Какой из тебя детектив!
Он принялся надо мной глумиться, мстя за насмешку. Оно и понятно, тщеславие в большей или меньшей степени присуще всем.
– Раньше ты был обо мне лучшего мнения, – напомнил я. – Хвалил за Вэнса Фридмена.
– Да это было проще простого!
Выбросить в окно пьяного тоже довольно просто. Особой отваги на это не требуется, подумал я и спросил:
– Это ты его угробил?
Фон Шелленберг расхохотался.
– Еще одно подтверждение моих слов. Так ведь и помрешь третьесортной посредственностью.
– Значит, Янос?
– Догадайся сам, – сказал он.
Увы, облако пыли точно замерло на месте.
– А тебе известно, что Вэнс Фридмен агент ЦРУ? – спросил я.
Молчание. Мне почудилось, что голова его загудела от нагрузки – он этого не знал.
Я вспомнил про комиссара и Сэма: дело обстоит хуже, чем они могут предположить.
– Почему надо делать это именно здесь? – закричал я. – Раз уж корчишь из себя такого аса, убрал бы его дома, в Штатах.
– Стиль, старина, класс, – отозвался фон Шелленберг. – Убить президента среди бела дня – это уже не штука. С тех пор как ухлопали Кеннеди, этим никого не удивишь. Ну а здесь такого еще не бывало, в этом есть спортивный азарт. Все равно что охота на крупных хищников.
Он говорил всерьез, без намека на иронию.
– Заповедник окружен, у всех входов и выходов кордоны и патрули. Как ты надеешься выбраться?
– Напряги мозги!
Я последовал его совету.
– В свите Уэллса целый взвод секретных агентов. Живым тебе не уйти.
Молчание. О чем он в этот момент думал? Тут я вспомнил сине-серебристый "чироки" на взлетной полосе у "Баобаба", и у меня екнуло сердце. Конечно, на таком комарике далеко не улетишь, однако с его помощью фон Шелленберг сумеет сгинуть без следа. До танзанийской границы рукой подать, а оттуда открыты все дороги, по суше и воздуху, в Южную или Центральную Африку, на все четыре стороны.
– Кто тебе платит? – спросил я.
– Мне это безразлично, – ответил он, – не кто, а сколько! В этом дело.
Молчание.
– Ну и сколько же на этот раз? – спросил я.
– Два миллиона долларов.
Я задумался.
– Через Швейцарский кредитный банк?
– Вижу, с домашним заданием ты справился.
Пауза.
– Кто бы мог подумать, – сказал я, – что жизнь одного человека стоит такую прорву денег!
Он засмеялся.
– Кое-кому не нравится его миролюбие.
– Кому же?
– Ни за что не угадаешь?
Мы снова помолчали.
– В Америке есть люди, – продолжал он, – которые проливали слезы, когда закончилась война во Вьетнаме. Военная индустрия, приносившая огромные барыши, едва не обанкротилась. Торговцы оружием переключились на нелегальные поставки Латинской Америке и Южной Африке.
Он помолчал, потом продолжил:
– Эти трудолюбивые патриоты, эти лояльные граждане величайшей державы мира полны решимости и впредь заниматься бизнесом.
Помню, я читал где-то, что человек – это единственное существо во всей живой природе, которое охотится на себе подобных. Американцы готовы на убийство ради сохранения самой возможности убивать.
В воздухе зависла смертоносная тишина. По спине у меня струился пот. Рука, сжимавшая пистолет, была влажной, к ладони липла пыль. Переложив оружие в левую руку, я повернулся, чтобы вытереть ее о штанину, и только тут заметил его, но было слишком поздно – я не смог увернуться от пули.
Стреляли всего с десяти шагов, меня точно кувалдой ударили в правое плечо. Я повалился на спину, как дохлая рыба. Но воля к жизни сильнее искушения сдаться и умереть. С глухим стуком упав наземь, я вздернул левую руку и сумел дважды нажать на курок, целясь в неясный силуэт.
Спотыкаясь, Янос попятился назад – две пули крупного калибра поразили его. Он распростер руки и упал навзничь, его тело заскользило по склону вниз и, задев за развесистый куст, распласталось в неестественной позе.
Боль в боку раздирала меня на части, в голове плавились красные осколки, перед глазами сгущался мрак. Мне стоило невероятных усилий держать их открытыми. Итак, я снова допустил просчет и, скорее всего, поплачусь за это жизнью: совершенно упустил из виду Яноса!
Мне почему-то казалось, что Янос ждет исхода дела в охотничьей гостинице и не собирается сам принимать в нем участие. Двое профессиональных убийц, решил я, не станут стрелять одновременно по одной и той же цели. Я возомнил, будто мне понятны мотивы и логика наемных разбойников. Кто я такой? Жалкий третьесортный детектив, без всяких на то оснований, из одного тщеславия ввязавшийся в крупную игру...
Я злился: дал заманить себя в западню и вряд ли выберусь из нее живым. Непростительная глупость: пока я болтал с его напарником, Янос незаметно подкрался ко мне. А я уши развесил!
Донесся голос фон Шелленберга – как будто издалека, словно с того света:
– Канджа!
И тут я вспомнил, что давно собираюсь спросить его, какой он национальности. Но теперь у меня на это не было сил. Пот застилал глаза, солонил губы.
– Канджа! – крикнул он снова. – Янос был дурак.
Какое это имеет теперь значение, подумал я. Он дважды покушался на мою жизнь, а теперь сам мертв.
Я открыл глаза и увидел жаркое марево над головой. На километровой высоте в небесах парил коршун. Я знал, что это какая-то примета, но какая именно – не мог припомнить.
– Это он предложил тебя нанять, – продолжал фон Шелленберг, – чтобы сбить полицию с толку.
И я настолько в этом преуспел, что помираю теперь благодаря своему усердию. Меня так и подмывало спросить, кто устроил обыск в нашем с ним люксе, но тогда он узнал бы то, что больше всего его занимало, – жив я или мертв.
Тут я услышал, как подъехала и остановилась кавалькада машин, и вспомнил, зачем я здесь. Из последних сил я приподнялся и сел, убедив себя в том, что это необходимо и нечего себя жалеть. Раз уж все равно гибель неизбежна, пусть от этого будет хоть какая-то польза.
Внизу за моей спиной было озеро и бетонная платформа. Как раз в этот момент американцы, наверно, выходят из своих бронированных лимузинов. Янки, эти умники, черт бы их побрал, уверены, что предусмотрели все детали, приняли надлежащие меры безопасности. До последнего дня посещение проекта высоким гостем держалось в строжайшей тайне, так что даже Омари, который должен был бы узнать об этом первым, узнает последним, а я умру из-за их заносчивости. Они предусмотрительно закрыли для туристов заповедник Амбосели, однако им и в голову не пришло прочесать территорию на тот случай, если кто-нибудь устроил засаду загодя. Не дали даже себе труда выяснить, где проходят границы заповедника. Так плотно заткнули все щели, что только крупнокалиберная пуля найдет лазейку.
У меня за спиной хлопали дверцы роскошных автомобилей. Мне очень хотелось обернуться, прочесть ужас в их глазах, когда засвистят пули. Но глядел я только вперед, от напряжения в глазах у меня начало рябить.
Вдруг все очистилось, и я словно увидел свет в конце туннеля. Тонкий черный стерженек возник из темноты и медленно пополз по скале слева от меня. Его черный убийственный глаз уставился в сторону озера. Я увидел ствол винтовки и стал гадать – совсем некстати, – какой она марки. Медленно выдвинулся из кустов телескопический прицел, потом показалась светловолосая голова, приникшая к окуляру. Голова чуть поднялась – убийца искал, на что бы ему опереть винтовку.
За моей спиной раздались голоса, выведя меня из состояния транса и вновь напомнив, где я нахожусь. Мой пистолет подрагивал в нетвердой руке. С каждым ударом пульса боль пронизывала меня с головы до пят. Я медленно поднимал руку. Поднимать ее слишком высоко не пришлось, каких-то несколько сантиметров – и она оказалась на уровне его головы. Я видел лишь лоб и венчик светлых волос.
И тогда мне ничего не оставалось, как нажать на курок.
"Стар" щелкнул, подобно стальному хлысту в тихом полуденном воздухе, и точно гром гулко прокатился над долиной.
Гора выпрыгнула у меня из-под ног. Я второй раз нажал на курок, уронил пистолет и вцепился в скалу здоровой рукой.
Первый выстрел пробил ему темя, и он задергался, как марионетка на ниточке. Вторая пуля, угодив в лицо, вышвырнула его наружу из укрытия. Фон Шелленберг судорожно распрямился во весь рост, обронил винтовку, она покатилась по склону и остановилась подле моих ног.
Вылезшими из орбит глазами я наблюдал за тем, как бледнолицая марионетка теряла человеческий облик. Потом бездыханное тело сорвалось со скалы и стало падать прямо на меня. Я зажмурился, ожидая столкновения, но его не произошло. Я ощутил порыв воздуха и несколько секунд спустя услышал всплеск воды у себя за спиной.
Оттуда же донеслись возбужденные голоса, хлопанье дверок. Я попытался обернуться, но рухнул как подкошенный. Взревели моторы, и вскоре их гул отдалился и затих. Они бежали, бросились наутек, подумал я. Они-то целы-целехоньки, а я отдаю богу душу – один, на холодном, пустынном склоне.
Я закрыл глаза. Нет смысла заставлять себя подниматься. Прежде чем я потерял сознание, нелепая мысль пришла мне в голову фон Шелленберг остался мне должен две тысячи марок. И еще я так и не успел выяснить, в какой отрасли промышленности он подвизался...
18
Я был уверен, что мне снится счастливый, радостный сон. Я парил на ковре, подгоняемом теплым воздухом, купался в прозрачном пруду с подогретой водой. Голове было жарко, я весь покрылся потом. Я зажмурился, потом снова открыл глаза, но видение не исчезло. Асия по-прежнему сидела у изголовья, держа мою руку в своей и грустно улыбаясь.
Голос у меня был грубый и хриплый, когда я попробовал заговорить. Хотел извиниться за то, что уснул при ней, но так и не удалось выдавить из себя ни слова.
– Здравствуй! – Она сжала мою ладонь.
Я хотел подняться, обнять ее, но нас точно разделяли многие мили, я мучился от своей немоты.
– Давно ты здесь? – наконец обретя голос, спросил я.
– Полчаса, – ответила она, снова пожимая мне руку.
– Долго я спал?
Она открыла рот, чтобы ответить, но передумала и только кивнула. В ее огромных глазах заблестели слезы.
– Да, ты долго спал. Очень долго.
Меня снова клонило в сон. Комната сверкала чистотой, стены были покрашены в белый и зеленый цвет, пахло больницей. За окном на аккуратно подстриженных лужайках искрился солнечный свет. Я попытался подтянуться и сесть на кровати. Грудная клетка была туго стянута бинтами, с боков подоткнуты подушки. Голова теперь прояснилась, но в памяти оставались пробелы, точно слепящие вспышки магния...
– А все-таки? – спросил я у девушки.
– Пять дней, – ответила она.
Ничего себе, подумал я. Черт возьми, но как я сюда попал?
– Где же это я?
– В столичном госпитале, – сказала Асия, утирая слезы.
Я хотел сказать, чтобы она не плакала, но в груди была зияющая дыра, в ней канули все слова. Первое, что я мог припомнить, был склон горы – холодный, пустынный, черный. Каменистый, в трещинах, абсолютно безжизненный. Сверху на меня катится труп, я тону в золотом потоке полуденных солнечных лучей, а потом полная темень, беспросветный мрак, длившийся пять дней и ночей!
– Как я сюда попал? – спросил я.
– Сэм говорит, что тебя привезли на вертолете, – ответила Асия. – Американцы.
Американцы! Студеный черный склон, дуло за спиной и жуткий, с размозженным черепом труп. Американцы привезли меня сюда?
– Тебе нельзя долго говорить, – предупредила Асия, как только я попытался спросить еще кое-что. – Доктор предписал полный покой.
Я смиренно кивнул. Мне расхотелось задавать вопросы. В груди стучало, к горлу подступал кашель.
– Сейчас около двух, – сказала она. – Мне надо возвращаться на работу. Вечером снова приду. Что тебе принести?
– Сигареты, – попросил я.
– Доктор не разрешил курить.
Левой рукой – я мог пошевелить только ею, не вызывая боли, – я погладил теплую щеку Асии. Она была воистину прекрасна. Раньше я просто был слеп, не замечал, какая она красавица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Он принялся надо мной глумиться, мстя за насмешку. Оно и понятно, тщеславие в большей или меньшей степени присуще всем.
– Раньше ты был обо мне лучшего мнения, – напомнил я. – Хвалил за Вэнса Фридмена.
– Да это было проще простого!
Выбросить в окно пьяного тоже довольно просто. Особой отваги на это не требуется, подумал я и спросил:
– Это ты его угробил?
Фон Шелленберг расхохотался.
– Еще одно подтверждение моих слов. Так ведь и помрешь третьесортной посредственностью.
– Значит, Янос?
– Догадайся сам, – сказал он.
Увы, облако пыли точно замерло на месте.
– А тебе известно, что Вэнс Фридмен агент ЦРУ? – спросил я.
Молчание. Мне почудилось, что голова его загудела от нагрузки – он этого не знал.
Я вспомнил про комиссара и Сэма: дело обстоит хуже, чем они могут предположить.
– Почему надо делать это именно здесь? – закричал я. – Раз уж корчишь из себя такого аса, убрал бы его дома, в Штатах.
– Стиль, старина, класс, – отозвался фон Шелленберг. – Убить президента среди бела дня – это уже не штука. С тех пор как ухлопали Кеннеди, этим никого не удивишь. Ну а здесь такого еще не бывало, в этом есть спортивный азарт. Все равно что охота на крупных хищников.
Он говорил всерьез, без намека на иронию.
– Заповедник окружен, у всех входов и выходов кордоны и патрули. Как ты надеешься выбраться?
– Напряги мозги!
Я последовал его совету.
– В свите Уэллса целый взвод секретных агентов. Живым тебе не уйти.
Молчание. О чем он в этот момент думал? Тут я вспомнил сине-серебристый "чироки" на взлетной полосе у "Баобаба", и у меня екнуло сердце. Конечно, на таком комарике далеко не улетишь, однако с его помощью фон Шелленберг сумеет сгинуть без следа. До танзанийской границы рукой подать, а оттуда открыты все дороги, по суше и воздуху, в Южную или Центральную Африку, на все четыре стороны.
– Кто тебе платит? – спросил я.
– Мне это безразлично, – ответил он, – не кто, а сколько! В этом дело.
Молчание.
– Ну и сколько же на этот раз? – спросил я.
– Два миллиона долларов.
Я задумался.
– Через Швейцарский кредитный банк?
– Вижу, с домашним заданием ты справился.
Пауза.
– Кто бы мог подумать, – сказал я, – что жизнь одного человека стоит такую прорву денег!
Он засмеялся.
– Кое-кому не нравится его миролюбие.
– Кому же?
– Ни за что не угадаешь?
Мы снова помолчали.
– В Америке есть люди, – продолжал он, – которые проливали слезы, когда закончилась война во Вьетнаме. Военная индустрия, приносившая огромные барыши, едва не обанкротилась. Торговцы оружием переключились на нелегальные поставки Латинской Америке и Южной Африке.
Он помолчал, потом продолжил:
– Эти трудолюбивые патриоты, эти лояльные граждане величайшей державы мира полны решимости и впредь заниматься бизнесом.
Помню, я читал где-то, что человек – это единственное существо во всей живой природе, которое охотится на себе подобных. Американцы готовы на убийство ради сохранения самой возможности убивать.
В воздухе зависла смертоносная тишина. По спине у меня струился пот. Рука, сжимавшая пистолет, была влажной, к ладони липла пыль. Переложив оружие в левую руку, я повернулся, чтобы вытереть ее о штанину, и только тут заметил его, но было слишком поздно – я не смог увернуться от пули.
Стреляли всего с десяти шагов, меня точно кувалдой ударили в правое плечо. Я повалился на спину, как дохлая рыба. Но воля к жизни сильнее искушения сдаться и умереть. С глухим стуком упав наземь, я вздернул левую руку и сумел дважды нажать на курок, целясь в неясный силуэт.
Спотыкаясь, Янос попятился назад – две пули крупного калибра поразили его. Он распростер руки и упал навзничь, его тело заскользило по склону вниз и, задев за развесистый куст, распласталось в неестественной позе.
Боль в боку раздирала меня на части, в голове плавились красные осколки, перед глазами сгущался мрак. Мне стоило невероятных усилий держать их открытыми. Итак, я снова допустил просчет и, скорее всего, поплачусь за это жизнью: совершенно упустил из виду Яноса!
Мне почему-то казалось, что Янос ждет исхода дела в охотничьей гостинице и не собирается сам принимать в нем участие. Двое профессиональных убийц, решил я, не станут стрелять одновременно по одной и той же цели. Я возомнил, будто мне понятны мотивы и логика наемных разбойников. Кто я такой? Жалкий третьесортный детектив, без всяких на то оснований, из одного тщеславия ввязавшийся в крупную игру...
Я злился: дал заманить себя в западню и вряд ли выберусь из нее живым. Непростительная глупость: пока я болтал с его напарником, Янос незаметно подкрался ко мне. А я уши развесил!
Донесся голос фон Шелленберга – как будто издалека, словно с того света:
– Канджа!
И тут я вспомнил, что давно собираюсь спросить его, какой он национальности. Но теперь у меня на это не было сил. Пот застилал глаза, солонил губы.
– Канджа! – крикнул он снова. – Янос был дурак.
Какое это имеет теперь значение, подумал я. Он дважды покушался на мою жизнь, а теперь сам мертв.
Я открыл глаза и увидел жаркое марево над головой. На километровой высоте в небесах парил коршун. Я знал, что это какая-то примета, но какая именно – не мог припомнить.
– Это он предложил тебя нанять, – продолжал фон Шелленберг, – чтобы сбить полицию с толку.
И я настолько в этом преуспел, что помираю теперь благодаря своему усердию. Меня так и подмывало спросить, кто устроил обыск в нашем с ним люксе, но тогда он узнал бы то, что больше всего его занимало, – жив я или мертв.
Тут я услышал, как подъехала и остановилась кавалькада машин, и вспомнил, зачем я здесь. Из последних сил я приподнялся и сел, убедив себя в том, что это необходимо и нечего себя жалеть. Раз уж все равно гибель неизбежна, пусть от этого будет хоть какая-то польза.
Внизу за моей спиной было озеро и бетонная платформа. Как раз в этот момент американцы, наверно, выходят из своих бронированных лимузинов. Янки, эти умники, черт бы их побрал, уверены, что предусмотрели все детали, приняли надлежащие меры безопасности. До последнего дня посещение проекта высоким гостем держалось в строжайшей тайне, так что даже Омари, который должен был бы узнать об этом первым, узнает последним, а я умру из-за их заносчивости. Они предусмотрительно закрыли для туристов заповедник Амбосели, однако им и в голову не пришло прочесать территорию на тот случай, если кто-нибудь устроил засаду загодя. Не дали даже себе труда выяснить, где проходят границы заповедника. Так плотно заткнули все щели, что только крупнокалиберная пуля найдет лазейку.
У меня за спиной хлопали дверцы роскошных автомобилей. Мне очень хотелось обернуться, прочесть ужас в их глазах, когда засвистят пули. Но глядел я только вперед, от напряжения в глазах у меня начало рябить.
Вдруг все очистилось, и я словно увидел свет в конце туннеля. Тонкий черный стерженек возник из темноты и медленно пополз по скале слева от меня. Его черный убийственный глаз уставился в сторону озера. Я увидел ствол винтовки и стал гадать – совсем некстати, – какой она марки. Медленно выдвинулся из кустов телескопический прицел, потом показалась светловолосая голова, приникшая к окуляру. Голова чуть поднялась – убийца искал, на что бы ему опереть винтовку.
За моей спиной раздались голоса, выведя меня из состояния транса и вновь напомнив, где я нахожусь. Мой пистолет подрагивал в нетвердой руке. С каждым ударом пульса боль пронизывала меня с головы до пят. Я медленно поднимал руку. Поднимать ее слишком высоко не пришлось, каких-то несколько сантиметров – и она оказалась на уровне его головы. Я видел лишь лоб и венчик светлых волос.
И тогда мне ничего не оставалось, как нажать на курок.
"Стар" щелкнул, подобно стальному хлысту в тихом полуденном воздухе, и точно гром гулко прокатился над долиной.
Гора выпрыгнула у меня из-под ног. Я второй раз нажал на курок, уронил пистолет и вцепился в скалу здоровой рукой.
Первый выстрел пробил ему темя, и он задергался, как марионетка на ниточке. Вторая пуля, угодив в лицо, вышвырнула его наружу из укрытия. Фон Шелленберг судорожно распрямился во весь рост, обронил винтовку, она покатилась по склону и остановилась подле моих ног.
Вылезшими из орбит глазами я наблюдал за тем, как бледнолицая марионетка теряла человеческий облик. Потом бездыханное тело сорвалось со скалы и стало падать прямо на меня. Я зажмурился, ожидая столкновения, но его не произошло. Я ощутил порыв воздуха и несколько секунд спустя услышал всплеск воды у себя за спиной.
Оттуда же донеслись возбужденные голоса, хлопанье дверок. Я попытался обернуться, но рухнул как подкошенный. Взревели моторы, и вскоре их гул отдалился и затих. Они бежали, бросились наутек, подумал я. Они-то целы-целехоньки, а я отдаю богу душу – один, на холодном, пустынном склоне.
Я закрыл глаза. Нет смысла заставлять себя подниматься. Прежде чем я потерял сознание, нелепая мысль пришла мне в голову фон Шелленберг остался мне должен две тысячи марок. И еще я так и не успел выяснить, в какой отрасли промышленности он подвизался...
18
Я был уверен, что мне снится счастливый, радостный сон. Я парил на ковре, подгоняемом теплым воздухом, купался в прозрачном пруду с подогретой водой. Голове было жарко, я весь покрылся потом. Я зажмурился, потом снова открыл глаза, но видение не исчезло. Асия по-прежнему сидела у изголовья, держа мою руку в своей и грустно улыбаясь.
Голос у меня был грубый и хриплый, когда я попробовал заговорить. Хотел извиниться за то, что уснул при ней, но так и не удалось выдавить из себя ни слова.
– Здравствуй! – Она сжала мою ладонь.
Я хотел подняться, обнять ее, но нас точно разделяли многие мили, я мучился от своей немоты.
– Давно ты здесь? – наконец обретя голос, спросил я.
– Полчаса, – ответила она, снова пожимая мне руку.
– Долго я спал?
Она открыла рот, чтобы ответить, но передумала и только кивнула. В ее огромных глазах заблестели слезы.
– Да, ты долго спал. Очень долго.
Меня снова клонило в сон. Комната сверкала чистотой, стены были покрашены в белый и зеленый цвет, пахло больницей. За окном на аккуратно подстриженных лужайках искрился солнечный свет. Я попытался подтянуться и сесть на кровати. Грудная клетка была туго стянута бинтами, с боков подоткнуты подушки. Голова теперь прояснилась, но в памяти оставались пробелы, точно слепящие вспышки магния...
– А все-таки? – спросил я у девушки.
– Пять дней, – ответила она.
Ничего себе, подумал я. Черт возьми, но как я сюда попал?
– Где же это я?
– В столичном госпитале, – сказала Асия, утирая слезы.
Я хотел сказать, чтобы она не плакала, но в груди была зияющая дыра, в ней канули все слова. Первое, что я мог припомнить, был склон горы – холодный, пустынный, черный. Каменистый, в трещинах, абсолютно безжизненный. Сверху на меня катится труп, я тону в золотом потоке полуденных солнечных лучей, а потом полная темень, беспросветный мрак, длившийся пять дней и ночей!
– Как я сюда попал? – спросил я.
– Сэм говорит, что тебя привезли на вертолете, – ответила Асия. – Американцы.
Американцы! Студеный черный склон, дуло за спиной и жуткий, с размозженным черепом труп. Американцы привезли меня сюда?
– Тебе нельзя долго говорить, – предупредила Асия, как только я попытался спросить еще кое-что. – Доктор предписал полный покой.
Я смиренно кивнул. Мне расхотелось задавать вопросы. В груди стучало, к горлу подступал кашель.
– Сейчас около двух, – сказала она. – Мне надо возвращаться на работу. Вечером снова приду. Что тебе принести?
– Сигареты, – попросил я.
– Доктор не разрешил курить.
Левой рукой – я мог пошевелить только ею, не вызывая боли, – я погладил теплую щеку Асии. Она была воистину прекрасна. Раньше я просто был слеп, не замечал, какая она красавица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22