Изнуряющий душу штиль кончался, уступая место предштормовому волнению. Оно захватывало его, заставляло подняться, стряхивало долгое оцепенение, влекло за собой. Тероян понимал, что дело тут не только в расследовании, которое он ведет. Причина кроется в самой девушке, в ее почти мистическом, загадочном облике, словно бы она не была земной женщиной, а обитателем одной из дальних звезд. Будь на ее месте другая, помогал бы он ей так, как сейчас?
— Пользуйтесь моей библиотекой, не стесняйтесь, — произнес Тим, чтобы нарушить молчание.
— Я уже взяла томик Ронгара, — ответила она. — И даже нашла вашу закладку и подчеркнутые строки.
— Какие же?
— Хотите послушать? Пожалуйста, — и Глория процитировала на память: Презренен этот век, презренен тот мужчина, кто в плен идет к любви и мнит, что честен мир…
— И как на ваш взгляд? — Тероян немного смутился.
— Ну что же. Век действительно презренен, хотя Ронгар имел в виду иное время. Но достоин ли унижения мужчина, попадающий в любовный плен?
— Здесь несколько другое. Речь идет о человеке самообманывающемся, который считает, что любовь, как и весь мир, честны. Потому он и презренен.
— А разве не так? Разве любовь — обман?
— Почти всегда. Причем один из самых наихудших его видов. Человека завлекают в западню, или он сам послушно идет туда, а потом, как правило, бросают или умирают. Что в сущности одно и то же для любящего сердца.
— Я с вами не согласна. И на моей стороне множество примеров, вы сами их знаете.
— Кто-то все равно умирает первым.
— Мрачная философия. Тогда не надо любить?
— Не надо идти в плен к любви. Терять голову.
— Любовь — плен взаимный и добровольный.
— Взаимообязывающий обман.
— Мне кажется, вы стараетесь изо всех сил, чтобы выглядеть как можно безрадостнее.
— Вы еще слишком молоды, Глория. Не забывайте, что я старше вас лет этак на двадцать.
— А это много или мало? — кокетливо спросила она, чуть наклонив голову, обжигая его синим пламенем. Разговор становился все более опасным, словно они передвигались по обледеневшей дорожке.
— Достаточно, — отозвался он. Это прозвучало и как ответ на ее вопрос, и как заключительная фраза в беседе. Но Глория не отступала.
— И много ли в вашей жизни было обманутых? — спросила она.
— Чаще в этом положении оказывался я сам.
— Бедняжка, — пожалела Глория. — И теперь вы разочарованы.
— Ехидничать не обязательно.
— Я просто стараюсь понять вас.
— Зачем? Я — скучная книга.
— А вот это бывает ясным только на последней странице. Кроме того, вы наговариваете на себя. Да, читать вас нелегко. И, наверное, не каждому по силам. Но тем интереснее.
— Забавно. Похоже, что вы… изучаете меня?
— Но ведь и вы занимаетесь тем же? Разве нет? Почему вы так смотрите на меня?
— Вы правы, Глория, — сознался Тероян. — Я тоже хочу понять вас. Вы для меня — необъяснимая загадка. Как логическое уравнение, которое надо решить.
— А когда вы найдете ответ… что будет потом?
— Не знаю. Может быть, поезд пойдет дальше, до следующей станции.
— Может быть, остановится. Или сойдет с рельсов.
— Вы угадываете мои мысли.
— А вы мои? — девушка поднялась. — Голова разболелась, — добавила она. — Спокойной ночи.
— Всего доброго, — отозвался Тероян, провожая ее взглядом. Сегодня он также решил лечь пораньше. Разговор с Глорией, их какое-то странное объяснение во взаимном интересе отклонили ход его мыслей, направили их в иное русло, но сейчас он вновь вернулся к тому, о чем думал последние четыре часа. Он искал связь между всеми преступлениями, совершенными Квазимодо. И даже в постели продолжал думать о них, перерабатывая прочитанный в кабинете Карпатова материал. И работа эта, помимо его воли, не оставляла его сознание и во сне.
Среди ночи Тероян неожиданно проснулся, словно кто-то толкнул его в бок. Его охватил жар: он отчетливо представил себе цель, преследуемую маньяком, его идею-фикс, и боялся поверить себе, своей удаче. Ответ оказывался таким простым и… невероятным. Возможно ли это? Не решаясь оставаться наедине со своими сомнениями, Тероян торопливо набрал номер Карпатова. Ничего, подумал он, Олегу не привыкать к звонкам в три часа ночи.
— Ну какого лешего?! — застонал полковник МУРа, узнав голос приятеля. — Вы что там с Глорией, с ума посходили?
— Слушай меня внимательно, — сказал Тероян. — Во-первых, девушка спит. А во-вторых, мне, кажется, удалось нащупать объяснение его поступкам.
— Кого — его?
— Квазимодо. Я обратил внимание на одну особенность. Все дети, которых он похищал, были нормальны и здоровы. Кроме того, у всех у них благополучные семьи. Где есть любящие и отец, и мать. Ни в одном случае не было неполноценной семьи.
— Ну и что? — голос Олега все еще был сонным.
— Заметь, сыщик, — повторил Тим. — Ни в физическом, ни в моральном плане похищенные дети не страдали, не были ущемлены.
— Ну и что?! — прорычал Карпатов.
— Тринадцать случаев, Олег. И ни одной разведенной пары, ни одного ребенка, который уже был бы до преступления калекой. Маньяк хорошо изучал свои будущие жертвы. Он не похищал беспризорников, толпами шатающихся по Москве. А казалось бы — чего проще? Помани «сникерсом» — сами побегут, делай что хочешь. Нет, он выбирал чистеньких, здоровых, смышленых, чтобы нанести удар в самое сердце, душу родителям.
— Что-то я тебя не понимаю.
— Причину преступлений Квазимодо надо искать в его детстве, — сказал Тероян. — Во-первых, в его отношениях с родителями, если они у него были, или с кем-нибудь одним из них. А во-вторых, я уверен, это человек с каким-либо физическим недостатком.
— Так, так, — голос Олега начал проясняться. — Ты хочешь сказать, что он горбун или хромоножка?
— Что-то в этом роде.
— И мстит за свое уродство?
— Наконец-то сообразил, — Тероян почувствовал, как оживился Карпатов, как отлетел его сон.
— Значит, надо искать калеку?
— Калеку или человека с физическими отклонениями. Врожденными или приобретенными в детстве. И из неблагополучной семьи.
— Мне нравится твоя версия. По крайней мере она хоть что-то объясняет. Хоть какие-то мотивы его поступков. Но знаешь, сколько таких людей в Москве и Подмосковье?
— И все равно, круг подозреваемых сузится.
— У меня самого родители не всегда ладили, а сам я с плоскостопием.
— Хватит шутить. А что ты думаешь о резвом Гуркине? Что-то чересчур ловко он вам утирает нос.
— А мы его несколько раз допрашивали. Что о нем сказать? Для таких людей, чем хуже — тем лучше. Их главная задача — разрушить в России все, что только можно. Мне кажется, он даже сладострастно ждет каждое новое преступление. Ну как же, общественность бурлит, все волнуются, можно половить рыбку в мутной воде, спихнуть кого надо. Вот, кстати, по твоей версии, и кандидат на роль Квазимодо — у него какой-то сплющенный с боков череп. Родовая травма.
— А где он достает снимки жертв?
— Знаешь, сейчас все покупается и продается. Кто-то и у нас в МУРе подторговывает. Только ухватить за руку не можем. Ладно, если еще чем-нибудь осенит, — звони.
Тероян повесил трубку, но спать уже не хотелось. Он достал записную книжку, найденную в кожаной сумочке, и принялся ее внимательно изучать, перелистывая страницы, вглядываясь в абракадабру цифр и букв. Некоторые строчки были подчеркнуты красным карандашом. Например: «Тр. 8. 19.» Далее следовало: «М. 9. Нк. 3. Р. 40. У. В. 2. Ш. 200 б. 18 м.» Потом шел пропуск и вновь подчеркнутый текст с загадочной мешаниной. И так на каждом листке. Что это могло означать? Всего Тероян насчитал двадцать пять заполненных страниц, а выделенных красным карандашом строчек было сорок две. Он не сомневался, что записная книжка принадлежит мотоциклистам, как и видеокассета. Но в каких зловещих играх они принимали участие? Что если они и есть некий коллективный Квазимодо? Надо обязательно встретиться с Шелешевым и разузнать о них поподробнее. И оставался еще хозяин харчевни, личность довольно-таки странная, внезапно замкнувшаяся при его расспросах. Тероян убрал записную книжку и неподвижно лежал на диване, осмысливая прошедшие дни и устремив тяжелый взгляд в белеющее окно.
К одиннадцати часам Тим и Глория подъехали к Государственной Думе, где у парадного подъезда их поджидал Георгий Юнгов. Тероян представил их, а девушка внимательно, изучающе смотрела на красивого журналиста, словно пыталась отворить некоторые запертые двери в лабиринте своей памяти.
— Пошли скорее, — поторопил Жора. — На двенадцать назначено обсуждение Псковской проблемы. Город уже почти захвачен Эстонией, а мы и в ус не дуем. Будто так и надо. Курилы потеряли, Севастополь отдали, Благовещенск взяли силой, так и отгрызают помаленьку кто что может. Смех и слезы. Ладно, Марзонов ждет нас.
— Мы с вами нигде не встречались? — спросила Глория.
— Уж если бы виделись, наверное, я бы запомнил. Девушка вы редкой красоты. Я не шучу.
Но Глория оставила его комплимент без внимания. Юнгов провел их мимо поста, показав свое парламентское удостоверение; они поднялись на второй этаж, где к одной из дверей простой кнопкой был пришпилен клочок бумаги: «Комитет по национальной безопасности».
— Все время переезжают, не успевают таблички менять, — пояснил Юнгов. — Живут на чемоданах. Того и гляди разгонят или расстреляют, как в девяносто третьем году. Кстати, зимой я сам буду баллотироваться в Думу.
— Зачем?
— А зачем люди сходят с ума? Чтобы испытать новые ощущения. Поможешь мне в избирательной кампании?
— Чем?
— Будешь возить шприц с лекарствами и делать мне взбадривающие инъекции. А вы, Глория, привлечете избирателей своим обликом. Если мы все доживем до зимы, — добавил он, открывая дверь. Марзонов, чье лицо было знакомо по телевыступлениям, встретил их сидя за столом, оторвавшись от разложенных бумаг. Мельком взглянув на девушку, он пристально посмотрел на Тима.
— Итак, вас интересует Хашиги? — хрипло произнес он. — А позвольте узнать, чем вызвано столь повышенное внимание к этой персоне?
— Торговля конверсионным оружием, — наугад ответил Тероян. Марзонов усмехнулся.
— Разговор у нас вряд ли получится, — сердито сказал он. — Вы говорите неправду.
Наступила неловкая пауза, в продолжении которой Марзонов насмешливо поглядывал на посетителей.
— Ладно, я вам помогу, — снисходительно произнес он. — Жора, погуляй пока с девушкой, покажи ей там что-нибудь.
После того как он столь бесцеремонно выставил из своего кабинета Глорию и Юнгова, Марзонов сказал:
— Хашиги каким-то образом связан с вашей спутницей, верно?
— Его визитную карточку нашли в кармане ее платья, — ответил Тероян. Она испытала сильный психологический шок, последствия которого сказываются до сих пор. Я подозреваю, что Хашиги замешан в уголовном преступлении.
Марзонов одобрительно качнул седовласой головой.
— Не удивлюсь, — согласился он. — Там где есть следы экономических преступлений, государственных, там же ищи и уголовные. Хашиги — скользкий тип, абсолютно аморальная фигура. Такие люди не останавливаются ни перед чем. Собственно говоря, я их и не считаю людьми. Это — фантом, призраки, выпущенные из преисподней. Вот так-то, милостивый государь. Что вас конкретно интересует? Я буду только рад, если вы ухватите его за одно из щупальцев. Так что вы хотите знать?
— Все.
Марзонов посмотрел на часы.
— Все вы не услышите и за целый день. Впрочем, всего мы и сами не знаем. Но корни он здесь пустил настолько глубокие, что выкорчевывать придется не один год. Вы упомянули торговлю российским оружием. Это только одно из направлений деятельности доктора Хашиги. Есть и другие. У нас в запасе двадцать минут, постараюсь обрисовать их кратко. Известны три пути быстрого обогащения: нефть, оружие, наркотики. Хашиги причастен ко всем из них. Кроме того, филиалы его корпорации в Санкт-Петербурге и Новосибирске имеют лицензии на трансплантацию человеческих органов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Пользуйтесь моей библиотекой, не стесняйтесь, — произнес Тим, чтобы нарушить молчание.
— Я уже взяла томик Ронгара, — ответила она. — И даже нашла вашу закладку и подчеркнутые строки.
— Какие же?
— Хотите послушать? Пожалуйста, — и Глория процитировала на память: Презренен этот век, презренен тот мужчина, кто в плен идет к любви и мнит, что честен мир…
— И как на ваш взгляд? — Тероян немного смутился.
— Ну что же. Век действительно презренен, хотя Ронгар имел в виду иное время. Но достоин ли унижения мужчина, попадающий в любовный плен?
— Здесь несколько другое. Речь идет о человеке самообманывающемся, который считает, что любовь, как и весь мир, честны. Потому он и презренен.
— А разве не так? Разве любовь — обман?
— Почти всегда. Причем один из самых наихудших его видов. Человека завлекают в западню, или он сам послушно идет туда, а потом, как правило, бросают или умирают. Что в сущности одно и то же для любящего сердца.
— Я с вами не согласна. И на моей стороне множество примеров, вы сами их знаете.
— Кто-то все равно умирает первым.
— Мрачная философия. Тогда не надо любить?
— Не надо идти в плен к любви. Терять голову.
— Любовь — плен взаимный и добровольный.
— Взаимообязывающий обман.
— Мне кажется, вы стараетесь изо всех сил, чтобы выглядеть как можно безрадостнее.
— Вы еще слишком молоды, Глория. Не забывайте, что я старше вас лет этак на двадцать.
— А это много или мало? — кокетливо спросила она, чуть наклонив голову, обжигая его синим пламенем. Разговор становился все более опасным, словно они передвигались по обледеневшей дорожке.
— Достаточно, — отозвался он. Это прозвучало и как ответ на ее вопрос, и как заключительная фраза в беседе. Но Глория не отступала.
— И много ли в вашей жизни было обманутых? — спросила она.
— Чаще в этом положении оказывался я сам.
— Бедняжка, — пожалела Глория. — И теперь вы разочарованы.
— Ехидничать не обязательно.
— Я просто стараюсь понять вас.
— Зачем? Я — скучная книга.
— А вот это бывает ясным только на последней странице. Кроме того, вы наговариваете на себя. Да, читать вас нелегко. И, наверное, не каждому по силам. Но тем интереснее.
— Забавно. Похоже, что вы… изучаете меня?
— Но ведь и вы занимаетесь тем же? Разве нет? Почему вы так смотрите на меня?
— Вы правы, Глория, — сознался Тероян. — Я тоже хочу понять вас. Вы для меня — необъяснимая загадка. Как логическое уравнение, которое надо решить.
— А когда вы найдете ответ… что будет потом?
— Не знаю. Может быть, поезд пойдет дальше, до следующей станции.
— Может быть, остановится. Или сойдет с рельсов.
— Вы угадываете мои мысли.
— А вы мои? — девушка поднялась. — Голова разболелась, — добавила она. — Спокойной ночи.
— Всего доброго, — отозвался Тероян, провожая ее взглядом. Сегодня он также решил лечь пораньше. Разговор с Глорией, их какое-то странное объяснение во взаимном интересе отклонили ход его мыслей, направили их в иное русло, но сейчас он вновь вернулся к тому, о чем думал последние четыре часа. Он искал связь между всеми преступлениями, совершенными Квазимодо. И даже в постели продолжал думать о них, перерабатывая прочитанный в кабинете Карпатова материал. И работа эта, помимо его воли, не оставляла его сознание и во сне.
Среди ночи Тероян неожиданно проснулся, словно кто-то толкнул его в бок. Его охватил жар: он отчетливо представил себе цель, преследуемую маньяком, его идею-фикс, и боялся поверить себе, своей удаче. Ответ оказывался таким простым и… невероятным. Возможно ли это? Не решаясь оставаться наедине со своими сомнениями, Тероян торопливо набрал номер Карпатова. Ничего, подумал он, Олегу не привыкать к звонкам в три часа ночи.
— Ну какого лешего?! — застонал полковник МУРа, узнав голос приятеля. — Вы что там с Глорией, с ума посходили?
— Слушай меня внимательно, — сказал Тероян. — Во-первых, девушка спит. А во-вторых, мне, кажется, удалось нащупать объяснение его поступкам.
— Кого — его?
— Квазимодо. Я обратил внимание на одну особенность. Все дети, которых он похищал, были нормальны и здоровы. Кроме того, у всех у них благополучные семьи. Где есть любящие и отец, и мать. Ни в одном случае не было неполноценной семьи.
— Ну и что? — голос Олега все еще был сонным.
— Заметь, сыщик, — повторил Тим. — Ни в физическом, ни в моральном плане похищенные дети не страдали, не были ущемлены.
— Ну и что?! — прорычал Карпатов.
— Тринадцать случаев, Олег. И ни одной разведенной пары, ни одного ребенка, который уже был бы до преступления калекой. Маньяк хорошо изучал свои будущие жертвы. Он не похищал беспризорников, толпами шатающихся по Москве. А казалось бы — чего проще? Помани «сникерсом» — сами побегут, делай что хочешь. Нет, он выбирал чистеньких, здоровых, смышленых, чтобы нанести удар в самое сердце, душу родителям.
— Что-то я тебя не понимаю.
— Причину преступлений Квазимодо надо искать в его детстве, — сказал Тероян. — Во-первых, в его отношениях с родителями, если они у него были, или с кем-нибудь одним из них. А во-вторых, я уверен, это человек с каким-либо физическим недостатком.
— Так, так, — голос Олега начал проясняться. — Ты хочешь сказать, что он горбун или хромоножка?
— Что-то в этом роде.
— И мстит за свое уродство?
— Наконец-то сообразил, — Тероян почувствовал, как оживился Карпатов, как отлетел его сон.
— Значит, надо искать калеку?
— Калеку или человека с физическими отклонениями. Врожденными или приобретенными в детстве. И из неблагополучной семьи.
— Мне нравится твоя версия. По крайней мере она хоть что-то объясняет. Хоть какие-то мотивы его поступков. Но знаешь, сколько таких людей в Москве и Подмосковье?
— И все равно, круг подозреваемых сузится.
— У меня самого родители не всегда ладили, а сам я с плоскостопием.
— Хватит шутить. А что ты думаешь о резвом Гуркине? Что-то чересчур ловко он вам утирает нос.
— А мы его несколько раз допрашивали. Что о нем сказать? Для таких людей, чем хуже — тем лучше. Их главная задача — разрушить в России все, что только можно. Мне кажется, он даже сладострастно ждет каждое новое преступление. Ну как же, общественность бурлит, все волнуются, можно половить рыбку в мутной воде, спихнуть кого надо. Вот, кстати, по твоей версии, и кандидат на роль Квазимодо — у него какой-то сплющенный с боков череп. Родовая травма.
— А где он достает снимки жертв?
— Знаешь, сейчас все покупается и продается. Кто-то и у нас в МУРе подторговывает. Только ухватить за руку не можем. Ладно, если еще чем-нибудь осенит, — звони.
Тероян повесил трубку, но спать уже не хотелось. Он достал записную книжку, найденную в кожаной сумочке, и принялся ее внимательно изучать, перелистывая страницы, вглядываясь в абракадабру цифр и букв. Некоторые строчки были подчеркнуты красным карандашом. Например: «Тр. 8. 19.» Далее следовало: «М. 9. Нк. 3. Р. 40. У. В. 2. Ш. 200 б. 18 м.» Потом шел пропуск и вновь подчеркнутый текст с загадочной мешаниной. И так на каждом листке. Что это могло означать? Всего Тероян насчитал двадцать пять заполненных страниц, а выделенных красным карандашом строчек было сорок две. Он не сомневался, что записная книжка принадлежит мотоциклистам, как и видеокассета. Но в каких зловещих играх они принимали участие? Что если они и есть некий коллективный Квазимодо? Надо обязательно встретиться с Шелешевым и разузнать о них поподробнее. И оставался еще хозяин харчевни, личность довольно-таки странная, внезапно замкнувшаяся при его расспросах. Тероян убрал записную книжку и неподвижно лежал на диване, осмысливая прошедшие дни и устремив тяжелый взгляд в белеющее окно.
К одиннадцати часам Тим и Глория подъехали к Государственной Думе, где у парадного подъезда их поджидал Георгий Юнгов. Тероян представил их, а девушка внимательно, изучающе смотрела на красивого журналиста, словно пыталась отворить некоторые запертые двери в лабиринте своей памяти.
— Пошли скорее, — поторопил Жора. — На двенадцать назначено обсуждение Псковской проблемы. Город уже почти захвачен Эстонией, а мы и в ус не дуем. Будто так и надо. Курилы потеряли, Севастополь отдали, Благовещенск взяли силой, так и отгрызают помаленьку кто что может. Смех и слезы. Ладно, Марзонов ждет нас.
— Мы с вами нигде не встречались? — спросила Глория.
— Уж если бы виделись, наверное, я бы запомнил. Девушка вы редкой красоты. Я не шучу.
Но Глория оставила его комплимент без внимания. Юнгов провел их мимо поста, показав свое парламентское удостоверение; они поднялись на второй этаж, где к одной из дверей простой кнопкой был пришпилен клочок бумаги: «Комитет по национальной безопасности».
— Все время переезжают, не успевают таблички менять, — пояснил Юнгов. — Живут на чемоданах. Того и гляди разгонят или расстреляют, как в девяносто третьем году. Кстати, зимой я сам буду баллотироваться в Думу.
— Зачем?
— А зачем люди сходят с ума? Чтобы испытать новые ощущения. Поможешь мне в избирательной кампании?
— Чем?
— Будешь возить шприц с лекарствами и делать мне взбадривающие инъекции. А вы, Глория, привлечете избирателей своим обликом. Если мы все доживем до зимы, — добавил он, открывая дверь. Марзонов, чье лицо было знакомо по телевыступлениям, встретил их сидя за столом, оторвавшись от разложенных бумаг. Мельком взглянув на девушку, он пристально посмотрел на Тима.
— Итак, вас интересует Хашиги? — хрипло произнес он. — А позвольте узнать, чем вызвано столь повышенное внимание к этой персоне?
— Торговля конверсионным оружием, — наугад ответил Тероян. Марзонов усмехнулся.
— Разговор у нас вряд ли получится, — сердито сказал он. — Вы говорите неправду.
Наступила неловкая пауза, в продолжении которой Марзонов насмешливо поглядывал на посетителей.
— Ладно, я вам помогу, — снисходительно произнес он. — Жора, погуляй пока с девушкой, покажи ей там что-нибудь.
После того как он столь бесцеремонно выставил из своего кабинета Глорию и Юнгова, Марзонов сказал:
— Хашиги каким-то образом связан с вашей спутницей, верно?
— Его визитную карточку нашли в кармане ее платья, — ответил Тероян. Она испытала сильный психологический шок, последствия которого сказываются до сих пор. Я подозреваю, что Хашиги замешан в уголовном преступлении.
Марзонов одобрительно качнул седовласой головой.
— Не удивлюсь, — согласился он. — Там где есть следы экономических преступлений, государственных, там же ищи и уголовные. Хашиги — скользкий тип, абсолютно аморальная фигура. Такие люди не останавливаются ни перед чем. Собственно говоря, я их и не считаю людьми. Это — фантом, призраки, выпущенные из преисподней. Вот так-то, милостивый государь. Что вас конкретно интересует? Я буду только рад, если вы ухватите его за одно из щупальцев. Так что вы хотите знать?
— Все.
Марзонов посмотрел на часы.
— Все вы не услышите и за целый день. Впрочем, всего мы и сами не знаем. Но корни он здесь пустил настолько глубокие, что выкорчевывать придется не один год. Вы упомянули торговлю российским оружием. Это только одно из направлений деятельности доктора Хашиги. Есть и другие. У нас в запасе двадцать минут, постараюсь обрисовать их кратко. Известны три пути быстрого обогащения: нефть, оружие, наркотики. Хашиги причастен ко всем из них. Кроме того, филиалы его корпорации в Санкт-Петербурге и Новосибирске имеют лицензии на трансплантацию человеческих органов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33