Плещутся волны. Смех. Я вижу лишь отдельные фрагменты. Радость, дети. Почему вы спросили о детстве? Почему? — она смотрела прямо в глаза Терояну, а губы ее начинали предательски дрожать. — Почему?
Тим накрыл ее руку ладонью, успокаивая.
— Все, хорошо, — сказал он. — Мы снова здесь, выпейте чая. Сейчас мы соберемся и пойдем по магазинам — это увлекательнейшее занятие, особенно для молодой девушки, — он понял, что именно той темы — детства — нельзя касаться ни в коем случае, и говорил быстро, отвлекая ее внимание, возвращая ее к себе. — Что скажете, то и будем покупать. Вам много чего надо, а я люблю тратить деньги. Для того они и предназначены. Но я не большой знаток в женских одеяниях. Привык к белым, медицинским халатам сестры в них подобны ангелам небесным. Впрочем, так оно и есть. Вы что-нибудь смыслите в медицине?
— А вы знаете, — девушка уже успокоилась. — Мне кажется, я имею к ней какое-то отношение…
— Да? Чудесно. Как-нибудь я вас проэкзаменую. Когда будет время, — и в этот миг Терояна остро кольнула мысль об окровавленном скальпеле в сумочке.
— Наверное, скоро я стану вам в тягость, — чуть грустно произнесла Глория. — Куда вы меня тогда денете? Сдадите в архив, в больницу? Или отвезете на учебную кафедру в качестве экспоната.
— Нет. Я вас зажарю в духовке и съем. Не говорите глупостей. Кстати, как вы познакомились с теми мотоциклистами у харчевни? — Тероян вновь ступил на опасную тропинку над простиравшейся бездной. Но девушка отнеслась к этому неожиданно спокойно.
— Не знаю, — просто ответила она. — Я не помню. Тероян вынул из ящика стола пачку сигарет «ЛМ».
— Если вы курите, то — пожалуйста, — произнес он. — Только такие.
— Замечательно. Мои любимые, — ответила Глория. — Но — благодарю. Я редко когда выкуриваю одну-две сигаретки за день.
— А больше и не надо, — согласился Тероян. — Значит, проживете на один-два десяток лет больше. Тогда — в путь? Даю вам на сборы, по-военному, десять минут.
— Слушаюсь, господин полковник! — весело отозвалась девушка, угадав его настоящее звание.
Ближе всего было покупать вещи на бывшей Выставке Достижений Народного Хозяйства. Сейчас, конечно, не было никаких достижений, ни вообще какого-либо хозяйства, лишь одна большая Зона. Зона эта называлась Москвой, где, правда, еще сохранялись кое-какие крохотные островки свежести и разума. Но в целом эта гниющая Зона источала миазмы безумия, разврата, лени и подлости, где стреляли и насиловали налево и направо, без разбора.
Тим Тероян и Глория Мирт, два человека с чужими именами, шли к бывшей ВДНХ, оставив «Жигули» у дома, шли пешком, поскольку погода сегодня была солнечной, светлой, теплой, и это явление казалось самым удивительным в теперешней Москве. Вроде бы и климат здесь должен бы соответствовать ее нынешнему характеру — быть злым, колючим, убивающим медленной смертью. Шли по улице Цандера, по улице Королева, мимо телецентра, мимо его затаившихся, закрытых наглухо окон.
Они шли и, конечно же, разговаривали о другом, о каких-то незначительных пустяках и не было в их беседе почти никакого смысла, кроме одного: своими пустяковыми вопросами, осторожными замечаниями Тим Тероян прощупывал реакцию девушки, как бы держа руку на ее пульсе — вот он оставался ровным, вот убыстрялся, вот стремительно набирал силу, и тогда он искусно гасил бешеный ритм, возвращая его в спокойное состояние. Это походило на сложную радиоигру двух разведчиков, один из которых посылал в эфир дезинформацию, а второй обрабатывал ее и отделял зерна от плевел. Или выглядело, как состязание в прятки, где скрывшийся в темном доме человек своими перемещениями помогает обнаружить себя противнику.
Из беседы с Глорией Тим сделал для себя следующий вывод: девушка, несомненно, получила хорошее воспитание, она образованна, умна, наблюдательна, обладает как техническими, так и гуманитарными навыками. Единственное, что она не может вспомнить из прошлого, — свою личную нить в нем, свое место в оставшейся позади жизни. Она как бы родилась заново день назад, но с уже огромным грузом знаний двадцатипятилетнего человека, не потратившего свое драгоценное время лишь на увеселительные развлечения. Но это рождение оказалось страшным для появившегося на свет существа, оно прошло в муках, с чудовищной болью, ужасом, с присутствующей рядом смертью.
На Выставке они прошлись по ряду магазинчиков, киосков, мимо торгующего люда, где можно было выбрать все необходимое для молодой женщины, правда, под французской наклейкой вполне мог оказаться одесский брак. Но Тероян исправно платил за все, что приглянулось Глории. А приглянулось ей не так уж и много: темно-вишневые брючки из вельвета, такого же цвета мягкие туфельки, кремовая блузка, легкий синий плащ, молодежные джинсы с кроссовками, кое-какие мелочи: гребень, косметика… Там, где продавалось женское белье, Тероян, оставив ей деньги, деликатно ушел в сторону. Он знал, что под этим шикарным вечерним платьем от Кардена на девушке больше ничего нет, ни единой нитки. Вчера, когда после укола реланиума она наконец-то успокоилась и уснула на его руках, и он отнес ее в постель, а потом раздел и укрыл одеялом, Тим видел всю ее прекрасную наготу, беззащитное, но непорочное под его взглядом юное тело.
Домой они вернулись к половине первого. Тут-то и позвонил Георгий Юнгов. Без долгих расспросов он сказал:
— А приезжайте-ка ко мне на Тайнинскую через пару часов. Я кое-что выяснил насчет доктора Саддака Хашиги. Он живет как раз в тех местах, где ты встретил девушку. Возле Медвежьих Озер. У него там целое поместье. Это иранский миллионер. Дело, Тим, весьма серьезное. Остальное — при встрече, и Юнгов повесил трубку.
Тероян покрутил головой, вращая ее слева направо, что вошло у него в привычку после того осколочного ранения. Да это как-то и снимало периодически возникающие боли в висках. Глория ушла в свою комнату — теперь уже «свою», где ей не терпелось, как любой молодой и привлекательной женщине, примерить обновы. Отрывать ее от этого занятия было бы бесчеловечно, и Тероян решил ехать один. К тому же ему хотелось сначала самому выяснить, что имеет в виду Жора под этим «серьезным делом». А через минуту позвонил Олег Карпатов.
— Где ты бродишь? — сердито прорычал он в трубку. — Ты выяснил хоть: ее эта сумка или не ее?
— Я только узнал, что «ЛМ» — ее любимые сигареты, — тихо ответил Тероян, отворачиваясь от закрытой в комнату девушки двери. — Но этого мало.
— Конечно, мало, — язвительно согласился полковник МУРа. — «ЛМ» пол-Москвы курит. Идиот, там же есть очки, надень их на нее, и все станет ясно. А если они подойдут, так пусть напишет что-нибудь, там же есть записная книжка, сличи почерк. Пользуется ли она той губной помадой или нет? Любит ли эту музыку? Учить вас всему надо!
Тероян стерпел. Он привык терпеть — научился этому у раненых.
— А ты что узнал о Глории Мирт? — спросил он.
— Пока ничего. У нас не зарегистрирована. В паспортных столах Москвы нет. Каким ветром ее сюда занесло? Может, это вообще вымышленное имя? Буду связываться с другими городами, искать через компьютерную сеть.
— А через посольства этого припадочного СНГ?
— А может, еще дать запросы в Париж, Лондон, Нью-Йорк? У меня что, другой работы нету? И так торчу здесь в субботу, которую все честные евреи чтут как выходной.
— Не прикидывайся обрезанным, Олежек.
— Ладно. Теперь об этих таблетках. Это циклодол. Если выпить штук десять, да запить стакашкой водки, то…
— Знаю, не учи врача, кретин, — отомстил Тероян. — Реакция — дикое возбуждение, необузданность. Наркотик наоборот.
— Тогда последнее, — смирился Карпатов. — Хашиги — иранский миллионер, живет неподалеку от тех мест, где ты подобрал девушку, возле…
— Медвежьих Озер, — продолжил Тероян. — Об этом мне уже звонил Жорка.
— Дело там серьезное, — добавил Олег с интонацией Юнгова.
— Вот так же и он сказал, слово в слово.
— Остальное — при встрече.
— Вы что, сговорились?
— Ну не телефонный это разговор!
— Я же знаю, ты звонишь не из своего кабинета на третьем этаже, а из будки, где-нибудь на Чеховской.
— Угадал! — радостно и уважительно отозвался Карпатов. — Стану я пользоваться служебным телефоном. Еще не знаю, под колпаком какого Мюллера нахожусь? Столько их, гадов, расплодилось за последнее время! Но вот что я тебе скажу, умник. Ничего без меня не предпринимай, никаких самостийных действий. Усек? А вечером, часикам к семи, приезжай вместе с Глорией, или как ее там? — ко мне, домой. Думаю, общение с Машей пойдет ей на пользу, да и нам есть о чем потолковать.
— Ладно, — согласился Тероян, вешая трубку. Но далеко отойти от телефона ему не удалось. На сей раз звонил Влад Шелешев, и разговор был краток. Он лишь как-то туманно сообщил, что тот район находится под чужим влиянием, но мотоциклистов ищут, а хозяина харчевни вскоре начнут тихонько простукивать. И все. «Никто ничего толком не объяснит», — подумал Тероян, но все равно был рад всем трем звонкам своих старых приятелей. Видно, осталось еще между ними что-то помимо преферанса… Он посмотрел на часы пора было ехать к Юнгову на дачу, на Тайнинскую.
Тероян поднялся и постучал в комнату Глории.
— Нельзя! — услышал он ее голос. Пришлось ждать минут пять, прежде чем она вышла, одетая в те темно-вишневые брючки и кремовую блузку. Все сидело отлично и подчеркивало что надо. Терояну захотелось сделать ей какой-нибудь комплимент, но он не нашел ничего лучшего, чем сказать:
— По-моему, ткань очень прочная.
Глория мило улыбнулась в ответ на эту нелепую фразу.
— Я ненадолго покидаю вас, — смущенно произнес Тероян. — Часиков до пяти. А вы никому не открывайте ни при каких обстоятельствах. И не подходите пока к телефону. Могу я оставить вас одну?
— Конечно, — сказала она. — Я знаю, что еда в холодильнике, а газовая плитка включается посредством зажигания спички. Спичка — это такая маленькая палочка…
— Ну хорошо, хорошо, — остановил ее Тим, поднимая обе руки. — Будьте снисходительны. Да, вот еще что. Вечером мы приглашены в гости. В форму одежды почему-то входят очки, — он достал их из ящика и протянул девушке. Ну-ка, примерьте.
Она послушно нацепила их на нос, разом преобразившись в глуповатую классную даму.
— Но я же ничегошеньки не вижу! — возмутилась Глория.
— Тогда снимите и выбросьте в окно. Явимся без очков. Скрывать за ними такие чудесные, синие глаза — измена Родине, — этот комплимент, вырвавшийся как-то сам собой, прозвучал уже несколько лучше. А у Терояна сразу отлегло от сердца, когда он подумал, что сумочка с ее неприятным содержимым, все же, очевидно, не ее. Он еще раз взглянул на Глорию, которая, словно позабыв о нем, стояла перед зеркалом, поворачиваясь гибкой талией, и чувствовала себя здесь, как дома.
Глава четвертая
РАЗВЕДКА
Дачный поселок, где в летнее время жил Георгий Юнгов со своей сестрой Ларой, назывался почему-то Бермудским треугольником. Может быть, потому, что с высоты птичьего полета он имел именно эту геометрическую форму. Но люди здесь не исчезали бесследно вместе со своими дачами и время не останавливалось. Обитали тут журналисты, писатели, разные деятели культуры. Чистых бизнесменов не допускали, брезговали.
Тероян въехал через открытые ворота, мимо будки со сторожем, который его узнал и махнул рукой. Проехал по главной улице, свернул в боковую и еще двигался метров сто, а возле дома Юнгова, обнесенного металлической копьевидной решеткой, развернул «Жигули» и направил их через распахнутые створки, затормозив на участке, рядом с «Москвичом» своего школьного приятеля.
Но из машины выходить не стал. У Юнгова был огромный черный дог, большой «любитель» разных непрошеных гостей. Он признавал и слушался только своих хозяев — Георгия и Лару, а ко всем остальным относился, как к смертельным врагам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Тим накрыл ее руку ладонью, успокаивая.
— Все, хорошо, — сказал он. — Мы снова здесь, выпейте чая. Сейчас мы соберемся и пойдем по магазинам — это увлекательнейшее занятие, особенно для молодой девушки, — он понял, что именно той темы — детства — нельзя касаться ни в коем случае, и говорил быстро, отвлекая ее внимание, возвращая ее к себе. — Что скажете, то и будем покупать. Вам много чего надо, а я люблю тратить деньги. Для того они и предназначены. Но я не большой знаток в женских одеяниях. Привык к белым, медицинским халатам сестры в них подобны ангелам небесным. Впрочем, так оно и есть. Вы что-нибудь смыслите в медицине?
— А вы знаете, — девушка уже успокоилась. — Мне кажется, я имею к ней какое-то отношение…
— Да? Чудесно. Как-нибудь я вас проэкзаменую. Когда будет время, — и в этот миг Терояна остро кольнула мысль об окровавленном скальпеле в сумочке.
— Наверное, скоро я стану вам в тягость, — чуть грустно произнесла Глория. — Куда вы меня тогда денете? Сдадите в архив, в больницу? Или отвезете на учебную кафедру в качестве экспоната.
— Нет. Я вас зажарю в духовке и съем. Не говорите глупостей. Кстати, как вы познакомились с теми мотоциклистами у харчевни? — Тероян вновь ступил на опасную тропинку над простиравшейся бездной. Но девушка отнеслась к этому неожиданно спокойно.
— Не знаю, — просто ответила она. — Я не помню. Тероян вынул из ящика стола пачку сигарет «ЛМ».
— Если вы курите, то — пожалуйста, — произнес он. — Только такие.
— Замечательно. Мои любимые, — ответила Глория. — Но — благодарю. Я редко когда выкуриваю одну-две сигаретки за день.
— А больше и не надо, — согласился Тероян. — Значит, проживете на один-два десяток лет больше. Тогда — в путь? Даю вам на сборы, по-военному, десять минут.
— Слушаюсь, господин полковник! — весело отозвалась девушка, угадав его настоящее звание.
Ближе всего было покупать вещи на бывшей Выставке Достижений Народного Хозяйства. Сейчас, конечно, не было никаких достижений, ни вообще какого-либо хозяйства, лишь одна большая Зона. Зона эта называлась Москвой, где, правда, еще сохранялись кое-какие крохотные островки свежести и разума. Но в целом эта гниющая Зона источала миазмы безумия, разврата, лени и подлости, где стреляли и насиловали налево и направо, без разбора.
Тим Тероян и Глория Мирт, два человека с чужими именами, шли к бывшей ВДНХ, оставив «Жигули» у дома, шли пешком, поскольку погода сегодня была солнечной, светлой, теплой, и это явление казалось самым удивительным в теперешней Москве. Вроде бы и климат здесь должен бы соответствовать ее нынешнему характеру — быть злым, колючим, убивающим медленной смертью. Шли по улице Цандера, по улице Королева, мимо телецентра, мимо его затаившихся, закрытых наглухо окон.
Они шли и, конечно же, разговаривали о другом, о каких-то незначительных пустяках и не было в их беседе почти никакого смысла, кроме одного: своими пустяковыми вопросами, осторожными замечаниями Тим Тероян прощупывал реакцию девушки, как бы держа руку на ее пульсе — вот он оставался ровным, вот убыстрялся, вот стремительно набирал силу, и тогда он искусно гасил бешеный ритм, возвращая его в спокойное состояние. Это походило на сложную радиоигру двух разведчиков, один из которых посылал в эфир дезинформацию, а второй обрабатывал ее и отделял зерна от плевел. Или выглядело, как состязание в прятки, где скрывшийся в темном доме человек своими перемещениями помогает обнаружить себя противнику.
Из беседы с Глорией Тим сделал для себя следующий вывод: девушка, несомненно, получила хорошее воспитание, она образованна, умна, наблюдательна, обладает как техническими, так и гуманитарными навыками. Единственное, что она не может вспомнить из прошлого, — свою личную нить в нем, свое место в оставшейся позади жизни. Она как бы родилась заново день назад, но с уже огромным грузом знаний двадцатипятилетнего человека, не потратившего свое драгоценное время лишь на увеселительные развлечения. Но это рождение оказалось страшным для появившегося на свет существа, оно прошло в муках, с чудовищной болью, ужасом, с присутствующей рядом смертью.
На Выставке они прошлись по ряду магазинчиков, киосков, мимо торгующего люда, где можно было выбрать все необходимое для молодой женщины, правда, под французской наклейкой вполне мог оказаться одесский брак. Но Тероян исправно платил за все, что приглянулось Глории. А приглянулось ей не так уж и много: темно-вишневые брючки из вельвета, такого же цвета мягкие туфельки, кремовая блузка, легкий синий плащ, молодежные джинсы с кроссовками, кое-какие мелочи: гребень, косметика… Там, где продавалось женское белье, Тероян, оставив ей деньги, деликатно ушел в сторону. Он знал, что под этим шикарным вечерним платьем от Кардена на девушке больше ничего нет, ни единой нитки. Вчера, когда после укола реланиума она наконец-то успокоилась и уснула на его руках, и он отнес ее в постель, а потом раздел и укрыл одеялом, Тим видел всю ее прекрасную наготу, беззащитное, но непорочное под его взглядом юное тело.
Домой они вернулись к половине первого. Тут-то и позвонил Георгий Юнгов. Без долгих расспросов он сказал:
— А приезжайте-ка ко мне на Тайнинскую через пару часов. Я кое-что выяснил насчет доктора Саддака Хашиги. Он живет как раз в тех местах, где ты встретил девушку. Возле Медвежьих Озер. У него там целое поместье. Это иранский миллионер. Дело, Тим, весьма серьезное. Остальное — при встрече, и Юнгов повесил трубку.
Тероян покрутил головой, вращая ее слева направо, что вошло у него в привычку после того осколочного ранения. Да это как-то и снимало периодически возникающие боли в висках. Глория ушла в свою комнату — теперь уже «свою», где ей не терпелось, как любой молодой и привлекательной женщине, примерить обновы. Отрывать ее от этого занятия было бы бесчеловечно, и Тероян решил ехать один. К тому же ему хотелось сначала самому выяснить, что имеет в виду Жора под этим «серьезным делом». А через минуту позвонил Олег Карпатов.
— Где ты бродишь? — сердито прорычал он в трубку. — Ты выяснил хоть: ее эта сумка или не ее?
— Я только узнал, что «ЛМ» — ее любимые сигареты, — тихо ответил Тероян, отворачиваясь от закрытой в комнату девушки двери. — Но этого мало.
— Конечно, мало, — язвительно согласился полковник МУРа. — «ЛМ» пол-Москвы курит. Идиот, там же есть очки, надень их на нее, и все станет ясно. А если они подойдут, так пусть напишет что-нибудь, там же есть записная книжка, сличи почерк. Пользуется ли она той губной помадой или нет? Любит ли эту музыку? Учить вас всему надо!
Тероян стерпел. Он привык терпеть — научился этому у раненых.
— А ты что узнал о Глории Мирт? — спросил он.
— Пока ничего. У нас не зарегистрирована. В паспортных столах Москвы нет. Каким ветром ее сюда занесло? Может, это вообще вымышленное имя? Буду связываться с другими городами, искать через компьютерную сеть.
— А через посольства этого припадочного СНГ?
— А может, еще дать запросы в Париж, Лондон, Нью-Йорк? У меня что, другой работы нету? И так торчу здесь в субботу, которую все честные евреи чтут как выходной.
— Не прикидывайся обрезанным, Олежек.
— Ладно. Теперь об этих таблетках. Это циклодол. Если выпить штук десять, да запить стакашкой водки, то…
— Знаю, не учи врача, кретин, — отомстил Тероян. — Реакция — дикое возбуждение, необузданность. Наркотик наоборот.
— Тогда последнее, — смирился Карпатов. — Хашиги — иранский миллионер, живет неподалеку от тех мест, где ты подобрал девушку, возле…
— Медвежьих Озер, — продолжил Тероян. — Об этом мне уже звонил Жорка.
— Дело там серьезное, — добавил Олег с интонацией Юнгова.
— Вот так же и он сказал, слово в слово.
— Остальное — при встрече.
— Вы что, сговорились?
— Ну не телефонный это разговор!
— Я же знаю, ты звонишь не из своего кабинета на третьем этаже, а из будки, где-нибудь на Чеховской.
— Угадал! — радостно и уважительно отозвался Карпатов. — Стану я пользоваться служебным телефоном. Еще не знаю, под колпаком какого Мюллера нахожусь? Столько их, гадов, расплодилось за последнее время! Но вот что я тебе скажу, умник. Ничего без меня не предпринимай, никаких самостийных действий. Усек? А вечером, часикам к семи, приезжай вместе с Глорией, или как ее там? — ко мне, домой. Думаю, общение с Машей пойдет ей на пользу, да и нам есть о чем потолковать.
— Ладно, — согласился Тероян, вешая трубку. Но далеко отойти от телефона ему не удалось. На сей раз звонил Влад Шелешев, и разговор был краток. Он лишь как-то туманно сообщил, что тот район находится под чужим влиянием, но мотоциклистов ищут, а хозяина харчевни вскоре начнут тихонько простукивать. И все. «Никто ничего толком не объяснит», — подумал Тероян, но все равно был рад всем трем звонкам своих старых приятелей. Видно, осталось еще между ними что-то помимо преферанса… Он посмотрел на часы пора было ехать к Юнгову на дачу, на Тайнинскую.
Тероян поднялся и постучал в комнату Глории.
— Нельзя! — услышал он ее голос. Пришлось ждать минут пять, прежде чем она вышла, одетая в те темно-вишневые брючки и кремовую блузку. Все сидело отлично и подчеркивало что надо. Терояну захотелось сделать ей какой-нибудь комплимент, но он не нашел ничего лучшего, чем сказать:
— По-моему, ткань очень прочная.
Глория мило улыбнулась в ответ на эту нелепую фразу.
— Я ненадолго покидаю вас, — смущенно произнес Тероян. — Часиков до пяти. А вы никому не открывайте ни при каких обстоятельствах. И не подходите пока к телефону. Могу я оставить вас одну?
— Конечно, — сказала она. — Я знаю, что еда в холодильнике, а газовая плитка включается посредством зажигания спички. Спичка — это такая маленькая палочка…
— Ну хорошо, хорошо, — остановил ее Тим, поднимая обе руки. — Будьте снисходительны. Да, вот еще что. Вечером мы приглашены в гости. В форму одежды почему-то входят очки, — он достал их из ящика и протянул девушке. Ну-ка, примерьте.
Она послушно нацепила их на нос, разом преобразившись в глуповатую классную даму.
— Но я же ничегошеньки не вижу! — возмутилась Глория.
— Тогда снимите и выбросьте в окно. Явимся без очков. Скрывать за ними такие чудесные, синие глаза — измена Родине, — этот комплимент, вырвавшийся как-то сам собой, прозвучал уже несколько лучше. А у Терояна сразу отлегло от сердца, когда он подумал, что сумочка с ее неприятным содержимым, все же, очевидно, не ее. Он еще раз взглянул на Глорию, которая, словно позабыв о нем, стояла перед зеркалом, поворачиваясь гибкой талией, и чувствовала себя здесь, как дома.
Глава четвертая
РАЗВЕДКА
Дачный поселок, где в летнее время жил Георгий Юнгов со своей сестрой Ларой, назывался почему-то Бермудским треугольником. Может быть, потому, что с высоты птичьего полета он имел именно эту геометрическую форму. Но люди здесь не исчезали бесследно вместе со своими дачами и время не останавливалось. Обитали тут журналисты, писатели, разные деятели культуры. Чистых бизнесменов не допускали, брезговали.
Тероян въехал через открытые ворота, мимо будки со сторожем, который его узнал и махнул рукой. Проехал по главной улице, свернул в боковую и еще двигался метров сто, а возле дома Юнгова, обнесенного металлической копьевидной решеткой, развернул «Жигули» и направил их через распахнутые створки, затормозив на участке, рядом с «Москвичом» своего школьного приятеля.
Но из машины выходить не стал. У Юнгова был огромный черный дог, большой «любитель» разных непрошеных гостей. Он признавал и слушался только своих хозяев — Георгия и Лару, а ко всем остальным относился, как к смертельным врагам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33