Мы стояли на самом краю перрона.
Сейчас, или будет поздно, подумал я. Все будет поздно...
До навалившегося на край платформы поезда оставалось метров десять... Резко, предплечьем я отбил тянувшиеся ко мне
руки и прыгнул вниз, на рельсы. Потом, как в воду, дальше, вперед,
до боли в суставах...
Оглушительный скрип колес, свист рассекаемого воздуха, вопль гудка, но вагоны уже мелькают за моей спиной, отрезая меня от платформы и стоящих на ней людей.
Я бегу дальше, через пути, пролезаю под товарными вагонами, пока, наконец, не падаю на ржавую траву вдоль насыпи. Тяжело дышу, смотрю, как суетятся с фонарями вдоль подошедшего состава люди, заглядывают под вагоны и перекрикиваются. До меня долетают некоторые слова, исключительно матерные. Потом все стихает, и люди расходятся, так и не догадавшись, что произошло.
Поднимаюсь с земли и отряхиваю брюки. Плечо неприятно саднит, я засовываю руку под рубашку м убеждаюсь, что повязка стала набухать от крови.
За железнодорожными путями, там, где дюны мусора прорастают густым кустарником и крапивой, я набредаю на полуразвалившийся одноэтажный дом. Внутри пахнет сыростью и гнилью. Не самое удобное место для ночлега, разве только одно преимущество - вряд ли меня будут здесь искать. И даже если будут, я услышу продирающихся сквозь кустарник людей и успею улизнуть. Обхожу пустые комнаты с проваленным полом и сквозняками, наконец, из досок и обрывков толя сооружаю себе гнездо в углу посуше. Привалившись к осыпающейся штукатуркой стене, я смотрю в проем пустого окна на ночное небо, верхушки кустарника, обступающего барак со всех сторон, и на звезды. Как-то постепенно звезды померкли, и стало совсем темно...
Я вдруг стал испытывать беспокойство, потому что не поднялся на второй этаж и не посмотрел, что там? Тогда я
медленно встаю и на ощупь ищу скрипучую лестницу. Я иду,
вытянув перед собой руки, и все время боюсь наступить на что-то
мохнатое и неподвижное, вроде как вывернутую наизнанку
козлиную дубленку. Я не понимаю, откуда у меня такие мысли,
наверное, я что-то вспоминаю и вспомнить не могу. На втором
этаже светлее, свет пробивается сквозь пыльные стекла. Тут есть
кое-какая мебель. Старинный шкаф, трюмо, панцирная кровать с
набалдашниками. Я подхожу к окну - протереть его и посмотреть,
что делается снаружи. А когда оборачиваюсь, то замечаю, как на
трюмо, перед зеркалом, горит свечка. Пламя качается из стороны в
сторону и коптит. Я подхожу к зеркалу и тут слышу - кто-то
быстро пробежал по комнате и остановился у меня за спиной. В
зеркале отражается женский силуэт... Она находится очень
высоко, почти под потолком, и я решаю, что женщина стоит на
табуретке. Тут вдруг она начинает опасно раскачиваться, вот-вот
упадет, и я оборачиваюсь, раскрыв руки, чтобы поддержать... В это
же мгновение я начинаю дико кричать, потому что руки мои ловят
пустоту, женщина не стоит, а визжит надо мной, глядя сверху
вниз одутловатой мордочкой удавленницы. Я кричу и не слышу
своего голоса, а она раскачивается, задевая пальцами босых ног
меня по лицу. Я кричу, давясь от рыданий, и просыпаюсь.
Рассвело.
Капли дождя барабанят по остаткам жести на крыше одноэтажного барака, стекают по стекам в зеленых разводах плесени. Лицо у меня все мокрое от брызг. На треснувшем подоконнике нахохлилась пара голубей.
Я лежу неподвижно, боясь поверить, что это был всего лишь сон... Сквозь тонкие стены и слышу, как кто-то ходит в дальнем
конце барака и кряхтит. Наконец, что-то с грохотом падает, а этот
кто-то, невнятно бормоча, выбирается наружу, а потом, топая,
проходит под моим окном и с треском удаляется в заросли
кустарника.
Надо пойти и посмотреть, почему он там возился, думаю я.
Но в подсознании еще клубится страх сна, я не в силах пошевелить даже пальцем. Наконец, разминаю онемевшие мышцы, потом, дрожа от сырости, снимаю рубашку и разматываю бинты. Бинты жесткие от засохшей крови, но рана уже не кровоточит, только края покраснели и распухли, и острая боль пронизывает все тело, когда я поднимаю руку.
Помогая себе зубами, я снова делаю повязку и натягиваю рубашку. Рубашка успела остыть, и теперь сырость особенно чувствуется.
Обхожу барак, комнату за комнатой, пока не попадаю в ту, где, видимо, тоже побывали люди этой ночью. Судя по обширному ложу из нескольких рваных матрасов, здесь спали вповалку несколько человек, бродяг, наверное.
Короче, я забрел на чужую территорию, и мне здорово повезло, что не прирезали ночью, пока снились кошмары. Теперь придется искать другое пристанище.
На запасных путях стоит пассажирский поезд, дверь одного из вагонов открыта, и проводница выметает на улицу мусор. Я останавливаюсь чуть в стороне, так, чтобы сор не летел в мою сторону.
- Тебе чего? - проводница разгибается, держась рукой за поясницу, и смотрит на меня.
- Надо побриться, почистить одежду, в общем привести себя
в порядок. Окажите гостеприимство, а?
- В бегах, что ли? - она смотрит подозрительно.
- Нет, что вы... Загулял просто. Если в таком виде явлюсь...
- Понятное дело, - она смягчается. - Бедные твои родители.
Бритву я тебе найду, кто-то из пассажиров оставил...
Из зеркала на меня смотрит осунувшаяся физиономия в рыжей щетине и с воспаленными глазами. Глубоко вздохнув, я промываю под краном бритву, распечатываю конвертик с лезвием... Постепенно я начинаю себя узнавать. Нашелся даже дешевый одеколон, а когда я снова перевязываю плечо, в туалет заглядывает проводница и отбирает у меня заскорузлые бинты.
- Где это тебя? - спрашивает она.
- Так, стеклом порезался.
- Знаю я эти стекла. Пойдем, в аптечке бинт есть. И мазь. Она вонючая, но помогает.
* * *
Дождь перестал, и выглянуло солнце, и земля сохла прямо на глазах. Я ходил по улицам города и высматривал, не промелькнет ли впереди прохожих стройная фигурка Риты. Ноги сами привели меня на Железнодорожную улицу.
В моих действиях появилась пусть далекая от истинной, но все же цель. Близко к дому, где мы встречались с Юлей, я не стал подходить, а выбрал пустой ларек на противоположной стороне улицы. Задняя стенка у ларька была в нескольких местах продавлена, а внутри по колено всякого мусора, и пахло чем-то кислым. Может, до определенного времени это было убежище
неприкаянных сограждан, жаждущих выпить бутылочку
портвейна и заняться революцией. Я имею в виду сексуальную, а
ей, как и любой другой, конспирации только на пользу. Теперь же,
наверняка, самим завсегдатаям стало гадко от помойки, которую
они натворили.
Сквозь частые щели мне прекрасно были видны и подъезд, и окно квартиры. Окно было чуть приоткрыто, и я мысленно представлял, как от сквозняка качается бахрома розового покрывала. Какая мерзость.
Я очень долго пробыл на своем наблюдательном пункте, и меня уже слегка поташнивало. Но никакого движения за окном не заметил. Я продолжал ждать с терпением пигмея и, когда совсем затекли ноги, выбрался из засады и направился в подъезд.
По прошлому опыту я помнил, что дверь была без глазка. Значит, если там есть обитатель, то ему придется хотя бы спросить:
"Кто там-м?"
Возле двери я остановился, чтобы собраться с мыслями. Потом надавил на кнопку звонка. Никакого ответа.
Можно было успокоиться и выбросить из головы эту совершенно пустую квартиру. Если бы...
Если бы после того, как я отпустил кнопку, не услышал, как в квартире скрипнули половицы... Кто-то подошел к двери с той стороны и замер, как и я, прислушиваясь.
Дверь мне не откроют, а играть в молчанку не имеет смысла. Если кто-то здесь спрятался, то явно неспроста. Короче, когда у квартиры дурная слава, то, наверное, я найду в ней именно это.
Человек, решивший спрятаться, вряд ли станет менять убежище
из-за одного случайного звонка в дверь. Тем более дверь
достаточно прочная, а для меня и вовсе как стена, через которую не
пробиться.
Я придумал себе другой путь, надо только подождать, пока стемнеет.
* * *
На лестничной площадке я открыл окно и, стараясь особенно не высовываться, ощупал стену снаружи. Дело в том, что строители, не в силах превозмочь свои эстетические потребности, проложили желтый кирпич узкими горизонтальными полосками красного. Эти полоски выступали из стены - немного, на ширину ладони разве, придавая дому замечательно художественный вид. С точки зрения строителей, естественно.
Теперь я знал, что мне предстоит. Вернее, предполагал. Потому что когда предстоит ночная прогулка на высоте шестого этажа, ничего не знаешь наверняка.
Небо было звездное.
Луна казалась огромной, страшной и висела над крышами.
Не знаю, к удаче такое или наоборот?
Некоторое время пришлось ждать, пока дворник бестолково мел асфальт перед подъездом. Наконец, он ушел. Во многих квартирах уже легли спать, не было света и там, куда я стремился. Впрочем, уверен, в квартире его и не зажигали.
Окно осталось приоткрытым.
Захотелось курить, но я понимал, что огонек от сигареты будет заметен с улицы, а мне не стоит привлекать внимание.
Потом проверил одежду - ничего не должно мешать. Любая мелочь может стоить жизни.
Под конец не выдержал и посмотрел вниз.
Шестой этаж, не Бог весть какая высота, в случае чего не успею даже толком понять, где оступился.
Захотелось все бросить и смыться. Если еще немного постоять у открытого окна, представляя, как мои девяносто килограммов устремятся вниз со скоростью свободно падающего тела, а потом послышится звук, словно кто-то уронил арбуз... тут никакой силы воли не хватит.
Надо торопиться, пока нервы не издерганы. Я решительно залез на подоконник.
Луна поднялась выше, посветлела и была похожа на
ртутный шарик. Держась за переплет, я повернулся спиной к улице
и стал приседать на одной ноге, в то время как другой скользил по
стене дома, пока носком не попал на узкую полоску красного
кирпича. Утвердившись, я перенес наружу другую ногу.
Карниз казался еще уже, чем когда на него смотришь.
Весь вес приходился на пальцы ног, и стоит случиться судороге, мне не миновать затяжного прыжка. Ночной ветер холодил спину, я стоил, ухватившись за переплет, и не в силах был выйти из оцепенения.
А если подует сквозняк, окно захлопнется и прижмет мне пальцы?
Впрочем, не стоит об этом задумываться.
Когда оконный проем кончился, пришлось прямо распластаться по стене и продвигаться вперед по сантиметру. Одной рукой я продолжал держаться за выступ рамы, компенсируя
неустойчивое равновесие. Наконец, я отполз на длину вытянутой
руки. Теперь впереди должна быть водосточная труба, моя
следующая опора.
Правой рукой я провожу по шершавой поверхности стены и понимаю, что чуть-чуть, но не дотягиваюсь.
Снизу все выглядело, ближе.
Я потянулся изо всех сил, на какое-то мгновение пальцы, державшиеся за раму, начали соскальзывать... Не знаю, каким чудом мне все-таки удалось ухватиться за костыль, на котором крепилась труба, и сохранить равновесие.
Держась обеими руками, я был словно распят на стене на высоте шестого этажа.
Сжимая костыль, я расслабил левую руку, она бессильно повисла вдоль тела. Стараясь не торопиться, шаг за шагом, я добрался до трубы. Тут можно перевести дыхание. Рана от напряжения разболелась, и левая рука, похоже, вышла из строя.
А ведь на следующем этапе она должна меня страховать.
Я перебрался через трубу и, обнимая ее, вытащил из брюк пояс. Один конец ремня я обмотал вокруг левого запястья, перекинул его через костыль, а другой зажал в кулаке.
Ноги стали предательски дрожать. Это искала выход накопившаяся усталость.
Еще несколько сантиметров, еще...
Вытянутая правая рука уже нащупала срез окна, толкнула приоткрытую створку... Я понял, что выиграл.
Еще через минуту я стоял, согнувшись, на подоконнике, а потом тихо влез в квартиру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20