- Ничего я не забыл. Порубал их Клокин.
- Он в этом признался?
- Конечно бы признался, если бы успел. Но, к сожалению, сегодня утром он удавился у себя в камере. Причем удавился очень своеобразно: распорол себе живот и удушил себя собственными кишками.
Я долго молчал, не зная, что сказать. Наконец промямлил, не решаясь взять со стола бумажку:
- Но зачем Клокину убивать Рогова с Петровым и...
- Пьяных, - закончил за меня Сорокин. - Третий убитый был Пьяных. Нас сбило с толку удостоверение Клокина, которое Пьяных зачем-то умыкнул из Чердаклов. Но не об этом речь. А убивать было вот зачем: затем что Рогов хотел турнуть Клокина из Совета директоров, а вместо него поставить Пьяных. Вот Клокин и порубал их всех топориком в отместку. Ему же это раз плюнуть.
- А деньги? - спросил я. - Чьи были у них деньги?
Сорокин посмотрел на меня не очень дружелюбно.
- Александр Викторович, эта забота криминалистов. Они разберутся. Они специалисты в этой области. А вы у нас кто? Художник? Так вот идите и рисуйте! А трупы пусть вас не волнуют.
Я поднялся, и проклятые слезы навернулись на мои глаза. Дрожащими руками я взял повестку и выдохнул:
- Спасибо.
Следователь улыбнулся и протянул мне руку. Затем понизил голос и произнес, покосившись на дверь:
- Как видите, не только вы способны на подвиги...
Он притянул меня к себе и спросил полушепотом:
- Вы действительно заснули после того, как поставили кофе на плиту?
- Нет, - ответил я. - Хотя травиться у меня мысли не было. Во всяком случае, сначала. Только после того, как кофе залил горелку, я подумал, что это судьба, и не стал выключать конфорку.
Я вздохнул, вспомнив, что некогда с уверенностью барана написал, что никогда не покончу жизнь самоубийством. Следователь сощурил глаза и долго с задумчивостью смотрел на меня. Затем неожиданно встрепенулся и произнес громко:
- А вот это напрасно! С газом шутить нельзя. Ступайте!
Я шел по улице, и у меня кружилась голова. Она у меня кружилась от свободы. Мне хотелось кричать, прыгать, плясать, летать, тем более что небо в тот день было необычайной синевы. Оно отражалось в лужах, и я наступал на них в надежде провалиться в эту синюю бездну и навсегда слиться с небом. Впрочем, это излишне. Ведь в Чердаклах живет четырнадцатилетняя девочка по имени Оля. И от этого на душе было легко и весело. Скорее домой, скорее за кисть!
Я вошел в квартиру, открыл все окна и полез под кровать за мольбертом. Разложив его посреди комнаты, я осмотрелся. Нужно было прибраться. Служенье Муз не терпит бардака. Первым делом следовало избавиться от пепла, в который превратился мой дневник. Он покоился в алюминиевом блюде и сильно портил настроение. Когда я понес пепел в ванную, то обнаружил в нем несожженный клочок. Пришлось поднести его к глазам и прочесть: "Я больше никогда не возьму в руки кисть..." "Ну уж дудки! Еще как возьму!" - подумал я и смыл его вместе с пеплом в унитазе.
И уже потом, когда я стоял за мольбертом и с наслаждением выписывал звездное небо, мне неожиданно пришло в голову, что провидению тоже иной раз не чужда ирония...

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30