У меня после Чечни психика, можно сказать, расшатана окончательно. И, естественно, нет-нет да и требует успокоения. Че, сто граммов нельзя по-тихому принять?
— Солдату срочной службы даже пробку нюхать нельзя, неужели не знаешь? И ладно, черт с тобой, если бы по-тихому, но ты же все отделение на уши ставишь под градусом!
— Кто сказал?
— Весь медперсонал, которому посчастливилось лицезреть тебя пьяным.
— Наговаривают, товарищ полковник. А если кому и сказал что, то не со зла же и не зря. Не задевай!
— Ты смотри, какая персона? В общем, довольно разговоров, я тебя предупредил. Упал на кровать и из палаты ни ногой. Иначе посажу под арест. Ты меня знаешь. Хоть пример бы с друзей брал.
— Это че? Лежачим быть? Здесь уж вы, товарищ полковник, к «чехам» претензии выставляйте, что не уделали меня как следует.
— Короче, Горшков, я предупредил тебя.
Поэтому вечером Колян чувствовал себя неуютно. Надо же так получиться, именно сегодня он сговорился с одним прапорщиком из соседнего отделения раздавить полбанки. Получался облом. Старча шутковать не будет. Если сказал закроет, значит, закроет.
— Когда этот беспредел кончится? Сколько еще тут торчать? Никакой жизни, в натуре. Быстрее бы в отпуск. Вот где оторвусь так оторвусь и Глобе нашей все стекла побью – напророчила, плесень лавочная.
— При чем тут старушка? – спросил Костя.
— Как это при чем? Кто нагадал, что ждет меня смерть высокая, громкая? Она! Не я же? Вот и попал, с ее подачи, под пули.
— Она смерть тебе нагадала, а ты жив. Значит, все ее расклады – фуфло, – поддержал разговор Гольдин.
— А ты знаешь, почему я жив остался? А? Костя знает, а тебе объясню. Когда эта старая волчица мне судьбу рассказала, тут же потребовала, чтобы я ей яйца принес.
— Чьи яйца?
— Ну не мои же? Ты че, Голь, в натуре, чердак свой на высоте оставил? Ясно чьи. Куриные. Принеси, говорит, два десятка, а то ничего не сбудется. Понял, нет? Я, понятно, не понес, вот и результат – ее предсказания сбылись наполовину. В переделку-то я попал, но остался все же живой. А отнес бы я тогда эти проклятые яйца? Че было бы? А то, что меня первого и грохнули бы, и лежал бы я сейчас в гробу цинковом, где-нибудь под развесистой ивой. У нас их на погосте, ив этих, полно.
— Коль? Ты серьезно веришь в то, что говоришь? – спросил Костя.
— Ладно, умник, знаю, что сказать хочешь. У тебя свой котелок, у меня – свой. И в че я верю, а в че нет, никого не колышет.
В палату просунулась чья-то голова.
— Ну чего, Коль? Погнали? Пойло уже на месте.
— Не-е, Вить, не выйдет, – с сожалением отказался Николай.
— Что так?
— Да не могу. Сестра укол впорола, говорит, со спиртным не совместимый. Мол, выпьешь, так скрутит!
— А-а! Это они могут. Дряни у них всякой полно. Ну ладно. Пойду летуна-соседа разведу, не пить же одному?
— Иди, Вить, иди, не трави душу.
Когда дверь закрылась, Гольдин язвительно спросил:
— Чего не пошел? Тебе же на всех положить?
— Голь? И че ты за урод, а? Так и норовишь человеку подлянку кинуть! Выживают же такие?
— Зачем тогда со склона меня вытаскивал?
— Дурак был. Не подумал, вот и рюхнулся за тобой, мерином. Сейчас бы ни за что не полез бы, отвечаю.
— Хватит вам гнать ерунду. Вместе же воевали, а теперь собачитесь, как будто ничего не произошло и не было боев, не было крови, не было гибели стольких пацанов. Может, хватит?
— Ладно, проехали. – Колян подошел к окну, вздохнул. – Спать, что ли, завалиться?
— Телевизор посмотри.
— Ну его! Буду спать. Завтра лампасов понаедет. А че едут? Не знаешь, Кость?
— Откуда я знаю? Проведать, наверное.
— Не-е, просто проведать мы им не нужны, здесь че-то другое. А в общем, какая разница?
— Мне тут, Коль, пацаны из школы книгу принесли, про разборки бандитские, возьми, почитай.
Колян посмотрел на Гольдина так, словно тот предложил по меньшей мере проглотить жабу.
— Сказал тоже, книгу. Я их в жисть не читал, кроме одной, да и ту не до конца.
— Не любишь книги? – удивился Гольдин.
— Нет! – отрезал Николай.
— А что за произведение ты все же пытался прочитать?
— «Мешок яблок».
— Кто автор?
— Да че пристал? Откуда я знаю? Это в детстве было.
— И после этого так ничего и не читал?
— Нет, не читал… – Колян отвечал на вопросы автоматически, думая о чем-то своем, – или все же принять на грудь? А, пацаны?
— Не стоит, лучше уж ложись спать.
Николай еще немного побродил по палате, наконец махнул рукой, приняв окончательное решение. Упал на кровать, повернулся к стене и быстро, как умел, наверное, он один, уснул.
Трудовое утро следующего дня в госпитале началось задолго до официального «подъема» личного состава. И хотя посещение высокими чинами планировалось в одном отделении, но, кто знает, может, свита решит обойти весь комплекс. Тем более что представитель президента – сам в недавнем прошлом командующий военным округом и непосредственный руководитель боевых операций в Чечне. Да и нынешний командующий – человек строгий и дотошный. Эти люди вполне могли посетить все объекты.
В отделениях накануне заменили постельное белье, выдали новые пижамы. Сейчас заканчивали наводить марафет на территории госпиталя, который вообще-то всегда поддерживался на уровне.
Полковник Старча зашел в палату, поздоровался и внимательно посмотрел на Горшкова. Тот встал.
— В порядке я, товарищ полковник.
— Вижу, молодец! Так, ребята, насколько я знаю, высоких гостей интересуете в первую очередь вы, военнослужащие легендарной пятой роты. Вам будут вручать награды, подарки, снимать для телевидения. Вы уж приведите себя в порядок, на всю страну покажут. И пободрее, чтобы родные успокоились. Им уже сообщили о том, что вы живы, и, думаю, совсем скоро пожалуют в гости. Так что сами понимаете.
В палату вошли четверо. Представитель президента, командующий округом – их лица и имена были известны всей стране, начальник отделения, полковник Старча и, что приятно удивило ребят, подполковник Смирнов, их бывший командир, он был в штатском и с тростью. Начальник отделения представил больных. Костя с Гольдиным лежа поприветствовали высоких гостей, Колян стоял навытяжку возле кровати. Представитель президента поинтересовался: как здоровье героев? Ответил Старча. Все внимательно выслушали.
— Значит, на поправку идем? Ну и добро. Давай, Геннадий Сергеевич, – обратился он к командующему. Тот достал Указ президента и зачитал его. В нем говорилось о том, как доблестно сражалась пятая рота, до конца выполнив свой воинский долг. В конце шел список награжденных…Орденом Мужества наградить сержанта Гольдина Михаила Андреевича…
Представитель президента подошел к Гольдину, передал коробочку с наградой, пожал руку.
— Благодарю за службу, сержант!
— Служу Отечеству!
Вошедшая с цветами женщина положила на постель букет. Затем такая же процедура с Ветровым.
Пока проходило вручение наград, Николай стоял, словно забытый всеми. Ему стало обидно, пронзила мысль – а если его не наградят? Но представитель президента обратился к нему:
— Ну что стоишь угрюмо? Думаешь, забыли тебя? А, Горшков? Обиделся?
— Да нет, товарищ генерал, че обижаться-то?
— Вижу, что обиделся. Но не прав ты, Николай. Таких, как ты, не забывают никогда. Это он прикрывал отход?
— Так точно! Вместе с рядовым Ветровым. Десантники в последний момент успели спасти Горшкова. Держал в руке гранату без кольца, не хотел живым сдаваться.
Представитель президента, боевой, заслуженный генерал, задумчиво посмотрел на невзрачного с виду паренька, который сделал то, на что решиться могли далеко не многие.
— Дай-ка я тебя обниму.
Колян не отстранился. Ему было очень неловко.
— Рядовой Горшков, – официально продолжил представитель президента, – за мужество и героизм, проявленные во время выполнения специального задания правительства, Указом Президента Российской Федерации вы удостоены высокого звания Герой России. Награду вам будет вручать в Кремле лично Владимир Владимирович Путин.
Теперь Николай выглядел ошарашенным. До него еще не совсем дошло сказанное.
— Что задумался, Горшков? По-моему, ты забыл что-то ответить?
— А? Служу Отечеству!
— Вот так. Ну что же, перейдем в другую палату?
— Один вопрос можно, товарищ представитель президента? – обратился Костя.
— Спрашивай!
— Ребят всех наградили?
— Всех! Большинство, к сожалению, посмертно.
— А Герои есть среди тех, кого посмертно?
— Геннадий Сергеевич, что там у нас в графе «посмертно»?
— Так, Героями стали капитан Егоров и сержант Голиков, остальные орденами и медалями.
— А Доронин? – спросил Колян. – Ему что, Героя не присвоили? Он же командовал всеми, огонь на себя вызвал, а?
— Доронин? Геннадий Сергеевич – ответь!
— Старшему лейтенанту Доронину, как мне известно, тоже присвоили Героя и капитана, но вы спрашивали о тех, кого посмертно, а Доронин жив.
— Жив? – в три голоса крикнули Гольдин, Колян и Костя.
— Ну да. Покалечен, правда, но жив точно. Он сейчас в Москве.
— Но как же это так? Нам на второй день сообщили, что командир погиб.
— Да, сначала, когда десант вышел на высоты, выбил противника и выдавил его на открытое пространство, Доронина вместе со всеми посчитали погибшим. Живыми считались те, кто ушел с высот. Остальных – павшими. Но через день ваш ротный вдруг подал признаки жизни. В общем, отправили его сразу же первым бортом в Москву. Это все, что мне известно.
— Дела!
— Разрешите? – обратился к высоким чинам Смирнов.
— Пожалуйста.
— Жив Доронин остался, но лишился обеих ног и левой руки, полный инвалид, в общем.
— Лучше бы умер, чем так жить, – вставил грустно Николай, – кому он теперь нужен?
— Не скажи, Горшков. Насколько знаю, сейчас с ним его невеста и Чирков, его друг. А вместо ног – протезы сделать можно. Так что не все у Доронина потеряно. Кроме, пожалуй, армии.
— Вот так, товарищ командующий, – недовольно, с обидой проговорил Колян, – Доронин – Герой, а его в части доставали почем зря, с роты снимали, он увольняться хотел, а в Чечню все одно поехал, говорил: на кого я пацанов своих брошу – сам слышал.
— Это что за дела, Геннадий Сергеевич? – спросил представитель президента.
— Было такое. Я сам недавно узнал. Есть у них в части такой заместитель по воспитательной, подполковник Петр Петрович Куделин – интриган еще тот. Мы сейчас плотно им занялись. На нем много чего: и сокрытие неуставных взаимоотношений, и так называемое кумовство – поделил часть на своих и чужих. Своих, как правило со связями, офицеров продвигал по службе, чужих загонял в угол, добиваясь снятия и увольнения. Из армии мы его как минимум уволим. Дождемся результатов служебного расследования и примем меры.
— Понятно. Насчет Доронина: из армии не увольняй его, Геннадий Сергеевич, невзирая на медицинское заключение. Надо найти ему место где-нибудь в штабе, если, конечно, сам захочет. С министром я решу вопрос.
— Есть!
— Какие еще будут вопросы?
Вопросов больше не было, и группа высокопоставленных чиновников вышла из палаты.
— Ну, чуваки? Вы только прикиньте, Доронин жив? Это новость! И смотри – невеста не бросила, молодец, девка, уважаю. – Колян продолжал оставаться под впечатлением услышанного о судьбе командира. – Нет ног? Это ничего, вон, в школе учили – летчик без ног летал. Протезы сделают, и все будет нормалек, еще до генерала дослужится!
— Да-а, кто бы мог подумать?
Проводив высоких гостей, вернулся полковник Старча.
— Ну, Горшков, не ожидал. Тебе и Героя? Не верится.
— Верится не верится, а факт остается фактом. Надо бы спрыснуть Звезду, а?
— Ты ее еще получи.
— А че? Думаете, не дадут?
— Дадут, раз присвоили. Но тогда и обмоешь.
— Ага! Ждать буду.
— Ладно, Горшков, об этом потом. Я пришел с другим. Я уже говорил, что мы сообщили родителям, что вы у нас. Они начали прибывать. К Гольдину и Горшкову пока никто не приехал, а вот Ветров может встречать гостей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38