А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

- "Почему?" - "Он долго не протянет на этом свете. Я позабочусь".
В-третьих. Лишь только Дерешу стало известно, что Дмитрий работает в колхозе "Сияние", он решил поехать туда. Как сказал: "На разведку". А может, и ездил. Балагура знали все. Село небольшое. Иван, должно быть, дознался, что Ирина переехала из Орявчика в Синевец. Отношения между Ириной, Павлом и Дмитрием стали широко известны. Каждый толковал их по-своему, но Дмитрия большинство хвалило: не бил Ирину, не скандалил, ушел мирно.
- Вы меня скоро отпустите?
Взглядом, в котором уже не было любопытства, лишь одна пустота, Вадим окинул следователя и отвернулся.
На часах было тринадцать ноль-ноль. С минуты на минуту должен был прийти или позвонить капитан Крыило. Он поехал за Иваном Дерешем. Если привезет, может понадобиться очная ставка.
- Вы очень спешите?
- Работа дома ждет.
Наталья Филипповна собиралась сказать в шутку: "Работы хватит, еще и другим останется". Но в этот момент дверь открылась и вошел Крыило.
Когда Вадим Гурей дочитал и подписал протокол, Кушнирчук велела ему подождать в комнате для посетителей и обратилась к капитану.
- Где вы нашли Дереша?
- На речке развлекался.
- Не бунтовал? Зачем, мол, вызывают?
- Как и каждый, при задержании встревожился, но вел себя смирно.
- Пусть войдет.
Иван Дереш снял поношенный картуз. Переступая с ноги на ногу, крутил прихваченную белой ниткой пуговицу пиджака. Наталья Филипповна предложила ему сесть. Но и сидя за столом, он чувствовал себя неловко. Елозил подошвами по паркету, а локтем по колену.
Старший лейтенант не спешила с вопросами. Дала возможность Дерешу успокоиться, чтобы, как любила говорить, "получить трезвые показания".
Тишину нарушал легкий шелест бумаг и тяжелые вздохи Дереша.
Вдруг он откровенно засмеялся:
- Хе-хе-хе-е... Зачем вызывали?
Наталья Филипповна закрыла папку.
- За что вы отбывали наказание в исправительно-трудовой колонии? спросила она ровным голосом.
- Статья 206, часть вторая Уголовного кодекса Украинской ССР, скороговоркой выпалил Иван. - Вы же знаете - отбывал наказание за хулиганство. А вызвали меня с другой целью. Хе-хе-е... Говорите.
Наталья Филипповна и правда до мельчайших подробностей знала уголовное дело Ивана Дереша, его поведение в исправительно-трудовой колонии. Но сам он давал уж очень путаные показания. Говорил о Гурее, называл имена других осужденных. А когда речь зашла о Дмитрии Балагуре, голос у Ивана задрожал, ясно зазвучали нотки злости, обиды, недовольства.
- Из-за Балагура я инвалид, - повторил несколько раз.
Если действительно Иван совершил нападение на Балагура, ранил своего обидчика, почему до сих пор им владеет желание мстить? Неужели не знает, что Балагур на грани между жизнью и смертью?
Наталья Филипповна посмотрела на часы. Ждала снова капитана Крыило. Он в это время выяснял алиби Дереша, который не отрицал своей жажды отомстить Дмитрию за то, что остался калекой. Сознался, как устраивал западню на лесах, как радовался, проведав, что Ирина живет с Кривенко.
- В колхоз "Сияние" я тоже собирался, - заявил Иван.
- Зачем?
- Встретиться с Балагуром.
- С какой целью?
- Просто так, по давней дружбе. Хе-хе-хе-е...
- Что бы вы сделали с Балагуром, будь ваша воля?
На мгновение Дереш задумался.
- То, что и он со мной.
- Балагур ошпарил вас не нарочно.
Иван возмутился.
- Вы тоже на стороне Балагура?
И вдруг как-то расслабился.
- Я и вас покараю вместе с Балагуром.
Чего-чего, а запугивания Наталья Филипповна не ожидала. Если у кого-то и есть намерение сделать следователю зло, он молчит, потому что угроза служебному лицу наказывается лишением свободы или высылкой. Почему же так неосторожен Иван? Вот он опять завелся:
- Вы заодно. Все вы заодно. Вешать вас - и то мало. Сожгу... Испепелю всех.
Дереш перестал отвечать на вопросы, а увидев приглашенного Вадима Гурея, сказал агрессивно:
- И ты тут, продажная шкура?
После чего замолчал, как онемел. Оглядывался, клацая зубами. И Наталья Филипповна подумала: не болен ли Иван душевно?
- Так и будете молчать? - спросила она негромко.
Вошел капитан Крыило и изучающе обвел взглядом Дереша. А тот по очереди показывал пальцем на Кушнирчук, на Гурея, на капитана и бормотал:
- Ты... Ты... Ты... Все вы заодно. Всех покараю.
Наталья Филипповна попросила Ивана выйти. Ушел и Гурей.
Капитан рассказал о фактах необычного поведения Дереша. Как-то он чуть не сорвал концерт в клубе, выскочив на сцену с криком: "Он!.. Он!.. Он меня ошпарил!.."
Сельский фельдшер сказал: "Иван в детстве не отличался умом, а с годами да еще после тюрьмы совсем засушил мозги".
- Где он был во время нападения на Балагура?
- К сожалению, выяснить не удалось, - сказал Крыило. - Во всяком случае, прямых доказательств того, что был дома, нет. Сестра - Иван живет у нее - неуверенно заявила: "Вечером где-то гулял, а потом спал". Однако где, с кем гулял, во сколько вернулся, неизвестно. В то же время есть основания подозревать Ивана Дереша в совершении преступления.
- Что вы имеете в виду?
Крыило сообщил то, что уже было известно Наталье Филипповне: Балагур ошпарил Дереша; Иван собирался отомстить и вот до сих пор грозится.
- А если он душевнобольной?
- Все равно нужно доказать его непричастность к совершению преступления или причастность. Другого выхода нет.
Не верила Кушнирчук, что Дереш способен подготовить и совершить преступление, над раскрытием которого работают все службы уголовного розыска, а конца и не видно. Но не отбрасывала мысль, что Ивана мог использовать Кривенко. Они знакомы. Могло быть и так, что Павел уговорил Ивана напасть на Балагура, а сам остался в тени. Кривенко хитрее Дереша, коварнее. Он легко не дастся. Доказательства, доказательства...
Наталья Филипповна села печатать постановление о назначении судебно-психиатрической экспертизы на Дереша.
9
Внезапно пришла мысль о смерти. Мучительная слабость навалилась на Дмитрия Балагура. Не такая, как была до сих пор. Немочь во всем теле, и на сердце так тяжело, так нехорошо - никогда так худо ему не было. Показалось, ноги омертвели, и, чтобы убедиться, что еще действуют, он пошевелил пальцами - двигаются. А руки - мерзляки. Но еще покорны его воле.
До глубокой ночи Дмитрий терпеливо ждал: станет легче, отступит слабость, исчезнет тяжесть, и он, как и вчера, сможет чуть приподнять голову, будет тихо, медленно (но все же будет!) разговаривать с Галиной, которая где-то задержалась, с Ильком, который теперь спит, глотнув таблетку снотворного. Потом понял, что приближается его конец, конец Дмитрия Владимировича Балагура.
Вот чудно. Из-за горы восходит солнце; на смену дню приходит ночь; весна уступает место горячему лету; пахнет грибами осень; по дороге мчат автомобили... А тебя нет - заколотили, зарыли, и лежи. Года три-четыре в колхозе еще будут вспоминать, что был у них Дмитрий Балагур, а потом точка. Правда, сын дольше будет помнить: как-никак отец все же...
Вроде и не жаль: свет поглядел, сына ему подарил... Только как подумает, что все остается, а его, Дмитрия, не будет, еще большая слабость наваливается...
- Илько, - зовет он слабым голосом, - слышишь, Илько, ты смерти боишься?
Илько спросонок не понимает, о чем его спрашивают.
- Смерти боишься, говорю?
- Все ее боятся, - говорит в подушку Илько.
- А я - нет!
Сказать-то сказал, а горесть сжимает сердце. Не может он осилить ее. "Вот она, костлявая... Идет... Сюда идет... Мне не страшно - чудно... Лучше б сразу, еще там, во дворе..."
Смежил веки. И со стороны стал похож на мертвеца: бледный, холодный, на лице спокойствие. Медсестра Галина едва узнала Балагура, так он изменился, словно вся кровь вытекла из него. Только после укола лицо чуть порозовело. Дмитрий лежал молча, смотрел в потолок. Трудно ему было говорить, но он решил, пока есть возможность...
- Вы, Галинка, как увидите Ирину, скажите ей, чтобы Митю берегла, воспитала... Там где-то "Москвич" остался... Пусть продаст, - умолк и, отдохнув, продолжал: - Умирать, Галинка, тяжко... Нелегко прощаться с белым светом навсегда...
- И что это вы, Дмитрий Владимирович, надумали? И во сне что-то несуразное говорили...
Илько повернулся к Галине.
- Лучше гнать прочь плохие мысли, правда?
И сестра убежденно стала внушать, что гнетущие мысли осложняют работу врачей, пагубно влияют на организм.
- Вы, товарищ Балагур, думайте о цветах, о радости, о чем угодно, только не о смерти... Не стоит о ней думать, потому что умереть мы вам не дадим. Не дадим, слышите?
Дмитрий опустил тяжелые веки. Не всегда врачи выигрывают бой.
- Сейчас придет доктор, сделаем переливание крови - вам полегчает... Потерпите еще немного. Скоро утро. Проглотите вот эту таблетку...
Балагур задремал. И ему сразу приснился сын. Они чинили детский автомобиль, надували резиновую лодку, плыли по морю, потом лодка поднялась в небо, закачалась среди туч. "Вот хорошо, что маму не взяли - она бы испугалась", - радовался Митя, заливаясь смехом.
В коридоре стукнула дверь.
- Сестра!.. Где сестра? - долетело в палату.
Дмитрий проснулся.
Над больницей плыла ночь. Окна были еще плотно зашторены тьмой.
Больного внесли в палату. Положили на свободную кровать. На сплошь забинтованном лице торчал тонкий нос. Под ним чернели короткие усики. Галина села рядом, взяла в свои ладони широкую руку больного. Он лежал неподвижно.
- Доктор! Слышите, доктор?!
Слова прозвучали громко. Дмитрий едва приподнял голову. На тумбочке тускло светил ночник, и он заметил, что Галина волнуемся.
- Спокойно, спокойно, - уговаривает она и выжидающе посматривает на дверь, явно ожидая кого-нибудь из врачей.
- Скажите, я буду видеть?
- Утром... Уже скоро... Вас отправят в столичную клинику, там классные специалисты. С вами поедет главный хирург. Все будет хорошо.
Повязка - обручем на голове. Больной щупает бинт. Пальцы его дрожат, останавливаются на лбу.
- Я буду видеть?
Дмитрий забывает о собственной боли. "Как же человеку без зрения? Ни солнца, ни цветов, ни хлеба не видеть... Где же врачи?.."
- Должны видеть. Только не волнуйтесь... Все будет хорошо...
А глаза у Галины такие, что Дмитрий с досадой думает: "Неправду говорит, обманывает человека. Наверное, для него свет никогда уже не будет белым".
В палату входят двое с носилками.
- Мы сейчас перенесем вас...
- Своими пойду! - решительно говорит больной.
Его ведут в коридор...
После утренней прогулки Илько рассказал, что ночью в палате был участковый инспектор, лейтенант милиции Пасульский.
"Под бинтами и не узнал его", - подумал Дмитрий.
- Лейтенант задержал какого-то Кривенко, - продолжал Илько, - доставлял в милицию. Этого Кривенко подозревают в нападении на вас, Дмитрий. На тихой улице Синевца он хотел бежать. "Куда ты?" - положил ему руку на плечо Пасульский. Неожиданно Кривенко вывернулся, резанул чем-то лейтенанту по глазам и побежал через двор заготконторы, вплотную к которому подступает лес.
- Убежал? - спросил Балагур.
- Сторож заготконторы выстрелил, и ему некуда было деваться...
Слух о ночном происшествии быстро распространялся и еще быстрее видоизменялся. Вскоре уже больные говорили, что участковый инспектор, теряя зрение, выхватил пистолет и выстрелил Кривенко прямо в сердце. Санитарка, убирая палату, подтвердила: "Я сама слышала выстрел. Так загремело, что даже проснулась".
Пришел со двора Илько.
- Говорят, что у Пасульского вытекли глаза.
Опять куда-то побежал. Вскоре вернулся.
- Вы спрашивали, Дмитрий, об участковом инспекторе Пасульском...
Илько устроился поудобнее на кровати, развернул пожелтевший номер газеты и стал читать вслух о том, как дед Никита пустил на речку внука Павла и соседскую восьмилетнюю Гафийку: пусть порезвятся на пароме.
"...Дед уснул. А тем временем налетела буря. Паром болтался посреди реки, как сухая щепка - вверх-вниз, влево-вправо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19