- И когда... у тебя началось все это проясняться?
- Когда Паркер нашел у Уэйна ключ. Никакой убийца не стал бы носить при себе такую ... страшную улику. Я все никак не мог понять, как же ключ оказался у Уэйна. Теперь понял.
- Ну и как же, черт тебя дери?
- Мне все известно, - грозно произнес я. - Вот сидит малышка, попивает свой джин с тоником. Вы ведь с ней всегда были в дружеских отношениях - ты даже фигурировал в качестве её доверенного лица на бракоразводном процессе. Вот ты и заставил её - возможно, угрозами - незаметно подбросить ключ Уэйну. Что, вероятно, объясняет причину стрельбы около моей квартиры час назад.
- Это что-то новенькое, тоже хочешь мне пришить.
- Нет, все то же. Бытовое убийство. Да только остался один конец, который надо было обрубить. Марта Льюис подбросила ключ Уэйну. Марта Льюис - свидетель! Ты не мог избавиться от неё на Шестьдесят девятой улице, но там стояла твоя машина и когда мы сели в такси, ты поехал за нами, вывернул лампочки у меня на лестничной клетке и - пиф-паф! А ты мазила, приятель.
Бокал с джином ударился о зубки Марты.
- А я счистала, что пули предназначались тебе, а не мне. Тебе!
- У тебя не было времени, чтобы разобрать эту пушку, Мясник, продолжал я. - Полагаю, она где-то тут в комнате и в магазине как раз недостает двух патронов. И я уверен, что когда пули выковыряют из моих стен, баллистическая экспертиза подтведит, что стреляли из твоей пушки. Я уверен, что она все ещё у тебя.
У нас обоих возникла одна и та же мысль одновременно. Нам обоим позарез нужен был этот ствол, и мы бросились за ним, сцепившись как два разъяренных кота. Н он врезал мне в промежность, я повис на нем и мы покатились на пол. Левой рукой я сразу полез к его кобуре на поясе, а правую сжал в кулак и стал бить ему прямо по роже. Наконец он ослабил захат, но я уже завладел кобурой и, отодрав её от ремня, зашвырнул далеко в угол, а он уже опять вцепился в меня. Марта вскочила на ноги и завизжала, а потом резким движением бросила в него бокал. Тяжелый бокал попал ему в точно в лоб и рассек кожу. Кровь залила ему глаза и ослепила. Он облапил меня, придавив всем своим весом. А я тыкал пальцами ему в глаза, лупил по щекам, пытаясь свалить его с ног. И тут прямо передо мной оказался его незащищенный подбородок, и я расплющил о него костяшки пальцев. Его голова дернулась назад, но он стоял, размахивая кулачищами. Я отступил на шаг и вмазал ему в живот, перебив дыхание. И тут же, оттолкнувшись левой ногой, врезал ему ещё раз, вложив в удар правой всю оставшуюся во мне силушку. От этого прямого в челюсть он завибрировал, точно корабль, рвущийся с якоря, и с глухим стуком рухнул на пол.
Марта подбежала ко мне, шепча:
- Я боюсь, боюсь...
- Тебе придется дать показания против него....
- Говорю тебе - я боюсь.
Я поднял кобуру, расстегнул её, вытащил револьвер и показал ей: в барабане отсутствовало два патрона.
- Если дашь показания, будешь в безопасности, - сказал я, - Ты покончишь с ним раз и навсегда. С твоими показаниями следствие будет быстро завершено, передано в суд и его надолго упрячут за решетку. В любом другом случае он обязательно разыщет тебя и убьет.
Я подошел к телефону на столе, но Марта вцепилсь мне в локоть.
- Обними меня, милый! Я боюсь. Смертельно боюсь!
Был такой психиатр по имени Кинзи, кажется, он как-то выпустил научный труд, посвященный сексуальной психологии женщин, и там он упомянул о таком факте: многие психологические проявления склонности к браку аналогичны психологическим проявлениям чувства страха и между обоими существует несомненная взаимосвязь. Марта Льюис безусловно могла бы стать потрясающим объектом исследования для этого ученого мужа. Я с трудом вырвался из её объятий и, добравшись до стола Слотера, сел в кресло, но Марта тут же вспорхнула мне на колени. И так, обвив левую руку вокруг её осиной мягкой талии, ощущая ртом её трепещущие горячие губы, я пальцем правой руки набрал "0" и соединился с телефонисткой, после чего мне пришлось-таки вырваться на свободу - хотя и в ходе сладостного поединка, - чтобы поговорить с детективом-лейтенантом Луисом Паркером.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
ФАЛЬШИВАЯ НОТА
Это был огромный кабинет: квадратный, с высокими потолками и отличной звукоизоляцией. Стены темно-красного цвета были обшиты деревянными панелями, на полу лежал серый ковер с высоким ворсом. Мебель, хотя и незамысловатая, была солидная и очень дорогая. Всякому, кто попадал в этот кабинет, сразу броались в глаза несколько украшений. На одной стене бледным пятном виднелся Ван-Гог - старый прямоугольный холст в большой коричневой раме (после смерти владельца полотно должно было перейти в коллекцию музея "Метрополитен"). На противоположной стене висело письмо, также обрамленное в кориченвую узкую рамку. Письмо, подписаное бывшим президентом Соединенных Штатов, было адресовано Адаму Вудварду Уолл-стрит, 20, Нью-Йорк. Рукописный текст письма гласил:
"Дорогой Адам,
Ты был другом, гражданинонм, патриотом и верным советником. Благодарю тебя за долгую и неизменную помощь. Люди вроде меня вечно нуждаются в таких, как ты, и всегда будут испытывать в них нужду; ты в служении правительству проявил себя как самоотверженный и - невознагражденный по достоинству - гражданин. Благодарю тебя и всего тебе хорошего".
Адаму Вудварду было семьдесят лет. Он был человек-легенда, бесстрашный и всемирно известный. Все представители клана Вудвардов с 1800 года были банкирами - все, за исклюением Адама, который в ранней юности посвятил себя политике: восемь лет он просидел в кресле конгрессмена и ещё восемь лет прослужил губернатором одного штата на Западе, а затем ушел с политической сцены и стал журналистом, В своих репортажах он никогда не кривил душой. Его считали провозвестником политических бурь, Будучи незавсимым благодаря своему фамильному состоянию, человек независимых суждений и независимых политических воззрений, двадцать лет он отдал журналистскому ремеслу, двадцать лет он был доверенным лицом и сочинителем речей для многих высокопоставленных чиновников, двадцать лет являлся членом национальных и международных комитетов и комиссий, двадцать лет считался политическим деятелем мирового уровня, и все эти двадцать лет изо дня в день с редкими перерывами его колонка повявлалсь в газетах всей странцы и её читали миллионы.
В половине десятого утра, в ветреный мартовский понедельник Адам Вудвард простер дрожащий палец над своим массивным столом красного дерева и, своим дребезжащим голосом, проспиртованным хорошим виски и прокуренным лучшим табаком, пронзительно закричал:
- Да я на весь мир раструблю, что ты кремлевский агент! Нация содрогнется ! Я же газетчик и как газетчик я в восторге от этой новости, но как американец я стыжусь этого. Я не бью ниже пояса. Я не шпионю за людьми. В третий раз я дал тебе возможность доказать мне, что изложенные мной факты неверны. И в третий раз ты не смог представить мне доказательств. Теперь я напечатаю четырнадцать колонок подряд и разоблачу твое истинное лицо. Я восемь месяцев потратил на тщательное расследование, и у меня тепеь на тебя вот такое толстенное досье. Факты, факты и неопровержимые документы. И я знаю, кто стоит за тайным обыском в моем кабинете и в моем доме. Но ты там ничего не нашел, верно? И не найдешь. И мне известны твои попытки наложить арест на мои банковские сейфы, но и это тебе не поможет, потому что там тоже ничего нет. Я на время положил досье на хранение в место, где никто ни одна живая душа - даже и не подумает искать. Даже ты не догдаешься, что это за место. И после того как я все это опубликую, от начала до конца, со своими блестящими комментариями, понятное дело, я передам это досье в надлежащие руки - и тогда уж твое будущее будет зависеть только от тебя самого. Все и все. А теперь убирайся отсюда!
Это была длинная речь.
И как оказалась, последняя длинная речь, какую когда-либо произносил Адам Вудвард.
I.
Понедельник - не для холостяков. Понедельник в календаре холостяков следовало бы отменить.... но, разумеется, тогда, к несчастью, остается вторник. Понедельник - это пытка, всю свою жизнь я изо всех сил тщетно пытался избежать муки пробуждения утром в понедельник и сразу же прорваться - пусть и трудом, но неумолимо - в звенящий мир суетливого вторника.
Уик-энд я провел среди зелени за городом на какой-то вечеринке с возлияними - то было веселье вперемешку с головной болью, коктейль забав и похмелья - и теперь, в понедельник, я возлежал на своей кровати под одеялом, надежно защищавшим меня, как хотелось надеяться, от золотой несносности рассвета и пронзительной наглости телефонных звонков. Что касается солнечных лучей, то защита была глухой. А вот телефон довел меня до исступления. В конце концов я вытряхнулся из стеганого кокона, бросил опасливый взгляд на часы - Боже, уже половина второго! - и, бросившись к телефону, поднял трубку, снова бросил на рычаг и после этого зарыл аппарат под подушками набивного кресла, чтобы заглушить невыносимый вой этого мерзавца.
Но это не помогло.
Я вернулся в постель, принял исходное положение под одеялом, прикрыл глаза и уже начал было проваливаться в сон - но тут разверзся ад... Затрубил дверной звонок, и чья-то могчая рука стала выделывать на дверной панели снаружи барабанную дробь.
Я отшвырнул одеяло и, ругаясь на чем свет стоит, побежал к двери, распахнул её и - мой гнев тотчас испарился при виде скорбного выражения лица мисс Миранды Фоксуорт, моей секретарши.
- Вы? - только и спросил я.
- Я.
Миранда Фоксуорт, невысокая, крепенькая, пухленькая и запыхавшаяся от торопливой прогулки.
- Вы, уж кому-кому но вам-то должно быть известно, что я не люблю, когда ко мне врываются в столь ранний час...
- Уже пол-четвертого!
Взгляд на часы подтвердил её правоту.
- Бежит же время... И ни на миг не остановится. Ладно. Только не смотрите на меня так укоризненно. Входите. - Закрыв за ней дврь, я натянул пижаму.. - Кто остался в лавке?
- Никого.
- Великолепно! Ваш босс всегда считал вас отличной секретаршей, а теперь вы пришли и все разрушили. Я же могу нанять другую секретаршу, вам это известно?
- Когда я могу взять расчет?
Ну вот, только этого мне не хватало. Я быстро спустил пары.
- Простите, Миранда. Что-то я разворчался. Вы же понимаете понедельник. Утро.
- Уже половина четвертого.
- Ну я и говорю, вы же понимаете, понедельник, время к вечеру. Что-то очень срочное - раз вы бросили офис и пришли к мне?
- В этом не было бы необходимости, елси бы вы подходили к телефону. Она оглядела комнату, подошла к креслу, освободила телефон из узилища, положила трубку на рычаг и водрузила аппарат на надлежащее место. - Звонил Адам Вудвард.
- Кто?
- Адам Вудвард.
Я тупо уставился на нее, ничего не понимая, но когда до меня дошло, я запрыгал на одной ноге, точно со мной случился припадок буйного помешательства.
- Говорите, Адам Вудвард?
- Именно.
- Тот самый?
- Есть только один влиятельный Адам Вудвард.
- И что ему надо?
- Вы.
Я нашел сигареты, вскрыл пачку, закурил и затянулся.
- Миранда, как же так - Питеру Чемберу звонит не кто-нибудь, а сам Адам Вудвард, а я сплю как бревно среди дня. Я вынужден просить прощения у вас, у Адама Вудварда, у всего света.
Ее голос подобрел.
- Вы с ним знакомы?
- Никогда в жизни не встречал. Странно, как это он узнал о моем существовании. Когда он звонил?
- В полдень.
- В полдень, - простонал я. - Всемирно известный клиент - вполне вероятно, что клиент - а я дрыхну без задних ног.
- Он уже два раза перезванивал.
- Но что ему надо? Миранда, он не говорил, по какому вопросу?
- Я была сама вежливость Я сказала, что вы занимаетесь оередным расследованием, что вас нет на месте, но я постараюсь вас найти. Еще я сказала, что вы скорее всего сами ему позвоните.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25