им известно, зачем тот приехал сюда, потому они поручили своему агенту сыграть роль почетной охраны при его персоне.
Но Даллес, как он однажды выразился, «предпочитал более перспективных представителей, из руководящих кругов СС». И именно об этих «перспективных представителях» Вайс должен был проявить заботу, помня все наставления Густава.
Вечером Вайс зашел в кафе недалеко от американской миссии и увидел в нем майора Штейнглица. Штатский костюм и осунувшаяся, печально-озабоченная физиономия Штейнглица не вызывали у Вайса желания выказывать особую почтительность к своему бывшему начальнику. Он незаметно подошел сзади и легонько хлопнул его по плечу. Штейнглиц съежился и поспешно сунул руку за борт пиджака.
Вайс удержал его руку. Штейнглиц поднял глаза и расплылся в искренней, радостной улыбке.
Разговаривали они как раньше. Зная, что Штейнглиц все равно будет допытываться, почему он оказался в Берне, Вайс тут же сообщил с недовольным видом, что у него скучное поручение чисто финансового характера. Штейнглиц посочувствовал:
– Швейцария – не то место, где следует сбывать наши фальшивые банкноты.
Вайс удрученно заметил:
– Приказ есть приказ.
Штейнглиц протянул мечтательно:
– В Италии наши люди обменивают английские фунты германского производства и скупают ценности. Вот это бизнес!
– Как дела? – спросил Вайс.
– Как видишь, – ответил Штейнглиц. – Сижу у окна, разглядываю прохожих.
– Посещающих американскую миссию, – улыбнулся Вайс. Наклонился: – Я полагаю, вашей службе следовало бы занять такой же пост у посольства Великобритании.
– Американцы – обнаглевшие сволочи! – злобно проворчал Штейнглиц. – Хотят устранить Канариса и напечатали в своих газетах, что он якобы участвует в заговоре против фюрера. Это провокационная работа их разведки. Но зато англичане им в отместку напечатали целую серию статей о нашем адмирале: призывают казнить его, как злодея, после войны.
– Дружеские услуги за прошлое и настоящее, – сказал Вайс таким непререкаемым тоном, что Штейнглиц вынужден был промолчать.
Боязливо оглянувшись по сторонам, он позволил себе заметить только:
– Однако ты стал слишком самоуверенным.
– Заразился от своего непосредственного начальства.
– Да, – задумчиво произнес Штейнглиц. – Нашему сухопутному адмиралу сейчас приходится туго. Но он еще покажет себя... – Прошептал еле слышно: – Ленгебен проболтался ему, что союзники не верят в фюрера и ищут маленькую группу интеллигентных, трезвых и достойных доверия лиц, таких, как рейхсфюрер СС Гиммлер. – Добавил задумчиво: – Хотя, в сущности, из всех этих за океаном Даллес расположен к нам наиболее дружелюбно. Говорят, он заявил, что признает притязания германской промышленности на ведущую роль в Европе.
– Да, – согласился Вайс, – он не хочет, чтобы после войны Англия оказалась самой сильной в Европе державой.
– Значит, не так уж все плохо, – отозвался Штейнглиц. И вдруг нахмурился, лицо его стало жестким. – Так ты теперь занимаешься политической разведкой?
– Чтобы была полная ясность, – строго сказал Вайс, переходя на «вы», – я знал, что встречу вас здесь. Информирован о вашем задании. – Усмехнулся. – Мое не совпадает с вашим, вы человек Канариса, а не Гиммлера. Помня о наших прежних хороших отношениях, я считаю своим долгом предложить вам нейтралитет.
– Нейтралитет? – удивился Штейнглиц. – Скажите пожалуйста, как мило!
– Этого достаточно для того, чтобы наши люди случайно не ухлопали вас, – деловито заявил Вайс. – Пора абверовцам прекратить соваться туда, где они уже не котируются.
Лицо Штейнглица стало серым.
– Значит, Гиммлер не простил мне ту старую историю в Англии...
– Очевидно, – сказал Вайс, – Канарис, использовав свою дружбу с Гейдрихом, в свое время спас вас. Что же касается Гиммлера, то он не испытывает к адмиралу даже подобия симпатии.
– Да, – задумчиво согласился Штейнглиц, – и ему ничего не стоит меня прихлопнуть.
– А что, если вы окажете содействие его сотруднику и этот сотрудник не забудет упомянуть в своей информации о вашей услуге?
Штейнглиц, поколебавшись, медленно заговорил:
– Черчилль говорил Хесселю, что до совершения переворота он никаких обязательств на себя взять не может, но если переворот произойдет и новое правительство будет обладать достаточным авторитетом, то удобный выход найдется. Англичане помнят, какую услугу оказал им Канарис, когда они после Дюнкерка оказались в катастрофическом положении: он представил фюрера доклад, в котором неимоверно преувеличил обороноспособность Англии и соответственно преуменьшил силы русских. Они благодарны ему и будут отстаивать его кандидатуру в новом правительстве. Кроме того, адмирала поддержит и часть генералитета.
– Слушайте, – сказал Вайс нарочито раздраженным тоном. – Будет ли в новом правительстве Гиммлер, Геринг, Канарис или останется фюрер – это нас с вами не касается. И лучше нам в такие дела не соваться.
– Правильно, – согласился Штейнглиц. – Ну, а если суют?
– Раньше, когда вас посылали за границу, вы работали против определенной иностранной державы, и все было ясно.
– Это так, – кивнул Штейнглиц.
– А сейчас, – сказал Вайс, – если вы будете работать против Англии или США, вас пристрелят, и не кто-нибудь, а наши. Те, которые работают на американцев и англичан.
– Так что же ты предлагаешь? – удрученно спросил Штейнглиц.
– Я уже предложил: свой нейтралитет в уплату за ваши услуги.
– Цена неравная, – заметил Штейнглиц.
– Здесь то же неравенство, как и между моим рейхсфюрером и вашим адмиралом, корабль которого, возможно, в самое ближайшее время, но уже без самого адмирала, войдет в состав СД, – вспомнил Вайс намек Шелленберга.
– Да, такие разговоры ходят, – угрюмо согласился Штейнглиц.
– Ну как? – спросил Вайс.
– Послушай, – Штейнглиц круто повернулся к нему всем корпусом, – а что, если я имею указание, встретив на своем пути такого, как ты, устранить его?.. И я бы, клянусь, устранил. Ты знаешь, я умею это делать. Но вот увидел тебя, и, знаешь, впервые рука не поднялась.
В душе Иоганн обрадовался: значит, первая нависшая над ним угроза предотвращена. И, чтобы закрепить гарантию безопасности, сказал небрежным тоном, снова переходя на «ты»:
– Через нашу агентуру Шелленбергу стало известно об указании, которое ты получил. Но я попросил его не принимать в отношении тебя никаких мер до тех пор, пока я не вступлю здесь с тобой в личный контакт.
– И ты неплохо отозвался обо мне, когда говорил с бригаденфюрером?
– Да, – твердо заверил Вайс. – Ведь я видел от тебя только хорошее.
Штейнглиц растроганно пожал ему руку.
– Знаешь, – сказал он как-то растерянно, – это очень странно, но ты всегда вызывал у меня подозрение.
– Чем же? – спросил Вайс.
– Ну, своей порядочностью, что ли, – с трудом подбирая слова, объяснил Штейнглиц. – Как бы это сказать... Ну, не тот мундир в рядах нашей службы. – Признался печально: – Вообще-то у меня нет чутья на порядочных людей. Не часто приходилось их встречать...
Со дня этой встречи Штейнглиц добросовестно снабжал Вайса информацией, добытой у тех самых ведущих тайные переговоры с союзниками уполномоченных Канариса, которых он бдительно охранял от агентов гестапо.
Со своей стороны Вайс охранял гиммлеровского уполномоченного от разносторонней слежки, которую вели и гестаповцы Мюллера, и абверовцы, и агенты Риббентропа, в свою очередь проводившие здесь тайные переговоры с союзниками от имени фюрера.
Спустя три недели Вайс уже вошел в состав большой группы СД, подчиненной полковнику СС Отто Гауптману.
Вскоре Гауптман вызвал к себе Вайса и еще двух сотрудников. Показав им фотографию Штейнглица, он дал указание выследить его и ликвидировать, а труп отвезти за город, сунуть в мешок с цементом, залить водой, подождать, пока цемент схватится, и тогда утопить в Ааре. Зацементированные трупы никогда не всплывают.
Операцию было назначено провести через два дня. Вайс отправился на поиски Штейнглица и, найдя его в маленькой пивнушке на окраине города, где они обычно встречались, рассказал, какая опасность ему угрожает. Штейнглиц принял это известие с мрачной покорностью судьбе. Он только спросил:
– Может, лучше мне самому?..
– А спастись ты не можешь?
– Как? – спросил Штейнглиц. – В Германии все равно найдут. Здесь тысячи агентов гестапо. Если удеру в другую страну, они сообщат по радио, по телеграфу... Все равно меня возьмут, разве что потрошить будут дольше, только и всего. – Он подал руку, прощаясь, произнес сдавленно: – Спасибо, что рассказал.
– А почему такое решение, как ты полагаешь? – спросил Вайс.
Штейнглиц сказал задумчиво:
– Это не наши решили, это те. – Он махнул рукой куда-то в сторону, добавил сконфуженно: – Не забыли, что я когда-то, еще до войны, убил чиновника министерства иностранных дел Англии, похитил для фюрера документы. Наверно, адмирал теперь выдал меня англичанам, чтобы никакие пятна не затемняли его отношений с ними. Ну а те в качестве предварительной проверки лояльности гестапо к интересам Британской империи потребовали, чтобы меня ликвидировали. А эсэсовцы в порядке, как говорится, любезности взяли это на себя. Вот и все.
Ссутулился, опустил голову на руки. Сквозь поредевшие волосы просвечивала кожа.
– Прощай, Иоганн, – сказал Штейнглиц, – прощай и живи, пока тебя свои же не ухлопают так же, как меня, за излишнее служебное рвение...
В ту же ночь Штейнглиц застрелился у себя в номере гостиницы.
Полковник Отто Гауптман договорился с похоронной конторой о торжественном погребении соотечественника.
Самоубийство немцев считалось сейчас крайне нежелательным, и пришлось пойти на значительные расходы, чтобы полицейский врач констатировал смерть от разрыва сердца.
На кладбище гроб с телом Штейнглица доставили в черной автомашине-катафалке. Надгробная плита была уже приготовлена. На ней были высечены имя, даты рождения и смерти и надпись: «Благородному сыну рейха от любящих и скорбящих соотечественников».
62
Через несколько дней Вайс отбыл обратно в Германию.
Гауптман поручил ему лично передать Шелленбергу, что шеф склонен поддержать намеченную кандидатуру, но провозглашение нового фюрера следует приурочить лишь к высадке войск союзников – в ином случае последствиями этой операции могут воспользоваться антиправительственные элементы.
Из Берна Иоганн послал несколько информаций в Центр по каналу связи, указанному ему профессором Штутгофом. Успел он передать и то, о чем ему изустно сообщил полковник Гауптман.
На немецкой границе дежурный офицер вручил Вайсу приказ покинуть машину и немедленно вылететь в Берлин.
В самолете кроме него оказалось только четверо пассажиров. По-видимому, они не были знакомы друг с другом и не стремились завязать знакомство. За всю дорогу никто из них не проронил ни слова, но когда самолет приземлился на запасном аэродроме и Вайс сошел по трапу на землю, тот из пассажиров, который шел рядом, молниеносным движением замкнул на его запястьях наручники. В то же мгновение другой пассажир, шедший сзади, накинул на Иоганна плащ, с таким расчетом, чтобы не было видно его скованных рук. Двое остальных встали по бокам.
Прямо на посадочную площадку въехала машина, в которой сидели два офицера в форме гестапо. Дверца распахнулась, спутники Вайса втолкнули его в машину, а сами как ни в чем не бывало продолжали лениво шагать к зданию аэропорта.
Сквозь окрашенные стекла машины ничего не было видно.
Оборачиваясь к гестаповцам, Вайс сказал:
– Хорошо работаете.
– Есть опыт, – откликнулся один из них.
– А может, вы ошиблись? – спросил Вайс и пояснил угрожающе: – Я обер-лейтенант СД.
– Да? – спросил тот же гестаповец. И, усмехнувшись, добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Но Даллес, как он однажды выразился, «предпочитал более перспективных представителей, из руководящих кругов СС». И именно об этих «перспективных представителях» Вайс должен был проявить заботу, помня все наставления Густава.
Вечером Вайс зашел в кафе недалеко от американской миссии и увидел в нем майора Штейнглица. Штатский костюм и осунувшаяся, печально-озабоченная физиономия Штейнглица не вызывали у Вайса желания выказывать особую почтительность к своему бывшему начальнику. Он незаметно подошел сзади и легонько хлопнул его по плечу. Штейнглиц съежился и поспешно сунул руку за борт пиджака.
Вайс удержал его руку. Штейнглиц поднял глаза и расплылся в искренней, радостной улыбке.
Разговаривали они как раньше. Зная, что Штейнглиц все равно будет допытываться, почему он оказался в Берне, Вайс тут же сообщил с недовольным видом, что у него скучное поручение чисто финансового характера. Штейнглиц посочувствовал:
– Швейцария – не то место, где следует сбывать наши фальшивые банкноты.
Вайс удрученно заметил:
– Приказ есть приказ.
Штейнглиц протянул мечтательно:
– В Италии наши люди обменивают английские фунты германского производства и скупают ценности. Вот это бизнес!
– Как дела? – спросил Вайс.
– Как видишь, – ответил Штейнглиц. – Сижу у окна, разглядываю прохожих.
– Посещающих американскую миссию, – улыбнулся Вайс. Наклонился: – Я полагаю, вашей службе следовало бы занять такой же пост у посольства Великобритании.
– Американцы – обнаглевшие сволочи! – злобно проворчал Штейнглиц. – Хотят устранить Канариса и напечатали в своих газетах, что он якобы участвует в заговоре против фюрера. Это провокационная работа их разведки. Но зато англичане им в отместку напечатали целую серию статей о нашем адмирале: призывают казнить его, как злодея, после войны.
– Дружеские услуги за прошлое и настоящее, – сказал Вайс таким непререкаемым тоном, что Штейнглиц вынужден был промолчать.
Боязливо оглянувшись по сторонам, он позволил себе заметить только:
– Однако ты стал слишком самоуверенным.
– Заразился от своего непосредственного начальства.
– Да, – задумчиво произнес Штейнглиц. – Нашему сухопутному адмиралу сейчас приходится туго. Но он еще покажет себя... – Прошептал еле слышно: – Ленгебен проболтался ему, что союзники не верят в фюрера и ищут маленькую группу интеллигентных, трезвых и достойных доверия лиц, таких, как рейхсфюрер СС Гиммлер. – Добавил задумчиво: – Хотя, в сущности, из всех этих за океаном Даллес расположен к нам наиболее дружелюбно. Говорят, он заявил, что признает притязания германской промышленности на ведущую роль в Европе.
– Да, – согласился Вайс, – он не хочет, чтобы после войны Англия оказалась самой сильной в Европе державой.
– Значит, не так уж все плохо, – отозвался Штейнглиц. И вдруг нахмурился, лицо его стало жестким. – Так ты теперь занимаешься политической разведкой?
– Чтобы была полная ясность, – строго сказал Вайс, переходя на «вы», – я знал, что встречу вас здесь. Информирован о вашем задании. – Усмехнулся. – Мое не совпадает с вашим, вы человек Канариса, а не Гиммлера. Помня о наших прежних хороших отношениях, я считаю своим долгом предложить вам нейтралитет.
– Нейтралитет? – удивился Штейнглиц. – Скажите пожалуйста, как мило!
– Этого достаточно для того, чтобы наши люди случайно не ухлопали вас, – деловито заявил Вайс. – Пора абверовцам прекратить соваться туда, где они уже не котируются.
Лицо Штейнглица стало серым.
– Значит, Гиммлер не простил мне ту старую историю в Англии...
– Очевидно, – сказал Вайс, – Канарис, использовав свою дружбу с Гейдрихом, в свое время спас вас. Что же касается Гиммлера, то он не испытывает к адмиралу даже подобия симпатии.
– Да, – задумчиво согласился Штейнглиц, – и ему ничего не стоит меня прихлопнуть.
– А что, если вы окажете содействие его сотруднику и этот сотрудник не забудет упомянуть в своей информации о вашей услуге?
Штейнглиц, поколебавшись, медленно заговорил:
– Черчилль говорил Хесселю, что до совершения переворота он никаких обязательств на себя взять не может, но если переворот произойдет и новое правительство будет обладать достаточным авторитетом, то удобный выход найдется. Англичане помнят, какую услугу оказал им Канарис, когда они после Дюнкерка оказались в катастрофическом положении: он представил фюрера доклад, в котором неимоверно преувеличил обороноспособность Англии и соответственно преуменьшил силы русских. Они благодарны ему и будут отстаивать его кандидатуру в новом правительстве. Кроме того, адмирала поддержит и часть генералитета.
– Слушайте, – сказал Вайс нарочито раздраженным тоном. – Будет ли в новом правительстве Гиммлер, Геринг, Канарис или останется фюрер – это нас с вами не касается. И лучше нам в такие дела не соваться.
– Правильно, – согласился Штейнглиц. – Ну, а если суют?
– Раньше, когда вас посылали за границу, вы работали против определенной иностранной державы, и все было ясно.
– Это так, – кивнул Штейнглиц.
– А сейчас, – сказал Вайс, – если вы будете работать против Англии или США, вас пристрелят, и не кто-нибудь, а наши. Те, которые работают на американцев и англичан.
– Так что же ты предлагаешь? – удрученно спросил Штейнглиц.
– Я уже предложил: свой нейтралитет в уплату за ваши услуги.
– Цена неравная, – заметил Штейнглиц.
– Здесь то же неравенство, как и между моим рейхсфюрером и вашим адмиралом, корабль которого, возможно, в самое ближайшее время, но уже без самого адмирала, войдет в состав СД, – вспомнил Вайс намек Шелленберга.
– Да, такие разговоры ходят, – угрюмо согласился Штейнглиц.
– Ну как? – спросил Вайс.
– Послушай, – Штейнглиц круто повернулся к нему всем корпусом, – а что, если я имею указание, встретив на своем пути такого, как ты, устранить его?.. И я бы, клянусь, устранил. Ты знаешь, я умею это делать. Но вот увидел тебя, и, знаешь, впервые рука не поднялась.
В душе Иоганн обрадовался: значит, первая нависшая над ним угроза предотвращена. И, чтобы закрепить гарантию безопасности, сказал небрежным тоном, снова переходя на «ты»:
– Через нашу агентуру Шелленбергу стало известно об указании, которое ты получил. Но я попросил его не принимать в отношении тебя никаких мер до тех пор, пока я не вступлю здесь с тобой в личный контакт.
– И ты неплохо отозвался обо мне, когда говорил с бригаденфюрером?
– Да, – твердо заверил Вайс. – Ведь я видел от тебя только хорошее.
Штейнглиц растроганно пожал ему руку.
– Знаешь, – сказал он как-то растерянно, – это очень странно, но ты всегда вызывал у меня подозрение.
– Чем же? – спросил Вайс.
– Ну, своей порядочностью, что ли, – с трудом подбирая слова, объяснил Штейнглиц. – Как бы это сказать... Ну, не тот мундир в рядах нашей службы. – Признался печально: – Вообще-то у меня нет чутья на порядочных людей. Не часто приходилось их встречать...
Со дня этой встречи Штейнглиц добросовестно снабжал Вайса информацией, добытой у тех самых ведущих тайные переговоры с союзниками уполномоченных Канариса, которых он бдительно охранял от агентов гестапо.
Со своей стороны Вайс охранял гиммлеровского уполномоченного от разносторонней слежки, которую вели и гестаповцы Мюллера, и абверовцы, и агенты Риббентропа, в свою очередь проводившие здесь тайные переговоры с союзниками от имени фюрера.
Спустя три недели Вайс уже вошел в состав большой группы СД, подчиненной полковнику СС Отто Гауптману.
Вскоре Гауптман вызвал к себе Вайса и еще двух сотрудников. Показав им фотографию Штейнглица, он дал указание выследить его и ликвидировать, а труп отвезти за город, сунуть в мешок с цементом, залить водой, подождать, пока цемент схватится, и тогда утопить в Ааре. Зацементированные трупы никогда не всплывают.
Операцию было назначено провести через два дня. Вайс отправился на поиски Штейнглица и, найдя его в маленькой пивнушке на окраине города, где они обычно встречались, рассказал, какая опасность ему угрожает. Штейнглиц принял это известие с мрачной покорностью судьбе. Он только спросил:
– Может, лучше мне самому?..
– А спастись ты не можешь?
– Как? – спросил Штейнглиц. – В Германии все равно найдут. Здесь тысячи агентов гестапо. Если удеру в другую страну, они сообщат по радио, по телеграфу... Все равно меня возьмут, разве что потрошить будут дольше, только и всего. – Он подал руку, прощаясь, произнес сдавленно: – Спасибо, что рассказал.
– А почему такое решение, как ты полагаешь? – спросил Вайс.
Штейнглиц сказал задумчиво:
– Это не наши решили, это те. – Он махнул рукой куда-то в сторону, добавил сконфуженно: – Не забыли, что я когда-то, еще до войны, убил чиновника министерства иностранных дел Англии, похитил для фюрера документы. Наверно, адмирал теперь выдал меня англичанам, чтобы никакие пятна не затемняли его отношений с ними. Ну а те в качестве предварительной проверки лояльности гестапо к интересам Британской империи потребовали, чтобы меня ликвидировали. А эсэсовцы в порядке, как говорится, любезности взяли это на себя. Вот и все.
Ссутулился, опустил голову на руки. Сквозь поредевшие волосы просвечивала кожа.
– Прощай, Иоганн, – сказал Штейнглиц, – прощай и живи, пока тебя свои же не ухлопают так же, как меня, за излишнее служебное рвение...
В ту же ночь Штейнглиц застрелился у себя в номере гостиницы.
Полковник Отто Гауптман договорился с похоронной конторой о торжественном погребении соотечественника.
Самоубийство немцев считалось сейчас крайне нежелательным, и пришлось пойти на значительные расходы, чтобы полицейский врач констатировал смерть от разрыва сердца.
На кладбище гроб с телом Штейнглица доставили в черной автомашине-катафалке. Надгробная плита была уже приготовлена. На ней были высечены имя, даты рождения и смерти и надпись: «Благородному сыну рейха от любящих и скорбящих соотечественников».
62
Через несколько дней Вайс отбыл обратно в Германию.
Гауптман поручил ему лично передать Шелленбергу, что шеф склонен поддержать намеченную кандидатуру, но провозглашение нового фюрера следует приурочить лишь к высадке войск союзников – в ином случае последствиями этой операции могут воспользоваться антиправительственные элементы.
Из Берна Иоганн послал несколько информаций в Центр по каналу связи, указанному ему профессором Штутгофом. Успел он передать и то, о чем ему изустно сообщил полковник Гауптман.
На немецкой границе дежурный офицер вручил Вайсу приказ покинуть машину и немедленно вылететь в Берлин.
В самолете кроме него оказалось только четверо пассажиров. По-видимому, они не были знакомы друг с другом и не стремились завязать знакомство. За всю дорогу никто из них не проронил ни слова, но когда самолет приземлился на запасном аэродроме и Вайс сошел по трапу на землю, тот из пассажиров, который шел рядом, молниеносным движением замкнул на его запястьях наручники. В то же мгновение другой пассажир, шедший сзади, накинул на Иоганна плащ, с таким расчетом, чтобы не было видно его скованных рук. Двое остальных встали по бокам.
Прямо на посадочную площадку въехала машина, в которой сидели два офицера в форме гестапо. Дверца распахнулась, спутники Вайса втолкнули его в машину, а сами как ни в чем не бывало продолжали лениво шагать к зданию аэропорта.
Сквозь окрашенные стекла машины ничего не было видно.
Оборачиваясь к гестаповцам, Вайс сказал:
– Хорошо работаете.
– Есть опыт, – откликнулся один из них.
– А может, вы ошиблись? – спросил Вайс и пояснил угрожающе: – Я обер-лейтенант СД.
– Да? – спросил тот же гестаповец. И, усмехнувшись, добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84