Вдруг кому-то понадобилась срочная помощь? И мужу надо было делать внеплановую операцию.
— А потом?
— Потом мне позвонили и сказали, что мой муж — убит.
Майор немного помедлил, прежде чем задать следующий вопрос. Он знал, как болезненно его обычно воспринимают родные и близкие покойного.
— Дина Александровна, где вы были вчера вечером в интервале между семью и десятью часами?
Глаза женщины слегка расширились.
— Где? — Секундная пауза. — С восьми до девяти я была в магазине на Тверской. Когда я поняла, что Коля не приедет вовремя, я решила заняться собственными делами. Тем более этот магазин недалеко от нас. Он называется «Галерея „Актер“. Я там делала покупки.
— Чек сохранился?
— Ну что вы! Я такие вещи не храню. Губарев почувствовал холодок, проскользнувший в интонации.
— Во сколько вы приехали домой?
— Примерно в половине десятого.
— Больше вы ничего не можете добавить к сказанному?
— Нет.
— Хорошо. — Губарев поднялся со стула. Витька последовал его примеру. — Если что вспомните, звоните сразу. — Он отдал ей свою визитку.
— Конечно. — Дина Александровна поднялась с дивана. И вновь майор удивился ее бесшумности. Умению двигаться, не производя никаких звуков. Она пошла впереди них: маленькая, изящная фигурка. Как статуэтка.
В коридоре Губарев задержал взгляд на картинах.
— Красивые.
— Спасибо, — сухо сказала она.
Ему в самом деле особенно понравилась одна: живописный букет лилий на фоне грозового неба. Темно-серый кувшин, белые лилии с золотистыми пестиками и набухшее влагой небо.
— До свидания.
— Всего хорошего.
Когда они пересекали двор-колодец, Губарев внезапно остановился как вкопанный.
— Слушай, Вить. Я понял, что меня поразило в ней.
— Что?
— Она не пролила ни одной слезинки!
Но к этому сообщению Витька отнесся весьма спокойно.
— Просто такой тип. Железная женщина. Такие слезы зря не льют. Кремень.
— Кремень? — переспросил Губарев. Его мысли путались. — Какой кремень? Маленькая, худенькая…
— А что, по-вашему, железные женщины должны быть обязательно под два метра роста и с плечами, как у мужика?
— Да нет, я так не думаю. Но все равно. У меня сложилось такое впечатление, что она… спокойна. Даже чересчур спокойна. Странно.
— Задала она вам загадку!
— А ведь точно, Вить! — вскрикнул Губарев. — Ты прав!
— Не кричите, а то охранник уже из будки выглядывает.
— Да, в самом деле, что-то я разорался, как павиан. Майор замолчал. Они подошли к будке. Губарев наклонился к окну:
— Кто дежурил третьего ноября? Вы?
— Нет. — Охранник, молодой парень лет двадцати пяти, открыл дверь и вышел к ним навстречу. — Мой напарник. Виктор Кузьмич Моргунов. Он будет завтра.
— Хорошо, — кивнул Губарев. — Вы знали убитого? Лактионова Николая Дмитриевича?
— Я тут недавно. Второй месяц. Еще не всех жильцов хорошо знаю.
Губарев переглянулся с Витькой.
— Забыл взять фотографию убитого, — вспомнил он.
— Может, вернуться? — предложил Витька.
— Не надо. Зайдем завтра.
Косметологическая фирма «Ваш шанс» располагалась на Ленинградском шоссе. Когда Губарев с Витькой приехали туда, контора напоминала растревоженный улей. Сотрудники сгрудились в приемной и о чем-то громко переговаривались. При появлении Губарева и Витьки наступила тишина. Опер из местного отделения Фенякин подошел к ним.
— Кабинет опечатан? — спросил Губарев.
— Да.
Он окинул взглядом сотрудников и вздохнул:
— Я буду вызывать вас по одному. Где список работников фирмы? Кто заместитель Лактионова?
— Я, — крупная светловолосая женщина лет сорока с небольшим шагнула вперед.
— Как вас зовут?
— Лазарева Ирина Владимировна.
— Очень хорошо. Останьтесь. А остальных попрошу выйти.
У Фенякина заверещала рация.
— Вызывают.
— Будем держать связь, — кивнул ему Губарев, усаживаясь на черный кожаный диван. Витька встал у стены.
Приемная была небольшой. Отделана в серебристо-серых тонах. На полу — серо-лиловый ковролин. Рядом с диваном — журнальный столик с рекламными буклетами. И черной круглой пепельницей. Около противоположной стены — рабочее место секретаря. Высокий полукруглый стол, напоминающий стойку в баре. За ним другой стол, пониже, с компьютером. Про себя Губарев так и обозвал это место — секретарская стойка. Приемная соединялась с двумя коридорами, куда выходили двери кабинетов.
Допрашивать сотрудников, сидя на диване, было неудобно. Диван был мягким, на нем хотелось откинуться и отдохнуть.
— У вас есть стулья? — спросил он Лазареву.
— Да. А сколько вам надо?
— Три.
— Сейчас принесут.
Стулья принесли. Губарев расставил их вокруг журнального столика. На расстоянии. А столик отодвинул от дивана. Теперь можно было приступать. Он посмотрел на Лазареву. Она стояла перед ним. На лице были видны следы слез. Она была в халате нежно-бирюзового цвета. Волосы спутались и падали на лицо неровными прядями. Время от времени она откидывала их назад.
Заместитель должна быть в курсе всех дел, подумал майор. Правая рука главного.
— Присаживайтесь, — указал Губарев на стул. Сам он сел напротив. Витя опустился на диван. — Вы давно работаете с Лактионовым?
— Три года.
— С момента основания клиники?
— Нет. «Ваш шанс» был основан шесть лет назад.
— Вы раньше знали Лактионова?
— Нет.
— Он сам выбрал вас на должность заместителя?
— Да.
— Каким образом?
— Мы встретились с ним на конференции Всероссийской ассоциации хирургов. Познакомились. Разговорились. У нас оказались общие интересы. Он читал мои статьи в специализированных журналах. Ему захотелось со мной работать. Так… все и получилось.
— Что вы можете сказать о нем как о специалисте?
— Он был талантливым хирургом. Лучшим в своей области! К нему обращались многие звезды кино, театра, эстрады. Вы, наверное, понимаете, что эта тема деликатная. Мы не всегда можем афишировать имена наших клиентов. Врачебная этика…
— Так… — Губарев испытующе посмотрел на Лазареву. — А были ли у Николая Дмитриевича неудачные операции? У каждого, даже выдающегося, профессионала случаются ошибки и провалы.
— Н-нет, — для большей убедительности Лазарева помотала головой. — Не было такого никогда. Николай Дмитриевич — гений.
Второй раз за день Губарев слышал эти слова. Гений без страха и упрека. Памятник самому себе. Хирург мог сделать «не то» лицо, и человек решил отомстить. Вдруг это какая-нибудь звезда, которая ожидала, что станет новой Мэрилин Монро, а увидев результат, пришла в ярость. Люди творческие, они все импульсивные, эмоциональные.
— У вас оперировались только известные люди?
— Нет. К нам мог обратиться любой человек, располагающий необходимой денежной суммой. Со стороны. Мы никому не отказывали.
— У вас дорогая клиника?
— Не дешевая. Высококачественные услуги всегда стоят дорого. Можно закурить? — спросила Лазарева.
— Пожалуйста. — Он придвинул к ней пепельницу. Лазарева достала из кармана халата пачку «Кэмела» и закурила. — Вы работали каждый день?
— Шесть раз в неделю. Четыре дня — с девяти до шести. Два — с одиннадцати до восьми.
— Вы хорошо знали Лактионова?
— Как — хорошо? — Лазарева пожала плечами. — Отношения между нами были сугубо профессиональными. Вы это хотели узнать? — И она в упор посмотрела на него.
— В общем, да. — Губарев решил не церемониться. Не ходить вокруг да около. Да и сама Лазарева представлялась ему женщиной решительной, без предрассудков и условностей.
— Были ли у Лактионова любовницы среди сотрудников, точнее, сотрудниц клиники?
— Нет.
Губарев подумал, что он упорно старается сузить поле своей деятельности, очертить ареал поисков. Но ему это никак не удается. Он чуть было не задал вслух вопрос: почему? Почему у Лактионова не было любовниц в клинике? Но вовремя спохватился.
— Вы были в курсе всех дел начальника?
— По работе — да. Я так думаю, — поправилась Лазарева. — Но быть в чем-то до конца уверенной…
Это точно, подумал про себя Губарев. Она могла и не знать о тайной любовнице шефа. Стал бы он афишировать эту связь? Зачем ему это надо? «Доброжелатели» в момент донесли бы жене! А вдруг у него и правда никого не было? Дина Александровна — интересная женщина. Но, с другой стороны, они все-таки семь лет женаты…. Лактионова могло потянуть на сторону… «Черт его знает, как все было на самом деле, — рассердился на себя Губарев. — Я сижу и гадаю на кофейной гуще! Совсем спятил на старости лет». Однако по опыту своей работы майор знал, что запутанные семейные отношения и наличие левых любовниц часто становятся причиной криминальных разборок со смертельным исходом.
Лазарева сидела и смотрела куда-то мимо него. Сигарета в ее пальцах уже почти догорела.
— Заметили ли вы в поведении Лактионова в последнее время что-то необычное? Может быть, он нервничал? Или ходил подавленным?
Лазарева замотала головой:
— Нет. Он был… как всегда.
— Что вы можете сказать о его характере? Каким он был?
Ирина Владимировна с удивлением посмотрела на него.
— Каким?.. — растерянно переспросила она.
— Да. Как бы вы его охарактеризовали? Представьте, что вам надо написать сочинение на тему «Мой шеф».
— Высокого роста. Широкоплечий. Глаза — карие. Волосы — каштановые…
— Сколько ему было лет?
— Сорок пять.
— А характер: взрывной, спокойный?
— Скорее спокойный.
— Повышал ли он голос на своих сотрудников?
— Никогда. Он мог делать замечания и устраивать разнос, но в мягкой форме.
— Он нравился женщинам вашего коллектива?
— Ну и вопросы! — выдохнула Лазарева и потушила окурок в пепельнице. — Я не знаю. В душу ни к кому не лезла. Но фамильярности Николай Дмитриевич терпеть не мог. И не позволил бы своим сотрудницам слишком явно флиртовать с ним.
— Вы знали его жену?
— Жену? — Лазарева сцепила руки. — Несколько раз она приходила сюда. Нормальная женщина.
— Вы не были вхожи в его семью?
— Нет, я уже говорила вам. Наши отношения носили чисто служебный характер.
— Каково финансовое состояние вашей клиники? Вы были кому-нибудь должны?
— Об этом лучше спросить у главного бухгалтера. Правда, сейчас она болеет. Но дня через два обещала выйти.
— Бывшие жены Лактионова сюда не приходили?
— Любовь Андреевна — нет. Ванда Юрьевна — да. Пыталась наведываться к нам. Но Лактионов приказал ее больше не пускать.
— Откуда вы знаете про его первую жену? — вставил Витька.
Молодец, подумал Губарев. Вопрос абсолютно по существу.
Лазарева на секунду растерялась.
— Николай Дмитриевич как-то рассказывал о своей жизни.
— Значит, все-таки вы общались в неформальной обстановке?
— Конечно, мы же живые люди. Иногда расслаблялись в коллективе. Но это бывало редко.
— И последний вопрос. Кто, по-вашему, мог убить Лактионова?
— Понятия не имею. Правда! Ума не приложу, кто бы это мог сделать. Может быть, псих? Сумасшедший. Маньяк…
Сегодня Дина Александровна тоже выдвинула эту версию. Пришел маньяк и убил Лактионова. Просто так. Потому что он маньяк. М-да!
— А конкуренты? Вы — процветающая клиника…
— Работы хватает всем. И дорогу мы никому не перебегали.
— Спасибо. Вы можете идти. Да… — остановил ее Губарев. — Ирина Владимировна, оставьте, пожалуйста, ваш домашний телефон и дайте мне список сотрудников фирмы. Пусть входят по одному. Сначала — секретарь. Потом — охранник.
Лазарева подошла к секретарской стойке и, порывшись в ящике, достала несколько скрепленных листов бумаги. Она вернулась к Губареву и протянула их ему. Когда она шла к двери, Губарев почему-то обратил внимание на ее ноги. Крепкие. С полными икрами. Халат доходил до колен. И в светлых чулках хорошо были видны очертания ног. Он отметил: как уверенно ступает она. Не так, как Дина Александровна: скользяще-бесшумно.
— Хо-ро-шо, — по слогам сказал Губарев, скользнув взглядом по списку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
— А потом?
— Потом мне позвонили и сказали, что мой муж — убит.
Майор немного помедлил, прежде чем задать следующий вопрос. Он знал, как болезненно его обычно воспринимают родные и близкие покойного.
— Дина Александровна, где вы были вчера вечером в интервале между семью и десятью часами?
Глаза женщины слегка расширились.
— Где? — Секундная пауза. — С восьми до девяти я была в магазине на Тверской. Когда я поняла, что Коля не приедет вовремя, я решила заняться собственными делами. Тем более этот магазин недалеко от нас. Он называется «Галерея „Актер“. Я там делала покупки.
— Чек сохранился?
— Ну что вы! Я такие вещи не храню. Губарев почувствовал холодок, проскользнувший в интонации.
— Во сколько вы приехали домой?
— Примерно в половине десятого.
— Больше вы ничего не можете добавить к сказанному?
— Нет.
— Хорошо. — Губарев поднялся со стула. Витька последовал его примеру. — Если что вспомните, звоните сразу. — Он отдал ей свою визитку.
— Конечно. — Дина Александровна поднялась с дивана. И вновь майор удивился ее бесшумности. Умению двигаться, не производя никаких звуков. Она пошла впереди них: маленькая, изящная фигурка. Как статуэтка.
В коридоре Губарев задержал взгляд на картинах.
— Красивые.
— Спасибо, — сухо сказала она.
Ему в самом деле особенно понравилась одна: живописный букет лилий на фоне грозового неба. Темно-серый кувшин, белые лилии с золотистыми пестиками и набухшее влагой небо.
— До свидания.
— Всего хорошего.
Когда они пересекали двор-колодец, Губарев внезапно остановился как вкопанный.
— Слушай, Вить. Я понял, что меня поразило в ней.
— Что?
— Она не пролила ни одной слезинки!
Но к этому сообщению Витька отнесся весьма спокойно.
— Просто такой тип. Железная женщина. Такие слезы зря не льют. Кремень.
— Кремень? — переспросил Губарев. Его мысли путались. — Какой кремень? Маленькая, худенькая…
— А что, по-вашему, железные женщины должны быть обязательно под два метра роста и с плечами, как у мужика?
— Да нет, я так не думаю. Но все равно. У меня сложилось такое впечатление, что она… спокойна. Даже чересчур спокойна. Странно.
— Задала она вам загадку!
— А ведь точно, Вить! — вскрикнул Губарев. — Ты прав!
— Не кричите, а то охранник уже из будки выглядывает.
— Да, в самом деле, что-то я разорался, как павиан. Майор замолчал. Они подошли к будке. Губарев наклонился к окну:
— Кто дежурил третьего ноября? Вы?
— Нет. — Охранник, молодой парень лет двадцати пяти, открыл дверь и вышел к ним навстречу. — Мой напарник. Виктор Кузьмич Моргунов. Он будет завтра.
— Хорошо, — кивнул Губарев. — Вы знали убитого? Лактионова Николая Дмитриевича?
— Я тут недавно. Второй месяц. Еще не всех жильцов хорошо знаю.
Губарев переглянулся с Витькой.
— Забыл взять фотографию убитого, — вспомнил он.
— Может, вернуться? — предложил Витька.
— Не надо. Зайдем завтра.
Косметологическая фирма «Ваш шанс» располагалась на Ленинградском шоссе. Когда Губарев с Витькой приехали туда, контора напоминала растревоженный улей. Сотрудники сгрудились в приемной и о чем-то громко переговаривались. При появлении Губарева и Витьки наступила тишина. Опер из местного отделения Фенякин подошел к ним.
— Кабинет опечатан? — спросил Губарев.
— Да.
Он окинул взглядом сотрудников и вздохнул:
— Я буду вызывать вас по одному. Где список работников фирмы? Кто заместитель Лактионова?
— Я, — крупная светловолосая женщина лет сорока с небольшим шагнула вперед.
— Как вас зовут?
— Лазарева Ирина Владимировна.
— Очень хорошо. Останьтесь. А остальных попрошу выйти.
У Фенякина заверещала рация.
— Вызывают.
— Будем держать связь, — кивнул ему Губарев, усаживаясь на черный кожаный диван. Витька встал у стены.
Приемная была небольшой. Отделана в серебристо-серых тонах. На полу — серо-лиловый ковролин. Рядом с диваном — журнальный столик с рекламными буклетами. И черной круглой пепельницей. Около противоположной стены — рабочее место секретаря. Высокий полукруглый стол, напоминающий стойку в баре. За ним другой стол, пониже, с компьютером. Про себя Губарев так и обозвал это место — секретарская стойка. Приемная соединялась с двумя коридорами, куда выходили двери кабинетов.
Допрашивать сотрудников, сидя на диване, было неудобно. Диван был мягким, на нем хотелось откинуться и отдохнуть.
— У вас есть стулья? — спросил он Лазареву.
— Да. А сколько вам надо?
— Три.
— Сейчас принесут.
Стулья принесли. Губарев расставил их вокруг журнального столика. На расстоянии. А столик отодвинул от дивана. Теперь можно было приступать. Он посмотрел на Лазареву. Она стояла перед ним. На лице были видны следы слез. Она была в халате нежно-бирюзового цвета. Волосы спутались и падали на лицо неровными прядями. Время от времени она откидывала их назад.
Заместитель должна быть в курсе всех дел, подумал майор. Правая рука главного.
— Присаживайтесь, — указал Губарев на стул. Сам он сел напротив. Витя опустился на диван. — Вы давно работаете с Лактионовым?
— Три года.
— С момента основания клиники?
— Нет. «Ваш шанс» был основан шесть лет назад.
— Вы раньше знали Лактионова?
— Нет.
— Он сам выбрал вас на должность заместителя?
— Да.
— Каким образом?
— Мы встретились с ним на конференции Всероссийской ассоциации хирургов. Познакомились. Разговорились. У нас оказались общие интересы. Он читал мои статьи в специализированных журналах. Ему захотелось со мной работать. Так… все и получилось.
— Что вы можете сказать о нем как о специалисте?
— Он был талантливым хирургом. Лучшим в своей области! К нему обращались многие звезды кино, театра, эстрады. Вы, наверное, понимаете, что эта тема деликатная. Мы не всегда можем афишировать имена наших клиентов. Врачебная этика…
— Так… — Губарев испытующе посмотрел на Лазареву. — А были ли у Николая Дмитриевича неудачные операции? У каждого, даже выдающегося, профессионала случаются ошибки и провалы.
— Н-нет, — для большей убедительности Лазарева помотала головой. — Не было такого никогда. Николай Дмитриевич — гений.
Второй раз за день Губарев слышал эти слова. Гений без страха и упрека. Памятник самому себе. Хирург мог сделать «не то» лицо, и человек решил отомстить. Вдруг это какая-нибудь звезда, которая ожидала, что станет новой Мэрилин Монро, а увидев результат, пришла в ярость. Люди творческие, они все импульсивные, эмоциональные.
— У вас оперировались только известные люди?
— Нет. К нам мог обратиться любой человек, располагающий необходимой денежной суммой. Со стороны. Мы никому не отказывали.
— У вас дорогая клиника?
— Не дешевая. Высококачественные услуги всегда стоят дорого. Можно закурить? — спросила Лазарева.
— Пожалуйста. — Он придвинул к ней пепельницу. Лазарева достала из кармана халата пачку «Кэмела» и закурила. — Вы работали каждый день?
— Шесть раз в неделю. Четыре дня — с девяти до шести. Два — с одиннадцати до восьми.
— Вы хорошо знали Лактионова?
— Как — хорошо? — Лазарева пожала плечами. — Отношения между нами были сугубо профессиональными. Вы это хотели узнать? — И она в упор посмотрела на него.
— В общем, да. — Губарев решил не церемониться. Не ходить вокруг да около. Да и сама Лазарева представлялась ему женщиной решительной, без предрассудков и условностей.
— Были ли у Лактионова любовницы среди сотрудников, точнее, сотрудниц клиники?
— Нет.
Губарев подумал, что он упорно старается сузить поле своей деятельности, очертить ареал поисков. Но ему это никак не удается. Он чуть было не задал вслух вопрос: почему? Почему у Лактионова не было любовниц в клинике? Но вовремя спохватился.
— Вы были в курсе всех дел начальника?
— По работе — да. Я так думаю, — поправилась Лазарева. — Но быть в чем-то до конца уверенной…
Это точно, подумал про себя Губарев. Она могла и не знать о тайной любовнице шефа. Стал бы он афишировать эту связь? Зачем ему это надо? «Доброжелатели» в момент донесли бы жене! А вдруг у него и правда никого не было? Дина Александровна — интересная женщина. Но, с другой стороны, они все-таки семь лет женаты…. Лактионова могло потянуть на сторону… «Черт его знает, как все было на самом деле, — рассердился на себя Губарев. — Я сижу и гадаю на кофейной гуще! Совсем спятил на старости лет». Однако по опыту своей работы майор знал, что запутанные семейные отношения и наличие левых любовниц часто становятся причиной криминальных разборок со смертельным исходом.
Лазарева сидела и смотрела куда-то мимо него. Сигарета в ее пальцах уже почти догорела.
— Заметили ли вы в поведении Лактионова в последнее время что-то необычное? Может быть, он нервничал? Или ходил подавленным?
Лазарева замотала головой:
— Нет. Он был… как всегда.
— Что вы можете сказать о его характере? Каким он был?
Ирина Владимировна с удивлением посмотрела на него.
— Каким?.. — растерянно переспросила она.
— Да. Как бы вы его охарактеризовали? Представьте, что вам надо написать сочинение на тему «Мой шеф».
— Высокого роста. Широкоплечий. Глаза — карие. Волосы — каштановые…
— Сколько ему было лет?
— Сорок пять.
— А характер: взрывной, спокойный?
— Скорее спокойный.
— Повышал ли он голос на своих сотрудников?
— Никогда. Он мог делать замечания и устраивать разнос, но в мягкой форме.
— Он нравился женщинам вашего коллектива?
— Ну и вопросы! — выдохнула Лазарева и потушила окурок в пепельнице. — Я не знаю. В душу ни к кому не лезла. Но фамильярности Николай Дмитриевич терпеть не мог. И не позволил бы своим сотрудницам слишком явно флиртовать с ним.
— Вы знали его жену?
— Жену? — Лазарева сцепила руки. — Несколько раз она приходила сюда. Нормальная женщина.
— Вы не были вхожи в его семью?
— Нет, я уже говорила вам. Наши отношения носили чисто служебный характер.
— Каково финансовое состояние вашей клиники? Вы были кому-нибудь должны?
— Об этом лучше спросить у главного бухгалтера. Правда, сейчас она болеет. Но дня через два обещала выйти.
— Бывшие жены Лактионова сюда не приходили?
— Любовь Андреевна — нет. Ванда Юрьевна — да. Пыталась наведываться к нам. Но Лактионов приказал ее больше не пускать.
— Откуда вы знаете про его первую жену? — вставил Витька.
Молодец, подумал Губарев. Вопрос абсолютно по существу.
Лазарева на секунду растерялась.
— Николай Дмитриевич как-то рассказывал о своей жизни.
— Значит, все-таки вы общались в неформальной обстановке?
— Конечно, мы же живые люди. Иногда расслаблялись в коллективе. Но это бывало редко.
— И последний вопрос. Кто, по-вашему, мог убить Лактионова?
— Понятия не имею. Правда! Ума не приложу, кто бы это мог сделать. Может быть, псих? Сумасшедший. Маньяк…
Сегодня Дина Александровна тоже выдвинула эту версию. Пришел маньяк и убил Лактионова. Просто так. Потому что он маньяк. М-да!
— А конкуренты? Вы — процветающая клиника…
— Работы хватает всем. И дорогу мы никому не перебегали.
— Спасибо. Вы можете идти. Да… — остановил ее Губарев. — Ирина Владимировна, оставьте, пожалуйста, ваш домашний телефон и дайте мне список сотрудников фирмы. Пусть входят по одному. Сначала — секретарь. Потом — охранник.
Лазарева подошла к секретарской стойке и, порывшись в ящике, достала несколько скрепленных листов бумаги. Она вернулась к Губареву и протянула их ему. Когда она шла к двери, Губарев почему-то обратил внимание на ее ноги. Крепкие. С полными икрами. Халат доходил до колен. И в светлых чулках хорошо были видны очертания ног. Он отметил: как уверенно ступает она. Не так, как Дина Александровна: скользяще-бесшумно.
— Хо-ро-шо, — по слогам сказал Губарев, скользнув взглядом по списку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46