Очень быстро он превратился в расхитителя социалистической собственности, окруженного друзьями-однодневками. Тут Виталий Николаевич понял еще одну очень важную вещь: оказалось, многие его друзья прошли по служебной лестнице далеко вперед, так и не научившись работать, решать проблемы, в конце концов, просто что-то доставать. Но они научились очень красиво и убедительно говорить и производить впечатление людей, у которых, как говорится, все под контролем.
Тут и там Виталий Николаевич встречал людей, которые бесстыдно принимали подарки и порой недешевые, обещали что-то решить, в чем-то помочь и ничего не делали. Сначала Виталия Николаевича это возмущало, затем удивляло, и, наконец, он к этому привык, прячась от таких людей за стеной наигранной грубости. Виталий Николаевич окружил себя, как он считал, людьми деловыми и работящими, а болтунов не подпускал на пушечный выстрел. Вскоре его предприятие закрылось, и как грибы после дождя, стали появляться фирмочки с разными названиями, но с обязательным условием: Виталий Николаевич был там учредителем. Прошло почти десять лет перестройки, и все изменилось. Большинство фирмочек погибли в первый же год существования, те же которые остались, разрослись в огромные мегаполисы. Виталий Николаевич, казалось, имел все, что хотел. Он был крупнейшим предпринимателем с огромными связями, хорошими знаниями и практическим опытом, деньгами. Ему откровенно завидовали и за глаза называли "мужиком", но Виталия Николаевича это нисколько не смущало.
Виталий Николаевич не любил крутизны, рисовок и по-прежнему считал, что, кто хорошо ест, тот хорошо работает. Его грубоватый взгляд на жизнь приносил много хлопот, но он все еще не собирался становиться политиком.
Сегодня он должен участвовать в заседании ассоциации дилеров автозавода.
Вернее заседание - это сказано громко, скорее собрание, а внешне - это вообще похоже на встречу школьных друзей. Соберутся директора автомагазинов в банкетном зале. Никто их к этому не обязывает, никакой повестки дня, регламента и тому подобных вещей. Просто поделятся проблемами, сообща их обсудят. А проблема, собственно, одна. Кто отпускает цены на автомобили? Поговорят, поговорят, пожурят нерадивых и разъедутся по своим неотложным делам. Так бы прошло все и в этот раз, да кто-то заметил:
А где наша "Селенга" сегодня?
Вот те на: директора авто магазина "Селенга" не было. "Да что же это, он о себе возомнил", - подумал Виталий Николаевич, - "Ведь мы считай из-за него и собираемся, а он рыла не кажет".
Автомагазин "Селенга" был самым маленьким в ассоциации. Как и Виталий Николаевич, директор этого автомагазина, имел свою строительную организацию, оказывающую автозаводу услуги по строительно-монтажным работам. Автозавод расплачивался с организацией товарными векселями. Эта организация уступала векселя автомагазину, автомагазин получал и продавал автомашины и расплачивался со строительной организацией. Будучи в конце списка, магазин всячески переманивал клиентов, понижая цены на автомобили. И тем самым создавал лишние хлопоты конкурентам. Здесь-то и проходило воспитание "Селенги". Ассоциация дилеров не имела исполнительной власти, однако, вполне могла прекратить доступ на автозавод всех, кто окажется лишним. Но просто так дилерами не рождаются, ими становятся. Если "Селенга" смогла пробиться на завод, значит обладала реальными возможностями, может не большими, но вполне конкретными. Какими точно, Виталий Николаевич не знал, хотя и догадывался.
Не кажется вам господа, что он охренел, - зычным басом проревел Виталий Николаевич.
Сосед Виталия Николаевича дернул головой, словно в глаз попала соринка.
Виталий Николаевич, как всегда прямолинеен, - сказал толстяк напротив, - но я полностью разделяю его негодование.
Да не шумите вы, - пропел лоснящийся молодой человек и махнул наманикюренной ручкой, - у него комплексная проверка прошла и весьма неудачно.
Что значит неудачно? -- не понял Виталий Николаевич.
Ну, то и значит. Получил штраф, на несколько миллиардов, счет арестовали, имущество опечатали. Не на автобусе же ему ехать.
Как же так? Он что с налоговиками не договорился или у него там своих людей нет? -- спросил Виталий Николаевич.
Ума у него нет, делиться не хотел и пошел на принцип.
"Пошли рисовки", - подумал Виталий Николаевич, а вслух сказал:
А может, господа, кто - ни будь руку приложил?
Полно вам, Виталий Николаевич, у всех у нас и своих забот хватает, откликнулся толстяк с дальнего столика, к тому же я не думаю, что кто - то из присутствующих способен поступить неспортивно.
"Знаю я, что ты думаешь", - размышлял Виталий Николаевич, - "Кому бы пиво поставить, за такую расторопность, да не знаешь кому, потому что, если бы знал, сразу перешел бы на другую сторону улицы".
Ни для кого не было секретом, что любой крупный капитал добыт нечестным путем, а если речь идет об автомобильном или бензиновом бизнесе, тут и думать не приходится, это криминальный капитал. И "Селенга" - это криминальный капитал, вложенный в легальное дело. Придет завтра хозяин к директору и спросит: "А где мои денежки? " Директор, недолго думая, достанет пистолет с одним патроном и испортит обои в кабинете. А потом хозяин найдет того, кто ему свинью подложил. Как найдет не известно, но найдет и скажет: "Кровушка на тебе, искупай". Это хорошо если найдет, а если нет, то составит список, кто это мог сделать. И пойдут в местной газете некрологи крупным шрифтом. Нет, все-таки хорошо, что его капитал не такой. Тоже, конечно, нечестным способом нажит, но хотя бы законным.
Присутствующие сменили тон и стали жалеть бедолагу и вспоминать, кто и чем помогал ему раньше. Таких оказалось немало. Правда помощь выражалась в основном в дружеских советах, но, кто их давал, делали это от чистого сердца.
Что же теперь будет с "Пифагором"? - спросил один из присутствующих.
А, действительно, нам теперь эта система ни к чему.
Позвольте, позвольте, - из-за крайнего столика поднялся интеллигентного вида молодой человек в очках, чем - то напоминавший студента, - а кто же будет наблюдать за рынком: статистика, рост цен и все такое?
Зачем нам все такое, была "Селенга", которая задирала рынок, если она перестанет работать, будет все стабильно.
Я думаю, представитель "Пифагора" прав, - произнес маленький лысоватый мужчина, - за рынком следить необходимо, я бы сказал, держать руку на пульсе. Вчера была "Селенга", завтра появится какая-нибудь "Пеленга". Если мы узнаем об этом загодя, это нормально, это цивилизованно. А потрясения нам не нужны. Зачем нам потрясения?
Вы считаете, что нам необходимо продолжать финансирование? -- спросил лоснящийся молодой человек.
Не пора ли перевести это предприятие, так сказать, на хозрасчетные рельсы, - успел вставить фразу Виталий Николаевич.
Ни в коем случае, господа, - отозвался лысоватый человек. Завтра мы эту структуру разгоним, а послезавтра она нам понадобится, и где мы ее будем искать? Сегодня мы все предоставляем сведения о наших ценах. Завтра кто-то не захочет этого делать, вот вам и, пожалуйста, необъективная оценка рынка. Кто-то захочет играть на этой необъективности, и появится новая "Селенга". А вам это надо?
Да, речь, наверное, не идет о том, чтобы ликвидировать "Пифагора", сказал толстяк из глубины зала, - служба хорошая и нужная не только нам, но и покупателям. Речь-то, собственно говоря, о том, чтобы прекратить финансирование. Пусть они сами ищут средства существования.
Собравшиеся еще несколько минут спорили, но очень скоро энтузиазм в голосах иссяк и было решено предоставить спасение утопающего в руки самих утопающих, обязали отчитаться о прибылях и убытках руководителя самого "Пифагора". Он должен был сделать финансовый план на год, а там уже и видно будет. На этом собрании Виталий Николаевич еще не заметил ничего необычного. Как бы он сам сказал: "Еще не прочувствовал момент". Он не сделал никаких выводов, но его основное правило работало, и он четко знал: если что-то происходит, это никогда не приводит к стабильности, а изменения всегда ухудшают положение. Виталия Николаевича смело можно было называть пионером, потому что он всегда был готов к неприятностям. x x x
Где-то в недрах запасного парашюта раздался звук, внешне очень похожий на работу заводной игрушки. Щелк. Все стихло, только стропы слегка гудели. Старков посмотрел вниз. Его прогнозы не оправдались. И лесок и овраг были еще очень далеко, и теперь долететь до них не было никаких шансов. То ли ветер был только на высоте, то ли скорость снижения была значительно большей, нежели он предполагал. Но инструктора Старков помянул не добрым словом зря. И теперь земля все быстрее и быстрее набегала под ноги.
"Так, что там по инструкции? -- думал Старков, приготовиться к приземлению - это развернуться против ветра, свести ноги вместе и слегка согнуть".
Он, подобно гимнасту под снарядом, принял стойку и стал ждать. Земля приближалась, и чем она была ближе, тем, казалось, быстрее шло снижение. Вот ковер из зеленой травы, превратился в поле, засеянное подсолнухом. Стали видны стебли, листья, борозды в земле, горизонт скрылся за лесополосой. Старков вцепился в лямки подвесной системы, и когда ноги уже должны были коснуться земли, с силой подтянулся на них, пытаясь смягчить удар. На этот раз приземление было на редкость мягким. Хотя он и перевернулся кубарем через спину, сам удар практически не был ощутим.
"Фух, на земле".
Старкова охватило обычное в таких случаях чувство эйфории. Вокруг щебетали птицы, пахло травой и полевыми цветами. Настроение было прекрасным. Он осмотрелся. В том месте, где прошло приземление, была небольшая лунка, два ростка подсолнуха, по всей вероятности, пропали. Вот кто никак не ожидал, что на них свалится парашютист. Купол безжизненно лежал на растениях. Старков снял каску и услышал самолет. Он летел на той же высоте, километрах в четырех от него. Двигатель работал на малых оборотах, из чего Старков сделал вывод, что на борту готовятся к выброске. И не успел он это подумать, как от серебристого корпуса отделилась маленькая точка, и за ней в воздухе возникло белое облачко раскрывающегося парашюта. Выбросив три купола, двигатель прибавил обороты. Когда самолет пролетал над ним, Старков принялся размахивать каской. С такого расстояния невозможно было разглядеть, смотрит ли кто-нибудь на него, но он увидел черную точку проема двери и то, как она исчезла. После чего АН2 заложил вираж и продолжил набор высоты. Старков недоумевал, почему его выбросили отдельно от группы. Но делать было нечего и он принялся укладывать купол и стропы в сумку. Когда все было готово, Старков ощутил весь комизм своей ситуации. Его выбросили километрах в пяти от аэродрома, и теперь это расстояние ему придется пройти пешком, да еще с тридцати килограммовой сумкой. Когда он вышел с поля на окольную дорогу, по его спине уже сбегали струйки пота. Он сел на островок зеленой травки на обочине и с удовольствием закурил. Настроение не портилось. Идти совсем не хотелось, но не потому, что было лень или тяжело. Его колдовала обстановка авантюрности и небольшого приключения, в которое он попал. Конечно, если бы не парашют, ничего необычного в его положении не было, просто дышит воздухом. Но вот этот казенный номер на сумке придавал какое-то особое отношение происходящему.
- Старков обернулся на звук за спиной. По дороге ехала телега запряженная рыжей лошадью. Ею управляла такая же рыжая девчонка лет восемнадцати, одетая в ситцевое платье в крупный горошек и кеды. Она нахально рассматривала его не то смеясь, не то улыбаясь.
- Ну, что, прыгун, подвезти?
- Будь ласка.
- А расплачиваться чем будешь?
Старков оторопел от такого обращения и часто заморгал глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30