— На этот раз — нет. Просто билеты у меня в театр.
— Да ну? А на какой спектакль? — продолжал допытываться Плышевский.
— «Человек с портфелем». Слыхали?
— Я ли не слышал! — усмехнулся Плышевский. — Еще лет так двадцать пять назад смотрел. Это вам, молодежи, он неизвестен. — Он минуту подумал и добавил: — Вот и дочь умоляет свести ее на этот спектакль. И ведь не откажешь, — любовно продолжал он. — Единственная она у меня. Командует отцом как хочет!
В управление Козин в тот день уже не вернулся: помчался домой, чтобы переодеться и не опоздать в театр. Он только успел позвонить Коршунову по телефону и бодро доложил:
— Все в порядке, Сергей Павлович. С обстановкой ознакомился, выяснил интересные обстоятельства и приобрел в помощь двух ценных людей.
— Что ж, — сдержанно ответил Коршунов. — Завтра утром доложите.
«Все еще не доверяет», — с досадой подумал Козин.
Как только за Козиным закрылась дверь, Плышевский позвонил домой.
— Галочка? Очень кстати ты дома. Мы идем сегодня в театр. Ничего, отложи. На что? На «Человека с портфелем». Знаю, что видела. Но я тебя познакомлю с одним человеком, которого ты еще не видела. Очень интересный человек. Заинтриговал? Ну, вот и хорошо, моя радость. Я через полчаса заеду. Одевайся.
После этого Плышевский позвонил администратору театра и договорился о билетах.
Закончив разговор, он довольно усмехнулся своим мыслям и энергично потер руки: это означало, что Плышевский, как всегда, полон энергии и дела идут превосходно.
В театр Козин собирался идти с Сашей Лобановым, но в последний момент тот позвонил по телефону и сказал, что пойти не сможет.
— Так что, браток, попутного тебе ветра. А я уж, так и быть, сегодня выпью за тех, кто… в театре.
— Это где же ты выпьешь?
— А у Гаранина. Девчонке его, оказывается, сегодня год, Иринке, — охотно сообщил Саша. — Целый день подарок искал. Извелся аж. Наконец купил, понимаешь, пароход. Классическая посудина. Пусть девка к морю привыкает! Авось и замуж за моряка выйдет…
Спустя полчаса запыхавшийся и раздосадованный Козин уже продавал билет у входа в театр. Выстояв затем короткую очередь у вешалки, он с третьим звонком вбежал в зрительный зал и еле разыскал в полутьме свое место.
«Чертов моряк, — подумал он о Саше. — Ну, хоть бы предупредил заранее. Теперь вот торчи тут один».
В антракте он, скучая, вышел в фойе. В большом, от пола до потолка зеркале отразилась его ладная, спортивная фигура в красивом коричневом костюме с красным в белую полоску галстуком, сосредоточенное лицо с правильными, чуть, может быть, мелкими чертами, высокий лоб. Настроение немного поднялось: втайне Михаил гордился своей внешностью.
Кружась в потоке людей по небольшому фойе, он с независимым видом заложил руки за спину и старался как можно безразличнее рассматривать окружающих.
Михаил уже дважды обогнул фойе и направился к буфету. И вот тут-то совершенно неожиданно он увидел у стойки высокую худощавую фигуру в черном, отлично сшитом костюме, блеснули золотые ободки очков на длинном костистом лице, и Михаил сразу узнал Плышевского.
Рядом с ним, спиной к Михаилу, стояла стройная невысокая девушка; ее рыжеватые с бронзовым отливом волосы крупными локонами лежали на плечах, удивительно красиво гармонируя с темно-зеленым платьем. Михаил в замешательстве остановился.
Но Плышевский уже заметил его, приветственно поднял руку и что-то весело сказал девушке. Та оглянулась, и Михаил увидел милое, оживленное лицо с легким румянцем на щеках и большие, выразительные глаза, смотревшие на него чуть смущенно, но с явным интересом. Козин почувствовал невольное волнение: девушка была очень красива.
Михаил подошел.
— Знакомьтесь, — непринужденно сказал Плышевский. — Это моя дочь, Галя. А это, Галочка, тот самый Михаил Ильич Козин, о котором я тебе сегодня говорил. Человек необычной, трудной и опасной профессии, тот, кого в старину называли сыщиком. Дело это требует огромного мужества, находчивости, ума, знания людей и жизни, короче — особого призвания, редкого таланта. Михаил Ильич, как мне кажется, — замечательный сыщик. А я ведь кое-что понимаю в людях!..
— Вы меня что-то уж очень пышно представляете, — скромно улыбнулся Михаил, в глубине души довольный такой неожиданной рекламой.
— Нисколько, — поспешил возразить Плышевский.
— Ой, как интересно! — всплеснула руками Галя, с нескрываемым восхищением глядя на Михаила. — И вам не страшно? Правда, ужасно глупый вопрос? — Она рассмеялась. — Но я, знаете, такая трусиха! Папа меня прямо ошеломил вашей профессией. Значит, вы работаете в милиции, да?
— В уголовном розыске, — уточнил Михаил. «Милиция» показалась ему сейчас чем-то слишком прозаичным и грубоватым.
В этот момент Плышевского кто-то окликнул, и он с улыбкой сказал:
— Простите, друзья. Вы тут погуляйте пока.
Когда он отошел, Михаил нерешительно предложил:
— Давайте, действительно, пройдемся.
— Конечно, давайте, — весело согласилась Галя.
Он осторожно взял ее под руку и при этом ощутил такой трепет, что невольно сказал самому себе: «Ну, вот, кажется, разбился о риф, тону», — и радостно улыбнулся.
— А чего вы улыбаетесь? — лукаво спросила Галя.
— Просто рад, что вас встретил, — признался Михаил. — Товарищ меня подвел, и вот скучал тут один.
— Да? А я знала, что вы будете, и ужасно хотела посмотреть на живого сыщика. — Она засмеялась и, чуть покраснев, добавила: — Ужасно глупо, да?
Это «да» получилось у нее так мило, так искренне и по-детски наивно, что Михаил вдруг почувствовал необычайный прилив нежности к этой девушке. Рука его дрогнула, и Галя почти машинально прижала ее к себе.
— Вы мне расскажете что-нибудь о вашей удивительной профессии? — с запинкой спросила она.
— Когда-нибудь потом обязательно расскажу, — ответил Михаил, как бы протягивая невидимую нить в их общее будущее.
— Конечно, потом, — тряхнула золотистой головкой Галя и, взглянув снизу на Михаила, весело спросила: — Ну, а как вам нравится пьеса? Смешная эта Аделаида Васильевна, да?
— А Редуткин? — улыбнулся Михаил, с наслаждением поддаваясь ее новому настроению. — Здорово выписан, лихо.
Только после третьего звонка Михаил отвел наконец Галю на ее место, где их поджидал Плышевский. Мужчины обменялись дружескими кивками. Плышевский незаметно, но внимательно взглянул на оживленные лица молодых людей и удовлетворенно подумал: «Клюнул, дуралей! Только бы Галочка не увлеклась им всерьез».
Михаил уже в темноте пробрался на свое место.
В следующем антракте они опять встретились, и снова Плышевский оставил их одних. «Хороший старик», — благодарно подумал о нем Михаил.
— Как это здорово, что в пьесе целых четыре акта! — сказал он Гале.
— Потому что антрактов три, да? — сразу догадавшись, улыбнулась она.
Михаил кивнул головой. Они снова заговорили о пьесе.
— Я ее с удовольствием смотрю второй раз, — заметила Галя. — Как хорошо, что папа уговорил меня пойти!
Только на секунду какое-то смутное подозрение кольнуло Михаила, но он тут же с радостью обнаружил скрытый смысл в словах девушки, означавших, конечно, что Галя рада вовсе не возможности еще раз посмотреть пьесу, а случаю, который свел их здесь. И сам Плышевский в этот момент показался Михаилу симпатичным и простосердечным человеком, готовым ему во всем помочь, человеком, который познакомил его с Галей, который, конечно же, будет его другом.
И, как бы подтверждая это, Плышевский, когда они прощались после спектакля, добродушно сказал:
— Что же ты, Галочка, не приглашаешь Михаила Ильича к нам?
— Правда, — оживилась девушка. — Приходите. Придете, да?
Михаил, глядя в эти милые глаза, ответил:
— Спасибо. Обязательно приду.
Они не заметили усмешки, мелькнувшей на тонких губах Плышевского, они только услышали его голос, все такой же добродушный и приветливый:
— Заходите завтра, Михаил Ильич! Ты, Галочка, будешь свободна?
— Наверно, буду.
— Ну, вот. Кстати, и о делах потолкуем. Ознакомлю вас кое с чем.
По пути домой Михаил снова и снова перебирал все подробности этого чудесного вечера. Внезапно мысли опять натолкнулись на странную деталь: «Почему Плышевский уговорил Галю пойти на этот спектакль второй раз?»
И вот тут-то Козин вспомнил о Коршунове, о том, что завтра надо будет дать отчет о сегодняшнем дне. Ну, положим, не обо всем дне, а только о поездке на фабрику. Михаил почувствовал беспокойство. Он ясно ощутил, что Коршунов не одобрил бы его знакомства с Галей. «Ну и пусть, — враждебно подумал он. — Говорить об этом не обязан. Дело личное. И насчет Олега Георгиевича — тоже. Он, кстати, мне очень пригодится. Потом, когда раскроем преступление, я, конечно, все расскажу. А пока в отчет личные элементы вносить не буду, и вообще не полагается».
Это был первый секрет от начальства, маленький, незначительный, сугубо, казалось бы, «личный».
Так незаметно и начала виться пресловутая «веревочка».
Первым, кого встретил в то утро Козин, придя на работу, был Саша Лобанов. Он окинул Козина внимательным взглядом и хитро улыбнулся.
— Ты, кажется, вчера неплохо провел время без меня?
— Откуда ты взял? — опешил Козин.
Круглое веснушчатое лицо Лобанова светилось скрытым лукавством, голубые глаза, прищурившись, смотрели на смущенного Михаила.
— Он еще спрашивает! А сам сияет так, что вечером может заменить в комнате целую люстру. А может, ты просто влюбился, а? — И, заметив досаду на лице Козина, Саша миролюбиво добавил: — Ну, ладно, ладно, браток, это я так. Пошли. Начальство требует.
В кабинете Гаранина они застали Коршунова, Воронцова и еще нескольких сотрудников.
— Были на меховой фабрике? — обратился Гаранин к Козину.
— Так точно, — бодро ответил Михаил. — Ознакомился с обстановкой. Климашина этого характеризуют плохо: замкнутый, в общественной жизни никакого участия не принимал, вспыльчивый, завистливый. За полгода работы друзей не приобрел, а врагов нажил. Например, поссорился со слесарем Горюновым, избил его. А недели две назад был задержан с поличным при попытке вынести с фабрики очередную шкурку каракуля. Оказал физическое сопротивление охране. Выяснил я еще вот что. Условия работы на складе и система охраны позволяли ловкому человеку, вроде Климашина, совершать систематические кражи. Ревизии на складе проводились редко, от случая к случаю, учет и документация были запутаны. Должен отметить, что сейчас администрация фабрики приняла решительные меры к устранению этих недочетов.
Козин говорил гладко, уверенно и по лицам слушателей чувствовал, что доклад его убедителен. Только Гаранин оставался невозмутимым. Коршунов же проявлял легкие признаки нетерпения. Он первый и стал задавать вопросы, когда Михаил кончил говорить.
— А кто такой этот Горюнов, которого избил Климашин?
— Горюнов? Я же сказал: слесарь! Одно время был у них чемпионом по классической борьбе. Климашин ему все завидовал, сплетни распускал. Ну, а потом Горюнов опустился, стал пьянствовать.
— Вы с ним не толковали?
— Не пришлось. Как раз при мне его не пустили на фабрику: пьян был.
— С кем же вы беседовали там?
— С кем? Ну, прежде всего я решил узнать, как работает охрана фабрики. Беседовал с начальником караула Перепелкиным. Он у них, кроме того, член комитета комсомола.
При этих словах Гаранин и Коршунов незаметно переглянулись. Козин продолжал:
— Потом толковал с главным инженером Плышевским. Он дал очень подробную и вполне объективную информацию. Здорово человек переживает. Вот на этих двух людей, полагаю, и надо опираться в дальнейшем.
— Так, так, — медленно сказал Гаранин. — Действительно, Климашин рисуется неважно. Как думаешь, а? — обратился он к Коршунову. — Что супруга-то его рассказывает?
— Не пришла она вчера, — с досадой ответил Сергей. — Но вот то письмо…
— М-да, письмо, — повторил Гаранин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53