Но флаг не так резал глаза, как безобразная корявая надпись на стене. Вернувшись к столу, он раскрыл блокнот и аккуратно написал в нем что-то сверкающей авторучкой. Потом поднял глаза на Огородова.
- Будем разбираться, Василий Георгиевич. Может, экологи вывесили, опять протестуют против чего-нибудь. Надпись, конечно, никуда не годится. Устранят, к вечеру же.
- Не институт, а проходной двор, - Огородов начал успокаиваться, понизил голос и вздохнул: - Могила для неизвестных ученых. Подумать только! Торгаши нас все-таки победили. Завоевали, понял? Превратили в себе подобных.
- Вообще-то торговля, - вздохнул Карновский, - всегда была двигателем, вот на Западе...
- На Западе, на Западе... - проворчал Огородов. - На твоем Западе и дурак проживет, а вот пусть они у нас, здесь попробуют. Иногда становится до того тошно, что так бы и нанял для себя киллера, чтобы подстрелил где-нибудь незаметно. Мгновение и - никаких проблем. Но хороший киллер стоит больших денег. А у самого характера не хватит ствол к башке приставить. Да и ствола нет. Э-хе-хе... Ладно, ступай. И включи-ка по дороге телевизор. Послушаем кого-нибудь из этих толстомордых.
Огородов придвинул к себе плоскую черную коробку дистанционного пульта и перевел взгляд на телевизор. Внезапно с голубого экрана, будто за ним прорвало плотину, хлынула в кабинет какая-то бесформенная серая масса. Огородов с удивлением вгляделся, снял очки, потом снова нацепил их. На его глазах масса распадалась на множество мелких пушистых существ, до того похожих, будто их всех вывели в инкубаторе. Подпрыгивая, как мячики, они с визгом поскакали по комнате. Через мгновенье часть из них устроилась на подоконнике, остальные расположились за столом заседаний и принялись галдеть и сквернословить сиплыми попугайскими голосами. Мутанты? Бесенята, наконец, догадался он, хотя и был материалистом.
Один из них запрыгнул прямо к нему на стол.
- Брысь, скотина, - прохрипел Огородов.
Кривляющийся перед ним бесенок ловко выхватил лежащее под настольной лампой постановление правительства о дальнейшем развитии науки и уселся на него.
- Изгадит. Ах ты, скотина, - пробормотал Огородов и вытянул из тумбочки бутылку "Куликовской битвы".
На усатой рожице гостя появился ужас. Спрыгнув со стола, он с топотом понесся к телевизору. За ним толпой поскакали остальные. Давясь перед экраном, как на автобусной остановке, они один за другим запрыгивали в телевизор. Через несколько мгновений на полу остался только последний из них, он повернулся и стал жестами заманивать Огородова в ящик. Достану, хотя бы одного достану, обрадовался тот и, прицелившись, метнул в него, как гранату, бутылку "Куликовской битвы". Раздался грохот, звон стекла, запахло электрической гарью. В кабинет влетела испуганная Ольга Николаевна.
- Что случилось? Что с вами? - она с ужасом посмотрела на разбитый телевизор и перевела взгляд на заливающегося хохотом Огородова.
- Как я их? - отдышавшись, проговорил он.
Но Ольги Николаевны в кабинете уже не было. Через несколько минут явился печальный Карновский и повел упирающегося Огородова в наркологическое отделение.
Когда в приемной появился Андрей, расстроенная Ольга Николаевна пила капли. В воздухе пахло валерьянкой.
Андрей поздоровался и кивнул на директорский кабинет:
- Василий Георгиевич на месте?
- Он заболел, - едва слышно ответила она.
- Такой крепкий. А что с ним?
- Переутомился, - Ольга Николаевна пожала плечами.
Медведев был в дежурке.
К удивлению Андрея, опасавшегося, что Степан Сергеевич откажется от денег, тот принял их без малейшего удивления.
- Что-нибудь выяснил о Боре? - спросил он.
- Это был несчастный случай, - Андрей решил не расстраивать старика.
- А деньги откуда?
- Мы нашли конверт, на котором было написано: "для Медведева". Я тороплюсь, Степан Сергеевич, извините.
- Ну, будь здоров. Если не найдешь работы, заходи, мне помощник нужен, слесарь. Ты бы подошел.
- Буду иметь в виду, - Андрей попрощался и почти бегом двинулся к проходной, за которой его ждала в машине Наталья.
Медведев тем временем, рассовав деньги по карманам и подивившись, что тысяча долларов занимает так мало места, замкнул комнату и отправился к метро.
Каждый день, отправляясь на работу, он пересекал под землей почти всю Москву. Он привык к этому искусственно созданному миру: скопищу пассажиров на пересадках, грохоту электропоездов, духоте и сутолоке в вагонах, к нищим и калекам в мраморных переходах, к торговцам и милиционерам.
Проводив Андрея, Медведев отправился домой. Он пересел на кольцевую линию и направился к станции, на которой недавно видел молодого парня с кепкой у ног и с ампутированными выше локтей руками. И сегодня тот все так же стоял в переходе с закатанными до плеч рукавами и худыми культями вместо рук. От жалости у Медведева сдавило горло, нащупав в кармане сто долларов, он торопливо нагнулся и бросил их в кепку. Парень отрешенным взглядом смотрел поверх голов.
На следующей станции он снова направился в переход и вложил такую же банкноту в протянутую сухую руку стоящей перед спуском старухи. Она перекрестилась и прошептала что-то едва слышно, слов Медведев не разобрал.
Он проехал две остановки и вышел. На этой станции, он знал, за спуском с эскалатора прямо на холодном и грязном полу всегда сидит женщина с больным ребенком на руках, и картонной коробкой у колен. Медведев и здесь положил сотню, и подталкиваемый толпой быстро зашагал по вестибюлю.
Так, периодически выходя на остановках, он оставил в переходах всю тысячу. На сердце теперь было легко и спокойно, и на конечной станции, вместе с густым потоком пассажиров, он поднялся наверх. Начинало темнеть, вспыхнули фонари; над пестрым городищем из коммерческих киосков ухали и гремели музыкальные установки.
Медведев перешел дорогу, здесь было тише. Здания на этой стороне отступали вглубь квартала, освободив непривычно широкое для городского глаза пространство; оно казалось бы пустырем, если бы не светлая с голубыми куполами церковь в его глубине.
В одном из дальних зданий жил и сам Медведев. Свернув с тротуара на узкую, едва заметную тропу, он направился к дому.
Впереди, воздев в небо осенние голые ветви, стояли молчаливые деревья. Внезапно над церковью ударил колокол, густые звуки его стелились над площадью, отражались от зданий, сталкивались и сливались в сплошной ритмический гул. Медведев остановился и повернулся лицом к церкви. Высоко над её куполами плыли озаренные далеким, затухающим закатом облака. Он зажмурился от небесной чистоты и долго стоял, чувствуя, как по щекам скатываются горячие слезы. И в душе его было светло и чисто, как в небе. "Господи, прости нас грешных, прости за все. Господи, прости и помилуй" шептали его губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
- Будем разбираться, Василий Георгиевич. Может, экологи вывесили, опять протестуют против чего-нибудь. Надпись, конечно, никуда не годится. Устранят, к вечеру же.
- Не институт, а проходной двор, - Огородов начал успокаиваться, понизил голос и вздохнул: - Могила для неизвестных ученых. Подумать только! Торгаши нас все-таки победили. Завоевали, понял? Превратили в себе подобных.
- Вообще-то торговля, - вздохнул Карновский, - всегда была двигателем, вот на Западе...
- На Западе, на Западе... - проворчал Огородов. - На твоем Западе и дурак проживет, а вот пусть они у нас, здесь попробуют. Иногда становится до того тошно, что так бы и нанял для себя киллера, чтобы подстрелил где-нибудь незаметно. Мгновение и - никаких проблем. Но хороший киллер стоит больших денег. А у самого характера не хватит ствол к башке приставить. Да и ствола нет. Э-хе-хе... Ладно, ступай. И включи-ка по дороге телевизор. Послушаем кого-нибудь из этих толстомордых.
Огородов придвинул к себе плоскую черную коробку дистанционного пульта и перевел взгляд на телевизор. Внезапно с голубого экрана, будто за ним прорвало плотину, хлынула в кабинет какая-то бесформенная серая масса. Огородов с удивлением вгляделся, снял очки, потом снова нацепил их. На его глазах масса распадалась на множество мелких пушистых существ, до того похожих, будто их всех вывели в инкубаторе. Подпрыгивая, как мячики, они с визгом поскакали по комнате. Через мгновенье часть из них устроилась на подоконнике, остальные расположились за столом заседаний и принялись галдеть и сквернословить сиплыми попугайскими голосами. Мутанты? Бесенята, наконец, догадался он, хотя и был материалистом.
Один из них запрыгнул прямо к нему на стол.
- Брысь, скотина, - прохрипел Огородов.
Кривляющийся перед ним бесенок ловко выхватил лежащее под настольной лампой постановление правительства о дальнейшем развитии науки и уселся на него.
- Изгадит. Ах ты, скотина, - пробормотал Огородов и вытянул из тумбочки бутылку "Куликовской битвы".
На усатой рожице гостя появился ужас. Спрыгнув со стола, он с топотом понесся к телевизору. За ним толпой поскакали остальные. Давясь перед экраном, как на автобусной остановке, они один за другим запрыгивали в телевизор. Через несколько мгновений на полу остался только последний из них, он повернулся и стал жестами заманивать Огородова в ящик. Достану, хотя бы одного достану, обрадовался тот и, прицелившись, метнул в него, как гранату, бутылку "Куликовской битвы". Раздался грохот, звон стекла, запахло электрической гарью. В кабинет влетела испуганная Ольга Николаевна.
- Что случилось? Что с вами? - она с ужасом посмотрела на разбитый телевизор и перевела взгляд на заливающегося хохотом Огородова.
- Как я их? - отдышавшись, проговорил он.
Но Ольги Николаевны в кабинете уже не было. Через несколько минут явился печальный Карновский и повел упирающегося Огородова в наркологическое отделение.
Когда в приемной появился Андрей, расстроенная Ольга Николаевна пила капли. В воздухе пахло валерьянкой.
Андрей поздоровался и кивнул на директорский кабинет:
- Василий Георгиевич на месте?
- Он заболел, - едва слышно ответила она.
- Такой крепкий. А что с ним?
- Переутомился, - Ольга Николаевна пожала плечами.
Медведев был в дежурке.
К удивлению Андрея, опасавшегося, что Степан Сергеевич откажется от денег, тот принял их без малейшего удивления.
- Что-нибудь выяснил о Боре? - спросил он.
- Это был несчастный случай, - Андрей решил не расстраивать старика.
- А деньги откуда?
- Мы нашли конверт, на котором было написано: "для Медведева". Я тороплюсь, Степан Сергеевич, извините.
- Ну, будь здоров. Если не найдешь работы, заходи, мне помощник нужен, слесарь. Ты бы подошел.
- Буду иметь в виду, - Андрей попрощался и почти бегом двинулся к проходной, за которой его ждала в машине Наталья.
Медведев тем временем, рассовав деньги по карманам и подивившись, что тысяча долларов занимает так мало места, замкнул комнату и отправился к метро.
Каждый день, отправляясь на работу, он пересекал под землей почти всю Москву. Он привык к этому искусственно созданному миру: скопищу пассажиров на пересадках, грохоту электропоездов, духоте и сутолоке в вагонах, к нищим и калекам в мраморных переходах, к торговцам и милиционерам.
Проводив Андрея, Медведев отправился домой. Он пересел на кольцевую линию и направился к станции, на которой недавно видел молодого парня с кепкой у ног и с ампутированными выше локтей руками. И сегодня тот все так же стоял в переходе с закатанными до плеч рукавами и худыми культями вместо рук. От жалости у Медведева сдавило горло, нащупав в кармане сто долларов, он торопливо нагнулся и бросил их в кепку. Парень отрешенным взглядом смотрел поверх голов.
На следующей станции он снова направился в переход и вложил такую же банкноту в протянутую сухую руку стоящей перед спуском старухи. Она перекрестилась и прошептала что-то едва слышно, слов Медведев не разобрал.
Он проехал две остановки и вышел. На этой станции, он знал, за спуском с эскалатора прямо на холодном и грязном полу всегда сидит женщина с больным ребенком на руках, и картонной коробкой у колен. Медведев и здесь положил сотню, и подталкиваемый толпой быстро зашагал по вестибюлю.
Так, периодически выходя на остановках, он оставил в переходах всю тысячу. На сердце теперь было легко и спокойно, и на конечной станции, вместе с густым потоком пассажиров, он поднялся наверх. Начинало темнеть, вспыхнули фонари; над пестрым городищем из коммерческих киосков ухали и гремели музыкальные установки.
Медведев перешел дорогу, здесь было тише. Здания на этой стороне отступали вглубь квартала, освободив непривычно широкое для городского глаза пространство; оно казалось бы пустырем, если бы не светлая с голубыми куполами церковь в его глубине.
В одном из дальних зданий жил и сам Медведев. Свернув с тротуара на узкую, едва заметную тропу, он направился к дому.
Впереди, воздев в небо осенние голые ветви, стояли молчаливые деревья. Внезапно над церковью ударил колокол, густые звуки его стелились над площадью, отражались от зданий, сталкивались и сливались в сплошной ритмический гул. Медведев остановился и повернулся лицом к церкви. Высоко над её куполами плыли озаренные далеким, затухающим закатом облака. Он зажмурился от небесной чистоты и долго стоял, чувствуя, как по щекам скатываются горячие слезы. И в душе его было светло и чисто, как в небе. "Господи, прости нас грешных, прости за все. Господи, прости и помилуй" шептали его губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26