Один ребенок из четырех умирал при рождении, а из взрослых кигани редко кому удавалось перешагнуть рубеж двадцати пяти лет. Невероятно трудная жизнь требовала какого-то объяснения; такое объяснение давал колдун-ангава. Кигани верили, что в большинстве случаев смерть человека вызывают сверхъестественные причины: умерший либо нарушил какое-то табу и потому был проклят колдуном, либо его убили мстительные духи царства мертвых. Охота тоже имела сверхъестественный аспект, потому что на дичь большое влияние оказывал мир духов. Больше того, мир сверхъестественных явлений кигани считали более реальным, чем мир повседневной действительности, который они называли «сном наяву». Поэтому они пытались навести хоть какой-то порядок в этом «сверхъестественном» мире с помощью магических заклинаний и волшебных трав, которыми распоряжался ангава. Обычаи предписывали им также ритуальное раскрашивание собственного тела; они верили, что если воин намажет лицо и руки белой краской, то в сражении будет непобедим. Таинственная сила, по убеждению кигани, заключается и в телах противников, поэтому поверженных врагов следует поедать: во-первых, для того, чтобы заклинания другого ангавы не причинили вреда, во-вторых, чтобы магическая сила, заключавшаяся в противнике, перешла к ним и, наконец, чтобы были заранее пресечены все злые козни вражеских колдунов.
Эта вера была очень древней, и кигани издавна отвечали на угрозы одним способом – съедали своих врагов. В 1890 году они подняли восстание на севере страны в ответ на появление первых охотников с огнестрельным оружием, которые распугали дичь – единственный источник их существования. В ходе гражданской войны 1961 года голодавшие кигани нападали на другие племена и поедали их.
– А почему они занялись людоедством сейчас? – спросил Эллиот.
– Они отстаивают свое право охотиться, – ответил Мунро. – Вопреки всем приказам чиновников из Киншасы.
* * *
Во второй половине дня путешественники поднялись на холм, с вершины которого можно было оглянуться на пройденный путь. С юга доносились приглушенные расстоянием разрывы ракет, вдалеке поднимались клубы черного дыма и яркие языки пламени, а в небе кружили вертолеты – словно механические стервятники над своей жертвой.
– Там деревни кигани, – удрученно качая головой, объяснил Мунро. – У них нет ни малейших шансов, потому что и в авиации, и в наземных войсках все солдаты из племени абаве, а абаве издавна были заклятыми врагами кигани.
В двадцатом веке трудно примириться с каннибализмом; заирское правительство, сидя в своих кабинетах в двух тысячах миль от земель кигани, уже давно решило «избавиться от позора каннибализма», по крайней мере в своем государстве. В июне оно направило на подавление восстания кигани пятитысячную армию, шесть вооруженных ракетами американских вертолетов UH-2 и десять бронетранспортеров. Командовал карателями генерал Нго Мугуру. У него не было ни малейших иллюзий относительно сути своей миссии. Мугуру понимал, что в Киншасе от него ждут полного истребления кигани. И он намеревался выполнить приказ.
Разрывы снарядов и ракет слышались до самого вечера. Путники невольно сравнивали это современное оружие с теми луками и стрелами, которые они видели у кигани. Росс сказала, что это ужасно, но, по мнению Мунро, все происходившее было неизбежно.
– Каждое живое существо, – сказал Мунро, – стремится остаться в живых. Понаблюдайте за любым диким животным; все, что оно делает, – это только пытается выжить. Его не волнуют ни вера, ни философия. Как только поведение вида начинает вступать в противоречие с реальными условиями его существования, этот вид вымирает. Кигани просмотрели, что настало другое время и что их убеждениям нет места в этом мире. Поэтому они должны исчезнуть.
– Может, есть другая истина, более высокая, чем простое стремление остаться в живых, – сказала Росс.
– Нет, другой истины нет, – возразил Мунро.
По пути им еще несколько раз встретились воины-кигани, но обычно путники замечали их за несколько миль. Ближе к вечеру экспедиция пересекла по расшатанному деревянному мостику ущелье Морути, и Мунро объявил, что теперь они находятся вне территории кигани и им, слава Богу, хотя бы на время ничто не угрожает.
3. ЛАГЕРЬ В МОРУТИ
Высоко над ущельем, «месте мягких ветров», на расчищенном от леса участке Мунро отдал какие-то распоряжения на суахили, и носильщики принялись распаковывать поклажу. Карен Росс недоуменно посмотрела на часы:
– Мы останавливаемся?
– Да, – ответил Мунро.
– Но сейчас только пять. Впереди еще два часа светлого времени.
– Мы остановимся здесь, – повторил Мунро.
Ущелье Морути располагалось на высоте тысячи пятисот футов над уровнем моря. Через два часа путники могли бы оказаться внизу, в сыром тропическом лесу.
– Здесь намного прохладней и приятней, – добавил Мунро.
Росс сказала, что на прохладу и комфорт ей плевать.
– Скоро будет не плевать, – возразил Мунро.
Желая быстрее добраться до цели, Мунро намеревался провести как можно меньше времени в тропическом лесу. В джунглях придется отвоевывать каждый шаг; у них еще будет больше чем достаточно возможностей познакомиться с грязью, пиявками и лихорадкой.
Кахега что-то спросил на суахили. Мунро повернулся к Росс и перевел:
– Кахега спрашивает, как ставить эти палатки.
В вытянутой руке Кахега держал свернутую в небольшой шар серебристую ткань. Остальные носильщики растерялись не меньше: они рылись в поклаже, безуспешно пытаясь отыскать обычные стойки и крепления.
В 1977 году специалистами НАСА специально для СТИЗР было разработано принципиально новое снаряжение для полевых партий. Заказчики констатировали, что снаряжение экспедиций, отправлявшихся в далекие от цивилизации регионы планеты, в сущности осталось неизменным с восемнадцатого столетия. «Снаряжение современных экспедиций давно устарело», – говорилось в заявке СТИЗР. Компания просила разработать снаряжение легкое, удобное и эффективное. Специалисты НАСА выполнили заказ и изготовили для СТИЗР буквально все: одежду, обувь, палатки, нагревательные приборы для приготовления пищи, аптечки первой помощи и даже системы связи.
Палатки можно было рассматривать как показательный пример нового подхода. Большая часть палаток старой конструкции приходилась на крепежные детали. Кроме того, однослойные стенки обладали плохими теплоизолирующими свойствами. Если бы палатки достаточно эффективно сохраняли тепло, можно было бы уменьшить массу спальных мешков и одежды, а также сократить потребность участников экспедиций в высококалорийной пище. Поскольку воздух является великолепным термоизолятором, то решение напрашивалось само собой: конструкция должна быть двухслойной, надувной, не имеющей деталей крепления. Разработанная НАСА палатка весила шесть унций.
Вооружившись небольшим ножным насосом, издававшим при работе легкое шипение. Росс надула первую палатку, изготовленную из двух слоев серебристого майлара толщиной две сотых дюйма и внешне походившую на ребристую сборную хижину из гофрированного металла. Носильщики восторженно зааплодировали, Мунро рассмеялся и покачал головой, а Кахега извлек другой серебристый сверток размером с коробку для обуви:
– А это, доктор? Это что такое?
– Это кондиционер. Он нам сегодня не понадобится, – ответила Росс.
– Ну, конечно, без кондиционера нам никак не обойтись, – все еще смеясь, заметил Мунро.
– Опыт показывает, – серьезно ответила Росс, – что важнейшим фактором, лимитирующим работоспособность человека, является температура воздуха. Второй по важности фактор – лишение сна.
– Не может быть, – расхохотался Мунро.
Он повернулся к Эллиоту, но тот, казалось, был всецело поглощен видом тропического леса, освещенного лучами заходящего солнца. К нему подошла Эми и потянула за рукав.
«Женщина и человек-волосатый-нос ругаются», – жестами сказала она.
Мунро понравился Эми с первых минут знакомства, и эта симпатия оказалась взаимной. Мунро не гладил ее по голове и в отличие от большинства людей относился к ней не как к малышу-несмышленышу, а скорее как к женщине. К тому же ему и раньше часто приходилось иметь дело с гориллами, и он понимал если не язык жестов, то хотя бы мотивацию их поведения. Когда Эми поднимала руки, это значило, что она хочет, чтобы ее почесали. В таких случаях Мунро считал себя просто обязанным уделить ей несколько минут. Эти минуты Эми, сопя от удовольствия, каталась по земле.
Но горилла очень болезненно реагировала на любые людские ссоры. Вот и сейчас она нахмурилась.
– Они просто разговаривают, – успокоил ее Эллиот.
Эми жестами сказала:
«Эми хотеть кушать».
– Попозже, Эми.
Повернувшись, Эллиот увидел, как Росс устанавливает передатчик – теперь это будет повторяться ежедневно до самого последнего дня экспедиции. Эми была в восторге: казалось, ей никогда не наскучит следить за сборкой сложной электронной системы. Приборы, посылавшие сигнал через спутник за десять тысяч миль, весили не больше шести фунтов; еще три фунта приходилось на устройство для радиоэлектронного подавления или РЭП.
Сначала Росс со щелчком раскрыла серебристый пятифутовый зонтик зеркальной параболической антенны. (Антенна особенно нравилась Эми; каждый день, уже с полудня, она будет надоедать Росс одним и тем же вопросом: когда та «раскроет металлический цветок».) Росс соединила антенну с передатчиком и подключила кадмиевые аккумуляторы, потом блок радиоэлектронного подавления помех и, наконец, миниатюрный операторский терминал с крохотной клавиатурой и экранчиком дюйма три по диагонали.
Создатели этого оборудования использовали самые последние достижения науки и технологии. Объем памяти компьютера Росс составлял 189 килобайт, все схемы в нем дублировались, кожухи были герметично запаяны и устойчивы к ударам, клавиши реагировали не на давление, а на электрическое сопротивление, поэтому вся система работала без движущихся деталей, которые могли бы засориться, пропускать воду или пыль.
И все эти приборы были просто неправдоподобно прочными и надежными. Росс помнила, как проводили их «полевые испытания». На автомобильной стоянке СТИЗР техники бросали их на бетон, колотили о стену, оставляли на ночь в ведре с грязной водой. Прибор признавался годным для экспедиций только в том случае, если он исправно работал на следующий день.
Теперь же, возле ущелья Морути, Росс передала кодовый координатный сигнал, чтобы установить с Хьюстоном двустороннюю связь, проверила мощность сигнала и выждала положенные шесть минут, пока не синхронизируется работа ретранслятора. Но и через шесть минут на экранчике были лишь серые полосы статических помех, чередующиеся с пульсирующими цветными полосами. Это означало, что для глушения их системы связи кто-то воспользовался «симфонией».
На принятом в СТИЗР сленге простейший способ радиоэлектронного подавления передач конкурентов называли «трубой». Как ребенок из соседней квартиры, который только учится играть на трубе, такое глушение доставляет беспокойство, но не более того: оно концентрируется в ограниченном диапазоне частот, часто беспорядочно, но, как правило, все же позволяет передать и принять сообщение. Следующим по сложности способом подавления является «струнный квартет», в котором несколько частот подавляются упорядочение, потом следует «биг бенд», когда электронная музыка перекрывает еще более широкий диапазон частот, но самым эффективным способом остается «симфония», при которой блокируется практически весь диапазон радиосвязи.
Вот и сейчас Росс столкнулась с «симфонией». Пробиться сквозь ее звуки считалось невозможным, но в СТИЗР для таких ситуаций было разработано несколько методов борьбы с глушением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Эта вера была очень древней, и кигани издавна отвечали на угрозы одним способом – съедали своих врагов. В 1890 году они подняли восстание на севере страны в ответ на появление первых охотников с огнестрельным оружием, которые распугали дичь – единственный источник их существования. В ходе гражданской войны 1961 года голодавшие кигани нападали на другие племена и поедали их.
– А почему они занялись людоедством сейчас? – спросил Эллиот.
– Они отстаивают свое право охотиться, – ответил Мунро. – Вопреки всем приказам чиновников из Киншасы.
* * *
Во второй половине дня путешественники поднялись на холм, с вершины которого можно было оглянуться на пройденный путь. С юга доносились приглушенные расстоянием разрывы ракет, вдалеке поднимались клубы черного дыма и яркие языки пламени, а в небе кружили вертолеты – словно механические стервятники над своей жертвой.
– Там деревни кигани, – удрученно качая головой, объяснил Мунро. – У них нет ни малейших шансов, потому что и в авиации, и в наземных войсках все солдаты из племени абаве, а абаве издавна были заклятыми врагами кигани.
В двадцатом веке трудно примириться с каннибализмом; заирское правительство, сидя в своих кабинетах в двух тысячах миль от земель кигани, уже давно решило «избавиться от позора каннибализма», по крайней мере в своем государстве. В июне оно направило на подавление восстания кигани пятитысячную армию, шесть вооруженных ракетами американских вертолетов UH-2 и десять бронетранспортеров. Командовал карателями генерал Нго Мугуру. У него не было ни малейших иллюзий относительно сути своей миссии. Мугуру понимал, что в Киншасе от него ждут полного истребления кигани. И он намеревался выполнить приказ.
Разрывы снарядов и ракет слышались до самого вечера. Путники невольно сравнивали это современное оружие с теми луками и стрелами, которые они видели у кигани. Росс сказала, что это ужасно, но, по мнению Мунро, все происходившее было неизбежно.
– Каждое живое существо, – сказал Мунро, – стремится остаться в живых. Понаблюдайте за любым диким животным; все, что оно делает, – это только пытается выжить. Его не волнуют ни вера, ни философия. Как только поведение вида начинает вступать в противоречие с реальными условиями его существования, этот вид вымирает. Кигани просмотрели, что настало другое время и что их убеждениям нет места в этом мире. Поэтому они должны исчезнуть.
– Может, есть другая истина, более высокая, чем простое стремление остаться в живых, – сказала Росс.
– Нет, другой истины нет, – возразил Мунро.
По пути им еще несколько раз встретились воины-кигани, но обычно путники замечали их за несколько миль. Ближе к вечеру экспедиция пересекла по расшатанному деревянному мостику ущелье Морути, и Мунро объявил, что теперь они находятся вне территории кигани и им, слава Богу, хотя бы на время ничто не угрожает.
3. ЛАГЕРЬ В МОРУТИ
Высоко над ущельем, «месте мягких ветров», на расчищенном от леса участке Мунро отдал какие-то распоряжения на суахили, и носильщики принялись распаковывать поклажу. Карен Росс недоуменно посмотрела на часы:
– Мы останавливаемся?
– Да, – ответил Мунро.
– Но сейчас только пять. Впереди еще два часа светлого времени.
– Мы остановимся здесь, – повторил Мунро.
Ущелье Морути располагалось на высоте тысячи пятисот футов над уровнем моря. Через два часа путники могли бы оказаться внизу, в сыром тропическом лесу.
– Здесь намного прохладней и приятней, – добавил Мунро.
Росс сказала, что на прохладу и комфорт ей плевать.
– Скоро будет не плевать, – возразил Мунро.
Желая быстрее добраться до цели, Мунро намеревался провести как можно меньше времени в тропическом лесу. В джунглях придется отвоевывать каждый шаг; у них еще будет больше чем достаточно возможностей познакомиться с грязью, пиявками и лихорадкой.
Кахега что-то спросил на суахили. Мунро повернулся к Росс и перевел:
– Кахега спрашивает, как ставить эти палатки.
В вытянутой руке Кахега держал свернутую в небольшой шар серебристую ткань. Остальные носильщики растерялись не меньше: они рылись в поклаже, безуспешно пытаясь отыскать обычные стойки и крепления.
В 1977 году специалистами НАСА специально для СТИЗР было разработано принципиально новое снаряжение для полевых партий. Заказчики констатировали, что снаряжение экспедиций, отправлявшихся в далекие от цивилизации регионы планеты, в сущности осталось неизменным с восемнадцатого столетия. «Снаряжение современных экспедиций давно устарело», – говорилось в заявке СТИЗР. Компания просила разработать снаряжение легкое, удобное и эффективное. Специалисты НАСА выполнили заказ и изготовили для СТИЗР буквально все: одежду, обувь, палатки, нагревательные приборы для приготовления пищи, аптечки первой помощи и даже системы связи.
Палатки можно было рассматривать как показательный пример нового подхода. Большая часть палаток старой конструкции приходилась на крепежные детали. Кроме того, однослойные стенки обладали плохими теплоизолирующими свойствами. Если бы палатки достаточно эффективно сохраняли тепло, можно было бы уменьшить массу спальных мешков и одежды, а также сократить потребность участников экспедиций в высококалорийной пище. Поскольку воздух является великолепным термоизолятором, то решение напрашивалось само собой: конструкция должна быть двухслойной, надувной, не имеющей деталей крепления. Разработанная НАСА палатка весила шесть унций.
Вооружившись небольшим ножным насосом, издававшим при работе легкое шипение. Росс надула первую палатку, изготовленную из двух слоев серебристого майлара толщиной две сотых дюйма и внешне походившую на ребристую сборную хижину из гофрированного металла. Носильщики восторженно зааплодировали, Мунро рассмеялся и покачал головой, а Кахега извлек другой серебристый сверток размером с коробку для обуви:
– А это, доктор? Это что такое?
– Это кондиционер. Он нам сегодня не понадобится, – ответила Росс.
– Ну, конечно, без кондиционера нам никак не обойтись, – все еще смеясь, заметил Мунро.
– Опыт показывает, – серьезно ответила Росс, – что важнейшим фактором, лимитирующим работоспособность человека, является температура воздуха. Второй по важности фактор – лишение сна.
– Не может быть, – расхохотался Мунро.
Он повернулся к Эллиоту, но тот, казалось, был всецело поглощен видом тропического леса, освещенного лучами заходящего солнца. К нему подошла Эми и потянула за рукав.
«Женщина и человек-волосатый-нос ругаются», – жестами сказала она.
Мунро понравился Эми с первых минут знакомства, и эта симпатия оказалась взаимной. Мунро не гладил ее по голове и в отличие от большинства людей относился к ней не как к малышу-несмышленышу, а скорее как к женщине. К тому же ему и раньше часто приходилось иметь дело с гориллами, и он понимал если не язык жестов, то хотя бы мотивацию их поведения. Когда Эми поднимала руки, это значило, что она хочет, чтобы ее почесали. В таких случаях Мунро считал себя просто обязанным уделить ей несколько минут. Эти минуты Эми, сопя от удовольствия, каталась по земле.
Но горилла очень болезненно реагировала на любые людские ссоры. Вот и сейчас она нахмурилась.
– Они просто разговаривают, – успокоил ее Эллиот.
Эми жестами сказала:
«Эми хотеть кушать».
– Попозже, Эми.
Повернувшись, Эллиот увидел, как Росс устанавливает передатчик – теперь это будет повторяться ежедневно до самого последнего дня экспедиции. Эми была в восторге: казалось, ей никогда не наскучит следить за сборкой сложной электронной системы. Приборы, посылавшие сигнал через спутник за десять тысяч миль, весили не больше шести фунтов; еще три фунта приходилось на устройство для радиоэлектронного подавления или РЭП.
Сначала Росс со щелчком раскрыла серебристый пятифутовый зонтик зеркальной параболической антенны. (Антенна особенно нравилась Эми; каждый день, уже с полудня, она будет надоедать Росс одним и тем же вопросом: когда та «раскроет металлический цветок».) Росс соединила антенну с передатчиком и подключила кадмиевые аккумуляторы, потом блок радиоэлектронного подавления помех и, наконец, миниатюрный операторский терминал с крохотной клавиатурой и экранчиком дюйма три по диагонали.
Создатели этого оборудования использовали самые последние достижения науки и технологии. Объем памяти компьютера Росс составлял 189 килобайт, все схемы в нем дублировались, кожухи были герметично запаяны и устойчивы к ударам, клавиши реагировали не на давление, а на электрическое сопротивление, поэтому вся система работала без движущихся деталей, которые могли бы засориться, пропускать воду или пыль.
И все эти приборы были просто неправдоподобно прочными и надежными. Росс помнила, как проводили их «полевые испытания». На автомобильной стоянке СТИЗР техники бросали их на бетон, колотили о стену, оставляли на ночь в ведре с грязной водой. Прибор признавался годным для экспедиций только в том случае, если он исправно работал на следующий день.
Теперь же, возле ущелья Морути, Росс передала кодовый координатный сигнал, чтобы установить с Хьюстоном двустороннюю связь, проверила мощность сигнала и выждала положенные шесть минут, пока не синхронизируется работа ретранслятора. Но и через шесть минут на экранчике были лишь серые полосы статических помех, чередующиеся с пульсирующими цветными полосами. Это означало, что для глушения их системы связи кто-то воспользовался «симфонией».
На принятом в СТИЗР сленге простейший способ радиоэлектронного подавления передач конкурентов называли «трубой». Как ребенок из соседней квартиры, который только учится играть на трубе, такое глушение доставляет беспокойство, но не более того: оно концентрируется в ограниченном диапазоне частот, часто беспорядочно, но, как правило, все же позволяет передать и принять сообщение. Следующим по сложности способом подавления является «струнный квартет», в котором несколько частот подавляются упорядочение, потом следует «биг бенд», когда электронная музыка перекрывает еще более широкий диапазон частот, но самым эффективным способом остается «симфония», при которой блокируется практически весь диапазон радиосвязи.
Вот и сейчас Росс столкнулась с «симфонией». Пробиться сквозь ее звуки считалось невозможным, но в СТИЗР для таких ситуаций было разработано несколько методов борьбы с глушением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52