А это в свою очередь давало ощущение внутренней свободы. Ощущения внутренней свободы – вот чего мне всегда не хватало! И из-за этого я завидовал Джаичу. А теперь я тоскую по этой кагэбэшной роже.
Я выбрался на шоссе и понесся к центру города, выхватывая фарами очертания деревьев. Сегодня я не вернусь на улицу «17 июня». Сегодня я в этом совершенно не нуждаюсь.
На следующий день мне неожиданно встретился в городе мой старый приятель Серега Бобров. У нас в компании его называли Бобо. Честно говоря, именно его я меньше всего ожидал здесь увидеть, поскольку он уже много лет всерьез занимался йогой, был совершенно, как говорится, не от мира сего и должен был бы иметь самое отдаленное представление о таких понятиях, как виза, вид на жительство, таможенная декларация и т. п.
Я еще находился под впечатлением утреннего разговора с Горбанюком, когда он, поинтересовавшись для порядка, как поживает машина, сообщил следующее:
– Четвертым оказался Анатолий Косых.
– Черт побери! – Я облизнул пересохшие губы. – Бедняжка Косых таки осталась вдовой!
Правда, как ни старался, мне все же не удалось испытать по этому поводу большого огорчения.
– Снова звонила фрау Сосланд, – продолжал Горбанюк. – Закатила очередную истерику. Кричала, что связалась с проходимцами, которые только и думают, как бы содрать с клиентов три шкуры, не ударяя при этом пальцем о палец. Юрико уже закрыл магазин и находится в бегах. Если подобный звонок повторится, я буду вынужден дать ей твой номер телефона.
– Только попробуй!
– Мне кажется, было бы гораздо хуже, если бы она добралась до Лили.
– Отнюдь! Возможно до Лили, наконец, дошло бы, что я нуждаюсь в поддержке.
Горбанюк помолчал.
– И нет совершенно никакого просвета? – прогундосил он.
– Никакого.
– Даже не намечается?
– Отстань от меня!
– Ладно, созвонимся…
Бобо подвернулся как раз в тот момент, когда я направлялся к «голым пистолетам», дабы поведать им о своих вчерашних похождениях. Он торчал на углу Кантштрассе и Фазаненштрассе и жрал денер-кебаб.
– Серега, какими судьбами?! – набросился я на него. – Я-то думал, что ты сидишь сейчас где-нибудь посреди нечерноземной зоны в глубоком трансе и даже не намереваешься выходить из него. Ведь для йогов, насколько я знаю, важна только пища духовная, а никак не физическая.
– Ошибочка, – проговорил Бобо с набитым ртом. – Йоги как раз уделяют особое значение культуре питания. А какая может быть культура питания без самого питания? В России скоро настанут для йогов совершенно невыносимые времена. Но сам я, между прочим, от йоги давно отошел. Я разрабатываю собственное учение.
– Ого! И много у тебя учеников?
– Пока ни одного. Я пишу книгу. Вот когда я ее напишу и опубликую, учеников появится хоть отбавляй.
– Ты здесь в гостях?
– Я тут живу. В России я бы не смог написать ни строчки.
– Вот интересно, – заметил я, – ты пишешь книгу, и я пишу книгу.
Потом я обратил внимание на то, что остановил машину в неположенном месте, и заторопился.
– Серега, нашу встречу непременно нужно обмыть. Дай мне свой адрес, я за тобой заеду.
– Когда?
– Сегодня же.
– Только не позднее шести часов, а то в девять я уже должен быть в постели.
– Договорились.
Он протянул мне визитную карточку. Создавалось впечатление, что у любого жителя Германии в любое время суток имеется наготове визитная карточка. Сначала я сунул ее в карман, а потом, вспомнив наставления Джаича, вызубрил содержание наизусть, а визитку порвал. Иди знай, что со мной приключится завтра. Зачем подвергать человека опасности?
Я достиг «Сэксише» штрассе и потешил рассказом о Дервише «голых пистолетов». Они поинтересовались, чем я собираюсь теперь заняться. Я честно ответил, что пока не знаю, и в свою очередь поинтересовался, могут ли они выяснить, кому принадлежит дом по адресу Пауль-Людвиг-Штрассе 54. Оказалось, что это не так-то просто – Датенсцчутзгесетз, чтоб его! Курт Трахтенберг взялся все же пособить, ничего определенного при этом не обещая.
Было уже достаточно жарко, и я успел влить в себя несколько банок кока-колы. Поскольку четкого плана действий на ближайшее время и в самом деле не имелось, я решил, что неплохо бы заняться женщинами: Мариной Косых и Изабель Демонжо. Не мешало, разумеется, отыскать и Павлинову, но путь к ней лежал через Жопеса, а общаться с ним не было ни малейшего желания.
Ничего приятного не сулило мне и общение с госпожой Сосланд. Я позвонил Бреме и взял координаты Изабель и Марины. Он поинтересовался результатами моих вчерашних усилий, и я ответил, что пока ничем не могу похвастаться.
Неожиданно я почувствовал себя одиноким гладиатором на арене, перед которым – банда врагов-невидимок, а вокруг – волнующееся море болельщиков. Всех лишь интересовало, как продвигается расследование: «голых пистолетов», Горбанюка, Гройпнера и Бреме, семью Сосланд, остальных уцелевших до настоящего времени антикварщиков. Лили Лидок, наконец. Бреме сообщил мне, что практически все, за исключением Артура Ризе, решили уйти в подполье. Я, мол, и сейчас застал его чисто случайно. Они будут сидеть в своих законспирированных норах и следить за тем, как разворачиваются события на ристалище. Октавиану Сидорову, к примеру, кто-нибудь сообщит об этом на Канарские острова: «Крайский еще подает какие-то признаки жизни. Представляете? Но, похоже, его песенка спета. Так что лучше окончательно сматывать удочки.» Октавиан Сидоров позволит в ответ пару глубокомысленных замечаний и вновь погрузит свое безобразное тело в бассейн с лазурной водой…
Марина Косых обитала в большом доме с весьма замысловатой планировкой. Скажем, для того, чтобы попасть к ней в квартиру, нужно было сначала на лифте подняться на седьмой этаж, а затем по лестнице, уже составной частью входившей в квартиру, на три пролета спуститься вниз. Я бы, наверное, и не понял, что лестница непосредственно относится к квартире, если бы она не вывела меня сразу в просторный холл.
Хозяйку я застал в умопомрачительной позе. Она стояла на четвереньках на большом персидском ковре и что-то высматривала под конструкцией, состоящей из черных досок и хромированных труб. У меня алчно затрепетали ноздри.
– Алло! – хрипло произнес я.
Она посмотрела на меня, словно на привидение, как будто с кем-то другим три минуты назад разговаривала по домофону.
– У вас всегда открыта дверь наверху? – поинтересовался я.
Она все еще стояла на четвереньках, и у нее было такое выражение на лице, словно она упорно старается постичь смысл моих слов.
– Нет, я же открыла ее специально для вас! – наконец, спохватилась она.
– Можно куда-нибудь присесть?
– Конечно. – Она поднялась. – Куда хотите.
На ней были короткие джинсовые шортики и джинсовая же рубашка, спереди завязанная на узел. Ей-Б-гу, как ни старайся, я просто не в состоянии был скорбеть о безвременной кончине ее супруга.
В гостиной стоял кожаный гарнитур 3-2-1. Я уселся в 3, а она – напротив меня в 1.
– Случилось то, чего я опасалась больше всего на свете: я осталась одна, – проговорила она.
– А где сейчас тело?
Вопрос дурацкий, но неожиданный. Она захихикала, однако тут же, взяв себя в руки, проштемпелевала лицо серьезным выражением.
– Тело в морге. Здесь, как оказалось, с похоронами не торопятся. Панихида состоится лишь через месяц, представляете? Но меня заверили, что морги здесь отменные и что он за это время нисколечко не… испортится.
– Вы хотите сказать, что и Фридрих Бенеке, и Михаэль Крон, и Отто Горовиц тоже еще находятся в морге?
– Не знаю. Наверное.
Мне вспомнилась мрачная шутка Джаича по поводу того, что, если антикварщики не захотят собраться у Юрико, их соберут потом в морге. Как выяснилось на практике, одно не исключало другого.
– А муж делился с вами своими… производственными проблемами?
– Мы ведь поженились совсем недавно. Можно сказать, что с тех пор он делами практически и не занимался. Уже началась эта охота на торговцев антиквариатом, эта травля, так что…
– А как вы познакомились?
Она с вызовом посмотрела на меня.
– Это тоже требуется для вашего расследования?
– Не всегда заранее удается предугадать, что может пригодиться, а что нет.
– Ладно. – Марина уселась поудобнее, поджав под себя ноги. – Я ему написала. Адрес дала мне подруга. Сказала, что если я хочу жить по-человечески, нужно искать мужа за бугром. Напиши, приложи пару своих фотографий. Сама знаешь каких.
– А каких?
Марина хмыкнула, затем соскользнула с кресла и скрылась в одном из украшавших холл арочных проемов. Тут же возвратилась с двумя цветными фотографиями. На одной из них она была снята в мужской рубашке, в наиболее выгодной степени демонстрировавшей стройные загорелые ноги. На другой – на каком-то пляже в одних лишь плавках. Плавки были цвета морской волны, от матерчатого треугольника две веревочки взлетали высоко наверх, сладострастно огибая бедра. Грудь была обнажена, на ней виднелись капельки воды.
– Как я его понимаю! – воскликнул я.
– Это следует расценивать как комплимент?
– Увы, хотя я прекрасно понимаю, что расточение комплиментов – не самый короткий путь к вашему сердцу. Таких женщин, как вы, комплиментами не проймешь. Ведь вы получаете их от воздыхателей в невообразимом количестве. Напротив, если проявить по отношению к вам некоторое безразличие, граничащее, простите, с хамством, то шансы значительно возрастут.
– Любопытная теория. – Она улыбнулась. – Из этого следует, что вам хотелось бы мне нахамить?
– Хотелось бы, – признался я, – но не получается.
– Жаль, у меня появилось бы больше твердости в намерении выставить вас за дверь. Я ведь сразу поняла, что вы явились сюда не как детектив.
– И это вас оскорбляет?
– Нисколько. Просто вам не терпится, чтобы я улеглась с вами в постель, а я не могу.
У меня мигом пересохла гортань. Точно так же, как утром, когда я впервые услышал, что Анатолия Косых уже нет в живых.
– Почему? – прохрипел я.
– Потому что у меня только что умер супруг, а я не могу, как это говорится в анекдоте, «медленно и печально».
Значит она все же питала к мужу какую-то долю симпатии! У меня чуть было не вырвалось: завидую вашему супругу.
– Он был убит, как и все остальные: застрелен, стоя на коленях?
– Не знаю, еще не готово заключение экспертизы.
– Ну и что вы намерены теперь делать?
– Жить. Для начала, конечно, нужно выучить немецкий язык.
– Он вам оставил какие-нибудь средства к существованию?
– О, да!
– На этот счет имеется завещание?
– Конечно, он ведь предполагал, что все может закончиться именно так. Он чувствовал.
– А другие наследники? Существуют они в природе?
– Послушайте, – в ее голосе зазвучало раздражение. – Зачем вам все это нужно?
– Я ведь уже говорил, что…
– …никогда не узнаешь заранее, что именно потом может пригодиться, – докончила она за меня.
– Совершенно верно.
– Да, имеются и другие наследники, но основную часть своего состояния он завещал мне. – Внезапно она сделалась холодной, как Млечный Путь. – Теперь вы скажете, что у меня были личные основания желать его смерти, и, поскольку я не захотела лечь с вами в постель, потратите максимум усилий, чтобы доказать мою причастность к убийству.
– Напрасно вы так, – сказал я оскорблено. – Убийство вашего мужа – лишь одно в целой серии кровавых преступлений. Никому и в голову не придет вас обвинять. Хотя, конечно… – я запнулся. – Может возникнуть мнение, что вы решили воспользоваться благоприятной ситуацией и…
– Так я и знала! – с яростью прокричала она.
Я еще раз взглянул на фотографии.
– Нужно дождаться результатов экспертизы. Если выяснится, что Анатолия Косых убили из того же оружия, что и остальных, с вас полностью снимут всякие подозрения.
– А если нет?
– Если нет, то, пожалуйста… – Я выдернул листок из блокнота и написал свой адрес на Паризэ штрассе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Я выбрался на шоссе и понесся к центру города, выхватывая фарами очертания деревьев. Сегодня я не вернусь на улицу «17 июня». Сегодня я в этом совершенно не нуждаюсь.
На следующий день мне неожиданно встретился в городе мой старый приятель Серега Бобров. У нас в компании его называли Бобо. Честно говоря, именно его я меньше всего ожидал здесь увидеть, поскольку он уже много лет всерьез занимался йогой, был совершенно, как говорится, не от мира сего и должен был бы иметь самое отдаленное представление о таких понятиях, как виза, вид на жительство, таможенная декларация и т. п.
Я еще находился под впечатлением утреннего разговора с Горбанюком, когда он, поинтересовавшись для порядка, как поживает машина, сообщил следующее:
– Четвертым оказался Анатолий Косых.
– Черт побери! – Я облизнул пересохшие губы. – Бедняжка Косых таки осталась вдовой!
Правда, как ни старался, мне все же не удалось испытать по этому поводу большого огорчения.
– Снова звонила фрау Сосланд, – продолжал Горбанюк. – Закатила очередную истерику. Кричала, что связалась с проходимцами, которые только и думают, как бы содрать с клиентов три шкуры, не ударяя при этом пальцем о палец. Юрико уже закрыл магазин и находится в бегах. Если подобный звонок повторится, я буду вынужден дать ей твой номер телефона.
– Только попробуй!
– Мне кажется, было бы гораздо хуже, если бы она добралась до Лили.
– Отнюдь! Возможно до Лили, наконец, дошло бы, что я нуждаюсь в поддержке.
Горбанюк помолчал.
– И нет совершенно никакого просвета? – прогундосил он.
– Никакого.
– Даже не намечается?
– Отстань от меня!
– Ладно, созвонимся…
Бобо подвернулся как раз в тот момент, когда я направлялся к «голым пистолетам», дабы поведать им о своих вчерашних похождениях. Он торчал на углу Кантштрассе и Фазаненштрассе и жрал денер-кебаб.
– Серега, какими судьбами?! – набросился я на него. – Я-то думал, что ты сидишь сейчас где-нибудь посреди нечерноземной зоны в глубоком трансе и даже не намереваешься выходить из него. Ведь для йогов, насколько я знаю, важна только пища духовная, а никак не физическая.
– Ошибочка, – проговорил Бобо с набитым ртом. – Йоги как раз уделяют особое значение культуре питания. А какая может быть культура питания без самого питания? В России скоро настанут для йогов совершенно невыносимые времена. Но сам я, между прочим, от йоги давно отошел. Я разрабатываю собственное учение.
– Ого! И много у тебя учеников?
– Пока ни одного. Я пишу книгу. Вот когда я ее напишу и опубликую, учеников появится хоть отбавляй.
– Ты здесь в гостях?
– Я тут живу. В России я бы не смог написать ни строчки.
– Вот интересно, – заметил я, – ты пишешь книгу, и я пишу книгу.
Потом я обратил внимание на то, что остановил машину в неположенном месте, и заторопился.
– Серега, нашу встречу непременно нужно обмыть. Дай мне свой адрес, я за тобой заеду.
– Когда?
– Сегодня же.
– Только не позднее шести часов, а то в девять я уже должен быть в постели.
– Договорились.
Он протянул мне визитную карточку. Создавалось впечатление, что у любого жителя Германии в любое время суток имеется наготове визитная карточка. Сначала я сунул ее в карман, а потом, вспомнив наставления Джаича, вызубрил содержание наизусть, а визитку порвал. Иди знай, что со мной приключится завтра. Зачем подвергать человека опасности?
Я достиг «Сэксише» штрассе и потешил рассказом о Дервише «голых пистолетов». Они поинтересовались, чем я собираюсь теперь заняться. Я честно ответил, что пока не знаю, и в свою очередь поинтересовался, могут ли они выяснить, кому принадлежит дом по адресу Пауль-Людвиг-Штрассе 54. Оказалось, что это не так-то просто – Датенсцчутзгесетз, чтоб его! Курт Трахтенберг взялся все же пособить, ничего определенного при этом не обещая.
Было уже достаточно жарко, и я успел влить в себя несколько банок кока-колы. Поскольку четкого плана действий на ближайшее время и в самом деле не имелось, я решил, что неплохо бы заняться женщинами: Мариной Косых и Изабель Демонжо. Не мешало, разумеется, отыскать и Павлинову, но путь к ней лежал через Жопеса, а общаться с ним не было ни малейшего желания.
Ничего приятного не сулило мне и общение с госпожой Сосланд. Я позвонил Бреме и взял координаты Изабель и Марины. Он поинтересовался результатами моих вчерашних усилий, и я ответил, что пока ничем не могу похвастаться.
Неожиданно я почувствовал себя одиноким гладиатором на арене, перед которым – банда врагов-невидимок, а вокруг – волнующееся море болельщиков. Всех лишь интересовало, как продвигается расследование: «голых пистолетов», Горбанюка, Гройпнера и Бреме, семью Сосланд, остальных уцелевших до настоящего времени антикварщиков. Лили Лидок, наконец. Бреме сообщил мне, что практически все, за исключением Артура Ризе, решили уйти в подполье. Я, мол, и сейчас застал его чисто случайно. Они будут сидеть в своих законспирированных норах и следить за тем, как разворачиваются события на ристалище. Октавиану Сидорову, к примеру, кто-нибудь сообщит об этом на Канарские острова: «Крайский еще подает какие-то признаки жизни. Представляете? Но, похоже, его песенка спета. Так что лучше окончательно сматывать удочки.» Октавиан Сидоров позволит в ответ пару глубокомысленных замечаний и вновь погрузит свое безобразное тело в бассейн с лазурной водой…
Марина Косых обитала в большом доме с весьма замысловатой планировкой. Скажем, для того, чтобы попасть к ней в квартиру, нужно было сначала на лифте подняться на седьмой этаж, а затем по лестнице, уже составной частью входившей в квартиру, на три пролета спуститься вниз. Я бы, наверное, и не понял, что лестница непосредственно относится к квартире, если бы она не вывела меня сразу в просторный холл.
Хозяйку я застал в умопомрачительной позе. Она стояла на четвереньках на большом персидском ковре и что-то высматривала под конструкцией, состоящей из черных досок и хромированных труб. У меня алчно затрепетали ноздри.
– Алло! – хрипло произнес я.
Она посмотрела на меня, словно на привидение, как будто с кем-то другим три минуты назад разговаривала по домофону.
– У вас всегда открыта дверь наверху? – поинтересовался я.
Она все еще стояла на четвереньках, и у нее было такое выражение на лице, словно она упорно старается постичь смысл моих слов.
– Нет, я же открыла ее специально для вас! – наконец, спохватилась она.
– Можно куда-нибудь присесть?
– Конечно. – Она поднялась. – Куда хотите.
На ней были короткие джинсовые шортики и джинсовая же рубашка, спереди завязанная на узел. Ей-Б-гу, как ни старайся, я просто не в состоянии был скорбеть о безвременной кончине ее супруга.
В гостиной стоял кожаный гарнитур 3-2-1. Я уселся в 3, а она – напротив меня в 1.
– Случилось то, чего я опасалась больше всего на свете: я осталась одна, – проговорила она.
– А где сейчас тело?
Вопрос дурацкий, но неожиданный. Она захихикала, однако тут же, взяв себя в руки, проштемпелевала лицо серьезным выражением.
– Тело в морге. Здесь, как оказалось, с похоронами не торопятся. Панихида состоится лишь через месяц, представляете? Но меня заверили, что морги здесь отменные и что он за это время нисколечко не… испортится.
– Вы хотите сказать, что и Фридрих Бенеке, и Михаэль Крон, и Отто Горовиц тоже еще находятся в морге?
– Не знаю. Наверное.
Мне вспомнилась мрачная шутка Джаича по поводу того, что, если антикварщики не захотят собраться у Юрико, их соберут потом в морге. Как выяснилось на практике, одно не исключало другого.
– А муж делился с вами своими… производственными проблемами?
– Мы ведь поженились совсем недавно. Можно сказать, что с тех пор он делами практически и не занимался. Уже началась эта охота на торговцев антиквариатом, эта травля, так что…
– А как вы познакомились?
Она с вызовом посмотрела на меня.
– Это тоже требуется для вашего расследования?
– Не всегда заранее удается предугадать, что может пригодиться, а что нет.
– Ладно. – Марина уселась поудобнее, поджав под себя ноги. – Я ему написала. Адрес дала мне подруга. Сказала, что если я хочу жить по-человечески, нужно искать мужа за бугром. Напиши, приложи пару своих фотографий. Сама знаешь каких.
– А каких?
Марина хмыкнула, затем соскользнула с кресла и скрылась в одном из украшавших холл арочных проемов. Тут же возвратилась с двумя цветными фотографиями. На одной из них она была снята в мужской рубашке, в наиболее выгодной степени демонстрировавшей стройные загорелые ноги. На другой – на каком-то пляже в одних лишь плавках. Плавки были цвета морской волны, от матерчатого треугольника две веревочки взлетали высоко наверх, сладострастно огибая бедра. Грудь была обнажена, на ней виднелись капельки воды.
– Как я его понимаю! – воскликнул я.
– Это следует расценивать как комплимент?
– Увы, хотя я прекрасно понимаю, что расточение комплиментов – не самый короткий путь к вашему сердцу. Таких женщин, как вы, комплиментами не проймешь. Ведь вы получаете их от воздыхателей в невообразимом количестве. Напротив, если проявить по отношению к вам некоторое безразличие, граничащее, простите, с хамством, то шансы значительно возрастут.
– Любопытная теория. – Она улыбнулась. – Из этого следует, что вам хотелось бы мне нахамить?
– Хотелось бы, – признался я, – но не получается.
– Жаль, у меня появилось бы больше твердости в намерении выставить вас за дверь. Я ведь сразу поняла, что вы явились сюда не как детектив.
– И это вас оскорбляет?
– Нисколько. Просто вам не терпится, чтобы я улеглась с вами в постель, а я не могу.
У меня мигом пересохла гортань. Точно так же, как утром, когда я впервые услышал, что Анатолия Косых уже нет в живых.
– Почему? – прохрипел я.
– Потому что у меня только что умер супруг, а я не могу, как это говорится в анекдоте, «медленно и печально».
Значит она все же питала к мужу какую-то долю симпатии! У меня чуть было не вырвалось: завидую вашему супругу.
– Он был убит, как и все остальные: застрелен, стоя на коленях?
– Не знаю, еще не готово заключение экспертизы.
– Ну и что вы намерены теперь делать?
– Жить. Для начала, конечно, нужно выучить немецкий язык.
– Он вам оставил какие-нибудь средства к существованию?
– О, да!
– На этот счет имеется завещание?
– Конечно, он ведь предполагал, что все может закончиться именно так. Он чувствовал.
– А другие наследники? Существуют они в природе?
– Послушайте, – в ее голосе зазвучало раздражение. – Зачем вам все это нужно?
– Я ведь уже говорил, что…
– …никогда не узнаешь заранее, что именно потом может пригодиться, – докончила она за меня.
– Совершенно верно.
– Да, имеются и другие наследники, но основную часть своего состояния он завещал мне. – Внезапно она сделалась холодной, как Млечный Путь. – Теперь вы скажете, что у меня были личные основания желать его смерти, и, поскольку я не захотела лечь с вами в постель, потратите максимум усилий, чтобы доказать мою причастность к убийству.
– Напрасно вы так, – сказал я оскорблено. – Убийство вашего мужа – лишь одно в целой серии кровавых преступлений. Никому и в голову не придет вас обвинять. Хотя, конечно… – я запнулся. – Может возникнуть мнение, что вы решили воспользоваться благоприятной ситуацией и…
– Так я и знала! – с яростью прокричала она.
Я еще раз взглянул на фотографии.
– Нужно дождаться результатов экспертизы. Если выяснится, что Анатолия Косых убили из того же оружия, что и остальных, с вас полностью снимут всякие подозрения.
– А если нет?
– Если нет, то, пожалуйста… – Я выдернул листок из блокнота и написал свой адрес на Паризэ штрассе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70