Виктор нервно дергал ногой и смотрел на светящееся табло спидометра. Я посигналил еще раз.
– Наверное, никого нет, – произнес Виктор и искусственно зевнул. – Поздно уже.
– Он должен был меня ждать! – наполняясь гневом, процедил я и, раскрыв дверь, выпрыгнул наружу.
Несколько ударов ногой по двери не принесли никакого результата. Чувствуя, что я теряю над собой контроль, я замер, вздохнул полной грудью и сосчитал до тридцати. Но это не помогло.
– Прекрати, Кирилл! – позвал меня Виктор, опустив стекло и высунув голову наружу. – Поехали назад!
– Он должен был меня ждать! – рявкнул я и, подняв с земли коленвал, с оглушительным грохотом двинул им по воротам. Сарай застонал и заскрипел. – Я же его предупреждал, что после захода солнца приеду!
Ворота были заперты изнутри на засов, и при всем своем желании я не мог ни выбить двери, ни сорвать их с петель. Не долго думая, я подобрал с земли остов карбюратора и запустил им в маленькое слепое окошко, потом подпрыгнул, ухватился за край рамы и наполовину просунулся в оконный проем.
Знакомый запах бензина и смазки шибанул в нос. Внутри сарая было совершенно темно и тихо. Я не видел ничего, словно окунул голову в бочку с соляркой. Пошарив во тьме рукой, я нащупал над головой рельс, на котором, кажется, держалась автомобильная подвеска, и, перебирая по нему руками, втянул через проем ноги. Потом спрыгнул на липкий пол и, вытянув вперед руки, медленно пошел по цеху.
Мне преградил дорогу гладкий автомобильный бок, кажется, это была «шестерка» Виктора. Машина стояла вплотную к кронштейну подъемника и, не рискуя свалиться в смотровую яму, я обошел «шестерку» с другой стороны, сделал еще несколько шагов в темноту и наконец нащупал тумбу с телевизором и включатель настольной лампы.
Желтый свет обжег глаза. Я повернулся, оглядывая цех. Присел, чтобы заглянуть под днище иномарки, подошел к краю смотровой ямы, обошел все помещение вдоль стены и наконец остановился у машины, которая в потемках преградила мне путь.
Это была не «шестерка» Виктора, а кузов «Москвича». Красного учебного «жигуля» вообще не было в мастерской, как и следов его пребывания здесь.
– Сука, – сдавленно произнес я и опустил кулак на телевизор. Жестяная крышка, деформировавшись, выдавила экран вместе с трубкой; она лопнула с вакуумным хлопком, и осколки стекла брызнули на пол. Остановись! – сказал я сам себе, но этот призыв к здравомыслию был что мертвому припарка. Спокойно и медленно, словно растягивая удовольствие, я поднял с пола канистру, открыл горловину, перевернул днищем вверх и поставил ее у ножки стола. Булькая, бензин стал выплескиваться наружу. Я взял со стола зажигалку, промасленную тряпку и, подойдя к кронштейну, прыгнул на него, как обезьяна на ствол гинкго, закинул ноги наверх и сел на горизонтальном рельсе верхом.
Тряпка вспыхнула сразу, едва я поднес к ней пламя зажигалки. Я подержал ее в пальцах, давая возможность пламени освоить топливо как следует, и кинул тряпку к ножке стола.
С нарастающим гулом бензин вспыхнул за моей спиной и стремительно стал расползаться по цеху. Прикрывая ладонью глаза, я несколько мгновений любовался своей работой, потом пошел по балке к оконному проему. Дым, скапливаясь под потолком, потянулся следом за мной, словно я показал ему выход.
Я высунул голову наружу и, не дослушав невнятный вопль Виктора: «Ты что, с ума сошел?!», сказал:
– Подгони машину под окно, а то заднице жарко.
Он не сразу понял, что я от него хочу, сел за руль и неуверенными толчками подъехал к воротам. Я спрыгнул на крышу джипа, сошел на капот и, подняв голову, некоторое время любовался алыми отблесками и роем искр, вылетающих из маленького окна.
– Хорошо горит, – с удовлетворением констатировал я и спрыгнул на землю.
– А моя машина?! – выпучив глаза, прошлепал губами Виктор, когда я рванул вперед, на ходу закрывая дверь.
– Ее там не оказалось, – ответил я.
– Что значит – не оказалось?! Почему не оказалось?!
– А бес его знает! – равнодушно ответил я, виртуозно объезжая ямы и колдобины. – Может, уже на штрафной площадке в ГАИ стоит. Может, в автошколе. Не знаю. Все спуталось…
– Ну, ты, Кирилл, даешь! Как так можно! Что я теперь скажу…
– Заткнись! – заорал я, ударяя по педали тормоза. Виктор едва успел вытянуть вперед руки, иначе неминуемо бы расквасил свой мясистый нос о ветровое стекло. – Что ты трясешься за свою рухлядь, как за маму? Этому четырехколесному дерьму давно место на свалке! И не спрашивай меня больше ни о чем, пока я сам с тобой не заговорю! Не нервируй меня! Не попадайся мне на глаза! Понял, заслуженный производитель «чайников»?!
Я так на него наорал, что до своего дома Виктор ехал молча, не смея даже взглянуть на меня. Я остановил машину у калитки, обвитой плющом, за которой возвышалась фигура его крепкой, как статуя Родины-матери, жены с ведром, полным застиранного желтого белья.
Виктор молча выбрался из машины, застрял ногой на подножке и чуть не свалился на землю. Я дал задний ход и развернул «Ниссан» так, чтобы фары освещали Виктору дорогу. Я провожал взглядом мешковатую, неуклюжую фигуру инструктора, чувствуя легкое угрызение совести.
Я разбогател, думал я, и перестал понимать таких, как он. Назвал его машину рухлядью, дерьмом. А ведь у него, кроме этой служебной «шестерки», ничего другого в жизни не было и уже никогда не будет, и ее старый мотор, изношенную подвеску, стертую коробку передач он всегда так старательно перебирал, чистил и смазывал, словно любящий отец заботился о своем больном ребенке.
Глава 13
Я поднялся на второй этаж, прошел в конец коридора и громко постучал кулаком в крайнюю дверь.
– Инга!!
Напрасно я колотил ни в чем не повинную дверь – девушки в номере не было. Еще на улице я обратил внимание на то, что, несмотря на поздний час, свет в ее окнах не горит.
– Ну ладно, – пробормотал я, подошел к двери Браза и постучал. – Касьян, откройте, пожалуйста!
Конечно, в это время не стоило вламываться к человеку, который поселился у меня ради того, чтобы его не беспокоили, но в минуты душевного волнения я жил по принципу: дурная голова ногам покоя не дает – и правил этикета придерживался весьма условно.
Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы через образовавшуюся щель можно было посмотреть одним глазом. Режиссер, убедившись, что стучал я, попросил меня подождать минутку и снова заперся. Наверное, он уже готовился ко сну, и я пожалел, что испортил ему первое впечатление от гостиницы.
Во второй раз Касьян открыл дверь нараспашку, словно намеревался провести в апартаменты слона.
– Заходите! – сказал он.
– Нет, – отказался я. – Мне нужно задать вам всего один вопрос…
– Заходите, заходите! – проявил настойчивость Браз и, видя, что я не намерен переступать через порог, схватил меня за руку и втащил в комнату. – Я работаю, но вы мне совсем не помешаете. Хорошо, что вы зашли! Голова уже распухает… Садитесь!
Дверь в спальню была плотно закрыта, шторы задернуты, на журнальном столике, под лампой, лежала брошюра, ручка и лист бумаги, но в воздухе витал легкий запах духов и спиртного. Я снова посмотрел на столик, словно споткнулся. Предметы лежали так, как если бы их разложили для показа.
– Садитесь, – повторил Браз, обеими руками зачесал свои длинные волосы назад и тряхнул головой, придавая прическе объем. – Вы никогда не имели дела с кинематографом? – спросил он, присаживаясь у столика. – Нет?.. Счастливый человек!
– Вас заставляют заниматься этим делом? – спросил я и улыбнулся, чтобы смягчить вопрос.
– Нет, – ответил Браз, выпятив губы. – Никто не заставляет. Просто я ничего другого не умею, кроме как снимать фильмы.
– По-моему, это не самое плохое занятие, – предположил я.
– Вы так считаете? – спросил Браз и остановил на мне долгий взгляд. – Впрочем, это бесполезный разговор. Вы хотели о чем-то меня спросить?
– Да, я не могу найти Ингу. Может быть, вы знаете, где она сейчас пропадает?
– Нет, не знаю, – не задумываясь ответил Браз. – А вы не могли бы встать?
– Встать? – Я не сразу понял, о чем режиссер меня просил. – Просто встать?
– Да! Просто встать, – кивнул Браз.
Я пожал плечами и встал с кресла. Браз подошел ко мне, приподнял голову и посмотрел на мой «ежик».
– Метр девяносто? – спросил он.
– Метр восемьдесят.
– У вас прекрасная фигура. Широкая грудь. Крепкие руки… Повернитесь, пожалуйста, спиной… Очень хорошо!
Не могу сказать, что я с удовольствием позировал человеку, которого, впервые увидев на набережной, принял за женщину.
– Вы не могли бы снять рубашку? – спросил он.
– Зачем? – насторожился я.
– Я хочу посмотреть на ваши мышцы.
– Извините! – Я отступил на шаг. – Но я не пойму, зачем это вам надо!
– Вы хотите сняться в кино? – быстро спросил Браз.
– Нет, – признался я. – Не хочу.
– Не может быть, – не поверил Браз. – Это же интересно! К тому же я вам заплачу.
– Спасибо, – поблагодарил я, – но я и так неплохо зарабатываю.
– Не торопитесь отказываться! – погрозил мне пальцем Браз, взял со стола брошюру и протянул ее мне. – Возьмите прочитайте.
– Что это?
– Режиссерский сценарий. Обратите внимание на роль Странствующего Рыцаря. Она эпизодическая, на всю эту сцену уйдет всего сорок пять метров пленки. Представьте: ночь, лес, склон горы Сокол. Всходит луна и освещает лагерь турецкого войска. И тут вы появляетесь перед ними в доспехах, как знамение, как символ несокрушимости генуэзского бастиона. Ваше рельефное тело блестит в мертвенном свете луны. Вы вынимаете меч из ножен…
– Крупным планом? – спросил я.
– Что? Что крупным планом?
– Я буду снят крупным планом?
– Нет, – покачал головой Браз. Прическа нарушила форму, и он принялся снова поправлять волосы. – На первом плане два полуголых турецких воина будут издеваться над графиней, взятой в плен, а вы появитесь за ними, словно взрыв сверхновой звезды, словно явление божьего гнева, словно материализованная совесть, жалкие остатки которой еще не угасли в душах…
– Нет, на заднем плане я не согласен, – категорически возразил я. – Только на переднем, только крупным планом, и еще я хочу на правах рекламы сказать несколько слов о своей гостинице.
Браз поперхнулся, откашлялся и снова сел к столу.
– Так, как вы хотите, невозможно, – с сожалением сказал он. – Где это видано, чтобы герои фильма вдруг начинали рекламировать гостиницы?
– Не хотите гостиницу, давайте я прорекламирую свой бар! – настаивал я, едва сдерживая улыбку.
– Что вы! – опустив глаза, отказал Браз. – О рекламе вообще не может быть и речи. Снять вас более крупным планом… Ну, это еще куда ни шло. Можно даже урезать предыдущие кадры…
Он стал листать сценарий, склонился над ним, провел пальцем по странице.
– Вот! Двести тридцать восьмой кадр. «Лес, ночь, склон горы. Средний план с движением. Полная луна висит над ломаным краем горы. Отблески костров, турецкие воины, подняв мечи и пики вверх, приветствуют появление в лагере полководца Крекса. Шум толпы, крики и отдельные голоса: «Слава победителю!» Технические средства – рельсы, тележка, ветродуй. Массовка – пятьдесят человек». И на все это – восемьдесят шесть метров пленки! Сумасшествие! А потом продюсер спрашивает, на что ушли деньги?.. – Он схватил ручку и, разрывая острым пером страницу сценария, стал выправлять. – Оставляю десять метров и ни кусочком больше! А на ваш кадр – двести сорок второй – я добавлю еще метров двадцать.
– Не надо, не добавляйте, – попросил я. – Прибытие в лагерь полководца Крекса – куда более значительное и важное событие для войск, чем материализация какой-то там совести… Спокойной ночи!
– Погодите! – сказал Браз, когда я уже дошел до двери, и протянул ко мне обе руки. – Мне кажется, что я вас чем-то обидел.
– Нет, вам показалось, – ответил я.
– Но я же вижу по вашим глазам… Вы хотели узнать… Да…
Браз задумался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Наверное, никого нет, – произнес Виктор и искусственно зевнул. – Поздно уже.
– Он должен был меня ждать! – наполняясь гневом, процедил я и, раскрыв дверь, выпрыгнул наружу.
Несколько ударов ногой по двери не принесли никакого результата. Чувствуя, что я теряю над собой контроль, я замер, вздохнул полной грудью и сосчитал до тридцати. Но это не помогло.
– Прекрати, Кирилл! – позвал меня Виктор, опустив стекло и высунув голову наружу. – Поехали назад!
– Он должен был меня ждать! – рявкнул я и, подняв с земли коленвал, с оглушительным грохотом двинул им по воротам. Сарай застонал и заскрипел. – Я же его предупреждал, что после захода солнца приеду!
Ворота были заперты изнутри на засов, и при всем своем желании я не мог ни выбить двери, ни сорвать их с петель. Не долго думая, я подобрал с земли остов карбюратора и запустил им в маленькое слепое окошко, потом подпрыгнул, ухватился за край рамы и наполовину просунулся в оконный проем.
Знакомый запах бензина и смазки шибанул в нос. Внутри сарая было совершенно темно и тихо. Я не видел ничего, словно окунул голову в бочку с соляркой. Пошарив во тьме рукой, я нащупал над головой рельс, на котором, кажется, держалась автомобильная подвеска, и, перебирая по нему руками, втянул через проем ноги. Потом спрыгнул на липкий пол и, вытянув вперед руки, медленно пошел по цеху.
Мне преградил дорогу гладкий автомобильный бок, кажется, это была «шестерка» Виктора. Машина стояла вплотную к кронштейну подъемника и, не рискуя свалиться в смотровую яму, я обошел «шестерку» с другой стороны, сделал еще несколько шагов в темноту и наконец нащупал тумбу с телевизором и включатель настольной лампы.
Желтый свет обжег глаза. Я повернулся, оглядывая цех. Присел, чтобы заглянуть под днище иномарки, подошел к краю смотровой ямы, обошел все помещение вдоль стены и наконец остановился у машины, которая в потемках преградила мне путь.
Это была не «шестерка» Виктора, а кузов «Москвича». Красного учебного «жигуля» вообще не было в мастерской, как и следов его пребывания здесь.
– Сука, – сдавленно произнес я и опустил кулак на телевизор. Жестяная крышка, деформировавшись, выдавила экран вместе с трубкой; она лопнула с вакуумным хлопком, и осколки стекла брызнули на пол. Остановись! – сказал я сам себе, но этот призыв к здравомыслию был что мертвому припарка. Спокойно и медленно, словно растягивая удовольствие, я поднял с пола канистру, открыл горловину, перевернул днищем вверх и поставил ее у ножки стола. Булькая, бензин стал выплескиваться наружу. Я взял со стола зажигалку, промасленную тряпку и, подойдя к кронштейну, прыгнул на него, как обезьяна на ствол гинкго, закинул ноги наверх и сел на горизонтальном рельсе верхом.
Тряпка вспыхнула сразу, едва я поднес к ней пламя зажигалки. Я подержал ее в пальцах, давая возможность пламени освоить топливо как следует, и кинул тряпку к ножке стола.
С нарастающим гулом бензин вспыхнул за моей спиной и стремительно стал расползаться по цеху. Прикрывая ладонью глаза, я несколько мгновений любовался своей работой, потом пошел по балке к оконному проему. Дым, скапливаясь под потолком, потянулся следом за мной, словно я показал ему выход.
Я высунул голову наружу и, не дослушав невнятный вопль Виктора: «Ты что, с ума сошел?!», сказал:
– Подгони машину под окно, а то заднице жарко.
Он не сразу понял, что я от него хочу, сел за руль и неуверенными толчками подъехал к воротам. Я спрыгнул на крышу джипа, сошел на капот и, подняв голову, некоторое время любовался алыми отблесками и роем искр, вылетающих из маленького окна.
– Хорошо горит, – с удовлетворением констатировал я и спрыгнул на землю.
– А моя машина?! – выпучив глаза, прошлепал губами Виктор, когда я рванул вперед, на ходу закрывая дверь.
– Ее там не оказалось, – ответил я.
– Что значит – не оказалось?! Почему не оказалось?!
– А бес его знает! – равнодушно ответил я, виртуозно объезжая ямы и колдобины. – Может, уже на штрафной площадке в ГАИ стоит. Может, в автошколе. Не знаю. Все спуталось…
– Ну, ты, Кирилл, даешь! Как так можно! Что я теперь скажу…
– Заткнись! – заорал я, ударяя по педали тормоза. Виктор едва успел вытянуть вперед руки, иначе неминуемо бы расквасил свой мясистый нос о ветровое стекло. – Что ты трясешься за свою рухлядь, как за маму? Этому четырехколесному дерьму давно место на свалке! И не спрашивай меня больше ни о чем, пока я сам с тобой не заговорю! Не нервируй меня! Не попадайся мне на глаза! Понял, заслуженный производитель «чайников»?!
Я так на него наорал, что до своего дома Виктор ехал молча, не смея даже взглянуть на меня. Я остановил машину у калитки, обвитой плющом, за которой возвышалась фигура его крепкой, как статуя Родины-матери, жены с ведром, полным застиранного желтого белья.
Виктор молча выбрался из машины, застрял ногой на подножке и чуть не свалился на землю. Я дал задний ход и развернул «Ниссан» так, чтобы фары освещали Виктору дорогу. Я провожал взглядом мешковатую, неуклюжую фигуру инструктора, чувствуя легкое угрызение совести.
Я разбогател, думал я, и перестал понимать таких, как он. Назвал его машину рухлядью, дерьмом. А ведь у него, кроме этой служебной «шестерки», ничего другого в жизни не было и уже никогда не будет, и ее старый мотор, изношенную подвеску, стертую коробку передач он всегда так старательно перебирал, чистил и смазывал, словно любящий отец заботился о своем больном ребенке.
Глава 13
Я поднялся на второй этаж, прошел в конец коридора и громко постучал кулаком в крайнюю дверь.
– Инга!!
Напрасно я колотил ни в чем не повинную дверь – девушки в номере не было. Еще на улице я обратил внимание на то, что, несмотря на поздний час, свет в ее окнах не горит.
– Ну ладно, – пробормотал я, подошел к двери Браза и постучал. – Касьян, откройте, пожалуйста!
Конечно, в это время не стоило вламываться к человеку, который поселился у меня ради того, чтобы его не беспокоили, но в минуты душевного волнения я жил по принципу: дурная голова ногам покоя не дает – и правил этикета придерживался весьма условно.
Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы через образовавшуюся щель можно было посмотреть одним глазом. Режиссер, убедившись, что стучал я, попросил меня подождать минутку и снова заперся. Наверное, он уже готовился ко сну, и я пожалел, что испортил ему первое впечатление от гостиницы.
Во второй раз Касьян открыл дверь нараспашку, словно намеревался провести в апартаменты слона.
– Заходите! – сказал он.
– Нет, – отказался я. – Мне нужно задать вам всего один вопрос…
– Заходите, заходите! – проявил настойчивость Браз и, видя, что я не намерен переступать через порог, схватил меня за руку и втащил в комнату. – Я работаю, но вы мне совсем не помешаете. Хорошо, что вы зашли! Голова уже распухает… Садитесь!
Дверь в спальню была плотно закрыта, шторы задернуты, на журнальном столике, под лампой, лежала брошюра, ручка и лист бумаги, но в воздухе витал легкий запах духов и спиртного. Я снова посмотрел на столик, словно споткнулся. Предметы лежали так, как если бы их разложили для показа.
– Садитесь, – повторил Браз, обеими руками зачесал свои длинные волосы назад и тряхнул головой, придавая прическе объем. – Вы никогда не имели дела с кинематографом? – спросил он, присаживаясь у столика. – Нет?.. Счастливый человек!
– Вас заставляют заниматься этим делом? – спросил я и улыбнулся, чтобы смягчить вопрос.
– Нет, – ответил Браз, выпятив губы. – Никто не заставляет. Просто я ничего другого не умею, кроме как снимать фильмы.
– По-моему, это не самое плохое занятие, – предположил я.
– Вы так считаете? – спросил Браз и остановил на мне долгий взгляд. – Впрочем, это бесполезный разговор. Вы хотели о чем-то меня спросить?
– Да, я не могу найти Ингу. Может быть, вы знаете, где она сейчас пропадает?
– Нет, не знаю, – не задумываясь ответил Браз. – А вы не могли бы встать?
– Встать? – Я не сразу понял, о чем режиссер меня просил. – Просто встать?
– Да! Просто встать, – кивнул Браз.
Я пожал плечами и встал с кресла. Браз подошел ко мне, приподнял голову и посмотрел на мой «ежик».
– Метр девяносто? – спросил он.
– Метр восемьдесят.
– У вас прекрасная фигура. Широкая грудь. Крепкие руки… Повернитесь, пожалуйста, спиной… Очень хорошо!
Не могу сказать, что я с удовольствием позировал человеку, которого, впервые увидев на набережной, принял за женщину.
– Вы не могли бы снять рубашку? – спросил он.
– Зачем? – насторожился я.
– Я хочу посмотреть на ваши мышцы.
– Извините! – Я отступил на шаг. – Но я не пойму, зачем это вам надо!
– Вы хотите сняться в кино? – быстро спросил Браз.
– Нет, – признался я. – Не хочу.
– Не может быть, – не поверил Браз. – Это же интересно! К тому же я вам заплачу.
– Спасибо, – поблагодарил я, – но я и так неплохо зарабатываю.
– Не торопитесь отказываться! – погрозил мне пальцем Браз, взял со стола брошюру и протянул ее мне. – Возьмите прочитайте.
– Что это?
– Режиссерский сценарий. Обратите внимание на роль Странствующего Рыцаря. Она эпизодическая, на всю эту сцену уйдет всего сорок пять метров пленки. Представьте: ночь, лес, склон горы Сокол. Всходит луна и освещает лагерь турецкого войска. И тут вы появляетесь перед ними в доспехах, как знамение, как символ несокрушимости генуэзского бастиона. Ваше рельефное тело блестит в мертвенном свете луны. Вы вынимаете меч из ножен…
– Крупным планом? – спросил я.
– Что? Что крупным планом?
– Я буду снят крупным планом?
– Нет, – покачал головой Браз. Прическа нарушила форму, и он принялся снова поправлять волосы. – На первом плане два полуголых турецких воина будут издеваться над графиней, взятой в плен, а вы появитесь за ними, словно взрыв сверхновой звезды, словно явление божьего гнева, словно материализованная совесть, жалкие остатки которой еще не угасли в душах…
– Нет, на заднем плане я не согласен, – категорически возразил я. – Только на переднем, только крупным планом, и еще я хочу на правах рекламы сказать несколько слов о своей гостинице.
Браз поперхнулся, откашлялся и снова сел к столу.
– Так, как вы хотите, невозможно, – с сожалением сказал он. – Где это видано, чтобы герои фильма вдруг начинали рекламировать гостиницы?
– Не хотите гостиницу, давайте я прорекламирую свой бар! – настаивал я, едва сдерживая улыбку.
– Что вы! – опустив глаза, отказал Браз. – О рекламе вообще не может быть и речи. Снять вас более крупным планом… Ну, это еще куда ни шло. Можно даже урезать предыдущие кадры…
Он стал листать сценарий, склонился над ним, провел пальцем по странице.
– Вот! Двести тридцать восьмой кадр. «Лес, ночь, склон горы. Средний план с движением. Полная луна висит над ломаным краем горы. Отблески костров, турецкие воины, подняв мечи и пики вверх, приветствуют появление в лагере полководца Крекса. Шум толпы, крики и отдельные голоса: «Слава победителю!» Технические средства – рельсы, тележка, ветродуй. Массовка – пятьдесят человек». И на все это – восемьдесят шесть метров пленки! Сумасшествие! А потом продюсер спрашивает, на что ушли деньги?.. – Он схватил ручку и, разрывая острым пером страницу сценария, стал выправлять. – Оставляю десять метров и ни кусочком больше! А на ваш кадр – двести сорок второй – я добавлю еще метров двадцать.
– Не надо, не добавляйте, – попросил я. – Прибытие в лагерь полководца Крекса – куда более значительное и важное событие для войск, чем материализация какой-то там совести… Спокойной ночи!
– Погодите! – сказал Браз, когда я уже дошел до двери, и протянул ко мне обе руки. – Мне кажется, что я вас чем-то обидел.
– Нет, вам показалось, – ответил я.
– Но я же вижу по вашим глазам… Вы хотели узнать… Да…
Браз задумался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36