Осторожно он ласкан бутоны ее сосков, пьянея при виде соблазнительного тела и прекрасного лица – высоких скул, спутанных эбеново-черных волос, припухших от поцелуев розовых губ.
Его руки спустились по ее бедрам ниже. Он осторожно раздвинул их, и пальцы двинулись по шелку ее кожи и замерли над розовыми лепестками плоти, Его рука скользнула во влажную их глубину. Его чуткие уверенные пальцы исследовали эту нежную плоть, и тело Гвиневры отвечало содроганиями, пока он не коснулся средоточия ее чувственности и не принялся нежно ласкать его, приподняв голову, чтобы видеть ее лицо.
Ее голова откинулась назад, а бедра приподнялись в воздух. Он видел краешек языка в углу ее рта, будто она боролась за жизнь и пыталась удержаться в ней. Ее тяжелое дыхание, с трудом вырывавшееся из легких, прерывалось стонами. Веки ее медленно приподнялись, и зеленые глаза встретили и удержали его взгляд.
– Что ты делаешь со мной? – спросила она прерывистым шепотом.
Уголок его рта приподнялся в кривой улыбке:
– Делаю тебя своей.
Приподнявшись и опираясь на одно колено, другим он еще шире раздвинул ее бедра.
– Теперь ты готова, – прошептал он хрипло, и в шепоте его слышалось удовлетворение.
– Пожалуйста! – послышался ее нежный голос, и это почти лишило его рассудка.
– Ты ведь всю жизнь ездила верхом, леди? – спросил он хрипло, занимая наилучшее положение между ее бедер.
Она кивнула, крепче обнимая его идею переплетенными пальцами.
– Тогда, возможно, даже в первый раз не испытаешь боли, – пророкотал он ей на ухо. Мысль о том, что он будет первым мужчиной в ее жизни, кто нырнет в эти глубины, не причинив ей яри этом боли, вызвала у него головокружение.
Гвин ощутила между ног нежную бархатистую твердость его жаркой плоти. Волны жара окатывали ее, и она инстинктивно выгнулась назад.
– Да, Язычник, да!
Он еще шире раздвинул ей ноги, и чувствительная, влажная, уже трепещущая от наслаждения плоть соприкоснулась с его возбужденной плотью.
Медленно он вошел в нее – одним плавным движением, без малейшего усилия, и ее ногти вонзились ему в шею, судорожно прошлись по ней. Он проник глубже, но не почувствовал препятствия, только ее влажное тепло, побуждавшее его продолжать. И Гриффин задвигался внутри ее, стараясь сдерживаться и в то же время наполнить ее всю, стараясь не спешить, чтобы она привыкла ощущать его в себе. Это походило на утонченную пытку. Ее влажная и тугая набухшая жаркая плоть, ее сладостные женственные глубины были предназначены для него. Мускулы его шеи и ног были напряжены. Еще один рывок вперед вызвал у нее сладострастный вздох, еще больше возбудивший его. Этот едва слышный слабый болезненный стон вызвал у него новый прилив желания, и без того бушевавшего в крови. Он издал невнятное ворчание, изменил положение и продвинулся чуть дальше.
– О! Как хорошо!
Ее голос был не громче вздоха – она поднимала бедра все выше, стараясь облегчить ему проникновение.
С хриплым стоном он вошел в нее глубоко и уже не мог сдерживаться. У него была потребность заполнить ее, чувствовать ее горячую влажную плоть по всей длине своей плоти. Он опустил голову, упершись локтями в постель по обе стороны ее тела. Его мускулы сокращались, тело блестело от пота. Голова его склонилась к ее груди. Их бедра двигались в одном ритме, она встречала каждый его долгий медлительный толчок.
– Иисусе, женщина! – выдохнул он хрипло.
– Не останавливайся, – простонала Гвин.
Будто он был в силах остановиться.
Отчаянная страсть все усиливалась с яростной неумолимой скоростью. Шея Гвин была выгнута, рот широко раскрыт, из него с трудом вырывалось дыхание, а бедра вздымались в ритме его движений. Переместив весь вес тела на локоть, другой рукой он подхватил ее под колени, и она оказалась на весу.
– О, Язычник!
Ее плоть трепетала и сокращалась, сжимая его. Толчок, скольжение – и вот он замирает.
Толчок – и еще более длительное скольжение…
– О, Язычник!
Он внезапно ощутил, как ее тело замерло и пальцы вцепились в его волосы. Горло ее исторгло неясные хриплые звуки, прервавшиеся, как от рыдания. Ее затуманенные страстью глаза закрылись.
Она уже шагнула через край. Голова ее запрокинулась, тело содрогалось в непрекращавшихся волнообразных спазмах, и он чувствовал их своей все еще возбужденной плотью и сам нырнул в эту бездну. Его тело тоже содрогнулось с отчаянной силой, отдавая последнюю дань этому соединению.
Гвин в экстазе выкрикивала его имя. И Гриффина захватило какое-то неведомое чувство. Оно пробилось сквозь бастионы отрицаний, сомнений, предубеждений и одиночества.
И душа его летела навстречу этому чувству, которое он не смел назвать.
Все время он держал ее в объятиях, пока их сердца не обрели нормальный ритм, а когда она успокоилась, он приподнялся и лег рядом с ней. Гвин повернулась к нему. Ее атласное влажное тело все еще трепетало.
Он закрыл Глаза и провел рукой по ее горячим волосам, ничего не говоря. Наконец ее бормотание смолкло.
Так они лежали довольно долго, и их разгоряченные тела все еще были переплетены.
Глава 19
Перед рассветом Гриффин шагал по прогалине перед саксонской крепостью, окруженный мужчинами, готовыми сесть на коней. Свет был тусклым и серым, тучи низко нависали над землей, прикрывая ее будто сочащимся влагой одеялом, время от времени ронявшим тучные капли на шлемы и туники воинов, собравшихся в кружок и ударявших себя руками по бедрам, чтобы согреться.
Гриффин прошел через этот круг до его центра, время от времени роняя слово-другое мужчинам, тихонько переговаривающимся между собой.
Подойдя к Александру, Гриффин усмехнулся и сказал:
– Все готово? Хорошо. Через день я нагоню вас на пристани Уэрхема.
Александр метнул быстрый взгляд на верхние окна строения.
– После аббатства Святого Альбана?
Гриффин молча кивнул.
– Разумно ли это?
Сделав глубокий вдох, Гриффин сжат губы к посмотрел на небо.
– Возможно, и нет.
Александр посмотрел на друга пытливо:
– Она знает, кто ты?
Гриффин поднял бровь:
– А ты знаешь, кто я?
Александр не обратил внимания на этот замаскированный выпад.
– Надеюсь, Язычник, ты сознаешь, что если дело обернется скверно, то уж сквернее и быть не может?
– Надейся, Алекс.
Александр поднял лопасть своей кольчуги и застегнул пряжку на плече.
– Как скажешь, милорд. Гриффин кивнул:
– Встретимся перед тем, как лошадей начнут грузить на корабль.
Александр натянул на голову шлем. Металлические звенья тяжело сдавили его светловолосую голову, и лицо его исказилось.
– Ты поедешь в аббатство Святого Альбана, оставишь там свой груз и доберешься до пристани Уэрхема в тот же день, что и мы, хотя мы отправимся туда прямо сейчас?
– Да.
Александр покачал головой и окликнул Эрве Фэреза.
– В чем дело? – спросил тот, приближаясь.
Александр сделал жест в сторону Гриффина:
– Язычник отправляется в аббатство Святого Альбана.
Фэрез бросил взгляд на дом.
– Из-за девушки? Да, ей не стоит здесь оставаться.
– Мы подождем его здесь, а остальные отправятся дальше.
Гриффин покачал головой:
– Нет. Вы отправитесь вместе со всеми.
– Нет, – возразил Александр, перенимая интонацию Гриффина и говоря так же убедительно и настойчиво, как и он. – Мы с Эрве останемся ждать здесь.
– В том, что говорит Алекс, осмелюсь заметить, милорд, есть смысл.
Гриффин провел ладонью по лицу.
– Не осмелишься.
Мокрое раскрасневшееся лицо Эрве было решительным.
– Никогда прежде, Язычник, ты не лишал меня слова. – Не начать ли теперь?
– Думаю, поздновато, – смущенно возразил Эрве. – Но, как я говорю, ты всегда, бываешь прав, и если ты говоришь…
– Благодарю.
– Если ты думаешь отправиться куда-то один, особенно в гавань, то это плохая идея, осмелюсь высказать свое мнение.
Гриффин потер ладонью пробивающуюся щетину на подбородке и щеках. Эрве никогда не проявлял неповиновения на словах, но всегда поступал по-своему.
– Как я уже сказал, – продолжал Александр, – если дойдет до худшего…
– Если дойдет до худшего… – повторил вслед за Александром Эрве, глядя на Гриффина так пристально, что это походило на угрозу. Губы его сжались, а пальцем он выразительно провел по шее.
– Я не дитя, – рассмеялся Гриффин. – Не надо пугать меня страшными историями, которые рассказывают детям на ночь.
– Я говорю не для того, чтобы напугать тебя, Язычник. Ты не вправе рисковать своей головой. И, – добавил Эрве, – если что-то случится с твоей головой, фиц Эмпресс не пощадит и наших.
– Он прав, – подтвердил Александр.
– Возможно, и прав, – твердо возразил Гриффин. – На всякий случай даю тебе совет, как управлять настроениями Генриха. Если я умру, то предлагаю тебе сообщить ему это известие после того, как он выпьет несколько чаш вина и проведет ночь с леди Алиенорой.
Эрве нахмурился:
– Право же, сэр, это вовсе не смешно.
– Да, не смешно. И потому вы отправитесь вместе с остальными. Вы нужны мне там.
– Ты тоже нужен нам там, – возразил Александр.
– И я там буду. Через день. А теперь отправляйтесь.
На этом спор прекратился. Члены группы, посовещавшись насчет планов, сели на лошадей и углубились в лес. Александр и Эрве тоже вскочили в седла. Один походил на гибкую тростинку, другой – на кряжистый пень. Гриффин бросил внимательный взгляд через плечо.
Они сделали круг по поляне, потом остановились под низко нависавшей веткой. Она осыпала их градом дождевых капель. Эрве был мрачен.
– Я помню, что сказал Язычник, но… – начал Александр.
– …Мы подождем, – закончил Эрве.
Александр кивнул:
– Обратно он поедет здесь, что бы там ни было.
Они повернули и медленно растворились в коричнево-зеленой чаще леса.
Гриффин пошел обратно к дому, ощущая нечто необычное и непредвиденное: ярость, копившаяся в нем восемнадцать лет, внезапно улетучилась.
Скоро они отберут страну у Стефана, и он отправится домой, в «Гнездо». И, возможно, женщина, спящая наверху, тоже будет там и станет его женой.
Глава 20
Солнце уже клонилось к западу, когда они добрались до аббатства Святого Альбана. Гвин сидела на коне позади Гриффина, обхватив руками за талию. Под покровом деревьев они ехали молча, и теперь находились в нескольких десятках шагов от стен аббатства.
У ворот аббатства суетилась и оживленно переговаривалась горстка монахов, но Гвин не могла расслышать о чем. Они жестикулировали и куда-то указывали пальцами. Гвин прижималась щекой к спине Язычника и сидела молча, окутанная его теплом и силой.
Он молча протянул руку назад и сжал ее запястье. Она знала, что это значит – расставание.
Это ничего не значит, убеждала она себя отчаянно. Она не знала ни кто он, ни откуда явился, но внутреннее чутье подсказало, что это прощание.
И ей захотелось умереть.
Из-за дальней вершины холма появилась кавалькада всадников. На них были шелковые туники, по диагонали пересеченные красным и желтым.
– Лорд Джон, – выкрикнул один из монахов. Его темная одежда полоскалась над мокрой землей, когда он бросился вперед приветствовать всадников.
– О, это Джон! – воскликнула Гвин. – Тот, кому я отправила послание прошлой ночью. Как, ради всего святого, он сумел добраться сюда так скоро?
Джон Кэнтербридж перекинул ногу через седло и, обойдя монахов, направился прямо к аббату, нерешительно стоявшему в воротах. Джон на ходу сорвал с головы шлем и оттеснил клирика так, что оба они оказались недалеко от того места, где под сенью леса находились Гвин и Язычник. Мужчины заговорили быстро и возбужденно.
– Не думал, что тебе это удастся, – сказал аббат Роберт.
Джон Кэнтербридж бросил на него суровый взгляд.
– Так мой посланец прибыл?
– Около часа назад.
Аббат поднял руку и сделал знак тому, кто находился внутри: монахи и мужчины в латах двинулись к воротам аббатства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43