И огромные боевые кони людей Соважа задвигались вокруг Гвин, оттесняя окружение Марка к холмам.
Гвин вздрогнула и поспешила за Гриффином.
– В чем дело? Что есть у Марка? – спросила она.
– Ключ к Сосуду, – ответил он все тем же невыразительным голосом.
– Нет! – закричал Марк в спину Гриффина. – Гвиневра и есть Сосуд. Это как Бог свят. Это чистая правда! А ты не знал?
И он разразился таким безумным лающим смехом, что Гриффин остановился.
– По крайней мере так говорил мой отец. – Марк снова рассмеялся – Женщины, выращивающие розы, суть Сосуды. Но ведь ты этого не понимаешь! А это означает, что ты так и не нашел святыню.
Гриффин пошел дальше.
Гвин смотрела на Марка, не отводя глаз, и видела, что он кипит яростью и безумием. Он так и стоял на своем шлеме, прижав одну руку к груди, а пальцами другой шаря по неопрятной бороде. Он не двигался с места. Улыбался.
– И как же насчет святыни? – спросила Гвин.
Он усмехнулся:
– У вашего отца, Гвинни, была шкатулка. Помните? Гриффин остановился.
– Ваш Гриффин жаждет ее получить, Гвин, – выкрикнул Марк, все еще ухмыляясь. – Очень хочет!
– Пожалуйста, Гриффин, – обратилась она к нему, догнав его. – Позволь мне уйти с ним. Оставаться здесь было бы безумием. Каждый раз, когда бросишь взгляд на меня, ты вспомнишь. Каждое сказанное мною слово будет вызывать твои подозрения. Отпусти меня!
Он опустил на нее глаза, огромный, холодный и ужасный:
– Нет!
Жаркие и мучительные слезы обожгли ее глаза. Дыхание стало неровным и тяжелым.
– Господи, Гриффин, отпусти меня! Тебя убьют! Я могу тебя спасти!
– Нет.
Он не махнул ей рукой, чтобы она удалилась, но и не сделал знака приблизиться. Она шла с ним рядом, а ей казалось, что была за тысячу миль от него.
Глава 28
– Вот как, значит, обстоят дела, – сказал Гриффин.
Несколько часов спустя они с Алексом стояли в господской спальне, после того как лошадей обтерли от пены, обработали потертости на их ногах и крупах, когда солдат накормили, а детей успокоили.
Они оба смотрели на резную шкатулку Гвиневры, которую теперь, когда он вспомнил о ней, они достали и поставили в центре стола.
Судя по всему, ему стоило доверять себе.
Солнце уже вот-вот должно было зайти, хотя из этой части замка видеть это было невозможно. На северо-востоке над горизонтом низко нависали грозовые тучи, мрачные, с серыми краями, мало-помалу охватывая и будто всасывая в себя все небо. Гриффин отошел от шкатулки, чтобы бросить в жаровню еще охапку торфа. Тот тотчас же затрещал и загорелся.
– Думаю, я по-настоящему никогда в это не верил, – сказал он.
Алекс кивнул.
– Многие считали, что твой отец слишком долго медлил, вместо того чтобы рассказать тебе о твоем предназначении. А смертное ложе по многим причинам не лучшее место для того, чтобы отягощать юную душу таким бременем.
Гриффин поворошил в жаровне старые уголья и новое топливо, чтобы огонь разгорелся поярче.
– Однажды я потребовал у отца, чтобы он рассказал мне, потому что подумал, что он хочет сохранить все это для себя одного. Будто он собирался жить вечно.
– А теперь?
– Теперь…
Гриффин бросил кочергу и снова сел за стол.
– Теперь я считаю, что он просто хотел оградить меня от этого. Защитить от опасности.
Гриффин взял из шкатулки письма и безделушки и разложил на столе: потускневшее кольцо, лоскуток красновато-пурпурной ткани, рукоять ножа, локон и горсть монет.
– Я знаю, что ты сделал, Алекс, – сказал он спокойно.
Наступила пауза.
– Язычник?
Он расслышал в голосе Алекса смущение и напряжение.
– Ты знал, что у меня это есть? – спросил Гриффин, показывая ему серебристый ключ.
Он услышан, как Алекс шумно втянул воздух.
– Откуда он у тебя?
– Из того самого источника, из которого ты пытался его получить. От де Луда.
За спиной Гриффина воцарилась тишина.
– Что ты собирался с этим делать, если бы тебе удалось его получить? – спросил Гриффин.
Он услышал, как тяжело ступают сапоги Алекса, когда тот обошел стол и приблизился. С его лица сошла вся краска. Оно стало мертвенно-белым.
– Хочу сказать, что отдал бы его тебе.
Гриффин откинулся назад, опираясь спиной о стену:
– Да. Я бы тоже этого хотел.
Алекс сел верхом на скамью и подался вперед.
– Я столь многого не рассказал тебе, Язычник.
– Знаю. И почему же?
Алекс отер ладонь о волосы.
– Сначала просто потому, что ты не хотел ничего знать. Много лет ты был воинственно настроен против всего этого.
– Так и было. Но ведь предполагалось, что ты должен быть моей защитой и опорой. Разве не так, а, Наблюдатель?
– Да, я из тех, кого называют Наблюдателями. Мы наблюдаем, Гриффин. И защищаем. Но мы защищаем тебя, чтобы ты охранял сокровища. Мы связаны клятвой охранять сокровища.
– А не меня, – сказал Гриффин, и это было не вопросом, а утверждением.
Алекс молчал перед лицом этого невысказанного обвинения в предательстве.
– Я твой друг, Язычник. И всегда буду твоим другом. И мне не требуется давать в этом клятву.
– И все же ты лгал мне.
– Потому что не был уверен, что ты будешь хорошим Хранителем, – вырвалось у Алекса. – Я даже не знал, будешь ли ты Хранителем вообще. Ты унаследовал Кровь, но Ношу, как говорил сам, был вынужден выбирать. Никто не мог возложить ее на тебя силой. Ты должен был ее принять. – Он остановился у окна, выходящего на запад, и выглянул. – Я не знал, захочешь ли ты.
Их глаза встретились. Гриффин кивнул, принимая упрек.
– И?..
Глаза Алекса смущенно забегали.
– И что?
– Почему ты не сказал мне о ключе?
Алекс вспыхнул, провел рукой по широкому подоконнику, потом по губам, по подбородку.
– Не знаю. Мне нравилось быть единственным, кто знал.
– Власть?
Алекс кивнул и отвел глаза:
– Ты не взял меня с собой в Ипсайл. Вместо меня взял Фалька. Почему?
Гриффин пожал плечами:
– Я уже подозревал. А де Луд только подтвердил мои подозрения.
– Но как ты узнал?
Он снова пожал плечами:
– Ты был слишком настойчив и слишком заинтересован. Не надо быть ученым, чтобы понять, какое действие это оказывает на людей. Это забирает наши души.
Теперь огонь в жаровне полыхал во всю силу, и яркие блики плясали по стенам, освещая темную комнату. Гриффин пошевелился. В самом деле эта вещь забирала человеческие души. Как близко он подошел к этому? Стоило чуть-чуть увлажнить почву желания, и росток воспрянул бы и разросся как сорняк. Сколько времени он пробыл в «Гнезде»? Не более трех недель, а уже через два дня впитывал слухи, распространившиеся по доброй половине графства. И оставил Гвиневру, позволив ей делать все то, что она сделала.
Гриффин с горечью улыбнулся:
– Возможно, наша семья недостаточно сильна для того, чтобы хранить это и дальше. Кажется, никому это не приходило в голову.
Темно-синий цвет плаща Алекса вобрал неровный блеск пламени от жаровни, когда он с силой покачал головой.
– Ты как раз свидетельство того, что это не так, Гриффин.
– Не очень-то убедительно, к сожалению.
– Ты же отверг это. На поле брани, когда тебе был предоставлен выбор, ты отказался от этого.
– He знаю, как охранять это.
Алекс вздохнул:
– Не вижу другого способа.
Брови Гриффина взметнулись:
– Так это было испытание? Для того чтобы получить это, надо сначала отвергнуть?
– Зависит от выбора, который предоставляется Хранителю, – произнес Алекс. – Выбор был за тобой. – Он сглотнул. – Никто иной не смог отказаться от этого. Только ты.
Гриффин подался вперед, упираясь локтями в колени. Он не сводил глаз со шкатулки Гвиневры.
– Мой отец считал, что в этом сокровище заключена сила, которая позволит ему жить вечно.
Он перевел взгляд на Алекса:
– Это так?
– Возможно.
Гриффин кивнул, и рука его легла на стол. Пальцы едва не касались края шкатулки. Он глубоко вздохнул.
– Так что теперь? – спросил Алекс. – Как насчет меня?
– А ты что думаешь?
Алекс стоял тихо, спина его была напряжена, голова опущена. Он сказал внезапно охрипшим голосом:
– Думаю, я совершил ошибку, забыв, кто мой господин. И сожалею об этом.
Гриффин подался вперед и уставился в пол.
– Я говорю это искренне, Язычник. Этого больше не случится.
Гриффин поднял глаза.
– Знаю. Я больше этого не допущу. Алекс опустил голову.
– Милорд. – Он дотянулся до резной шкатулки Гвиневры и потрогал пальцами ее резьбу. Потом сделал решительное движение назад. – Значит, мне не грозит позорная смерть предателя? – спросил он серьезно.
Гриффин ответил скупой улыбкой:
– Нет.
– И ты не отправишь меня в изгнание? – спросил он срывающимся голосом.
Гриффин покачал головой.
– И Гвиневру не отправишь?
Он снова покачал головой. Алекс с облегчением вздохнул.
– Я думал, ты захочешь отослать нас куда-нибудь подальше. А ты хочешь держать при себе обоих близких людей, предавших тебя.
– Я хочу держать при себе людей, совершивших ошибки и осознавших это. – Он снова посмотрел на шкатулку. – Возможно, время от времени мне придется об этом напоминать.
Алекс ответил горьким смехом:
– О чем? О том, что люди не без греха?
Гриффин покачал головой и поднялся на ноги.
– Искупление и прощение возможны.
Гвин разговаривала с Фальком на третьем этаже возле двери в солар. Он дежурил там, куда сам себя и определил. Лестничная площадка была темной из-за позднего часа и из-за надвигающейся бури. Дождь хлестал по окнам.
– Лорд Гриффин не собирается причинить мне вред, – запротестовала Гвиневра, почти смеясь, и это было первым проблеском веселья, испытанного ею за долгое время.
– Знаю, миледи.
Фальк расправил свою тунику.
– Это так. И все-таки я хочу быть рядом.
Гвин улыбнулась:
– Фальк, будь я не такой скверной женщиной, я вышла бы за тебя.
Он смущенно затоптался, на месте, забормотал что-то и покраснел:
– Это пустяки, миледи. Я уже так давно охраняю вас, что было бы странно, если бы перестал это делать теперь.
Она прислонилась плечом к дверной притолоке, колеблясь перед тем как войти внутрь и закрыть за собой дверь. И все же собиралась остаться здесь, пока не придут новости от Гриффина, какими бы они ни были. Пусть он отправит ее в монастырь, или к Марку, или предоставит решать ее дело Генриху фиц Эмпрессу. Каким бы ни было его решение, она подчинится ему, даже если он пожелает выслать ее в Палестину. Сейчас же за окном бушевала буря, совсем стемнело, и она не хотела запираться в комнате.
– Думаю, я знаю, чего хотел отец, Фальк. Я думаю, он хотел, чтобы шкатулка досталась Гриффину.
– Ну конечно, он хотел этого.
Она посмотрела на него так, будто он сообщил ей, что собирается стать алхимиком.
– Но, Фальк, почему ты не говорил мне об этом раньше?
– Я понятия не имел о том, что вас это заинтересует, – ответил он с достаточно убедительным изумлением и даже возмущением. – Я не думал, что вы понимаете, что это не просто шкатулка.
– Я и в самом деле не понимала. Да и сейчас не понимаю. А теперь она у Марка. Что бы там в ней ни было.
Фальк ответил ворчливо:
– Я бы не стал на вашем месте особенно беспокоиться, миледи. Язычник позаботится обо всем, что хочет иметь у себя дома.
Она открыла было рот, чтобы добавить что-то еще, но лишь покачала головой.
– Что бы это ни было, теперь уже не имеет значения. Мы просто подождем и увидим, что принесет завтрашний день.
– Да, миледи.
Она снова прислонилась плечом к дверной раме, а Фальк к стене. И оба принялись смотреть в дальнее окно. Буря ревела и сотрясала стены точно так же, как в ту ночь год назад, когда она влюбилась в Гриффина и была с ним на сотрясаемом порывами ветра постоялом дворе.
– Да, – сказала она задумчиво. – Разве ты не видишь, Фальк? Вад. Га. Со. Я думала, что это значит что-то вроде «отдать». Отдать шкатулку. В этом нет сомнений. Но, должно быть, это было имя «Гриффин Соваж». «Отдать Соважу».
Она помолчала.
– Конечно, я не совсем понимаю, что значит «Вад».
– Выйти.
Гвин медленно повернула голову:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Гвин вздрогнула и поспешила за Гриффином.
– В чем дело? Что есть у Марка? – спросила она.
– Ключ к Сосуду, – ответил он все тем же невыразительным голосом.
– Нет! – закричал Марк в спину Гриффина. – Гвиневра и есть Сосуд. Это как Бог свят. Это чистая правда! А ты не знал?
И он разразился таким безумным лающим смехом, что Гриффин остановился.
– По крайней мере так говорил мой отец. – Марк снова рассмеялся – Женщины, выращивающие розы, суть Сосуды. Но ведь ты этого не понимаешь! А это означает, что ты так и не нашел святыню.
Гриффин пошел дальше.
Гвин смотрела на Марка, не отводя глаз, и видела, что он кипит яростью и безумием. Он так и стоял на своем шлеме, прижав одну руку к груди, а пальцами другой шаря по неопрятной бороде. Он не двигался с места. Улыбался.
– И как же насчет святыни? – спросила Гвин.
Он усмехнулся:
– У вашего отца, Гвинни, была шкатулка. Помните? Гриффин остановился.
– Ваш Гриффин жаждет ее получить, Гвин, – выкрикнул Марк, все еще ухмыляясь. – Очень хочет!
– Пожалуйста, Гриффин, – обратилась она к нему, догнав его. – Позволь мне уйти с ним. Оставаться здесь было бы безумием. Каждый раз, когда бросишь взгляд на меня, ты вспомнишь. Каждое сказанное мною слово будет вызывать твои подозрения. Отпусти меня!
Он опустил на нее глаза, огромный, холодный и ужасный:
– Нет!
Жаркие и мучительные слезы обожгли ее глаза. Дыхание стало неровным и тяжелым.
– Господи, Гриффин, отпусти меня! Тебя убьют! Я могу тебя спасти!
– Нет.
Он не махнул ей рукой, чтобы она удалилась, но и не сделал знака приблизиться. Она шла с ним рядом, а ей казалось, что была за тысячу миль от него.
Глава 28
– Вот как, значит, обстоят дела, – сказал Гриффин.
Несколько часов спустя они с Алексом стояли в господской спальне, после того как лошадей обтерли от пены, обработали потертости на их ногах и крупах, когда солдат накормили, а детей успокоили.
Они оба смотрели на резную шкатулку Гвиневры, которую теперь, когда он вспомнил о ней, они достали и поставили в центре стола.
Судя по всему, ему стоило доверять себе.
Солнце уже вот-вот должно было зайти, хотя из этой части замка видеть это было невозможно. На северо-востоке над горизонтом низко нависали грозовые тучи, мрачные, с серыми краями, мало-помалу охватывая и будто всасывая в себя все небо. Гриффин отошел от шкатулки, чтобы бросить в жаровню еще охапку торфа. Тот тотчас же затрещал и загорелся.
– Думаю, я по-настоящему никогда в это не верил, – сказал он.
Алекс кивнул.
– Многие считали, что твой отец слишком долго медлил, вместо того чтобы рассказать тебе о твоем предназначении. А смертное ложе по многим причинам не лучшее место для того, чтобы отягощать юную душу таким бременем.
Гриффин поворошил в жаровне старые уголья и новое топливо, чтобы огонь разгорелся поярче.
– Однажды я потребовал у отца, чтобы он рассказал мне, потому что подумал, что он хочет сохранить все это для себя одного. Будто он собирался жить вечно.
– А теперь?
– Теперь…
Гриффин бросил кочергу и снова сел за стол.
– Теперь я считаю, что он просто хотел оградить меня от этого. Защитить от опасности.
Гриффин взял из шкатулки письма и безделушки и разложил на столе: потускневшее кольцо, лоскуток красновато-пурпурной ткани, рукоять ножа, локон и горсть монет.
– Я знаю, что ты сделал, Алекс, – сказал он спокойно.
Наступила пауза.
– Язычник?
Он расслышал в голосе Алекса смущение и напряжение.
– Ты знал, что у меня это есть? – спросил Гриффин, показывая ему серебристый ключ.
Он услышан, как Алекс шумно втянул воздух.
– Откуда он у тебя?
– Из того самого источника, из которого ты пытался его получить. От де Луда.
За спиной Гриффина воцарилась тишина.
– Что ты собирался с этим делать, если бы тебе удалось его получить? – спросил Гриффин.
Он услышал, как тяжело ступают сапоги Алекса, когда тот обошел стол и приблизился. С его лица сошла вся краска. Оно стало мертвенно-белым.
– Хочу сказать, что отдал бы его тебе.
Гриффин откинулся назад, опираясь спиной о стену:
– Да. Я бы тоже этого хотел.
Алекс сел верхом на скамью и подался вперед.
– Я столь многого не рассказал тебе, Язычник.
– Знаю. И почему же?
Алекс отер ладонь о волосы.
– Сначала просто потому, что ты не хотел ничего знать. Много лет ты был воинственно настроен против всего этого.
– Так и было. Но ведь предполагалось, что ты должен быть моей защитой и опорой. Разве не так, а, Наблюдатель?
– Да, я из тех, кого называют Наблюдателями. Мы наблюдаем, Гриффин. И защищаем. Но мы защищаем тебя, чтобы ты охранял сокровища. Мы связаны клятвой охранять сокровища.
– А не меня, – сказал Гриффин, и это было не вопросом, а утверждением.
Алекс молчал перед лицом этого невысказанного обвинения в предательстве.
– Я твой друг, Язычник. И всегда буду твоим другом. И мне не требуется давать в этом клятву.
– И все же ты лгал мне.
– Потому что не был уверен, что ты будешь хорошим Хранителем, – вырвалось у Алекса. – Я даже не знал, будешь ли ты Хранителем вообще. Ты унаследовал Кровь, но Ношу, как говорил сам, был вынужден выбирать. Никто не мог возложить ее на тебя силой. Ты должен был ее принять. – Он остановился у окна, выходящего на запад, и выглянул. – Я не знал, захочешь ли ты.
Их глаза встретились. Гриффин кивнул, принимая упрек.
– И?..
Глаза Алекса смущенно забегали.
– И что?
– Почему ты не сказал мне о ключе?
Алекс вспыхнул, провел рукой по широкому подоконнику, потом по губам, по подбородку.
– Не знаю. Мне нравилось быть единственным, кто знал.
– Власть?
Алекс кивнул и отвел глаза:
– Ты не взял меня с собой в Ипсайл. Вместо меня взял Фалька. Почему?
Гриффин пожал плечами:
– Я уже подозревал. А де Луд только подтвердил мои подозрения.
– Но как ты узнал?
Он снова пожал плечами:
– Ты был слишком настойчив и слишком заинтересован. Не надо быть ученым, чтобы понять, какое действие это оказывает на людей. Это забирает наши души.
Теперь огонь в жаровне полыхал во всю силу, и яркие блики плясали по стенам, освещая темную комнату. Гриффин пошевелился. В самом деле эта вещь забирала человеческие души. Как близко он подошел к этому? Стоило чуть-чуть увлажнить почву желания, и росток воспрянул бы и разросся как сорняк. Сколько времени он пробыл в «Гнезде»? Не более трех недель, а уже через два дня впитывал слухи, распространившиеся по доброй половине графства. И оставил Гвиневру, позволив ей делать все то, что она сделала.
Гриффин с горечью улыбнулся:
– Возможно, наша семья недостаточно сильна для того, чтобы хранить это и дальше. Кажется, никому это не приходило в голову.
Темно-синий цвет плаща Алекса вобрал неровный блеск пламени от жаровни, когда он с силой покачал головой.
– Ты как раз свидетельство того, что это не так, Гриффин.
– Не очень-то убедительно, к сожалению.
– Ты же отверг это. На поле брани, когда тебе был предоставлен выбор, ты отказался от этого.
– He знаю, как охранять это.
Алекс вздохнул:
– Не вижу другого способа.
Брови Гриффина взметнулись:
– Так это было испытание? Для того чтобы получить это, надо сначала отвергнуть?
– Зависит от выбора, который предоставляется Хранителю, – произнес Алекс. – Выбор был за тобой. – Он сглотнул. – Никто иной не смог отказаться от этого. Только ты.
Гриффин подался вперед, упираясь локтями в колени. Он не сводил глаз со шкатулки Гвиневры.
– Мой отец считал, что в этом сокровище заключена сила, которая позволит ему жить вечно.
Он перевел взгляд на Алекса:
– Это так?
– Возможно.
Гриффин кивнул, и рука его легла на стол. Пальцы едва не касались края шкатулки. Он глубоко вздохнул.
– Так что теперь? – спросил Алекс. – Как насчет меня?
– А ты что думаешь?
Алекс стоял тихо, спина его была напряжена, голова опущена. Он сказал внезапно охрипшим голосом:
– Думаю, я совершил ошибку, забыв, кто мой господин. И сожалею об этом.
Гриффин подался вперед и уставился в пол.
– Я говорю это искренне, Язычник. Этого больше не случится.
Гриффин поднял глаза.
– Знаю. Я больше этого не допущу. Алекс опустил голову.
– Милорд. – Он дотянулся до резной шкатулки Гвиневры и потрогал пальцами ее резьбу. Потом сделал решительное движение назад. – Значит, мне не грозит позорная смерть предателя? – спросил он серьезно.
Гриффин ответил скупой улыбкой:
– Нет.
– И ты не отправишь меня в изгнание? – спросил он срывающимся голосом.
Гриффин покачал головой.
– И Гвиневру не отправишь?
Он снова покачал головой. Алекс с облегчением вздохнул.
– Я думал, ты захочешь отослать нас куда-нибудь подальше. А ты хочешь держать при себе обоих близких людей, предавших тебя.
– Я хочу держать при себе людей, совершивших ошибки и осознавших это. – Он снова посмотрел на шкатулку. – Возможно, время от времени мне придется об этом напоминать.
Алекс ответил горьким смехом:
– О чем? О том, что люди не без греха?
Гриффин покачал головой и поднялся на ноги.
– Искупление и прощение возможны.
Гвин разговаривала с Фальком на третьем этаже возле двери в солар. Он дежурил там, куда сам себя и определил. Лестничная площадка была темной из-за позднего часа и из-за надвигающейся бури. Дождь хлестал по окнам.
– Лорд Гриффин не собирается причинить мне вред, – запротестовала Гвиневра, почти смеясь, и это было первым проблеском веселья, испытанного ею за долгое время.
– Знаю, миледи.
Фальк расправил свою тунику.
– Это так. И все-таки я хочу быть рядом.
Гвин улыбнулась:
– Фальк, будь я не такой скверной женщиной, я вышла бы за тебя.
Он смущенно затоптался, на месте, забормотал что-то и покраснел:
– Это пустяки, миледи. Я уже так давно охраняю вас, что было бы странно, если бы перестал это делать теперь.
Она прислонилась плечом к дверной притолоке, колеблясь перед тем как войти внутрь и закрыть за собой дверь. И все же собиралась остаться здесь, пока не придут новости от Гриффина, какими бы они ни были. Пусть он отправит ее в монастырь, или к Марку, или предоставит решать ее дело Генриху фиц Эмпрессу. Каким бы ни было его решение, она подчинится ему, даже если он пожелает выслать ее в Палестину. Сейчас же за окном бушевала буря, совсем стемнело, и она не хотела запираться в комнате.
– Думаю, я знаю, чего хотел отец, Фальк. Я думаю, он хотел, чтобы шкатулка досталась Гриффину.
– Ну конечно, он хотел этого.
Она посмотрела на него так, будто он сообщил ей, что собирается стать алхимиком.
– Но, Фальк, почему ты не говорил мне об этом раньше?
– Я понятия не имел о том, что вас это заинтересует, – ответил он с достаточно убедительным изумлением и даже возмущением. – Я не думал, что вы понимаете, что это не просто шкатулка.
– Я и в самом деле не понимала. Да и сейчас не понимаю. А теперь она у Марка. Что бы там в ней ни было.
Фальк ответил ворчливо:
– Я бы не стал на вашем месте особенно беспокоиться, миледи. Язычник позаботится обо всем, что хочет иметь у себя дома.
Она открыла было рот, чтобы добавить что-то еще, но лишь покачала головой.
– Что бы это ни было, теперь уже не имеет значения. Мы просто подождем и увидим, что принесет завтрашний день.
– Да, миледи.
Она снова прислонилась плечом к дверной раме, а Фальк к стене. И оба принялись смотреть в дальнее окно. Буря ревела и сотрясала стены точно так же, как в ту ночь год назад, когда она влюбилась в Гриффина и была с ним на сотрясаемом порывами ветра постоялом дворе.
– Да, – сказала она задумчиво. – Разве ты не видишь, Фальк? Вад. Га. Со. Я думала, что это значит что-то вроде «отдать». Отдать шкатулку. В этом нет сомнений. Но, должно быть, это было имя «Гриффин Соваж». «Отдать Соважу».
Она помолчала.
– Конечно, я не совсем понимаю, что значит «Вад».
– Выйти.
Гвин медленно повернула голову:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43