну а потом перейдём на другой берег Темзы по Вестминстерскому мосту, и окажемся у Лондонского глаза, это огромное колесо обозрения… Покатаемся, и, пожалуй, зайдём в ресторан. Ну, как тебе программа?
— Чудненько! Только, пожалуйста, не в традиционный английский ресторан, — взмолилась Жанна. — Меня от одного вида не прожаренного бифштекса в дрожь бросает!
— А ещё у английской говядины, когда она гуляет по пастбищам, случается ящур, — подхватил Павел. — Не волнуйся, я поведу тебя в Меззо! Жалко, что столик раньше не заказали, но попробуем уладить этот вопрос! Там работает мой знакомый метрдотель, его сын тоже учился в Кембридже…
Мила с ненавистью смотрела на своего отца. Ну, где это видано, чтобы родной отец, особенно если он ещё и твой продюсер, был так холоден и равнодушен к тебе — и как к дочери, и как к певице. Она только что пыталась выдать ему идею Саши Кравчука, о том, что на Миле Илиади как на певице следует поставить крест — уж слишком долго она держится за эстраду. И то не держится, а цепляется за её край, словно сорвавшийся с горы альпинист. Пора уже организовать новую группу — и Мила будет там солировать вместе с другими девушками. Этим можно убить сразу двух зайцев: новые группы очень нравятся зрителям, это — во первых, ведь можно рассматривать сразу нескольких хорошеньких девушек или юношей, а во-вторых, вдвоём или втроём вытянуть песню гораздо проще. И песня звучит уже по-новому! Правда, все певцы, наоборот, стараются уйти из групп, чтобы начать сольные карьеры, а у Милы получается всё наоборот. Впрочем, не только у неё.
Говорил же Саша Кравчук, её дядька, про Артемиду. Вон она-то теперь вся в шоколаде, хотя и организовала группу «Импульс». Этот «Импульс», состоящий из двух худосочных крашеных блондинок, сейчас ездит по гастролям, выступает в модных клубах и гребёт бешеные бабки за выступление. Это именно то, чего так не хватает Миле. Но отец, глупый — глупый, равнодушный Владимир Ильич Ковалёв, воспринял её предложение о создании группы в штыки. Мол, Милу — то все знают, а группу ещё раскручивать нужно, денежки вкладывать.
— Как ты мне надоел, — вырвалось у певицы, — я же не просто артистка, я ещё и твоя дочь! Забыл?
— Ну что ты начинаешь, — раздосадовано потянулся Владимир Ильич, — я же говорю, нет у меня таких денег!
— Так займи, — заорала дочь, — делай, что хочешь, укради, убей, наконец, но сделай что-нибудь!
— Что, например? — инертно поинтересовался отец. Он сидел в любимом, изрядно потрёпанном кожаном кресле, и раскуривал трубку.
Мила в сердцах выбила у него трубку изо рта и выскочила из комнаты, хлопнув дверью. Как же она ненавидит его, родного отца, да и мать тоже! Была бы у неё такая возможность — она давным — давно ушла бы из дома. Но для этого нужно снимать квартиру. А такой довольно известной личности, как Миле Илиади, не пристало снимать хибару на окраине столицы. Ей понадобится как минимум «двушка», и притом в центре, с хорошим ремонтом и мебелью. Иначе вся тусовка потом будет говорить, что Мила настолько вышла в тираж, что ей не хватает денег даже на то, чтобы снять жить в приличном месте. Её «однушку» на окраине тут же обзовут конурой, и слух об этом разнесётся далеко за пределы её круга общения. В гости, естественно, к ней никто не придёт, и, если вдруг она кого и пригласит, будут отмахиваться и в притворном ужасе заявлять, что не поедут в бомжатник на «край земли». Вот такая уж московская тусовка.
А снимать приличную квартиру в центре — это тратить на неё ежемесячно долларов шестьсот как минимум. Плюс еда, одежда, машина… Всё это выльется в — три — четыре тысячи долларов. Нет, Миле не по плечу такие расходы. Особенно если учесть, что с некоторых пор за выступление ей стали платить всего триста баксов. В принципе, она могла бы жить у Валеры, но после того, что отчебучила её мамаша, это было невозможно. Всё-таки у Милы была гордость, а к Валерке, этому мудаку, она больше ни за что не сунется. И пусть катится к чертям со своим огромным членом!
Хлопнула дверь, в квартиру вошла Галина.
«Появилась, шлюха, — злобно подумала девушка, — от очередного любовника!»
Отец давно знал о похождениях жены, но отчего-то не пресекал их. Вернее, ему не удавалось этого сделать. Для Милы же стал большой неожиданностью тот факт, что отец знает, и терпит. Он даже не позволял себе сказать хотя бы слово в адрес жены — плохое слово. Наверное, он до сих пор был без ума от Галины, и жутко боялся, что она когда-нибудь просто не придёт. Мила же цинично считала это наилучшим выходом из сложившейся ситуации. Во всяком случае, в этой квартире на одну ненавистную рожу станет меньше.
Скорее бы приехал Павлик! Она тут же заставит его сделать ей предложение, и переедет в шикарный особняк Резников. Вот там люди действительно живут, по-настоящему! Это же надо — на крыше дома у них специальная вертолётная площадка. А в аэропорту у Анатолия Максимовича в ангаре стоит собственный самолёт, который два раза в неделю гоняют за свежими листьями эвкалипта для этих придурочных коал. А ветеринар чего стоит! Глупый, чрезвычайно щедрый Резник платит ему бешеные тысячи, годовое содержание этого идиота составляет порядка восьмидесяти тысяч долларов. И за что? Этот Джонни одевается, как бомж, думает и говорит только о своих коалах, и ни на что другое больше не способен. Зачем ему эти деньги?
Другое дело Любовь Андреевна! Она не перетруждается, руководит каким-то благотворительным фондом, то ли для детей — сирот, то ли для инвалидов. Она специально пригласила на постоянное проживание в свой дом личного парикмахера, косметолога, массажиста. В доме у них есть специальный тренажёрный зал, где она отрабатывает свои упражнения с личным тренером. Когда Мила будет её невесткой, она тоже станет пользоваться всеми благами этого дома. Вернее, не дома, а настоящего дворца. Это она живёт в жуткой, пусть и трёхкомнатной, с евроремонтом, конуре. А Резники живут в пятиэтажном особняке. Шикарное, в классическом стиле, с белыми колоннами, зелёными лужайками, роскошными клумбами, с бассейном под стеклянным куполом, сооружение похоже на Белый дом. Даже не скажешь сразу, что в нём живёт одна семья. На первом этаже у них тренажёрный зал, подсобные помещения, и громадная, оборудованная современной бытовой техникой кухня. Ещё там располагается прачечная и винный погребок. На втором этаже — столовая, в которой можно принять сотню гостей, гостиная с камином и кинозал. И, кажется, гардеробная комната. На третьем — спальни хозяев и Павлика, и комнаты для гостей. И, конечно же, каждая комната оборудована своей ванной и туалетом. На четвёртом — рабочие кабинеты и оборудованные места для парикмахера, массажиста и косметолога. А на пятом — оранжерея, зимний сад и огромная веранда с балконом, на которой летом все собираются и пьют чай.
Ну и, конечно, на многокилометровой территории находится ещё один дом — для прислуги и обслуживающего персонала. Кухарки, охранники, горничные, садовники, водители, телохранители, штат помощников и прочие и прочие — все они живут гораздо лучше Милы. Уж, во всяком случае, получают они приличное жалованье, плюс бесплатное жильё и еда.
Мила взволнованно поднялась с дивана и заходила по комнате. Подумать только, скоро всё это будет принадлежать и ей тоже! Какая же она была дура, когда пять лет назад отвергла предложение юного Паши Резника. Но тогда она была исполнена сумасшедших надежд и радужных планов по части сольной карьеры, она тогда была чуть ли не на вершине Олимпа, и предложение друга детства Павлика прошло мимо её ушей. Она тогда, кажется, даже высмеяла его. Мол, кто ты такой — сынок олигарха? А я — знаменитость, причём карьера моя сделана мною самой, а ты есть только за счёт своего папочки!
Эх, подсказал бы кто-то ей, молодой и наивной, что карьера карьерой, а тыл должен быть надёжно обеспечен! Ну кто мешал тогда Миле Илиади выйти замуж, и продолжать петь? Робкий, деликатный Павлуша ни за что не стал бы вставлять ей палки в колёса! Но зато теперь, когда её сольная карьера провалилась, она жила бы спокойно, и в ус не дула. Даже не так! Её карьера бы никогда не провалилась с денежками Резника. Уж тот-то не пожалел бы, отстегнул щедрую сумму на новый альбом для невестки.
Миле внезапно пришла в голову идея, и она выскочила в зал, где отец продолжал дымить своей трубкой.
— Слушай, — начала она, — а почему бы тебе не обратиться к Резнику? Вы же с ним друзья, и он может дать тебе денег на мою раскрутку!
— Когда в дружбу вмешиваются деньги, это уже перестаёт быть дружбой, и становится деловым сотрудничеством, — попыхивая трубкой, как Шерлок Холмс, сказал Владимир Ильич.
— Вообще-то смею напомнить, — ехидно начала Мила, — что я — твоя дочь! А близкородственные связи всегда выше дружеских!
— Толик прежде всего бизнесмен, — спокойно ответил отец, — и не даст денег на заведомо проигрышный вариант, устаревший проект!
— Это я — устаревший проект?
От обиды на глаза у Милы навернулись слёзы. Она схватила одну из китайских ваз семнадцатого века, которые собирал Владимир Ильич, и с удовольствием грохнула ею о паркет. Ей доставило несказанную радость видеть боль и отчаяние в глазах отца — те же самые чувства, которые он не желал разглядеть в глазах дочери.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
— Здравствуй, Тася, здравствуй, Настенька, — скороговоркой поздоровался с родственницами жены Анатолий Максимович Резник.
Когда он вышел к ужину, приехав с работы пораньше, то застал обеих родственниц уже поглощающими пищу. Он досадливо обругал себя, что забыл про приезд дам с Украины, и специально торопился домой, чтобы побыть с женой. Ведь за последние месяцы, когда готовилось слияние двух компаний, он почти не видел её. И, в кои-то веки решив оправдаться ранним возвращением домой, встретил Настеньку и Тасю — племянницу и сестру Любы.
Почему он не любил ни ту, ни другую, он уже точно не помнил. Просто где-то в голове отложилось, что был какой-то негативный случай, связанный с этими женщинами. А вот какой… Но теперь ассоциативная память услужливо напоминала ему, что этих дам он только терпит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38