Я насчитал четырех. Один из них помахал мне, подзывая ближе. Я колебался.
Где же остальные?
Я никого не видел, кроме людей у машин. Они снова замахали, подзывая меня. Я пошел к ним, когда внезапный тяжелый удар сзади бросил меня лицом в мокрую траву.
Только через секунду я понял, что случилось.
Мне выстрелили в спину.
А потом все вокруг меня взорвалось пальбой. Из автоматического оружия. Улица освещалась оружейным огнем, словно молниями. Звуки эхом отдавались от многоэтажек по обеим сторонам улицы. Звенело разбивающееся стекло. Я слышал, как вокруг кричали люди. Огонь усилился. Я услышал звук зажигания, машины заревели мимо меня вниз по улице. Почти сразу послышался вой полицейских сирен, визг шин и засверкали вспышки мигалок. Я оставался там, где был, лицом в траве. Мне казалось, что я лежу уже час. Потом я понял, что теперь все крики вокруг были по-английски.
Наконец, кто-то подошел, согнулся надо мной и сказал: «Не шевелись, лейтенант. Позволь мне вначале взглянуть.» Я узнал голос Коннора. Он рукой пощупал мою спину. Потом спросил: «Ты можешь повернуться, лейтенант?» Я повернулся.
Стоя в жестком свете прожекторов, Коннор смотрел вниз на меня. «Не пробило», сказал он. «Но завтра у тебя будет зверски болеть спина.» Он помог мне встать на ноги.
Я оглянулся посмотреть на человека, который стрелял в меня. Но там уже никого не было: только несколько пустых гильз поблескивали тускло-желтым в зеленой траве перед входной дверью.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Заголовок гласил: «Насилие банды вьетнамцев в Вест-Сайде». В заметке говорилось, что Питер Смит, офицер специальной службы ДПЛА, оказался жертвой злобного нападения банды из округа Ориндж, известной под именем Суки-Убийцы. В лейтенанта Смита выстрелили дважды, прежде чем на сцене появилась полицейская подмога и рассеяла нападавших молодчиков. Двое бандитов в перестрелке убиты. Живым никого не захватили. Я читал газеты в ванне, отмачивая болевшую спину. По обе стороны хребта чернели два кровоподтека: громадные и безобразные. Было больно дышать. Я отослал Мишель побыть с недельку у моей матери в Сан-Диего, пока дела не придут в норму. Элен повезла ее вчера поздно ночью. Я продолжал читать.
В заметке утверждалось, что Суки-Убийцы были членами той банды, которые неделей раньше подошли к двухлетнему черному мальчику Родни Ховарду и выстрелили ребенку в голову, когда он ездил на трехколесном велосипеде по лужайке перед своим домом в Инглвуде. По слухам данный инцидент являлся посвящением в банду и его бессмысленная злобность породила яростные споры, способен ли ДПЛА справиться с насилием бандитов в Южной Калифорнии. Снова у моей двери толклась масса репортеров, но я не хотел ни с кем говорить. Постоянно звонил телефон, однако я включил автоответчик. Я просто сидел в ванне и пытался решить, что делать.
В разгар утра я позвонил Кену Шубику в «Таймс».
«Я ждал, когда же ты объявишься», сказал он. «Ты, должно быть, рад.»
«Рад чему?»
«Что остался в живых», сказал Кен. «Эти парни - убийцы.» «Ты имеешь в виду вьетнамских ребят прошлой ночью?», спросил я. «Они говорили по-японски.»
«Нет.»
«Да, Кен.»
«Мы зря пустили эту заметку?»
«Не совсем.»
«Тогда все объясняется», сказал он.
«Что объясняется?»
«Это заметка Крысы. А от Крысы сегодня сильно воняет. Поговаривают даже, что его увольняют. Никто не может вычислить, но что-то здесь произошло», сказал он. «Кого-то на самом верху редакции какой-то жук цапнул в задницу по поводу Японии. Во всяком случае мы начали серию исследований о японских корпорациях в Америке.»
«О, вот как!»
«Конечно, этого не скажешь по сегодняшней газете. Ты смотрел раздел бизнеса?»
«Нет, а что?»
«„Дарли-Хиггинс“ объявила о продаже „МайкроКон“ корпорации „Акаи“. На четвертой странице раздела бизнеса. Заметка в два сантиметра.» «То есть?»
«Большего не стоит, я полагаю. Просто очередная американская корпорация, проданная японцам. Я проверил. После 1987 года японцы купили сто восемьдесят американских компаний электроники и высокой технологии. Это больше не новость.»
«Но газета начала расследование?»
«То самое слово. Будет не легко, потому что все эмоциональные индикаторы падают. Баланс торговли с Японией уменьшается. Конечно, он только кажется лучше, потому что сейчас они больше не экспортируют так много машин. Они делают их здесь. И кормят своей продукцией малых драконов, поэтому дефицит проявляется в их колонках, а не в японской. Они увеличили покупку апельсинов и строевого леса, чтобы дела выглядели получше. По сути, они относятся к нам, как к развивающейся стране. Они импортируют наше сырье. Но не покупают наши конечные товары. Говорят, что мы не делаем того, что им нужно.»
«Может, и не делаем, Кен.»
«Скажешь это судье.» Он вздохнул. «Но я не знаю, чертыхнется ли публика. Вот в чем вопрос. Даже по поводу налогов.» Я чувствовал себя слегка отупевшим. «Налогов?» «Мы готовим большую серию о налогах. Правительство наконец обратило внимание, что японские корпорации делают здесь тьму бизнеса, но платят мало налогов в Америке. Некоторые вообще не платят, что смешно. Они контролируют свои доходы, завышая цены на японские компоненты, которые импортируют на американские сборочные заводы. Это возмутительно, однако и прежде американское правительство никогда не действовало слишком быстро, чтобы наказать японцев. А японцы тратят полмиллиарда долларов в год в Вашингтоне, чтобы всех успокоить.»
«И вы хотите сделать статью о налогах?»
"Ага. И присматриваемся к Накамото. Мои источники продолжают говорить, что Накамото стоит перед выдвижением обвинения в замораживании цен. Замораживание цен - так называется игра японских компаний. Я составил список тех, кто попадал под обвинения. Нинтендо в 1991 заморозила цены на игры. Мицубиси в том же году заморозила цены на телевизоры. Панасоник в 1989.
Минольта в 1987, И ты понимаешь, что это лишь верхушка айсберга."
«Тогда хорошо, что вы готовите статью», сказал я. Он кашлянул. «Ты хочешь записать? О вьетнамцах, которые говорили по-японски?»
«Нет», сказал я.
«Мы вместе во всем этом», сказал он.
«Не думаю, что это кому-то поможет», сказал я.
* * *
Я был на ленче с Коннором в суши-баре в Калвер-сити. Когда мы подъехали, кто-то вешал на окно надпись «Закрыто». Увидев Коннора, он перевернул табличку на «Открыто».
«Здесь меня знают», сказал Коннор.
«Хотите сказать, вы им нравитесь?»
«Это понять трудно.»
«Ценят в вас покупателя?»
«Нет», сказал Коннор. «Наверное, Хироши предпочел бы закрыться. Для него не выгодно держать дело всего для двоих покупателей гайджинов. Но я хожу сюда часто. Он уважает человеческие отношения. По сути, это не имеет отношения к бизнесу или к симпатии.»
Мы вылезли из машины.
«Американцы не понимают», сказал он. «Ибо японская система фундаментально отлична.»
«Ага, но мне кажется, что они начинают понимать», сказал я. И рассказал историю Кена Шубика о замораживании цен.
Коннор вздохнул. «Дешевый выстрел - сказать, что японцы бесчестны. Они не таковы - просто они играют по другим правилам. До американцев это просто не доходит.»
«Это прекрасно», возразил я. «Однако, замораживание цен незаконно.»
«В Америке, да», сказал он. «Но это нормальная процедура в Японии. Запомни, кохай, правила фундаментально отличны. Тайные соглашения - это их способ работы. Скандал с акциями Номура это показывает. Американцы морализируют по поводу тайных соглашений, вместо того, чтобы смотреть на это просто как на другой способ делать бизнес. Только и всего.» Мы вошли в суши-бар. Масса поклонов и приветствий. Коннор поговорил по-японски и мы сели за стойку. Ничего не заказав. Я спросил: «Мы не будем заказывать?»
«Нет», ответил Коннор. «Это было бы оскорбительно. Хироши сам решит за нас, что нам сегодня понравится.»
Поэтому мы просто сидели за стойкой и Хироши принес тарелки. Я смотрел, как он режет рыбу.
Зазвонил телефон. Из дальнего конца бара кто-то сказал: «Коннор-сан, онна-но хито-га маттеру-то иттемашита-то.»
«Домо», ответил Коннор, кивая. Он повернулся ко мне и потащил из бара. «Оказывается, мы не хотим есть. Настало время нам пойти на следующую встречу. Ты захватил ленту?»
«Да.»
«Хорошо.»
«Куда мы идем?»
«Повидать твою подругу», ответил он. «Мисс Асакуму.»
* * *
Подпрыгивая на выбоинах фривея Санта Моника, мы направлялись в даунтаун. Послеполуденное небо было серым, казалось, что идет дождь. Спина болела. Коннор глядел в окно, что-то жужжа про себя. В суматохе я забыл о звонке Терезы прошлым вечером. Она сказала, что просмотрела последнюю часть ленты и думает, что имеется три пробела. «Вы говорили с ней?»
«С Терезой? Коротко. Я дал ей несколько советов.»
«Прошлым вечером она сказала, что с лентой проблема.»
«Да? Мне она об этом не упомянула.»
Я чувствовал, что он не говорит мне всю правду, но спина болезненно пульсировала и у меня не было настроения давить на него. Временами я думал, что Коннор сам превратился в японца. У него были такие сдержанные, такие уклончивые манеры.
Я сказал: «Вы никогда не рассказывали мне, почему покинули Японию.» «А, это.» Он вздохнул. «Я работал на одну корпорацию. Советником по безопасности. Но дело не пошло.»
«Почему?»
«Ну, с работой-то все было в порядке. Она была прекрасной.»
«Тогда что?»
Он покачал головой. «Большинство людей, которые жили в Японии, возвращаются со смешанными чувствами. Японцы во многом чудесный народ. Они трудяги, интеллигентны, обладают чувством юмора. Они по-настоящему целостны. И они - самый расистский народ на планете. Вот почему они всегда обвиняют в расизме кого-то еще. Они так предвзяты, что предполагают, что все остальные должны быть такими же. И пожив в Японии… через некоторое время я просто устал от того, как идут дела. Я устал смотреть, как женщины переходят на другую сторону улицы, когда вечером видят, что я направляюсь в их сторону. Я устал обращать внимание, что последние два места в подземке, которые остаются свободными, находятся по обе стороны от меня. Я устал, что стюардессы спрашивают пассажиров-японцев, не возражают ли они сидеть рядом с гайджином, думая, что я не понимаю, что они говорят, потому что говорят это по-японски. Я устал быть исключением, устал от тонкого патронажа, от шуток за спиной. Я устал быть ниггером. Я просто… устал. Я сдался.» «Звучит так, словно на самом деле они вам не нравятся.» «Нет», ответил Коннор. «Нравятся. Я очень их люблю. Однако, я не японец, а они никогда не позволят мне забыть это.» Он снова вздохнул. «У меня много друзей-японцев, которые работают в Америке, и для них это тоже тяжело. Различия проявляются с обоих сторон. Они тоже чувствуют себя исключенными. С ними рядом тоже не садятся. Но мои друзья всегда просят меня помнить, что они прежде всего человеческие существа, а уж потом японцы. К несчастью, мой опыт доказывает, что это не всегда верно.» «Хотите сказать, что они прежде всего японцы?»
Он покачал головой. «Семья есть семья.»
Остаток пути мы проехали в молчании.
* * *
Мы находились в небольшой комнате на третьем этаже общежития для иностранных студентов. Тереза Асакума объяснила, что это не ее комната, она принадлежит другу, который этот семестр учится в Италии. Она выставила на стол небольшой VCR и маленький монитор.
«Я подумала, что стоит убраться из лаборатории», сказала она, быстро перематывая ленту вперед. «Однако, хочу, чтобы вы это увидели. Это конец одной из принесенных вами лент. Начинается сразу после того, как сенатор покинул комнату.»
Она замедлила ленту и я увидел широкую панораму сорок шестого этажа здания Накамото. На этаже было пусто. Бледное тело Черил Остин лежало на темном конференц-столе.
Лента продолжала крутиться.
Ничего не происходило. Это была статичная сцена.
Я спросил: «На что мы смотрим?»
«Просто ждите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Где же остальные?
Я никого не видел, кроме людей у машин. Они снова замахали, подзывая меня. Я пошел к ним, когда внезапный тяжелый удар сзади бросил меня лицом в мокрую траву.
Только через секунду я понял, что случилось.
Мне выстрелили в спину.
А потом все вокруг меня взорвалось пальбой. Из автоматического оружия. Улица освещалась оружейным огнем, словно молниями. Звуки эхом отдавались от многоэтажек по обеим сторонам улицы. Звенело разбивающееся стекло. Я слышал, как вокруг кричали люди. Огонь усилился. Я услышал звук зажигания, машины заревели мимо меня вниз по улице. Почти сразу послышался вой полицейских сирен, визг шин и засверкали вспышки мигалок. Я оставался там, где был, лицом в траве. Мне казалось, что я лежу уже час. Потом я понял, что теперь все крики вокруг были по-английски.
Наконец, кто-то подошел, согнулся надо мной и сказал: «Не шевелись, лейтенант. Позволь мне вначале взглянуть.» Я узнал голос Коннора. Он рукой пощупал мою спину. Потом спросил: «Ты можешь повернуться, лейтенант?» Я повернулся.
Стоя в жестком свете прожекторов, Коннор смотрел вниз на меня. «Не пробило», сказал он. «Но завтра у тебя будет зверски болеть спина.» Он помог мне встать на ноги.
Я оглянулся посмотреть на человека, который стрелял в меня. Но там уже никого не было: только несколько пустых гильз поблескивали тускло-желтым в зеленой траве перед входной дверью.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Заголовок гласил: «Насилие банды вьетнамцев в Вест-Сайде». В заметке говорилось, что Питер Смит, офицер специальной службы ДПЛА, оказался жертвой злобного нападения банды из округа Ориндж, известной под именем Суки-Убийцы. В лейтенанта Смита выстрелили дважды, прежде чем на сцене появилась полицейская подмога и рассеяла нападавших молодчиков. Двое бандитов в перестрелке убиты. Живым никого не захватили. Я читал газеты в ванне, отмачивая болевшую спину. По обе стороны хребта чернели два кровоподтека: громадные и безобразные. Было больно дышать. Я отослал Мишель побыть с недельку у моей матери в Сан-Диего, пока дела не придут в норму. Элен повезла ее вчера поздно ночью. Я продолжал читать.
В заметке утверждалось, что Суки-Убийцы были членами той банды, которые неделей раньше подошли к двухлетнему черному мальчику Родни Ховарду и выстрелили ребенку в голову, когда он ездил на трехколесном велосипеде по лужайке перед своим домом в Инглвуде. По слухам данный инцидент являлся посвящением в банду и его бессмысленная злобность породила яростные споры, способен ли ДПЛА справиться с насилием бандитов в Южной Калифорнии. Снова у моей двери толклась масса репортеров, но я не хотел ни с кем говорить. Постоянно звонил телефон, однако я включил автоответчик. Я просто сидел в ванне и пытался решить, что делать.
В разгар утра я позвонил Кену Шубику в «Таймс».
«Я ждал, когда же ты объявишься», сказал он. «Ты, должно быть, рад.»
«Рад чему?»
«Что остался в живых», сказал Кен. «Эти парни - убийцы.» «Ты имеешь в виду вьетнамских ребят прошлой ночью?», спросил я. «Они говорили по-японски.»
«Нет.»
«Да, Кен.»
«Мы зря пустили эту заметку?»
«Не совсем.»
«Тогда все объясняется», сказал он.
«Что объясняется?»
«Это заметка Крысы. А от Крысы сегодня сильно воняет. Поговаривают даже, что его увольняют. Никто не может вычислить, но что-то здесь произошло», сказал он. «Кого-то на самом верху редакции какой-то жук цапнул в задницу по поводу Японии. Во всяком случае мы начали серию исследований о японских корпорациях в Америке.»
«О, вот как!»
«Конечно, этого не скажешь по сегодняшней газете. Ты смотрел раздел бизнеса?»
«Нет, а что?»
«„Дарли-Хиггинс“ объявила о продаже „МайкроКон“ корпорации „Акаи“. На четвертой странице раздела бизнеса. Заметка в два сантиметра.» «То есть?»
«Большего не стоит, я полагаю. Просто очередная американская корпорация, проданная японцам. Я проверил. После 1987 года японцы купили сто восемьдесят американских компаний электроники и высокой технологии. Это больше не новость.»
«Но газета начала расследование?»
«То самое слово. Будет не легко, потому что все эмоциональные индикаторы падают. Баланс торговли с Японией уменьшается. Конечно, он только кажется лучше, потому что сейчас они больше не экспортируют так много машин. Они делают их здесь. И кормят своей продукцией малых драконов, поэтому дефицит проявляется в их колонках, а не в японской. Они увеличили покупку апельсинов и строевого леса, чтобы дела выглядели получше. По сути, они относятся к нам, как к развивающейся стране. Они импортируют наше сырье. Но не покупают наши конечные товары. Говорят, что мы не делаем того, что им нужно.»
«Может, и не делаем, Кен.»
«Скажешь это судье.» Он вздохнул. «Но я не знаю, чертыхнется ли публика. Вот в чем вопрос. Даже по поводу налогов.» Я чувствовал себя слегка отупевшим. «Налогов?» «Мы готовим большую серию о налогах. Правительство наконец обратило внимание, что японские корпорации делают здесь тьму бизнеса, но платят мало налогов в Америке. Некоторые вообще не платят, что смешно. Они контролируют свои доходы, завышая цены на японские компоненты, которые импортируют на американские сборочные заводы. Это возмутительно, однако и прежде американское правительство никогда не действовало слишком быстро, чтобы наказать японцев. А японцы тратят полмиллиарда долларов в год в Вашингтоне, чтобы всех успокоить.»
«И вы хотите сделать статью о налогах?»
"Ага. И присматриваемся к Накамото. Мои источники продолжают говорить, что Накамото стоит перед выдвижением обвинения в замораживании цен. Замораживание цен - так называется игра японских компаний. Я составил список тех, кто попадал под обвинения. Нинтендо в 1991 заморозила цены на игры. Мицубиси в том же году заморозила цены на телевизоры. Панасоник в 1989.
Минольта в 1987, И ты понимаешь, что это лишь верхушка айсберга."
«Тогда хорошо, что вы готовите статью», сказал я. Он кашлянул. «Ты хочешь записать? О вьетнамцах, которые говорили по-японски?»
«Нет», сказал я.
«Мы вместе во всем этом», сказал он.
«Не думаю, что это кому-то поможет», сказал я.
* * *
Я был на ленче с Коннором в суши-баре в Калвер-сити. Когда мы подъехали, кто-то вешал на окно надпись «Закрыто». Увидев Коннора, он перевернул табличку на «Открыто».
«Здесь меня знают», сказал Коннор.
«Хотите сказать, вы им нравитесь?»
«Это понять трудно.»
«Ценят в вас покупателя?»
«Нет», сказал Коннор. «Наверное, Хироши предпочел бы закрыться. Для него не выгодно держать дело всего для двоих покупателей гайджинов. Но я хожу сюда часто. Он уважает человеческие отношения. По сути, это не имеет отношения к бизнесу или к симпатии.»
Мы вылезли из машины.
«Американцы не понимают», сказал он. «Ибо японская система фундаментально отлична.»
«Ага, но мне кажется, что они начинают понимать», сказал я. И рассказал историю Кена Шубика о замораживании цен.
Коннор вздохнул. «Дешевый выстрел - сказать, что японцы бесчестны. Они не таковы - просто они играют по другим правилам. До американцев это просто не доходит.»
«Это прекрасно», возразил я. «Однако, замораживание цен незаконно.»
«В Америке, да», сказал он. «Но это нормальная процедура в Японии. Запомни, кохай, правила фундаментально отличны. Тайные соглашения - это их способ работы. Скандал с акциями Номура это показывает. Американцы морализируют по поводу тайных соглашений, вместо того, чтобы смотреть на это просто как на другой способ делать бизнес. Только и всего.» Мы вошли в суши-бар. Масса поклонов и приветствий. Коннор поговорил по-японски и мы сели за стойку. Ничего не заказав. Я спросил: «Мы не будем заказывать?»
«Нет», ответил Коннор. «Это было бы оскорбительно. Хироши сам решит за нас, что нам сегодня понравится.»
Поэтому мы просто сидели за стойкой и Хироши принес тарелки. Я смотрел, как он режет рыбу.
Зазвонил телефон. Из дальнего конца бара кто-то сказал: «Коннор-сан, онна-но хито-га маттеру-то иттемашита-то.»
«Домо», ответил Коннор, кивая. Он повернулся ко мне и потащил из бара. «Оказывается, мы не хотим есть. Настало время нам пойти на следующую встречу. Ты захватил ленту?»
«Да.»
«Хорошо.»
«Куда мы идем?»
«Повидать твою подругу», ответил он. «Мисс Асакуму.»
* * *
Подпрыгивая на выбоинах фривея Санта Моника, мы направлялись в даунтаун. Послеполуденное небо было серым, казалось, что идет дождь. Спина болела. Коннор глядел в окно, что-то жужжа про себя. В суматохе я забыл о звонке Терезы прошлым вечером. Она сказала, что просмотрела последнюю часть ленты и думает, что имеется три пробела. «Вы говорили с ней?»
«С Терезой? Коротко. Я дал ей несколько советов.»
«Прошлым вечером она сказала, что с лентой проблема.»
«Да? Мне она об этом не упомянула.»
Я чувствовал, что он не говорит мне всю правду, но спина болезненно пульсировала и у меня не было настроения давить на него. Временами я думал, что Коннор сам превратился в японца. У него были такие сдержанные, такие уклончивые манеры.
Я сказал: «Вы никогда не рассказывали мне, почему покинули Японию.» «А, это.» Он вздохнул. «Я работал на одну корпорацию. Советником по безопасности. Но дело не пошло.»
«Почему?»
«Ну, с работой-то все было в порядке. Она была прекрасной.»
«Тогда что?»
Он покачал головой. «Большинство людей, которые жили в Японии, возвращаются со смешанными чувствами. Японцы во многом чудесный народ. Они трудяги, интеллигентны, обладают чувством юмора. Они по-настоящему целостны. И они - самый расистский народ на планете. Вот почему они всегда обвиняют в расизме кого-то еще. Они так предвзяты, что предполагают, что все остальные должны быть такими же. И пожив в Японии… через некоторое время я просто устал от того, как идут дела. Я устал смотреть, как женщины переходят на другую сторону улицы, когда вечером видят, что я направляюсь в их сторону. Я устал обращать внимание, что последние два места в подземке, которые остаются свободными, находятся по обе стороны от меня. Я устал, что стюардессы спрашивают пассажиров-японцев, не возражают ли они сидеть рядом с гайджином, думая, что я не понимаю, что они говорят, потому что говорят это по-японски. Я устал быть исключением, устал от тонкого патронажа, от шуток за спиной. Я устал быть ниггером. Я просто… устал. Я сдался.» «Звучит так, словно на самом деле они вам не нравятся.» «Нет», ответил Коннор. «Нравятся. Я очень их люблю. Однако, я не японец, а они никогда не позволят мне забыть это.» Он снова вздохнул. «У меня много друзей-японцев, которые работают в Америке, и для них это тоже тяжело. Различия проявляются с обоих сторон. Они тоже чувствуют себя исключенными. С ними рядом тоже не садятся. Но мои друзья всегда просят меня помнить, что они прежде всего человеческие существа, а уж потом японцы. К несчастью, мой опыт доказывает, что это не всегда верно.» «Хотите сказать, что они прежде всего японцы?»
Он покачал головой. «Семья есть семья.»
Остаток пути мы проехали в молчании.
* * *
Мы находились в небольшой комнате на третьем этаже общежития для иностранных студентов. Тереза Асакума объяснила, что это не ее комната, она принадлежит другу, который этот семестр учится в Италии. Она выставила на стол небольшой VCR и маленький монитор.
«Я подумала, что стоит убраться из лаборатории», сказала она, быстро перематывая ленту вперед. «Однако, хочу, чтобы вы это увидели. Это конец одной из принесенных вами лент. Начинается сразу после того, как сенатор покинул комнату.»
Она замедлила ленту и я увидел широкую панораму сорок шестого этажа здания Накамото. На этаже было пусто. Бледное тело Черил Остин лежало на темном конференц-столе.
Лента продолжала крутиться.
Ничего не происходило. Это была статичная сцена.
Я спросил: «На что мы смотрим?»
«Просто ждите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52