Ее лицо не отражало этой ненависти только потому, что мускулы устали реагировать на боль, стыд, печаль.
Это из-за него, все из-за него...
По здравой логике этот человек, Джонни Колини с оливковой кожей и белыми зубами, красивый молодой человек со свирепыми неотразимыми глазами, погубил её, едва познакомившись.
Вчера она поговорила с ним, и из-за этого ночью её жизнь переменилась, и теперь она стала животным с переломанным хребтом.
Эта ненависть не подчинялась рассудку. Он виноват в том, что не предупредил ее: "Я приношу беду, я приношу боль, я приношу смерть".
Теперь его руки и голос были нежными, и она реагировала на нежность, как умирающий от жажды на холодную воду. Но внутри вилась змея ненависти.
- Позвонить твоему врачу?
- Нет.
Доктор Джим был больше, чем врачом, он был другом. Она не могла пойти к нему, или к другому мужчине и сказать:
- Со мной сделали это...
Настойчиво зазвонил телефон.
- Это с работы, - сказала она. - Не отвечай. Я больше туда не пойду.
В их оценке случившегося была странная схожесть. Другая женщина позвонила бы доктору, в полицию, вернулась бы к жизни, как будто не произошло ничего, кроме болезненной неприятности. Но не Дэа Гинес. Она была гордой женщиной.
Джонни сел рядом на кровать.
- Они оба мертвы. Я их убил их этим утром, - сказал он. Или их было больше?
Она покачала головой и посмотрела на него. Черные вьющиеся волосы, на лице даже сейчас полуулыбка.
- Кто ты? - спросила она.
Он сошел с ума. Он слишком долго был одинок. Для него друзья были почти любовниками, безумными, самоотверженными в страсти дружбы, как любой любовник. Не считая секса, бандиты гор были настоящими любовниками для Джулиано. Два года он был лишен этого. Такого одиночества никогда не узнает мягкий городской благоустроенный и защищенный человек.
- Меня зовут Джулиано, - сказал он, и это было безумием. Никогда не рассказывай секреты женщинам. Никогда не рассказывай о себе женщине. Но Джулиано рассказал Дэа Гинес о жестоких горах, об утре в горах с Марией, о вилле около Рима, о рождении Джонни Колини и его приезде в Соединенные Штаты.
Он рассказал о мафии. Он сказал, что приехал в Штаты убить некоторых людей, но не наемным убийцей, а как претендент на наследство, которое надо взять силой.
Теперь она могла разговаривать, правда, как измученный жаром больной.
- Это невозможно, - сказала она. - Это все равно что пройти через охрану, убить президента Соединенных Штатов и сказать, что одержал верх.
- Если бы президент Соединенных Штатов стал президентом, убив сорок человек, это было бы возможно, - сказал Джулиано.
- Но ты один. Они убьют тебя, и на этом все кончится.
- Они побоятся убить меня.
- Джулиано-Джонни, ты псих.
- Я должен создать армию призраков.
Она взглянула на него со страхом, уверенная, что он псих.
Джонни улыбнулся.
- Я не могу сколотить шайку. Людей в Сицилии, которым я доверял, я знал годами, мы выросли вместе, но даже им я верил только потому, что они меня боялись.
- Ты не сможешь сколотить свою банду, - сказала Дэа. - Я делала передачи о преступности, и знаю, что это за сила. Ты сможешь завербовать только пару бесполезных и ненормальных подростков. И все.
- Поэтому мне нужна армия призраков. Я знаю людей, которых должен убить - один в Лос-Анжелесе, двое в Нью-Йорке. Мафия обвинит в смертях меня, но они должны быть уверены, что убил не я сам.
Тогда они не будут знать, кто со мной. Они предположат, что на меня работают люди мафии, и не убьют меня, пока не будут уверены, что это не будет стоить им жизни. Боссы состарились и любят жизнь больше всего на свете.
- Но как ты их убьешь? Их охраняют, они невероятно богаты и могущественны.
- Я не просто Джонни Колини - я Джулиано. За мной охотились тысячи полицейских.
- Но ты сказал, что разорен. Не только разорен, но тебя ещё преследовали сборщики денег.
- Сегодня вечером у меня будут деньги, - Джонни улыбнулся, как мальчишка.
- Они правда мертвы? Ты правда убил этих людей? - Голос её внезапно охрип, глаза горели.
- Я воспользовался твоим кухонным ножом, - ответил Джонни.
Она обвила руками этого мужчину, которого любила и ненавидела, так полно любила и так полно ненавидела, что впервые в жизни чувствовала себя настоящей женщиной и повалила его на себя.
И Джонни с сожалением и уважением почувствовал что-то немного похожее на любовь.
- Кто он?
Тощий Сантанджело навис над Кромлейном и Мусией.
За окнами пентхауза высились башни Манхэтена. Это был офис и нью-йоркская квартира Сантанджело, Великого Мастера, одного из трех глав мафии в Соединенных Штатах, одного из семи - в мире. На Лонг-Айленде ему принадлежала сотня акров земли; дом во Флориде стоял на личном острове; дом в Квебеке стоил четверть миллиона.
- Молодой человек приехал в Нью-Йорк. Он знает, что к чему, но не боится, - сказал Сантанджело. - В номер он вошел один и, если бы захотел, мог бы под дулом пистолета вернуть все деньги, но вместо этого спустил свои в нечестной, как он знал, игре. С ним трудно иметь дело, с этим юношей. Он называет имена, будто он один из нас. Великие имена в полудюжине городов. Он все знает, у него есть деньги и сердце, которого хватило бы на дюжину.
Он остановился.
- Кто убил наших людей?
- Не Колини... - начал Мусия.
- Не называй его этим именем, - прервал Сантанджело. Есть только один Колини, не два. Двум - не бывать.
Последний раз он видел Джонни на Капри, и тот выглядел совсем стариком.
- Этот парень, - сказал Мусия, - не мог убить моих ребят. Он их не знал, не знал, как их найти. У него пистолет, а их зарезали. Это не он.
- Плохо, - сказал Сантанджело. - Плохо, потому что он не один. У него есть люди - его глаза, которые видели тех двоих. У него есть ликвидаторы. Твои люди развлекались с девчонкой?
- Они рассказали мне об этом за завтраком. Славно поразвлеклись.
- И с ними поступили так, как я когда-то. Этот обычай с нашей родины.
- Да, мистер Сантанджело, - сказал Мусия.
Оба посмотрели друг на друга с пониманием. Мусия занимал высокое место в Ордене, но не был Мастером. Марк Кромлейн думал, что он в Ордене, посещал некоторые встречи, выполнял правила, но не был членом. Для него, как и для многих других, существовал ложный Орден, а настоящий - только для людей с тысячелетней кровной связью.
- Здесь рука сицилийца.
Тяжелые веки приподнялись и мертвые глаза взглянули на Мусию. Мусия показал, что понял. Ночью будет встреча Ордена.
На таких встречах никто не может лгать или говорить не все. Если кто-нибудь из Ордена знает этого ужасного молодого незнакомца, он расскажет, что знает.
- Мистер Сантанджело, - начал Марк Кромлейн.
Тяжелая голова чуть повернулась.
- Я прошу разрешения убить незнакомца.
- Нет.
Кромлейн не осмелился выказать злость. Он ничего больше не сказал.
Майк "Мороженый" Сантанджело поднял руку и двое вышли. Мистер Сантанджело тяжело подошел к столу и начал просматривать дела своего ранчо в Техасе, нефтяных вышек в Калифорнии, автобусных линий в Луизиане, тысячеквартирного жилого комплекса, который строился на Лонг-Айленде.
Только однажды он позволил себе вспомнить, как тридцать лет назад, когда он носил бордовый костюм, желтые ботинки и шелковую рубашку с обязательной белой шляпой, они с Джонни Колини убили семерых в гараже на Норт-Кларк-Стрит. Это было тридцать лет назад, устало подумал он и вернулся к доходам, полученным с ранчо за скот.
Он подумал о сыне, учившемся Музыкальном колледже Джильярда и о дочери в швейцарском пансионе, о молодом человеке и о том, чего тот может хотеть.
Они занимались любовью, она - с любовью и ненавистью, Джонни - со стыдом, что он с женщиной, которой так недавно обладали другие. Но он был нежным, хотя безумие прошло, и он не мог поверить, что рассказал женщине о себе.
Он не хотел убивать её, но знал, что это может понадобиться из-за совершенной им глупости. Он не думал, что несправедливо убивать Дэа Гинес из-за собственной глупости; Джонни Колини жил в мире холодной логики.
- Ты рассказал мне слишком много, - обнаженная Дэа стояла возле кровати и будто читала его мысли. - Теперь я для тебя опасна.
Он не ответил. Ответа не требовалось.
- Ты убьешь меня, Джонни?
- Если придется.
- Вчера была девушка по имена Дэа Гинес, - сказала Дэа. Имя осталось, но я уже не та девушка.
И ушла в кухню.
Джонни оделся, пока Дэа готовила кофе.
- Ты знаешь, где взять деньги? - спросила она.
- Будь это моя родная деревня, я бы пошел в банк, - сказал он, снова мальчишески улыбаясь.
- А если ты пойдешь в банк здесь, тебя сразу укокошат, сказала Дэа. Чувствую, не проживешь ты долго, мой Джонни.
- Я бы хотел купить долгую жизнь, - сказал он простодушно.
- На что?
Он знал ответ, и хотя не верил в Бога, но верил в колдунов.
- На мою душу.
- Иди и достань деньги, - мягко сказала она.
Джонни встал и пошел к двери.
- Собирайся, - сказал он. - Ты знаешь, нам надо убираться отсюда.
- Знаю.
Джонни вышел из в нью-йоркский полдень, зашел в отель за "береттой", и тут зазвонил телефон.
Голос, который ничего для него не значил, но с командными нотками и явно немолодой, спросил:
- Что ты знаешь?
- Я знаю две вещи, - сказал Джонни.
- Что?
- Утром солнце встает. Ночью садится. Больше я ничего не знаю.
Сильный зрелый голос ответил:
- Спасибо.
Трубку бросили.
Это был условный вопрос и ответ для Ордена. Предварительное знакомство. Кто бы ни звонил, это важный человек, желающий знать, насколько Джонни знаком с Орденом.
Теперь он знал. И когда придет время, Джонни даст знак и произнесет слова, которые определят его как Мастера Ордена. Джулиано стал Мастером в двадцать три, а четырем другим, которых он знал, было за пятьдесят.
Выходя из отеля с "береттой" в кармане, Джонни Колини чувствовал себя довольно молодо для двадцативосьмилетнего мужчины. Он снова был Джулиано, идущим за деньгами.
Сборщики поджидали его внизу, и, когда он вышел, пристроились сзади. Не выслеживали, просто шли следом.
Он прошел через город к Бродвею, обернулся и подождал их.
- Ты идешь за деньгами? - спросил высокий.
- Я несу их Джерри, - сказал Колини.
- Они у тебя с собой? Давай.
- Мусие. Не тебе.
- У меня чек, - сказал высокий.
- Засунь его туда, где его никто не увидит, - сказал Джонни.
- Мы не против переломать тебе руки прямо здесь, на Бродвее, если будешь упрямиться, - сказал высокий. - У тебя лицо кинозвезды, воп*. Мы не против его изувечить.
(* Воп, даго - презрительное прозвище итальянцев - прим. пер.)
Джонни не мог ввязываться в неприятности с "береттой" в кармане. Только дружелюбные, улыбающиеся люди, может, только соотечественники, могли называть его вопом. Но это неважно. Важно то, что высокий задел его. А это дорого стоит. Придется ввязаться в неприятности.
В нескольких футах от тротуара была дверь книжной лавки.
- Я буду говорить с тобой одним, - сказал Джонни.
Низкий посмотрел на высокого. Тот заколебался.
- Ты боишься? - спросил Джонни, оскалившись.
- Ты собираешься отдать деньги?
Джонни вошел в магазин. Высокий с напарником хотели последовать за ним.
- Ты, - сказал Джонни низенькому, - подождешь.
Сборщики пожали плечами, и высокий вошел вместе с Джонни. Второй прислонился к стене, глядя в сторону.
Джонни поднял руку и схватил высокого за глотку, соединив большой и указательный пальцы с такой силой, словно хотел вырвать кадык из горла. Это очень просто - пальцы давят, пока не соединятся вокруг глотки, затем остальные три нажимают на голосовые связки, требуя тишины.
Высокий поднял руки, у него было меньше секунды, чтобы сообразить не цепляться в уродующую руку и пальцы, а начать контратаку. Правой он ударил Джонни по ребрам, как раз над сердцем, и, когда Джонни отступил, высокому показалось, что глотка разорвана. Джонни ударил высокого прямо между глаз, в основание носа, согнутой костяшкой указательного пальца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Это из-за него, все из-за него...
По здравой логике этот человек, Джонни Колини с оливковой кожей и белыми зубами, красивый молодой человек со свирепыми неотразимыми глазами, погубил её, едва познакомившись.
Вчера она поговорила с ним, и из-за этого ночью её жизнь переменилась, и теперь она стала животным с переломанным хребтом.
Эта ненависть не подчинялась рассудку. Он виноват в том, что не предупредил ее: "Я приношу беду, я приношу боль, я приношу смерть".
Теперь его руки и голос были нежными, и она реагировала на нежность, как умирающий от жажды на холодную воду. Но внутри вилась змея ненависти.
- Позвонить твоему врачу?
- Нет.
Доктор Джим был больше, чем врачом, он был другом. Она не могла пойти к нему, или к другому мужчине и сказать:
- Со мной сделали это...
Настойчиво зазвонил телефон.
- Это с работы, - сказала она. - Не отвечай. Я больше туда не пойду.
В их оценке случившегося была странная схожесть. Другая женщина позвонила бы доктору, в полицию, вернулась бы к жизни, как будто не произошло ничего, кроме болезненной неприятности. Но не Дэа Гинес. Она была гордой женщиной.
Джонни сел рядом на кровать.
- Они оба мертвы. Я их убил их этим утром, - сказал он. Или их было больше?
Она покачала головой и посмотрела на него. Черные вьющиеся волосы, на лице даже сейчас полуулыбка.
- Кто ты? - спросила она.
Он сошел с ума. Он слишком долго был одинок. Для него друзья были почти любовниками, безумными, самоотверженными в страсти дружбы, как любой любовник. Не считая секса, бандиты гор были настоящими любовниками для Джулиано. Два года он был лишен этого. Такого одиночества никогда не узнает мягкий городской благоустроенный и защищенный человек.
- Меня зовут Джулиано, - сказал он, и это было безумием. Никогда не рассказывай секреты женщинам. Никогда не рассказывай о себе женщине. Но Джулиано рассказал Дэа Гинес о жестоких горах, об утре в горах с Марией, о вилле около Рима, о рождении Джонни Колини и его приезде в Соединенные Штаты.
Он рассказал о мафии. Он сказал, что приехал в Штаты убить некоторых людей, но не наемным убийцей, а как претендент на наследство, которое надо взять силой.
Теперь она могла разговаривать, правда, как измученный жаром больной.
- Это невозможно, - сказала она. - Это все равно что пройти через охрану, убить президента Соединенных Штатов и сказать, что одержал верх.
- Если бы президент Соединенных Штатов стал президентом, убив сорок человек, это было бы возможно, - сказал Джулиано.
- Но ты один. Они убьют тебя, и на этом все кончится.
- Они побоятся убить меня.
- Джулиано-Джонни, ты псих.
- Я должен создать армию призраков.
Она взглянула на него со страхом, уверенная, что он псих.
Джонни улыбнулся.
- Я не могу сколотить шайку. Людей в Сицилии, которым я доверял, я знал годами, мы выросли вместе, но даже им я верил только потому, что они меня боялись.
- Ты не сможешь сколотить свою банду, - сказала Дэа. - Я делала передачи о преступности, и знаю, что это за сила. Ты сможешь завербовать только пару бесполезных и ненормальных подростков. И все.
- Поэтому мне нужна армия призраков. Я знаю людей, которых должен убить - один в Лос-Анжелесе, двое в Нью-Йорке. Мафия обвинит в смертях меня, но они должны быть уверены, что убил не я сам.
Тогда они не будут знать, кто со мной. Они предположат, что на меня работают люди мафии, и не убьют меня, пока не будут уверены, что это не будет стоить им жизни. Боссы состарились и любят жизнь больше всего на свете.
- Но как ты их убьешь? Их охраняют, они невероятно богаты и могущественны.
- Я не просто Джонни Колини - я Джулиано. За мной охотились тысячи полицейских.
- Но ты сказал, что разорен. Не только разорен, но тебя ещё преследовали сборщики денег.
- Сегодня вечером у меня будут деньги, - Джонни улыбнулся, как мальчишка.
- Они правда мертвы? Ты правда убил этих людей? - Голос её внезапно охрип, глаза горели.
- Я воспользовался твоим кухонным ножом, - ответил Джонни.
Она обвила руками этого мужчину, которого любила и ненавидела, так полно любила и так полно ненавидела, что впервые в жизни чувствовала себя настоящей женщиной и повалила его на себя.
И Джонни с сожалением и уважением почувствовал что-то немного похожее на любовь.
- Кто он?
Тощий Сантанджело навис над Кромлейном и Мусией.
За окнами пентхауза высились башни Манхэтена. Это был офис и нью-йоркская квартира Сантанджело, Великого Мастера, одного из трех глав мафии в Соединенных Штатах, одного из семи - в мире. На Лонг-Айленде ему принадлежала сотня акров земли; дом во Флориде стоял на личном острове; дом в Квебеке стоил четверть миллиона.
- Молодой человек приехал в Нью-Йорк. Он знает, что к чему, но не боится, - сказал Сантанджело. - В номер он вошел один и, если бы захотел, мог бы под дулом пистолета вернуть все деньги, но вместо этого спустил свои в нечестной, как он знал, игре. С ним трудно иметь дело, с этим юношей. Он называет имена, будто он один из нас. Великие имена в полудюжине городов. Он все знает, у него есть деньги и сердце, которого хватило бы на дюжину.
Он остановился.
- Кто убил наших людей?
- Не Колини... - начал Мусия.
- Не называй его этим именем, - прервал Сантанджело. Есть только один Колини, не два. Двум - не бывать.
Последний раз он видел Джонни на Капри, и тот выглядел совсем стариком.
- Этот парень, - сказал Мусия, - не мог убить моих ребят. Он их не знал, не знал, как их найти. У него пистолет, а их зарезали. Это не он.
- Плохо, - сказал Сантанджело. - Плохо, потому что он не один. У него есть люди - его глаза, которые видели тех двоих. У него есть ликвидаторы. Твои люди развлекались с девчонкой?
- Они рассказали мне об этом за завтраком. Славно поразвлеклись.
- И с ними поступили так, как я когда-то. Этот обычай с нашей родины.
- Да, мистер Сантанджело, - сказал Мусия.
Оба посмотрели друг на друга с пониманием. Мусия занимал высокое место в Ордене, но не был Мастером. Марк Кромлейн думал, что он в Ордене, посещал некоторые встречи, выполнял правила, но не был членом. Для него, как и для многих других, существовал ложный Орден, а настоящий - только для людей с тысячелетней кровной связью.
- Здесь рука сицилийца.
Тяжелые веки приподнялись и мертвые глаза взглянули на Мусию. Мусия показал, что понял. Ночью будет встреча Ордена.
На таких встречах никто не может лгать или говорить не все. Если кто-нибудь из Ордена знает этого ужасного молодого незнакомца, он расскажет, что знает.
- Мистер Сантанджело, - начал Марк Кромлейн.
Тяжелая голова чуть повернулась.
- Я прошу разрешения убить незнакомца.
- Нет.
Кромлейн не осмелился выказать злость. Он ничего больше не сказал.
Майк "Мороженый" Сантанджело поднял руку и двое вышли. Мистер Сантанджело тяжело подошел к столу и начал просматривать дела своего ранчо в Техасе, нефтяных вышек в Калифорнии, автобусных линий в Луизиане, тысячеквартирного жилого комплекса, который строился на Лонг-Айленде.
Только однажды он позволил себе вспомнить, как тридцать лет назад, когда он носил бордовый костюм, желтые ботинки и шелковую рубашку с обязательной белой шляпой, они с Джонни Колини убили семерых в гараже на Норт-Кларк-Стрит. Это было тридцать лет назад, устало подумал он и вернулся к доходам, полученным с ранчо за скот.
Он подумал о сыне, учившемся Музыкальном колледже Джильярда и о дочери в швейцарском пансионе, о молодом человеке и о том, чего тот может хотеть.
Они занимались любовью, она - с любовью и ненавистью, Джонни - со стыдом, что он с женщиной, которой так недавно обладали другие. Но он был нежным, хотя безумие прошло, и он не мог поверить, что рассказал женщине о себе.
Он не хотел убивать её, но знал, что это может понадобиться из-за совершенной им глупости. Он не думал, что несправедливо убивать Дэа Гинес из-за собственной глупости; Джонни Колини жил в мире холодной логики.
- Ты рассказал мне слишком много, - обнаженная Дэа стояла возле кровати и будто читала его мысли. - Теперь я для тебя опасна.
Он не ответил. Ответа не требовалось.
- Ты убьешь меня, Джонни?
- Если придется.
- Вчера была девушка по имена Дэа Гинес, - сказала Дэа. Имя осталось, но я уже не та девушка.
И ушла в кухню.
Джонни оделся, пока Дэа готовила кофе.
- Ты знаешь, где взять деньги? - спросила она.
- Будь это моя родная деревня, я бы пошел в банк, - сказал он, снова мальчишески улыбаясь.
- А если ты пойдешь в банк здесь, тебя сразу укокошат, сказала Дэа. Чувствую, не проживешь ты долго, мой Джонни.
- Я бы хотел купить долгую жизнь, - сказал он простодушно.
- На что?
Он знал ответ, и хотя не верил в Бога, но верил в колдунов.
- На мою душу.
- Иди и достань деньги, - мягко сказала она.
Джонни встал и пошел к двери.
- Собирайся, - сказал он. - Ты знаешь, нам надо убираться отсюда.
- Знаю.
Джонни вышел из в нью-йоркский полдень, зашел в отель за "береттой", и тут зазвонил телефон.
Голос, который ничего для него не значил, но с командными нотками и явно немолодой, спросил:
- Что ты знаешь?
- Я знаю две вещи, - сказал Джонни.
- Что?
- Утром солнце встает. Ночью садится. Больше я ничего не знаю.
Сильный зрелый голос ответил:
- Спасибо.
Трубку бросили.
Это был условный вопрос и ответ для Ордена. Предварительное знакомство. Кто бы ни звонил, это важный человек, желающий знать, насколько Джонни знаком с Орденом.
Теперь он знал. И когда придет время, Джонни даст знак и произнесет слова, которые определят его как Мастера Ордена. Джулиано стал Мастером в двадцать три, а четырем другим, которых он знал, было за пятьдесят.
Выходя из отеля с "береттой" в кармане, Джонни Колини чувствовал себя довольно молодо для двадцативосьмилетнего мужчины. Он снова был Джулиано, идущим за деньгами.
Сборщики поджидали его внизу, и, когда он вышел, пристроились сзади. Не выслеживали, просто шли следом.
Он прошел через город к Бродвею, обернулся и подождал их.
- Ты идешь за деньгами? - спросил высокий.
- Я несу их Джерри, - сказал Колини.
- Они у тебя с собой? Давай.
- Мусие. Не тебе.
- У меня чек, - сказал высокий.
- Засунь его туда, где его никто не увидит, - сказал Джонни.
- Мы не против переломать тебе руки прямо здесь, на Бродвее, если будешь упрямиться, - сказал высокий. - У тебя лицо кинозвезды, воп*. Мы не против его изувечить.
(* Воп, даго - презрительное прозвище итальянцев - прим. пер.)
Джонни не мог ввязываться в неприятности с "береттой" в кармане. Только дружелюбные, улыбающиеся люди, может, только соотечественники, могли называть его вопом. Но это неважно. Важно то, что высокий задел его. А это дорого стоит. Придется ввязаться в неприятности.
В нескольких футах от тротуара была дверь книжной лавки.
- Я буду говорить с тобой одним, - сказал Джонни.
Низкий посмотрел на высокого. Тот заколебался.
- Ты боишься? - спросил Джонни, оскалившись.
- Ты собираешься отдать деньги?
Джонни вошел в магазин. Высокий с напарником хотели последовать за ним.
- Ты, - сказал Джонни низенькому, - подождешь.
Сборщики пожали плечами, и высокий вошел вместе с Джонни. Второй прислонился к стене, глядя в сторону.
Джонни поднял руку и схватил высокого за глотку, соединив большой и указательный пальцы с такой силой, словно хотел вырвать кадык из горла. Это очень просто - пальцы давят, пока не соединятся вокруг глотки, затем остальные три нажимают на голосовые связки, требуя тишины.
Высокий поднял руки, у него было меньше секунды, чтобы сообразить не цепляться в уродующую руку и пальцы, а начать контратаку. Правой он ударил Джонни по ребрам, как раз над сердцем, и, когда Джонни отступил, высокому показалось, что глотка разорвана. Джонни ударил высокого прямо между глаз, в основание носа, согнутой костяшкой указательного пальца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22